– Яшенька чужих не жалует, – сказала женщина. – А вы к Борису, извините, по какому делу?
– Как вас звать-величать? – спросил я, снова атакуя ее очаровательной улыбкой. На этот раз она подействовала, и дама сменила гнев на милость:
– Клавдия Петровна, – представилась старушка и кокетливо добавила: – Некоторые в подъезде и тетей Клавой зовут, но я не обижаюсь. Главное, не бабушка. Я ведь еще не такая старая.
– Это верно, – поддакнул Станислав. – Клавдия Петровна, нам нужно увидеться с вашим соседом. Но поскольку его нет дома, желательно было бы что-нибудь о нем узнать, получить какие-либо сведения. Когда его можно застать?
Женщина пожала мощными плечами:
– Да работает он в Доме культуры, художником. Разве вам это неизвестно?
– Конечно, известно, – подтвердил я, – как и то, что он сегодня должен быть дома. Однако мы его не застали. Случайно не знаете, куда он мог выйти? И где его супруга?
Клавдия Петровна прищурилась:
– Зинка в деревню к матери на недельку уехала. А что он натворил? Вот чуяла я, что когда-нибудь его арестуют.
Мы переглянулись:
– Почему вы так решили?
Она пристально посмотрела на обоих:
– Ладно, не хотите – не говорите. А я вам все скажу. Борька – он вроде тихий сосед, не пьянствует, не буянит, баб в отсутствие своей благоверной Зинки не водит. А вот не лежит у меня к нему душа. Неприятный он какой-то, скользкий, как угорь. Про таких говорят: в тихом омуте черти водятся. А я не права?
Нам ничего не оставалось, как промолчать. «Крачковская» победно улыбнулась:
– Значит, права. Я знаю, вам нельзя разглашать сведения раньше времени. Вы небось пока его только рассматриваете в качестве какого-то подозреваемого. Так я вам скажу: вы пришли по адресу. Он и совершил это преступление.
Нас прошибла дрожь:
– Какое преступление?
Клавдия Петровна не растерялась:
– Да то, в котором вы его подозреваете.
Я усмехнулся:
– Пока он проходит у нас свидетелем.
Тетя Клава махнула пухлой рукой:
– А, рассказывайте… Хотя ладно, понимаю…
– А друзья к нему в гости ходят? – поинтересовался Удалов. Женщина подняла вверх большой палец с коротко стриженным ногтем:
– Вот, кстати… Нет у него друзей. Разве это нормально – гостей не принимать? К Зинке еще подруги бегают, а к нему – хоть бы кто…
– Может, он в гости сам ходит, – подсказал Станислав. – Знаете, не все любят у себя принимать. Жуков часто из дома отлучается?
Хозяйка наморщила лоб:
– В выходные частенько один куда-то мотается. Возможно, бабу навещает.
– Почему вы так думаете? – вставил я. – Вероятно, Борис как раз к друзьям по выходным и отправляется.
Тетя Клава погрозила ему пальцем:
– Меня не проведешь, молодой человек. Посуди сам: раз без супруги идет, значит, компания должна быть чисто мужская. А для чего мужчины своей компанией собираются? Чтобы спокойно напиться и чтобы при этом благоверные над душой не стояли. А он всегда трезвехонький возвращается, как стеклышко. Я уже принюхивалась. Нет, не иначе баба имеется.
– А ваш сосед добрый? Детей любит? – Удалов наконец задал интересующий их обоих вопрос. Женщина обратила взоры к недавно побеленному потолку:
– Наверное, раз своих двое. Впрочем, да, любит. В нашем дворе много деток, так он со всеми общается, всегда подойдет, расспросит, по головке погладит.
Я наконец перешел к главному:
– А вот этого мальчика вы случайно поблизости не видели? – и вытащил фотографию Димы Карпова.
– Знакомый что-то, – тетя Клава взяла из моих рук снимок. – Хорошенький какой. Ухоженный, видимо, из благополучной семьи. – Она еще раз взглянула на фотографию и вернула ее мне. – Нет, поблизости я его не встречала. А должна была?
– Нет, – я спрятал снимок в карман. – Огромное вам спасибо, тетя Клава. Все, что мы хотели, мы узнали.
– А я всегда рада помочь родной милиции, – усмехнулась она. – Правда, теперь вы полиция. И зачем вас переименовали? Все же милиция как-то родней. – Женщина пошла по коридору к входной двери и уже на пороге неожиданно спросила: – Так вы его брать будете? Или как?
Мы дивились ее наблюдательности и чутью.
– Пока только «или как», – пошутил я.
Старушка понимающе посмотрела на нас:
– Ну, ясно. Бывайте, мальчики.
Мы вышли во двор. Сумерки уже заметно сгустились. Вечер выдался очень теплым, что и неудивительно для приморского южного города.(Слушая приятеля, Панфилов дивился его речи. Он и предположить не мог, что суховатый Андрей способен быть поэтичным.) Двор был безлюдным, ни детишек, с которыми любил разговаривать Жуков, ни бездомных собак, наполнявших подобные районы. Окна квартир понемногу освещались электрическим светом, и это придавало дому уютный вид. Он жил вечерней жизнью. Где-то слышался смех, доносилась музыка. Стоит ли говорить, что и нам захотелось домой, однако об этом нечего было и думать.
– Что будем делать? – спросил я. Удалов пожал плечами:
– Ждать. Брать нам пока его не за что. По сути, на него ничего нет, кроме записи с камеры видеонаблюдения. Однако этого слишком мало. Жуков, видно, ловкий и верткий тип. Он скажет: «Ну, проходил мимо школы, перекинулся парой слов с мальчиком и отправился восвояси. Разве запрещается разговаривать на улице?»
– Скажет – и будет десять раз прав, – подтвердил я. – Придется ждать, чтобы побеседовать как со свидетелем. Нужно и нам изловчиться и выдавить из него максимум информации, попытаться поймать его в ловушку. Как всегда говорит Костиков: «Включайте мозги».
– Как он себя поведет, когда увидит полицейских? – размышлял Станислав. – Я, например, не представляю. Хотя, по словам того же Костикова, поведение человека невиновного, оказавшегося под подозрением, предугадать трудно, но возможно, в отличие от поведения закоренелого преступника.
– Он не станет палить в нас из пистолета, это точно, – улыбнулся я. – Ты, Клим, наверное, не знаешь, но я считаю себя знатоком психологии преступника и даже в будущем собираюсь защищаться по этой теме.
Его заявление стало для Клима новостью:
– Ты?
– А кто же?
– Почему именно по психологии?
Старший лейтенант ответил не задумываясь:
– Психологии преступника в работе правоохранительных органов почти не уделяется внимания. Пособий и практических наработок по этой теме всегда было мало, и я решил пополнить их список. Конечно, мы понимаем: чем раньше после совершения преступления преступник будет задержан, тем больше шансов у следствия на успех. Я всегда с интересом слушал рассказы бывалых следователей о том, как преступники действовали вопреки логике и поступали не так, как от них ожидали. Это сбивало следствие с толку и заставляло менять стратегию и тактику. Порой попадался такой умный и хитрый противник, что сыщики говорили о нем с восхищением. Я всегда считал, что у преступника есть некоторое преимущество перед нами, полицейскими. Он свободен в выборе действий, он не ограничен рамками закона и руководствуется только страхом перед неизбежностью наказания. Полицейским же приходится, руководствуясь интуицией и подключая опыт, выбирать тот путь, который близок к пути преступника, но который не может пересечь определенных границ. С одной стороны, работники правоохранительных органов могут упустить преступника, а с другой – преступить закон и поплатиться за это. Я прав?
Панфилов кивнул:
– Именно так.
Андрей удовлетворенно улыбнулся:
– Я тоже так считаю. Так вот, от этих мыслей мне стало нехорошо. Я успокаивал себя только одним: Жуков не сможет помешать нам поймать его, не придумает ничего непредсказуемого. Станислав заметил мое состояние:
– Нервничаешь?
– Да, – признался я. – Что этот фрукт выкинет?
– Думаю, ничего, – спокойно ответил Станислав. – Он и не подозревает, что его ждут.
– Они всегда к этому готовы, – проговорил я. – Слушай, а у тебя нет сигареты?
– Ты же бросил, – усмехнулся Удалов.
– Бросил, – согласился я. – Да вот приспичило.
– А я никогда и не начинал. – Станислав вдохнул полной грудью. – Хорошо-то как! Лето на дворе.
– Только не говори, что мы, как всегда, не заметили, – бросил я. – И без того тошно. Если этот негодяй украл ребенка и издевался над ним, просто не знаю, как сдержать себя и не пристрелить его на месте.
– Подожди… – Станислав предостерегающе поднял руку. – Идет, кажется.
Со стороны детской площадки показалась долговязая фигура. Ошибиться было невозможно. К нам направлялся Жуков. Подходя к подъезду, он становился все мрачнее и тревожнее. Испуганно озирался по сторонам, словно какое-то шестое чувство подсказывало ему: сегодня за ним придут.
– Здравствуйте, Борис Георгиевич, – Удалов вышел ему навстречу. – Мы давно вас тут поджидаем. Нам необходимо… – договорить он не успел. Жуков швырнул в полицейского пакет с продуктами и кинулся бежать.
– Быстрее! – крикнул я, и мы бросились вдогонку.
– Быстрее! – крикнул я, и мы бросились вдогонку.
Миновав детскую площадку, мы выбежали на улицу. К счастью, прохожих в тот день было мало. На освещение этот район не жаловался, и неяркий свет фонарей позволял увидеть фигуру преступника. Я и Удалов были в отличной форме, однако и художник оказался не из слабаков. Он мчался, как антилопа, однако мне удалось сократить расстояние между нами на тридцать метров. Жуков резко свернул в арку между домами и направился к пустырю. Наверное, надеясь перехватить там одиноко стоявших частников. Однако это ему не удалось. Я сделал прыжок и опрокинул Бориса на землю. Мы покатились по сухой траве. Жуков отчаянно пытался освободиться от железной хватки, но ничего не получилось. К тому же подоспел Станислав. И вдвоем мы скрутили подозреваемого.
– Попался, гад! – Я ловко надел на него наручники. Жуков тяжело дышал. Из рассеченной брови на лицо капала кровь.
– Кто вы такие? По какому праву? – пробормотал художник.
Удалов усмехнулся:
– А ты разве не знаешь?
Борис принял гордый вид:
– Понятия не имею. Вызовите полицию.
– Ты прекрасно понимаешь, что мы и есть полиция. – Я толкнул его в спину: – Иди, негодяй. Теперь ты за все ответишь.
Лицо подозреваемого исказилось от страха:
– Я действительно не представляю, что нужно от меня полиции.
– Неужели? – усмехнулся Станислав. – Зачем же ты тогда бежал?
– У нас район неблагополучный по криминогенной обстановке, – сбивчиво пытался объяснить художник. – Здесь часто совершаются ограбления. Причем даже среди бела дня. Вы можете проверить по сводкам. Вот я и испугался. Я принял вас за грабителей.
– Кончай заливать. – Я потащил его к машине. – По дороге тебе лучше признаться, где Дима Карпов.
– Кто, простите? – Удивление казалось искренним. Удалов и я еле сдержались, чтобы не ударить его.
– Ты, гад, говори, где ребенок! – Удалов взял его за грудки. – Ты похитил ребенка предпринимателя Георгия Карпова, Диму, потребовал выкуп, а ребенка не вернул. Где ты его прячешь?
– Я не знаю никакого Диму Карпова и его отца, – твердо сказал Жуков.
– Не знаешь? – Станислав побагровел. – Это мы пока не знаем, сколько на твоей совести сломанных мальчишечьих судеб. Но теперь ты попался, товарищ художник. Камера наружного наблюдения запечатлела тебя, когда ты разговаривал с мальчиком. Ты подозреваемый номер один, Жуков.
Борис побледнел:
– Да. Я, кажется, припоминаю, что было такое дело. Но я могу все объяснить. Это очень просто. Я художник. Я люблю писать портреты детей. Кроме того, у меня есть маленький бизнес. Я делаю кукол – реборнов. Сейчас многие дамы подсели на них. Для большей схожести с настоящими детьми мне нужны детские волосы. Когда я увидел этого мальчика возле школы, то понял: цвет его волос – именно такой, как мне заказывали. Вот и все объяснение. Как видите, оно простое.
– В отделе ты все расскажешь еще подробнее, – я толкнул его в машину.
В автомобиле Жуков молчал, изредка бросая испуганные взгляды. Мы тоже не проронили ни слова. Лишь когда машина притормозила у отдела, Борис напрягся:
– Вы мне не поверили?
– Теперь тебе надо думать, чтобы во все поверил суд, – бросил ему я. – Давай выходи. У меня нет желания прикасаться к тебе.
Жуков покорно вылез.
– Учтите, вы совершаете ошибку. Я невиновен.
– Разберемся.
Костиков и Шмаков ждали нас в кабинете. Они недружелюбно посмотрели на подозреваемого.
– Садитесь, Жуков, – буркнул Валерий.
Художник опустился на стул, но тут же вскочил:
– Извините. Товарищ следователь, я не знаю вашего имени-отчества и звания, вы допускаете ошибку! Ваши сотрудники рассказали мне, в чем меня подозревают. Но это просто нелепое совпадение, не более того. Я уже объяснил, почему подходил к этому ребенку.
– Чтобы срезать волосы для куклы? – уточнил Шмаков. Жуков с благодарностью взглянул на него:
– Именно так. Мне поступил заказ от богатого клиента. Только идиот в наше время отказывается от хороших и абсолютно некриминальных денег.
– Допустим, – кивнул майор. – Разве вы не приглашали его посмотреть у себя дома новую компьютерную игру?
Борис побледнел, и это не укрылось от следователя.
– Да, приглашал, – он опустил голову. – Но, поймите, не мог же я срезать волосы прямо на улице, тем более возле школы. Я хотел показать мальчику кукол, возможно, он сам согласился бы подарить мне прядь своих волос.
– Дальше, – щелкнул пальцами Виктор. Жуков вздрогнул, как от удара.
– Я стал караулить его возле школы, – он поморщился от своих слов. – Я как-то неправильно выразился. Я просто хотел еще раз увидеть этого ребенка. Но, к сожалению, больше его не видел.
– И не слышали по телевизору выступление его отца? – поинтересовался Костиков. Борис развел руками:
– Телевизор смотрит только моя жена. По нему показывают слишком много насилия, а это плохо влияет на мое творчество.
– Понятно, – Валерий наклонил голову. – В смысле, ваше объяснение. Но я вам не верю.
– Почему? – изумился Жуков. – Я говорю чистую правду.
– Когда я собирал материал о вас, я сделал запросы в другие государства, – начал майор. – И неожиданно даже для меня ответ пришел из Украины. Помните того мальчика в Симферополе? Вы думали, он никому ничего не расскажет. А ребенок не смог молчать и подробно рассказал матери, что заставлял его делать дядя, назвавшийся тренером. Охотно верю, что это было ваше первое преступление, Жуков, иначе вы бы не наследили. Ваши отпечатки нашли почти на всех вещах мальчика. К сожалению, ребенок дал не очень точный ваш портрет. Это и понятно. Мальчик постоянно находился в стрессе. Тюрьма вам обеспечена.
Борис уронил голову на руки и зарыдал.
– Это так гадко и так мерзко, – прорывалось у него сквозь слезы. – Но я ничего не мог с собой поделать. Может, это и к лучшему, если вы наконец остановите меня. Я больше не хочу совершать преступления.
– А Дима Карпов? – вставил Шмаков. – Сказали «а», говорите и «б».
Художник захрустел суставами пальцев:
– Я клянусь жизнью своих детей, что не причинил этому мальчику вреда. Да, признаю, я звал его в гости не только с целью отрезать прядь волос. Но говорю вам: больше я его не видел. Это чистая правда. Кстати, а какого числа его похитили?
– Двадцать шестого мая, – металлическим голосом сказал Шмаков. Нечто вроде улыбки мелькнуло на блеклых губах художника:
– Не знаю, можно ли считать это алиби. Меня вызвали на работу в этот день. Приехала какая-то рок-группа, и потребовались плакаты. Я прибыл в Дом культуры в девять утра, а ушел в семнадцать. Меня видели много человек. Вы можете расспросить моих коллег.
– Обязательно сделаем это, – заверил его Костиков и кивнул оперативникам: – А пока уведите задержанного в камеру.
Андрей снова сделал глоток и ответил на вопрос, засветившийся в глазах журналиста:
– Жуков, конечно, подонок, но это оказался не он. На следующий день мы с Удаловым первым делом поехали в Дом культуры и поговорили с коллегами Жукова. Художника на работе не любили, хотя, как и его соседка тетя Клава, не могли объяснить, за что именно, однако все, как один, твердили: двадцать шестого мая Жуков был на рабочем месте и отлучался разве что в столовую, где его тоже видели. Вторая версия тоже никуда не привела. – Он вытер губы салфеткой и встал: – Извини, друг, но теперь мне действительно пора. Кстати, и тебе нужно ехать за Валентином. Его рабочий день уже заканчивается.
– Подожди, – Клим потянул его за рубашку. – И все? Больше никаких подозреваемых?
Тимощук покачал головой:
– Не совсем. К тому времени нам были известны имена владельцев синих джипов. Мы подготовили их фотографии и пригласили Карпова, надеясь, что он узнает кого-нибудь среди них.
Панфилов затаил дыхание:
– И он узнал?
Андрей кивнул:
– Да. Одну из своих клиенток, некую Эльвиру Гашамову. Видишь ли, он некоторым образом оказался причастен к смерти ее дочери.
– Это ты мне просто обязан рассказать, – попытался остановить его журналист, однако полицейский был непреклонен:
– Нет, дружище, мне действительно пора. Пусть Валя поработает с Карповым, и ваш пациент вспомнит эту женщину.
Клим помрачнел:
– Нужна ее фотография. Иначе он может не вспомнить.
– Ну, это вы и без меня отыщете, – улыбнулся Тимощук. – Набери эти имя и фамилию в Интернете, и он выдаст тебе все об этой дамочке. Она не последний человек в городе.
Капитан-лейтенант наморщил лоб:
– Что-то я о ней точно слышал. Гашамова, Гашамова… Кажется, Рита ходила к этой особе. И кажется, в салон красоты. Я угадал?
Тимощук развел руками:
– Вы, журналисты, осведомлены обо всем лучше нас, полицейских. Она хозяйка сети салонов красоты.
Клим встал и пожал приятелю руку:
– Спасибо тебе, дружище.
– Да не за что. – Тимощук подмигнул: – Теперь обязательно звони. Я ведь, считай, в деле. Вальке привет.