— Индейцы, конечно, язычники, но с кофе они придумали совсем неплохо… — признала я.
Воспоминание о религиозных культах напомнило мне о моих приключениях.
Я открыла дверцу шкафа и застыла, выбирая свой сегодняшний прикид.
В это время мой телефон издал дьявольский треск.
— Сейчас, — отозвалась я.
Телефон возмущенно заверещал снова, явно недовольный тем, что я не очень спешно бросилась к нему.
Подняв трубку и пробормотав полусонное «Алло» — пусть им будет стыдно, что они разбудили меня в этакую рань, — я услышала голос Андрюшки Мельникова:
— Танька, я тебя разбудил? Прости… Но у нас тут ЧП.
Я по голосу определила, что, похоже, дельце по моей части.
— Что? — затаив дыхание, спросила я.
— Понимаешь, меня вот тоже из постели выдернули ночью. Короче, паренька нашли. На трассе. С прической под горшок…
Боже! Неужели — Дима?
— Он жив? Это Дима?
— Я не знаю. Кажется, не Дима. И он, Таня, мертв. Умер от истощения, и наркотиков в его крови нашли много… Слишком много. Честно говоря, я вообще не представляю, как он двигался… Ты приедешь?
— Конечно, — кивнула я.
Увы. Мой благонамеренный визит в храм божий откладывался.
Надев первое, что попалось под руку — а это, конечно, как всегда, были джинсы, — я натянула свитер, сверху накинула куртку и вылетела под дождь, не удосужившись допить свой кофе и прихватить необходимый для спокойного передвижения зонт.
* * *— О, боже…
Это вырвалось у меня помимо воли. В морге были только мы с Андрюшкой, патанатом Серега и родители паренька. На них было страшно смотреть. Оба — белые как мел. Губы матери шевелились, и на мальчика она смотрела, пытаясь не узнать его. Она сопротивлялась свершившемуся несчастью с упрямством, но уже начинала понимать, что это бесполезно, и потихоньку сдавалась.
Парнишка был — кожа да кости. На руках, ближе к запястьям, синяки. Мне показалось, что это — следы от наручников.
Я наклонилась, пытаясь понять, насколько я права. Синие полукружья… Такие бывают только от наручников старого образца.
— Андрей, ты это видел? — тихо спросила я.
Он посмотрел и кивнул:
— Да.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Потом поговорим, ладно?
Я понимала, что вызвал он меня не случайно. Не такой он бессребреник, чтобы бросаться мне на помощь. Хотя я, конечно, преувеличиваю. Он всегда приходил мне на помощь — по первому зову. Но сейчас наши интересы явно совпали.
Женщина вскрикнула и завыла, как раненая волчица.
— Все, она признала, что это случилось с ней, — обреченно констатировала я и потянула Андрея за рукав. — Пойдем выйдем. Человеческое горе нуждается иногда в одиночестве.
Он кивнул, и мы вышли наружу. Там он достал сигареты, протянул мне. Я взяла. Некоторое время мы курили молча, пытаясь вернуться в реальность. Хотя — то тело, под простыней, со следами наручников, тоже было реальностью.
— Танька, мне нужна твоя помощь, — наконец произнес Мельников. — Я понимаю, что ты подставляешься, — но давай сверим наши действия. Я не хочу, чтобы ты нашлась в таком же чудном виде.
— Я сумею их обыграть, — пообещала я. Я вообще люблю обещать то, в чем и сама не уверена.
— Нет, Танька. Я сказал, что мне нужна твоя помощь. Но видеть тебя погибшей я не хочу. Поэтому мой первый вопрос: что ты думаешь по поводу этого чертова старца?
— А ты? — задала я встречный вопрос.
— Я потом. Сначала — ты.
— Он опасен. Ловок. Умен. Умеет подчинять себе людей. Теперь вот я еще знаю, что в его арсенале имеются старые наручники. Так вот, сдается мне, что он раньше работал у вас, Андрей. Или в КГБ. И это еще не все… Братва. У него в подчинении, Андрей, бандиты. Я это поняла по уровню записок, которые они подкинули Кате и Оле. Но не из мафии. Ниже уровнем. «Шестерки». К чему мы приходим?
— К тому, что он успел побывать на обеих сторонах, — кивнул Андрей.
— Надо же! Милиция еще не отучила тебя мыслить?
— Не издевайся, — попросил он. — Я все равно сейчас тебе не отвечу. Итак, у нас получился «оборотень»?
— Ну да. Именно. Поэтому попробуй разрыть в архивах, кто у нас на нашего «старца» тянет больше всего.
Я знала, что на это уйдет время. А его у нас не было.
Интересно, за что этого парнишку держали в наручниках?
— Один вопрос, Андрей. Родители этого мальчика — кто они?
— Отец — директор магазина, Таня. По продаже холодильников.
О-о… Да, в нашей стране богатым жить непросто…
— О чем задумалась? — спросил меня Андрей.
— Думаю, что, пожалуй, не стану стремиться в рокфеллеры, — ответила я. — Лучше раздам свои сбережения бедным и отправлюсь гулять в рубище… Чтобы не привлекать к себе ничьего внимания…
— Когда начнешь? — спросил Андрюшка.
— Прямо сейчас…
Я посмотрела на часы. Еще успеваю к концу службы…
— Я тебе больше пока не нужна? — спросила я.
— Нет. Я позвоню попозже. Ты будешь дома?
— Не обещаю. Лучше я позвоню сама.
С этими словами я вышла, глотнув свежего влажного воздуха.
Только в этот момент, когда мои легкие наполнились им, я почувствовала себя немного лучше.
* * *Я быстро домчалась до дома. Там я выгребла старую индийскую юбку, достаточно длинную и темную, дабы удовлетворить церковных старушек. В то же время она была довольно элегантной. То есть — если я правильно поняла суть неофитов, они еще не пришли к нормальному отношению с богом, и изо всех сил стараются навязать ему свое общество. Посему я постаралась. Естественно, мне далось это с некоторым трудом, к тому же я помнила о том, что меня знают, а значит, внешность тоже требует изменения. Темный парик и шаль спрятали мою светлую головку. Контактные линзы превратили мои голубые глаза в карие. Тональная пудра придала моей коже темный оттенок. Теперь я была похожа на молодую цыганочку.
Вылетев из дома, я искренне пожалела, что машинку придется оставить скучать. Это будет совсем не в образе. Бедные неофитки на машинах не разъезжают.
Несчастная тетя Валя, которой постоянно достается фант встречи со мной в непривычном для нее виде, поднималась по лестнице. Увидев меня, она остолбенела.
Я с интересом наблюдала ее реакцию — если она меня сейчас узнает, я плохо подготовилась к военным действиям.
— Вы Танечку ищете? — растерянно спросила она.
Ура! Она меня не узнала!
— Да.
— А она, кажется, ушла. Дверь громко хлопнула…
— Какая жалость… — проворковала я. — Придется зайти попозже.
— Может, ей что-нибудь передать?
— Я сама забегу.
Я спустилась по лестнице, чувствуя себя совершенно другим человеком.
Единственное, что напоминало мне о том, что я — Таня Иванова, — это тщательно спрятанный под фалдами юбки газовый пистолет. На всякий случай… Поскольку неизвестно, куда нас занесет после жилища бога. Вполне вероятно, что в логово дьявола…
* * *Я успела. Служба еще шла. Народу было немного. Встав возле исповедников, я старательно распахивала глаза, пытаясь придать своему лицу неофитское выражение. Каким оно должно быть в точности, я еще не знала, но предполагала, что не очень умным и очень самоуверенным. Поскольку, как я поняла из объяснений отца Николая, мне следует вообразить себя на время избранницей бога, а это я почитаю весьма глупым и весьма самоуверенным.
Итак, я стояла с таким вот лицом и косила глазами, пытаясь определить кандидатов на роль посредника.
Молодежи в церкви Успения действительно было много. Некоторые вполне подходили под мои представления о неофитах. Они меня почти не интересовали. Куда больше меня занимали те, что паслись возле них.
К сожалению, никто под горшок острижен не был, что несколько затрудняло мою задачу.
Сзади меня негромко кашлянули. Я обернулась.
За моей спиной стояли двое. Один был лет сорока, мелкий, невыразительный такой. Длинные волосы сзади были забраны в жидкий пучок. Примечательным был его нос — этакая большая бульба, картошечка без мундира. Он отчего-то пристально смотрел в мою сторону. Наверное, я ему тоже казалась подозрительной.
Нащупав под юбкой свой пистолетик, я немного успокоилась — он на месте, не выпал, и значит, его внимание привлекло что-то другое.
Второй… Вот тут сердце мое затрепетало. Я его узнала сразу. Взмах ресниц и взгляд, брошенный вскользь… Мой черноокий «кавказец» стоял за моей спиной, и я его совершенно не интересовала.
Последним экземпляром в этой компании была толстенькая барышня, вполне подходящая на роль неофитки. Она хлопала восторженными глазенками и смотрела на распятие такими очами, что мне сразу стало не по себе — я была здесь лишней, как и все остальные. Господь умер на кресте исключительно ради нее.
Отчего меня заинтересовала именно эта троица — я и сама еще не поняла. Но кто-то из этих двоих явно охотился за толстушкой.
Последним экземпляром в этой компании была толстенькая барышня, вполне подходящая на роль неофитки. Она хлопала восторженными глазенками и смотрела на распятие такими очами, что мне сразу стало не по себе — я была здесь лишней, как и все остальные. Господь умер на кресте исключительно ради нее.
Отчего меня заинтересовала именно эта троица — я и сама еще не поняла. Но кто-то из этих двоих явно охотился за толстушкой.
Тем более что добычей она была вполне привлекательной.
Искренне молясь, чтобы это был все-таки не равнодушный к моим чарам темноволосый красавец, я сфокусировала свое внимание на Картошке. Тем более что он так сверлил меня взглядом, что мой ответный интерес был, можно сказать, просто данью вежливости.
Он же пытался пододвинуться ближе, явно готовый затеять со мной беседу.
Я поощряла каждое его движение в эту сторону еле заметными, но ненавязчивыми улыбками.
За этими маневрами я и не заметила, как они исчезли.
«Кавказец» с толстушкой.
Резко развернувшись, я увидела их, мирно и увлеченно беседующих в сторонке.
Я почувствовала себя обманутой. «Кавказец» явно более благоволил к ней. Он слушал ее, потом говорил что-то, и они были поглощены друг другом, как пара влюбленных.
В конце концов, это даже неприлично — так вести себя в церкви!
Я подошла ближе, стараясь оставаться незамеченной.
Они говорили очень тихо.
— Таинство исповеди… Истинная вера… Страшный суд…
Мне удавалось услышать только обрывки фраз.
— Исповедоваться можно только у старца, — вдруг явственно услышала я.
Кто это сказал?
Голоса у них были похожи. К тому же они переговаривались шепотом. Кажется, «кавказец»…
Дальше отчетливо прозвучало имя Бориса…
Я подошла вплотную. Скоро настанет мой черед вступить в игру. Но как?
Я лихорадочно прикидывала в уме все варианты, ища самый безопасный.
Дыхание за моей спиной заставило меня обернуться.
Мои глаза встретились с серыми, бесцветными. Бородавка на щеке — и нос картошкой.
— Вы свечку покупать? — спросил он гнусавым голосом.
— Да, — кивнула я.
— Это вон туда, — махнул он рукой в сторону ларька. — Из новеньких будете?
Я кивнула, ожидая продолжения.
Но он только пробормотал, что это славно, и поспешил к выходу.
Я его больше не интересовала.
Бросив взгляд в сторону, где еще недавно стояла так живо интересующая меня пара, я остолбенела.
Их на месте уже не было. Растаяли, как дым, так и оставив мне полное неведение, кто из них говорил о противном старце Борисе…
Глава 9
Похоже, что я прокололась, как Иван Бездомный в бессмертном романе…
Я вылетела из церкви, пытаясь увидеть моих «подследственных». Никого… И толстушки нет, и «кавказца», да и белесый Картошка с манерами Коровьева исчез! Ну что за невезение?
Расстроенная, я поплелась к трамвайной остановке, ругая себя за невесть откуда появившееся простодушие и сваливая все на Ритку — поскольку я упорно продолжала связывать все свои неудачи с ее присутствием.
Слава богу, я все-таки остановила себя. Незачем вешать свои оплошности на несчастного человека. Как в песенке: «Ты сама и виновата, и никто не виноват».
И — в конце концов, еще не все потеряно… Вечерняя служба будет, и наверняка работа у них не окончена. Кстати, зря я не прикатила сюда на машине. Им же нужны не простые неофиты, а неофиты, обладающие деньгами…
Домой я доехала на удивление быстро — и теперь поднималась по лестнице, уныло плетясь от стыда за то, что не сумела поймать злоумышленников на месте преступления. Конечно, унылости в мое сознание добавляло подозрение, что именно мой жгучий красавец, который был так упоительно красив, судя по всему, и являлся поганцем-посредником.
Так сказать, стриг купоны на человеческом простодушии и вере. Стоп. На вере?..
Я вспомнила слова отца Николая. Какая там вера? Если у тех, кого они вербуют, на первом месте они сами. Как сказала Катя, старец Наум не заметил первозданной исключительности Димы, чем обидел его настолько, что тот польстился на доморощенного Бориса, вообще непонятно откуда явившегося… Значит, в их характере доминирующим является именно их непомерно раздутое эго?
Может, послать их в вожделенное «Светлое Место», и пусть себе там тусуются? А самой спокойно заняться своим делом — розысками какого-нибудь загулявшего «СД-рома»?
Да я бы так и сделала, честное слово! Только вот вспомнился этот обескровленный пацан, с такими страшными, синими запястьями… Вспомнились вульгарные и дикие угрозы Кате и ее матери. Вспомнился настойчивый и гнусавый голос, рекомендующий мне убраться подальше и не беспокоить их величества своим вниманием.
— Ну вот вам и фигушки, — проворчала я. — Не задевали бы меня — я бы так и сделала. Но мой характер, увы, обладает некоторой непереносимостью, и я терпеть не могу, когда мне приказывают утереться после смачного плевка в лицо!
— Что вы сказали?
Я подняла глаза. На меня остолбенело уставилась моя соседка. В порыве вежливости я уже собралась с ней поздороваться, но вспомнила, что я пока брюнетка, и бедняжка запросто упадет в обморок после такого номера.
— Ничего, — покачала я головой. — Это я сама с собой разговариваю.
— А Танечки еще нет.
Она продолжала смотреть на меня.
— Она оставила мне ключ, я ее подожду, — выкрутилась я из щекотливой ситуации.
Нет, моим соседям за потрясения, которые я им периодически устраиваю, надо поставить памятники! Уставить ими все площадки. Бедняжка проводила мня вконец растерянными глазами и пожала плечами.
Я открыла дверь и выдохнула:
— Уф!
Переодевшись и смыв грим, я почувствовала себя намного лучше. Все-таки носить на себе образ другого человека — не самое легкое дельце…
Набрав номер Леонида Ивановича, я одновременно проделала еще несколько движений, сочетая полезное с приятным: налила себе кофе — интересно, сколько я продержусь только на кофе и сигаретах, не потребляя практически ничего другого? — зажгла сигарету, и только тогда трубку подняли, и печальный голос Леонида Ивановича произнес:
— Я слушаю.
Странно, что у него нет секретарши, подумала я.
— Леонид Иванович? Это Иванова.
— Танечка, — радостно выдохнул он. — Новости есть?
— Пока особенных нет, но мне надо уточнить у вас некоторые детали. Вы найдете время встретиться со мной?
— К вам подъехать?
— Нет, я подъеду сама. Ваша фирма, кажется, мне по дороге.
— Смотрите, Таня, как вам будет удобнее.
Он понизил голос:
— Таня, вы не стесняйтесь. Если вам нужны деньги…
— Пока мне они не нужны, — отрезала я, чувствуя, как он меня начинает раздражать. Бог мой, и почему для людей, у которых есть деньги, нет ничего важнее этих бумажек?
Мы договорились, что я появлюсь у него через час, и я повесила трубку.
Надо было еще позвонить Ритке, и я набрала номер ее матери. Мать сказала мне, что Ритка спит, потому что всю ночь не спала, и я попросила ее не будить, пообещав позвонить позже. Конечно, интересно, почему это она не спала всю ночь и чем занималась, но главное — что Ритка была жива, здорова и мирно дрыхла у мамочки под крылом.
В отличие от меня, бедной и деловой девочки, которой предстоит разыскивать ее друга, рискуя жизнью и невинностью…
До встречи с моим работодателем оставалась уйма времени. Хватит на два вопроса, решила я.
Достав «кости» из кисета, я задумалась, бережно согревая их в ладонях. Последнее время они меня не баловали хорошими предсказаниями. Если верить им, меня ничего хорошего не ожидает, разве что удастся отпрыгнуть от кирпича, нацелившегося прямо в мою голову в упорном желании оную проломить…
Но рискнуть все-таки надо. Вдруг ветер удачи переменился и алые паруса его заскользили прямо ко мне?
Я бросила «косточки», они затихли возле самого края.
Уф, я даже глаза зажмурила! А ну как там опять тайные угрозы моему и так хрупкому здоровью?
Ура!
На этот раз они действительно меня порадовали.
«25+2+17».
«Ваши блестящие планы осуществятся, что вас приободрит».
Подержав их в руках, я немножко подумала, не спросить ли еще о чем-нибудь, но решила не искушать мою и без того зловеще непостоянную судьбу.
Меня ведь вполне устраивает это предсказание, разве не так?
Я спрятала их обратно, засунула в карман джинсов кисет и прикрепила верный газовый пистолетик.
Слава богу, теперь мой более стандартный имидж позволял мне воспользоваться моим личным автотранспортом.
* * *Подъехав к внушительному зданию прокуратуры, я припарковала машину возле Андрюшкиного мотоцикла и, погладив чудовище по рулю, поздоровалась с ним.
Мельников страшно гордился своим мотоциклом и наделял его человеческими свойствами, причем последние числил за его другом в превосходной степени.