Они прошли в квартиру. Николай Иванович, как гостеприимный хозяин, показал им все комнаты. Саша, не желающая сидеть сложа руки в гостиной, пошла на кухню помогать матери. Та в пестром разлетающемся балахоне хлопотала у плиты. Снова, как когда-то, сладко пахло шанежками и пирожками. Наталья Владимировна пожаловалась:
– Если бы ты знала, сколько я перевела теста, пока приспособилась к новой духовке! Она хорошая, конечно, но к ней привыкнуть надо. После старой это было непросто.
Саша, заметившая, что мать как-то неловко всё время старается повернуться к ней спиной, внезапно обо всем догадалась. Так вот о чем предупреждал ее Николай Иванович! Вот это настоящий сюрприз! Она помолчала, стараясь успокоиться, и только потом радостно сказала:
– Мама, тебя можно поздравить с пополнением?
Та наконец повернулась и сдавленно воскликнула:
– Поздравить? Да мне сочувствовать надо!
Дочь удивилась:
– Да почему? Дети – это здорово!
Мать присела рядом и чуть дрожащей рукой поправила прическу.
– Здорово, когда вовремя. А тут под старость лет.
Саша постаралась ее успокоить:
– Мама, какая старость?
Наталья Владимировна жалостно пошмыгала носом.
– Под старость, под старость! Да к тому же еще и двойня!
Саша подпрыгнула.
– Ну да? И кто, известно?
– Мальчик и девочка.
Дочь обняла мать.
– Класс! Слушай, как это здорово! То есть, конечно, сначала тяжеловато будет, но потом! Да ты и не волнуйся, я с удовольствием тебе помогу! И Анюта тоже!
Наталья Владимировна несмело улыбнулась. Она опасалась, что дочь будет недоумевать, и ее искренняя радость весьма ее обнадежила. Она припомнила вытянувшееся лицо директрисы, которой принесла больничный в последние дни мая. Та, как воспитанный человек, вслух ничего не сказала, но на ее челе ясно читалось: какая глупость!
Наталья Владимировна тускло сказала:
– Вот и еще один вынужденный брак в нашем семействе!
Дочь поразилась:
– Почему вынужденный?
– Ну, если бы не беременность, я бы ни за что замуж не пошла.
– Тебе не нравится замужняя жизнь?
– Да не сказать, чтобы не нравится, просто одной было куда спокойней. Никто не дергал, никакой ответственности, особенно когда ты стала жить отдельно. Делай, что хочешь.
Саша примерила это на себя и сочувственно вздохнула. Действительно, одной жить гораздо проще.
Заботливо спросила:
– А детское приданое вы уже приготовили?
Мать болезненным жестом потерла руки и призналась:
– Нет. Это ведь плохая примета.
Саша посоветовала:
– И не покупайте! Ты же помнишь, сколько мне всего надарили, я и половины не использовала! На двоих-то запросто хватит! И кроватку я отдам, Аня давно уже на тахте спит.
Наталья Владимировна потерла спину и постаралась перевести разговор на другое:
– А как твои дела, Саша? Как тот парень, что мы видели у тебя? Павел, кажется?
Саша скорчила пренебрежительную гримаску.
– Да никак. Эгоистичный мальчуган. Такой же, как и Юрий. Только помоложе. Мы выяснили отношения и расстались. Надеюсь, навсегда.
Наталья Владимировна согласно качнула головой.
– Ты права. Он такой же надежный, как бумажный кораблик в луже.
На кухню заглянул Николай Иванович. Заметив, что жена держится за поясницу, принялся возмущенно кудахтать:
– Ну, вот! Я ведь тебя предупреждал, что не стоит печь эти пироги! Что у тебя заломит поясницу! Нет, ты никогда меня не слушаешь!
Судя по запалу, он мог возмущаться еще долго, но Наталья Владимировна, прекращая его выступление, встала и хотела идти в гостиную. Саша попросила:
– А нельзя пообедать здесь? Тут так уютно.
Наталья Владимировна с гордостью обвела глазами кухню. Действительно, за последние месяцы кухня изменилась, из казенной превратилась в милую и обжитую. И понадобилось для этого всего ничего: пара безделушек, небольшой натюрморт над обеденным столом, да цветы на подоконнике. Самым ярким цветовым пятном стали повешенные ею кокетливые шторы с пышными оборками, сшитые ею еще для ее старой кухни и оживлявшие весь интерьер.
Сели за стол, разложили по тарелкам пироги: с палтусом, мясом, капустой и грибами. Анюта внезапно сказала:
– А папа очень любит бабины пироги!
Наталья Владимировна подозрительно спросила:
– А он часто к вам приходит?
Аня печально пробурчала, пытаясь одновременно справиться и с пирогом, и с ответом:
– Нет, теперь редко. А раньше мы с ним в зоосад ходили. И на лыжах.
Родители с интересом посмотрели на Сашу, но та уткнулась носом в тарелку и откровения дочери никак не прокомментировала.
После обеда Николай Иванович с Анютой пошли в комнату выяснить, что может понадобиться пятилетнему ребенку для познания жизни, а Наталья Владимировна с Сашей остались убирать со стола.
Мать, опасливо поглядывая на открытую дверь, вполголоса пожаловалась:
– Ты бы знала, как он достал меня своей заботой! То нельзя, это не смей! Он меня каждый вечер в любую погоду выгуливает строго по часу, потому что это полезно! Я себя уже комнатной собачкой чувствую! Он накупил уйму книг по беременности и воспитанию детей, все их проштудировал и теперь учит меня, как мне рожать и с малышами обращаться!
Саша с трудом подавила рвущийся из груди смех.
– Мама, он просто слишком серьезно относится к предстоящему событию. Наверное, когда родился его сын, он был слишком молод, чтобы ответственно подходить к этому делу. И сейчас пытается наверстать упущенное.
Как бы подтверждая ее слова, Николай Иванович вернулся на кухню и со словами:
– Ты сегодня устала, милая! Тебе необходимо прилечь! – увел жену в комнату и уложил на диван, подсунув ей под голову подушку и укрыв ноги пледом, предварительно устроив их на валик из одеяла.
Наталья Владимировна, поймав сочувственный взгляд дочери, лишь возвела глаза к потолку. Едва он ушел из комнаты, посетовала:
– У меня просто сил нет с ним бороться. Уж лучше согласиться.
Но у дочери на этот счет было другое мнение. Невооруженным глазом было видно, что мать просто купается в этом потоке любви и заботы, расцветая на глазах. А Николай Иванович тоже страшно доволен, ухаживая за слабой женщиной, подчеркивая тем самым свою мужественность и незаменимость.
Вернувшийся с Аней Николай Иванович внезапно спросил:
– А Евгений часто у вас бывает?
Саша напряглась, пытаясь припомнить, когда бывший свекор был у нее в последний раз.
– Он приезжает раза два в месяц, но в этом его еще не было. Наверное, скоро нагрянет. Он обычно сначала звонит.
Посидев еще немного, Саша собралась уходить. Николай Иванович, решительно запретив жене вставать, повез падчерицу обратно. Всю дорогу он советовался с Сашей, какие же дать детям имена. Подчеркнул, что только выбирает.
– Наташа так волнуется, что я ей об этом и не говорю. Просто не знаю, как лучше. Может, дать имена, начинающиеся на одну букву, типа: Антон и Анна, или Юрий и Юлиана? Или, может лучше по святцам? Когда родятся, так и назвать? Как ты думаешь?
Саша, назвавшая дочь по святцам, была за второй вариант. Он согласился:
– Да, наверное, так лучше. Ладно, надо будет святцы купить, чтобы выбрать понравившиеся. – Он бы и дальше с упоением продолжал эту увлекательнейшую тему, но показался Сашин дом.
С сожалением попрощавшись, Николай Иванович пригласил их приезжать почаще:
– Мне кажется, что Наташе одной скучно. Я весь день на работе и, хотя теперь по вечерам почти не задерживаюсь, она весь день сидит одна. Я ей всё говорю, чтобы она приглашала подруг, но она стесняется своего положения. А чего стесняться-то? Гордиться надо! Сегодня она ожила, и всё благодаря вам.
Пообещав приезжать почаще, Саша вышла и, протянув руку, помогла выбраться из высокой машины дочке. Они вместе помахали рукой Николай Ивановичу и зашли в здание.
Он вернулся домой. Застав жену хлопочущей на кухне, не на шутку рассердился. Чтобы умерить его гнев, она предложила идти погулять. Прохаживаясь по аллее сквера, Николай озабоченно проговорил:
– Надо бы мне в понедельник обязательно сказать Женьке о грядущем пополнении в моем семействе. А то решит, что я скрываю. Он и так на меня чего-то дуется, не могу понять, из-за чего. То ли из-за тебя, то ли из-за Лариски.
Наталья Владимировна попросила уточнить, при чем тут она или Лариса Львовна. Николай Иванович пожал плечами.
– Почему из-за тебя? Ну, это без комментариев, сама всё понимаешь. А почему из-за Лариски, так потому что я на ее стороне. По крайней мере Женька так считает. А я держу нейтралитет. Я же не дурак: они помирятся, а я по жизни врагом останусь. Нет уж, я в стороне, и по мере сил помогаю обоим. Перебесятся, я надеюсь. Что-то у них кризис среднего возраста явно затянулся.
В понедельник, улучшив минутку, сообщил радостную весть Евгению. Тот сначала опешил, а потом с силой стукнул друга по плечу.
– Ну, силен мужик! Двойня, говоришь? Поздравляю!
Николай предупреждающе замахал руками.
– Но это между нами! Наташа сильно волнуется, боится родов. Так что звонить во все колокола будешь потом, когда всё свершится.
– А когда свершится?
– Через месяц. В августе. Надеюсь. – И, обеспокоенно перекрестясь, он ушел к себе, оставив Евгения завистливо смотреть ему вслед.
После стрельбы молотым перцем они с Ларисой почти не видели друг друга. Евгений принципиально не стал уезжать обратно, жена не возражала. А может, и возражала бы, если бы он ее хоть раз увидел. Знал, что она была дома, поскольку она спала теперь в комнате для гостей, бывшей комнате Юрия, но видеть ее бодрствующей ему не доводилось.
Он приходил с работы часов в восемь-девять, готовил себе еду, и к двенадцати часам уже спал, не в силах преодолеть усталость. Во сколько приходила Лариса, не знал, но подозревал, что после двух ночи. Утром вставал в семь часов, завтракал и уезжал на работу, когда она еще спала. Будить ее не решался, не зная, что припасено у нее на этот случай. В выходной сидел дома в одиночестве, пялясь в телевизор и скучая по старым добрым временам.
Но сегодня он решил непременно дождаться жены и рассказать ей сногсшибательную весть. Он не знал, в курсе ли она Колькиной женитьбы или нет, но известие о беременности Натальи Владимировны уж явно будет для нее новостью.
Придя домой с авоськой, полной еды, насторожился: в квартире кто-то был. Осторожно, на цыпочках, прокрался внутрь и остановился около ванной, где лилась вода и раздавалось чье-то довольное пение. Он прислушался. Похоже, пела Лариса. А может, ее сестра? Та иногда совершала к ним набеги, чтоб, как она выражалась, «отдохнуть в тишине и покое от своей беспокойной семейки».
Прошел на кухню, выгрузил продукты в холодильник, из вредности зажарил себе яичницу из пяти яиц, отломил от каравая пару толстенных кусков, заварил крепкого чаю, и принялся за скудный ужин, прислушиваясь к звукам в ванной.
Наконец вода литься перестала и из ванной показалась закутанная в длинный махровый халат Лариса с высоким полотенечным тюрбаном на голове. Брезгливо потянула носом и фыркнула:
– Ты что, яичницу ешь?
Евгений возмутился. Так же, как она, обойдясь без приветствия, отвернулся, не считая нужным отвечать на явную инсинуацию. Жена прошла на кухню, презрительно заглянула в стоящую на столе сковородку, из которой по-плебейски ел опальный муж, и царственно разрешила:
– Ты ешь, ешь, если нравится. Но учти – я тебя лечить не буду, когда ты начнешь мне на печень жаловаться.
Он высокомерно отринул ее предположение:
– Не стану! Я вылечился приличной понюшкой перца. Теперь ничем не болею.
Вместо того, чтобы смутиться, Лариса неприлично захихикала, чем повергла пострадавшего в настоящую ярость.
– А здорово получилось! Я такого потрясающего эффекта и не ожидала! Как ты чихал! Даже нос не то чтобы покраснел, он побагровел! – и, расхохотавшись, пошла в комнату.
Рассвирепевший Евгений кинулся за ней. Не ожидавшая нападения Лариса оказалась застигнутой врасплох. Он обхватил ее в медвежьи объятья и принялся яростно целовать, не обращая внимания на ее недовольные крики. Ларисе здорово мешал огромный банный халат, не дававший свободы движений. К тому же дурацкий тюрбан постоянно наползал на глаза, мешая смотреть.
Она резким движением сбросила его на пол, отчего отросшие до плеч волосы хлестнули Евгения по глазам. Это оказалось последней каплей, и он, зарычав, опрокинул ее на ковер.
В пылу борьбы, которая отнюдь не показалась Ларисе шуточной, пояс халата, укутывавшего ее, словно шуба, развязался, и она оказалась обнаженной и беспомощной. Это сильно смутило ее. Последние годы, прожитые в невольном воздержании, приучили ее к стыдливости, когда даже появление перед мужем в халате воспринималось ею своего рода грехом.
Она попыталась вывернуться, чтобы убежать, но он не дал. Его горячие руки вдруг стали нежными, ладони заскользили по ее прохладному телу и она внезапно почувствовала на себе уже забытую тяжесть мужского тела. Это было странно и приятно.
Когда всё кончилось, они посмотрели друг на друга виноватыми глазами и принялись хохотать. Всё им казалось смешным: и пушистый ковер, на котором они валялись, как несдержанные подростки, и махровый халат, сбившийся в ногах, и мокрые Ларисины волосы, свисающие по краям ее белого лба.
Евгений, отсмеявшись, опрокинулся на спину и довольно произнес:
– Вот это да! Вот это я понимаю!
Лариса, чувствуя себя так, будто не было многолетнего отчуждения, заметила:
– Я от тебя такого не ожидала! – и снова принялась хихикать, как глуповатая девчонка.
Евгений посмотрел на нее одним глазом. Потом двумя. Она лежала перед ним без одежды и даже не пыталась прикрыться. Это неожиданное бесстыдство снова возбудило его, и он попытался прижаться к ней плотнее. Но она внезапно строго заявила:
– Ладно, хватит баловаться!
Испугавшись, что она начнет собираться на работу, он быстренько сгреб ее, не давая сказать ни слова и, не теряя времени, овладел. На сей раз получилось медленно, и она, поерзав под ним, вдруг недоуменно посмотрела на него и, тихонько застонав, сильнее прижалась к нему. Он испуганно спросил, боясь, что причинил ей боль:
– Что случилось?
Но она, сердито ткнув его в бок, приказала:
– Не останавливайся!
И он продолжил движение, пытаясь освободиться от неимоверной тяжести внизу живота. Через несколько минут у Ларисы над верхней губой проступили мельчайшие капли пота и она выгнулась под ним дугой, хрипло что-то повторяя. От неожиданности – ведь никогда прежде она себя так не вела, Евгений тоже кончил и обессилено упал рядом с ней.
Прошло довольно много времени, прежде чем Лариса пошевелилась и попыталась встать. Евгений испуганно приподнялся на локте и спросил:
– Ты что, на работу собираешься?
Она медлительно ответила, слизывая пот с губ:
– Нет, я наняла менеджера, теперь по вечерам дежурить в зале будет он. Миша закончил колледж и теперь чувствует себя настоящим шеф-поваром. У него, кстати, есть помощник – мальчик из его колледжа, но со второго курса. Учится.
Евгений довольно крякнул:
– Ага, теперь ты по вечерам будешь дома!
Жена ехидно заметила:
– Возможно, но вовсе не для того, чтобы обедики тебе готовить. Мне этого теперь и на работе хватает.
Он вытянул губы трубочкой.
– Ну, я не настолько наивен, чтобы ждать от собственной жены подобных подвигов. Кстати, яичницу себе я вполне могу пожарить и сам. А вот чего не могу – это любить тебя без тебя.
Она переспросила:
– Любить? А может, как сейчас принято, просто заниматься сексом?
Евгений Георгиевич строго посмотрел на нее.
– Это может ты и занимаешься сексом со всеми, кому не лень, а я лично хочу тебя любить.
Она довольно потянулась, как сытая кошка и как бы между прочим бросила:
– Ни с кем я сексом не занимаюсь, хотя это и очень полезно.
Евгений недоверчиво заглянул жене в глаза:
– Правда? Или ты это сейчас выдумала?
Лариса возмущенно зыркнула серыми глазами:
– А ты тоже водил в свое гнездышко разных милых дамочек?
Он с силой сжал ее руку:
– Не перекладывай с больной головы на здоровую! У меня и времени на это не было, и сил. Я работал, между прочим!
Отняв у него руку, она похлопала ею по его твердому животу:
– Тебе на пользу пошла холостая жизнь! И живот пропал! Спортивный такой стал! – его брови поползли вверх от подобной фривольности, а она невинно добавила: – И я тоже, между прочим, работала! И, думаю, что побольше тебя!
– А кто же тогда тот мужик, что так боялся тебя потерять? Скажешь, просто знакомый? И почему после его визита тебе пришлось одеваться?
Лариса с трудом вспомнила, о чем это он.
– Нет, конечно, это не просто знакомый, а мой генеральный поставщик, приехавший лично проверить качество поставок. А что он боится меня потерять, то правильно делает – мое кафе находка для любой оптовой фирмы. Платим вовремя и наличкой. А что качается переодеваний, то на кухню я всегда иду работать в униформе, а не в цивильных костюмах. Это у тебя ум такой ущербный, ты во всем видишь не то, что есть на самом деле. И разговор какой-то мне приписал, будто я с подружками твои мужские достоинства и недостатки обсуждала. У тебя больное воображение, мой друг!
Евгений почувствовал, как из легких вырывается застоявшийся воздух. Он поднял руки, сдаваясь на милость победительницы:
– Всё осознал и прошу прощения!
Лариса легко поднялась и царственным жестом закуталась в халат.
– Чем вы еще собираетесь меня сегодня развлечь?
Муж обалдело посмотрел на жену, потом расхохотался.
– Ну и ну! Это для тебя что, развлечение?
Она подняла полотенце и стала вытирать почти высохшие волосы.
– Конечно, а что же еще? Жаль, что быстро кончилось.
Внезапно вспомнив о сногсшибательной новости, Евгений встал и натянул домашние джинсы, но рубашку не надел, оставив торс голым. Ее слова о его твердом животе вдохновили его на эту маленькую вольность.