— Не надоело тебе? — насмешливо спросил Кубусь.
— Нет.
— А что ты делал?
— Размышлял.
— О чем?
— Вспоминал, о чем ты меня просил.
— Я просил поглядывать, нет ли подозрительных типов.
— Вспомнил.
— Что?
— Что был здесь один подозрительный тип.
— Почему ты считаешь его подозрительным?
— Потому что он расспрашивал…
— О чем?
— О каком-то старом зонте.
Кубусь мгновенно подскочил к Ленивцу и, схватив его за плечи, основательно потряс.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас?
— А когда я мог тебе сказать?
— Что это за тип?
— Не имею представления.
— Такое важное дело, а ты не имеешь представления. — Кубуся прямо трясло от злости.
— Собственно, я имел о нем представление, только забыл об этом. Не кричи так, может быть, и вспомню.
— Про какой зонт он спрашивал?
— Сейчас… сейчас… — Ленивец рассеянно потирал лоб. — Мне кажется, про какой-то старый зонт…
— Может, про английский?
— Во-во… про него.
— С серебряной ручкой?
— С серебряной ручкой! — торжествующе вскричал Ленивец. — Видишь, я вспомнил, а ты так на меня кричишь.
— Может, вспомнишь заодно, как выглядел этот тип?
Ленивец поморгал тяжелыми веками, широко зевнул, как молодой бегемот, потянулся и прыснул.
— У него были такие смешные усики.
— А что еще? — тормошил Ленивца Кубусь.
— И вообще мне кажется, что он весь был смешной.
— Как это: весь?
— Ну, вообще, говорил смешно… Сейчас покажу тебе. — Ленивец перестал смеяться, на мгновение стиснул губы и стал передразнивать незнакомца: — «Доблый день, молодой человек. Ты ничего не знаешь о сталом зонте с селебляной лучкой…» Страшно смешно говорил, будто мешало что-то.
Кубусь вынул красный блокнот и записал: «Подозрительный тип. Выглядел смешно. Усики. Не выговаривает букву „р“».
Ленивец внимательно приглядывался к Кубусю и наконец спросил:
— Что ты там записываешь?
— Это чрезвычайно важные сведения. — Кубусь похлопал Ленивца по плечу. — Запомни, как увидишь этого типа, задержи его…
— А зачем? — удивился Ленивец.
— Обязательно его задержи. Можешь соврать ему, что я что-то знаю про зонт, а потом позови меня. Сделаешь это для меня?
— Ну, для тебя сделаю.
— Ты мировой парень, Ленивец. Чао! Я должен шагать к пани Шротовой, отдать Крецю.
— Чао! — буркнул Ленивец. — А в другой раз не кричи так на меня, а то я все забуду.
Глава VII СМЕШНОЙ НЕЗНАКОМЕЦ
После обеда Гипця отправилась к пани Ваумановой на последний урок английского. День был жаркий. Дрожащие струйки нагретого воздуха поднимались над крышами домов, над размякшим от жары асфальтом тротуаров и улиц. Люди передвигались лениво, как в полусне. К киоску с мороженым протянулась длинная очередь детей.
Гипця повторяла про себя английские слова: «Ручка — зе пен, зе пен — ручка, зе тейбл — стол, зе бук — книга, книга — зе бук…» Почувствовав на плече чью-то руку, она резко обернулась и с удивлением увидела идущего позади элегантного мужчину в светлом, модного покроя костюме из тонкой шерсти. Она заметила также его смешные усики, будто две ниточки, приклеенные под внушительным носом.
Мило улыбнувшись, мужчина заговорил с ней странным, немного скрипучим голосом:
— Извини, пожалуйста, девочка, это ты ходишь на улоки английского языка к пани Баумановой?
— Я, — ответила удивленная Гипця и чуть-чуть ускорила шаг.
Незнакомец слегка придержал ее.
— Не бойся, моя дологая. У меня к тебе один личный воплос. Может быть, зайдем в кафе на моложеное?
Гипця замялась.
— Спасибо, но я очень тороплюсь. В четыре у меня начинается урок.
Человек с усиками криво улыбнулся, но тут же весьма вежливо продолжил:
— Не будет тлагедии, если опоздаешь на несколько минут. А мы тем влеменем могли бы с тобой поговолить. Лечь идет о пустяке, и я думаю, ты не пожалеешь…
— Если о пустяке, — решительно заявила Гипця, — то скажите сразу.
— Мне не нлавится лешать свои дела на улице. Но если вы позволите, я пловожу вас до угла.
— Пожалуйста, — разрешила Гипця, пожимая плечами. — Мне это не мешает. — И одновременно подумала: «И что от меня нужно этому смешному чудаку?»
— Плости, моя дологая, — произнес незнакомец, когда они двинулись в сторону Окружной, — сколько комнат у пани Баумановой?
Этот неожиданный вопрос вызвал у Гипци неясные подозрения и пробудил инстинкт детектива. Она с беспокойством взглянула на мужчину. «Какого черта? — подумалось ей. — Почему он задает такие странные вопросы? Да и какое ему дело, сколько комнат занимает пани Бауманова?» И девочка ответила ему с кислой миной:
— Меня это совершенно не интересует.
— Да-да, конечно. — Незнакомец пытался говорить спокойно, но, как ни старался, не мог все же скрыть своего волнения. — Конечно, — повторил он и, желая снискать расположение девочки, одарил ее сладкой улыбкой. — Надеюсь, сейчас вы занимаетесь на веланде?
— А разве не все равно, где пани Бауманова занимается со мной английским? — холодно произнесла Гипця, которую невыносимо раздражал приторно-сладкий тон незнакомца.
— Лазумеется, — рассмеялся мужчина, украдкой вытирая струившийся по вискам пот. — Лечь идет о некотолом личном воплосе, в связи с котолым у меня к тебе пустяковая плосьба. Не могла бы ты оказать мне любезность и внимательно осмотлеться в квалтиле пани Баумановой? Может быть, заметишь там случайно сталый, изношенный челный зонт…
— Зонт! — прошептала удивленная Гипця, у которой вдруг потемнело в глазах. Она уже почти забыла о странном поручении Толуся Поэта, и вот сейчас таинственный зонт так неожиданно дал о себе знать загадочным поведением этого чудаковатого типа. А может, это тот самый человек, о котором упоминал Толусь Поэт?
Ошеломленная Гипця с минуту не могла прийти в себя, и не успела она еще упорядочить мысли, как снова услышала голос человека с усиками:
— Чему ты так удивляешься? В этом нет ведь ничего стланного. Обычный челный зонт может находиться в лавной меле как у пани Баумановой, так и где-нибудь еще. Можешь даже лично сплосить у пани Баумановой, нет ли у нее такого челного зонта с селебляной лучкой…
Временное оцепенение прошло, и Гипця полностью пришла в себя.
— С серебряной ручкой, — повторила она, чтобы выиграть время, и подумала, что неплохо бы поводить за нос этого настырного франта.
В мгновение ока у нее созрел план. Надо договориться с ним о встрече, а тем временем известить Кубуся Детектива о необычном свидании. Может быть, представится счастливая возможность разгадать загадку черного зонта. Приняв решение, Гипця вежливо обратилась к незнакомцу:
— Если это так важно для вас, я могу, конечно, посмотреть в квартире пани Баумановой или спросить, нет ли у нее такого зонта.
— Это мне и нужно! — обрадовался незнакомец. — Вижу, ты лазумная девочка, котолой можно велить.
— Сделаю, что смогу.
— Ты плосто очаловательна. И не беспокойся, я не останусь в долгу.
— Да чепуха это, — махнула рукой Гипця. — Подождите меня в кафе «Августинка».
— Ты и в самом деле необыкновенно мила. В котолом часу тебя ждать?
— Мы заканчиваем в пять. Думаю, в половине шестого я уже буду в «Августинке».
— Ты очень пледусмотлительна! — обрадовался незнакомец. — Надеюсь, новости будут холошие. Успеха, моя дологая. Успеха!
Он галантно раскланялся и одарил девочку столь чарующей улыбкой, что Гипця, не сдержавшись, прыснула. Быстро отвернувшись, она облегченно вздохнула и забарабанила пальцами по носу: «Фу-ты ну-ты! Ты не знаешь, дорогуша, с кем имеешь дело. Если бы знал, что тобой займется Кубусь Детектив, вряд ли бы радовался». Тем не менее загадка черного зонта девочку весьма заинтересовала. «Посмотрим, что из всего этого выйдет», — весело подумала она и помчалась в сторону Окружной, за углом которой находилась телефонная будка.
— Это ты, Кубусь? — Гипця почти кричала в трубку.
— Я, а что случилось? — послышался в ответ озабоченный голос юного детектива.
— Сенсация! — начала Гипця возбужденным тоном, но, овладев собой, более или менее связно рассказала о встрече с чудаковатым незнакомцем.
— Это очень важно, — подвел итог Кубусь. — Вообрази, тот же самый человек расспрашивал о зонте и Ленивца. Видать, тот еще фрукт.
— Верно, тот еще, а вообще страшно смешной. Немножко похож на Фернанделя, а говорит, будто допотопный граммофон.
— Костями чувствую, что нас ждет отменная работенка. Слушай, я потопал к Толусю Поэту, может, у него был тот самый тип.
— Ладно, а в пять жди меня у дома пани Баумановой. Сходим вместе в «Августинку». Неплохо позабавимся.
— Ладно, а в пять жди меня у дома пани Баумановой. Сходим вместе в «Августинку». Неплохо позабавимся.
— Гипця! — крикнул в трубку Кубусь. — Не забудь осмотреть квартиру. Мне почему-то кажется, что этот зонт может находиться у пани Баумановой. Зонт ведь из Англии, а пани Бауманова преподает английский язык. Это тебе ни о чем не говорит?
— Мне — нет. Но будь спокоен, я неплохо с этим справлюсь. Чао! В пять!
Глава VIII КОГДА ЗАХЛОПНУЛАСЬ ФОРТОЧКА
Дом, в котором обитала пани Бауманова, стоял в глубине запущенного сада. Старая вилла, помнившая еще царские времена, была построена в тирольском стиле — с деревянными аркадами, претенциозной башенкой, с множеством различных ниш и балконов. Две развесистые вековые липы бережно обнимали ее своими ветвями, как заботливые няньки обнимают больного ребенка. Со стороны улицы виллу заслоняли непроглядные заросли кустарника, а старая замшелая стена ограждала территорию от небольшой площадки с несколькими валявшимися на ней остовами отслуживших свой век автомобилей. Весь дом по самую крышу башенки оплетали ветви дикого винограда.
Всякий раз, подходя к старой заржавленной калитке, Гипця испытывала такое чувство, будто попадает в совершенно другой мир — абсолютно несовременный, воскрешавший в ее памяти рассказы, которые в раннем детстве читала ей мать. Казалось, стоит лишь надавить кнопку звонка на латунной табличке, и в окружении цветов на веранде покажется призрачная фигура гадалки или заколдованный королевич.
На этот раз, однако, по зову звонка возникла щуплая и сухая фигура пани Баумановой, преподавательницы английского языка. Выцветший черный костюм, черные растоптанные туфли, белая блузка с оборками, большая брошь с камеей, застегнутая у шеи, — все, как всегда, пахнущее лавандой и в идеальной сохранности. И то же самое выражение на сморщенном угловатом лице, тот же взгляд из-под больших очков в роговой оправе, то же сухое приветствие на английском:
— Добрый день, моя дорогая… Как поживаешь?
В комнатке, забитой старомодной мебелью, пахло табаком, кофе и увядшими цветами. На круглом столике покоилась книжка, возле нее стоял поднос, а на нем лежало несколько печеньиц. Пани Бауманова неизменно спрашивала Гипцю по-английски:
— Дорогая Гипця, не хочешь ли попробовать печенье?
И Гипця, которой никогда не хотелось печенья, тем не менее неизменно отвечала:
— Спасибо, с громадным удовольствием.
На этот раз, однако, занятая мыслями о зонте, Гипця забыла ответить на вопрос учительницы, и та посмотрела на девочку такими глазами, будто свершилось что-то ужасное. И вообще урок в этот день проходил совсем не так, как обычно. Гипця вертелась, словно сидела на раскаленных углях, а пани Бауманова то и дело спрашивала:
— Что с тобой, моя дорогая? Почему ты такая рассеянная? Может быть, тебя донимает эта несносная жара?
Если бы пани Бауманова знала о таинственном зонте, если бы только допускала, что зонт может находиться в ее квартире, наверно, не задавала бы этих вопросов. Пани Бауманова, однако, ничего такого не знала и потому с возрастающим беспокойством поглядывала на свою ученицу.
Между тем Гипця обшаривала взглядом комнату в надежде, что вот-вот обнаружит старый черный зонт. Но все напрасно. В комнате пани Баумановой царил абсолютный порядок, и все стояло на своих местах.
Шло время. Старинные часы отбивали, как положено, каждую четверть часа, неумолимо приближался конец урока, а Гипця все еще не обнаружила ни малейшего следа, который мог бы указывать на существование таинственного зонта.
И тут случилось то, чего никак не могла предвидеть юная кандидатка в детективы. Долетевший из сад внезапный порыв ветра с треском захлопнул форточку. Пани Бауманова поднялась из-за стола и, неодобрительно взглянув на форточку, словно осуждая ветер за то, что доставил ей беспокойство, медленно подошла к старому плюшевому дивану и, сунув руку за спинку, вытащила…
Да, да… Гипця не могла поверить своим глазам! В руках у пани Баумановой был старомодный черный зонт с серебряной ручкой.
Сорвавшись с места, девочка подбежала к учительнице.
— Позвольте, я помогу вам открыть форточку.
— Но, моя дорогая, ты не дотянешься.
— Это неважно, я стану на стул.
Гипця сильно потянула зонт к себе, почти вырвав его из рук учительницы. И пока та, пораженная происшедшим, приходила в себя, девочка подбежала к окну и, привстав на цыпочки, концом зонта отворила форточку.
— Вот, пожалуйста! — обрадованно вскричала она.
— Спасибо. Мне казалось, ты не дотянешься. Гипцю прямо-таки трясло от возбуждения. Она не осмеливалась даже взглянуть на тяжелый зонт, который держала в руках. Что-то подсказывало ей, что это тот самый таинственный зонт, о котором упоминал Толусь Поэт, а потом допытывался чудаковатый тип с усиками.
— Простите, — робко обратилась она к пани Баумановой, — откуда у вас этот старый зонт?
— Это давняя история, — ответила учительница. — Представь себе, вернувшись в дом после освобождения Варшавы, я нашла его в библиотеке. Не знаю, кто мог оставить его здесь.
— Очень интересно… — Только сейчас Гипця осмелилась взглянуть на солидную, аккуратную, чуть почерневшую ручку зонта, у основания которой была выгравирована слегка приукрашенная завитушками монограмма — Е.М.
— Чему ты так удивляешься? — услышала она над собой голос пани Баумановой.
— Ничему, — рассеянно ответила Гипця. — Просто никогда не видела такого старого зонта.
— Неудивительно, сейчас такие уже не встречаются. Это старый английский зонт.
— Это точно английский зонт? Вы уверены в этом?
— Абсолютно. Смотри! — Учительница показала на нижнюю часть ручки. — Тут даже есть название фирмы: «Веллман и Сын — Глазго». Сможешь прочитать?
— Конечно, смогу… Веллман и Сын — Глазго… Все сходится.
— Что сходится?
— Надпись.
Пани Бауманова решительно отобрала у Гипци зонт и водворила его на прежнее место — за диван.
— Может сгодиться для того, чтобы закрыть форточку, — горько усмехнулась она. — И вообще, должна тебе признаться, что я как-то привязалась к нему. Это смешно, но мне порой кажется, что он — мой друг. Не удивляйся… У старых людей много странностей. Во всяком случае, мне было бы тяжело с ним расстаться. В конце концов, я просто надеюсь, что эта старая рухлядь меня переживет. — Вернувшись на свое место, пани Бауманова стукнула слегка по столу ладонью и продолжила: — Ну ладно, моя дорогая. Прочитай еще раз этот отрывок…
Гипця не двигалась с места, завороженно уставившись широко раскрытыми глазами на потертый подлокотник дивана, за которым скрывался зонт.
— Что с тобой? — услышала она голос учительницы.
— Ничего. Только хочу спросить вас… Если бы кто-нибудь очень упрашивал отдать ему зонт, вы бы отдали?
— Не понимаю, что пришло тебе в голову. Кому может понравиться такая бесполезная вещь?
— Например, мне.
Удивленная пани Бауманова резким движением сдернула с носа очки.
— Моя дорогая, не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
— Просто мне хотелось бы иметь этот зонт.
— Ты шутишь?
— Я вполне серьезно.
— Что ты будешь с ним делать?
— Не знаю, только он мне очень нравится.
— Ты хочешь лишить меня моего единственного друга?
— Нет… но… — Гипця помолчала немного, подумала и вдруг спросила: — Никто не спрашивал вас об этом зонте?
— Нет… И не понимаю, к чему такие странные вопросы!
До самого конца урока Гипця не могла избавиться от овладевшего ею беспокойства. Сама комнатка пани Баумановой стала выглядеть вдруг странно и загадочно. Казалось, что вот-вот кто-то проскользнет в дверь, подойдет к плюшевому дивану, вытащит из-за него черный зонт и необъяснимым образом исчезнет.
Услышав, как часы пробили пять раз, Гипця испытала невыразимое облегчение. Поспешно попрощавшись с учительницей, она стремглав выскочила из комнатки.
На тротуаре перед калиткой ее уже ожидал Кубусь.
Глава IX РАЗГОВОР В «АВГУСТИНКЕ»
— Ну что? — обеспокоенно спросил Кубусь. Гипця, у которой от волнения перехватило горло, не могла вымолвить ни слова и лишь в ответ на повторный вопрос коротко шепнула:
— Есть!
— Не может быть!
— Честное слово… за старым диваном.
— За каким диваном?
— За плюшевым.
Минуту ребята стояли в молчании. Кубусь смотрел на Гипцю широко раскрытыми глазами и недоверчиво вертел головой.
— Это чудо! — наконец произнес он.
— Говорю тебе — тот самый: английской фирмы, с серебряной ручкой и монограммой Е.М.
— Феноменально! Должно быть, этот подозрительный тип что-то о нем знал!