Прежде чем захлопнуть мышеловку, я должна была найти улики. Но как ни вертела известные мне данные, ничего не получалось. Был Антоша у тетушки в гостях — хороший мальчик. А то, что в лесу насобирал дьявольских грибочков, так никто же не видел! Если кто и был свидетелем того, как он приходил незадолго до смерти отца к нему домой, — так мало ли зачем приходил! А то, что папаша сынку аттестат запоганил, — это хоть и неприятно, но в жизни и похлеще бывает!
Оставалось одно — чистосердечное признание. Спровоцировать юношу на добровольно-принудительное покаяние представлялось мне несложным. Мальчик хоть и был «показной нравственности», но мне давала надежду его юношеская незрелость и, как я думала, отсутствие опыта в подобных делах.
Заехала домой только затем, чтобы взять подслушивающее устройство — «жучки» не раз выручали меня. Зайдя в уютный бар-ресторан, переговорила со знакомым барменом, заказав на вечер уединенный столик. Подойдя к нему, я прикрепила под столешницей «жучок». На это мне понадобилось полсекунды.
Если все получится, то уже сегодня я смогу «закрыть» эту душещипательную историю о том, как сынок накормил папу «неправильными» грибами. Припарковав машину с торца дома, я уже вывернула из-за угла, как увидела выходящего из подъезда Антона.
Первым желанием было окликнуть его, но, повинуясь внезапному импульсу, я передумала. До вечера еще было время, а проследить за байстрюком может оказаться полезным. Я добежала до машины и, держась от преследуемого на пионерском расстоянии, копировала траекторию его движения. Антон постоял пять минут на остановке и запрыгнул в троллейбус, который, судя по номеру, двигался на вокзал. Мне повезло, что Демин не встал на задней площадке, и я, не боясь быть узнанной, спокойно тащилась за общественным транспортом.
На такой «бешеной» скорости я двигалась до самого вокзала. Дальше пришлось идти пешком.
Я нацепила кепи, которое валялось у меня в салоне на случай ударных морозов, сдвинула козырек чуть ли не на нос и продолжала преследование. Хорошо, хоть Антон не видел меня в верхней одежде!
Парнишка прошел по подземному переходу, вышел на улицу и не спеша отправился дальше. А его «хвост» в моем лице петлял, периодически скрываясь за прохожими. Когда мы подошли к месту, называемому кладбищем, и мой подопечный скрылся за оградой, я испытала легкий шок. Но вспомнила тут же, что на территории кладбища живут люди, так что мне оставалось проверить, был ли целью его визита чей-либо дом. Но Антон благополучно миновал все дома, подошел к одной из могилок и уставился на надгробный памятник.
Я не могла приблизиться, так как местность была открытая, и притулилась за внушительных размеров монументом. Уже смеркалось. Еще чуть-чуть, и станет совсем темно. Неподходящее время для посещения кладбищ, что и говорить, учитывая к тому же полное отсутствие фонарей на этой территории.
Я рассчитывала, что Антон пробудет здесь недолго и вскоре я смогу удовлетворить свое любопытство, прочитав фамилию того, к кому он пришел сюда в столь поздний час.
Каково же было мое изумление, когда легкий ветерок донес до меня обрывки слов.
Я осторожно выглянула из-за монумента, надеясь увидеть кого-нибудь еще из посетителей кладбища, но на обозреваемом пространстве людей больше не наблюдалось, зато Антон, размахивая руками, разговаривал с памятником! Тут одно из двух: либо у мальчика голова «бо-бо», либо мой биопроцессор подсел и я совершенно ничего не смыслю в том, как обычные люди ведут себя на кладбище.
Мне было досадно, что я не могла слышать, на какую тему толкал речь оратор, но на это завораживающее зрелище стоило посмотреть. Плюнув на конспирацию, я сдвинула козырек на затылок, и моя голова сделалась боковым дополнением к монументу. Меня так раздирало любопытство, что я решила через несколько минут, как только темнота станет погуще, подобраться поближе.
Когда же вдруг, почти над самым моим ухом, проскрипел старческий голос, по моему телу забегали мурашки.
— Интересный молодой человек, не правда ли?
Я нервно оглянулась.
Сухонькая старушка в платочке и наспех накинутой фуфайке кивнула в сторону Антона. Мистика какая-то! Так я подумала сначала, но сразу сообразила, что старушка подошла из церквушки, которая находилась на территории кладбища, наискосок от моего местоположения.
— Он часто сюда ходит, — продолжала между тем она, явно не заметив моего испуга, вызванного ее неожиданным появлением. — И все говорит, говорит… Не все, видать, успел при жизни покойника сказать.
Бабушка сокрушенно покачала головой и скрылась в церквушке.
Я посмотрела на Антона, но он, увлеченный своим монологом, ничего не видел и не слышал вокруг. И все же попытку придвинуться поближе пришлось оставить — так предательски захрустел снег под моими ногами, едва я сделала шаг из-за монумента. Оказаться сейчас рассекреченной мне совсем не хотелось.
Прошло не меньше получаса, мои ноги настойчиво требовали тепла, а воображение рисовало картину, как я погружаюсь в горячую ванну.
Наконец, Антон прошел невдалеке от меня по тропинке к выходу, а я ринулась удовлетворять свое любопытство. Вынув из кармана предусмотрительно захваченный фонарик, посветила на памятник. Строгие глаза с фотографии смотрели на меня осуждающе. «Самохвалов Василий Иванович» было написано на надгробии.
* * *Когда Демин подходил к подъезду, я его уже встречала. Он не мог меня не узнать — фонарь достаточно освещал мое лицо.
— Вы меня ждете? — спросил он — легкая паника в глазах буквально на секунду, и опять безмятежный ровный взгляд. Самообладание его не подводило.
— Да, ты не ошибся.
— Что-то с Катей?
— С ней все в порядке. Нам просто нужно поговорить. Я тут собиралась поужинать, не хочешь составить мне компанию?
Антон неопределенно пожал плечами.
— Вообще-то меня мать дома ждет…
— Ну сходи, предупреди ее, и поехали.
Моя просительно-повелительная форма общения не оставила ему выбора. Через пять минут он вернулся, устроился рядом со мной на переднем сиденье и спросил:
— О чем будет разговор?
— Да о ерунде всякой, — равнодушно ответила я и включила магнитолу, дабы пресечь последующие расспросы. Антон угадал мое желание, потому что не проронил больше ни слова.
— Приехали, — сообщила я ему, затормозив у бара-ресторана.
Для себя заказала фрикасе по-парижски из курицы, салат по-милански и бутылку сухого белого вина. Антон тоже проявил живой интерес к еде и назвал официанту свиные отбивные, крабы под майонезом и шампиньоны, фаршированные сыром. Какое поразительное постоянство в пристрастии к грибам!
После этого он сложил руки на столе и выжидающе устремил на меня взгляд своих невинных глаз. Но я предпочла подождать, пока официант не выполнит заказ, и непринужденно болтала, рассказывая Антону про здешнюю кухню. В какой-то момент мне показалось, что он смотрит на меня как на дурочку, что давно уже понял, зачем я его пригласила, а молчал, пропуская мимо ушей описания блюд, в ожидании главного.
После того как официант выставил на стол аппетитные дымящиеся яства, я разлила вино по бокалам и провозгласила тост.
— За то, чтоб мы поняли друг друга.
Антон скептически улыбнулся и осушил бокал. Началась игра в кошки-мышки.
Не спеша отправляя кусок за куском в рот, я буднично спросила:
— Грибочками не боишься отравиться?
Вцепившись в него взглядом, я наблюдала за каждым движением мускулов на лице.
— После вашего описания здешней кухни сомневаюсь, что такое возможно, — как ни в чем не бывало ответил Антон.
— И что, папу совсем не жалко? — продолжала я задавать вопросы, смысл которых должен был быть очевидным для моего собеседника.
— Жалко, конечно, — вздохнул Антон, — не успели познакомиться, а тут такое…
В этот момент я осознала, что мальчик все сообразил, понял правила игры и приготовился обороняться. Застать его врасплох, как я рассчитывала, мне не удалось. Раз так, то обойдемся без лишних предисловий.
— А сейчас, дружок, я расскажу тебе одну занимательную историю. Жил один очень способный юноша, у которого была заветная мечта в жизни. Стремился он к этой мечте всем своим существом. Но тут вдруг появился нехороший дяденька и стал все рушить. Мало того, этот злыдень на поверку оказался близким родственником, таким, что ближе некуда. Трудно вести себя адекватно, когда твой родной отец ни в грош тебя не ставит, да еще рушит собственноручно твои мечты. Юноша справедливо решил, что виновный должен быть наказан. Прознав, что папа собирал грибы в деревне, явился туда за тем же самым. Вся разница только в том, что папа собирал грибы полезные для здоровья, а сынок — совершенно обратного действия. Ждать жаждущему возмездия пришлось долго. Но наконец выпал удобный случай: жена злодея уехала далеко — ведь юноша не хотел безвинных жертв, а заменить съедобные грибы на несъедобные не составило большого труда. Только зря этот юноша не убрал оставшиеся грибочки с окошка. Непредусмотрительно это.
Антон слушал меня спокойно, не переставая работать челюстями. Мной постепенно овладевало раздражение, и я решила «добить» этого самонадеянного выскочку.
— К счастью, нашелся свидетель, который видел, как сынок подменял папины грибные гирлянды на свои.
При этих словах Антон на какое-то время прекратил жевательный процесс, и по напряжению его лица можно было догадаться — он интенсивно что-то вычисляет. Но этот период длился недолго, и наконец парень совершенно бесцветным тоном среагировал на мои слова:
— Хорошая быль. Для высокохудожественного произведения сюжет слабоват, но для расхожей бульварщины сойдет.
— Мое предложение простое, — продолжила я. — Ты делаешь чистосердечное признание, а я постараюсь максимально облегчить твою участь.
Антон не отвечал мне. Он тщательно подобрал все куски с тарелки, отправил их в рот, прожевал, проглотил, а затем посмотрел на меня снисходительно, как смотрят на детей дошкольного возраста, и улыбнулся. Внезапно перешел со мной на «ты» и буквально на глазах превратился из пай-мальчика в наглого переростка, которого давно не ставили на место.
— Лучше скажи, в каком месте у тебя диктофон, — перегнувшись ко мне через стол, с издевкой сказал Антон, — я сестренке туда привет нашепчу. Или, может быть, камера? Да! Ты ж у нас такая крутая, по мелочам не размениваешься! Так скажи, в какую сторону ручкой помахать, я все сделаю наилучшим образом! — Антон громко расхохотался, откинувшись на спинку стула.
Было что-то в нем отчаянно-безумное, отчего мне стало не по себе.
Встав из-за стола, парень подошел ко мне вплотную и, четко разделяя слова, тихо произнес:
— Не нужно считать других глупее себя.
После этого уверенным шагом направился к выходу. Оставалось признать, что я потерпела фиаско. Честно говоря, не рассчитывала я увидеть под личиной вежливого и рассудительного мальчика такого расчетливо-холодного циника. Но тут же сама себе возразила: «Вспомни, о чем говорили тебе гадальные кости».
Я подозвала официанта и расплатилась за ужин. Затем положила «жучок» в сумку и напоследок набрала с сотового свой домашний номер. Гриша в очередной раз соригинальничал: вместо того, чтобы брякнуть мне на сотовый, оставил сообщение на автоответчике. Это сообщение и определило направление моего дальнейшего передви — жения.
* * *Встретив меня в длинном шелковом халате-кимоно, он сокрушенно покачал головой.
— Неважно выглядишь, старушка. Но я тебе очень рад.
Заботливый Гриша помог мне раздеться и усадил в мягкое кресло. Мой расстроенный вид навеял ему некоторые вопросы.
— Ловишь очередного нарушителя общественного спокойствия?
— Что, так заметно? — вздохнула я.
— А может, угнетает неустроенность личного характера? — ответил он вопросом на вопрос.
— Если ты думаешь, что я буду плакаться тебе в жилетку, то ошибаешься, — отчеканила я, глядя насмешливо на свою бывшую студенческую любовь в лице Гриши-геофизика. Он по-прежнему жил один, хотя в квартире был почти идеальный порядок, нехарактерный для жилища холостяка.
— Я и забыл, ты же у нас сильная, — улыбнулся он той обаятельной улыбкой, которая притягивала к нему всех студенток в институте, и не только. — Есть будешь?
Хоть я и строила из себя независимую леди — нельзя было портить имидж, — все же приятно, когда о тебе есть кому позаботиться…
— Нет, Гришунь, я поела, честное слово, — заверила я его.
— Ну тогда иди сюда, я сделаю тебе массаж. Иногда женщине просто необходимо почувствовать на себе сильные мужские руки, — балагурил Гриша.
Я с охотой подчинилась и улеглась на диван. Тут же моя спина подверглась яростной Гришиной атаке, а мне оставалось только изредка издавать удовлетворенные восклицания. Теплые волны побежали по телу, приятная истома овладела всем моим существом, и, когда Гришины руки начали как-то незаметно перемещаться со спины в другом направлении, я не очень протестовала…
* * *Когда часы пробили пол-одиннадцатого, я засобиралась домой. Как Григорий ни просил меня остаться, свобода была дороже. Привычка быть независимой, ни к кому не привязываться и самой никого не приручать была составной частью моей профессии. К тому же оставленный в полном одиночестве дома котик, появление которого в моей жизни было вопиющим нарушением названного правила, уже, наверное, готовился к голодной смерти.
— Не хочу тебе навязываться, но пообещай, что приедешь еще как-нибудь в гости, — разочарованно сказал Гриша.
— А вдруг не сдержу обещание? — я лукаво посмотрела ему в карие глаза. — Лучше я поцелую тебя в щечку на прощанье и напомню, что ты мне кое-что обещал.
— Да, — встрепенулся Гриша, — сейчас.
Он скрылся в ванной и вскоре вернулся, держа в руке пол-литровую бутылку.
— Будь осторожна. Инструкции давать не нужно?
— Учить ученого — только портить, — сказала я, пристроив тару с кислотой в сумку.
Как и обещала, чмокнула геофизика в щечку, помахала ручкой и вышла, став опять сильной и решительной Таней Ивановой.
Определив машину в гараж и закрыв ее на новый, поставленный дядей Петей замок, я сладко зевнула. Хорошо бы еще лифт работал…
За мной с грохотом захлопнулась металлическая дверь подъезда. На мое счастье, лифт не отключили. Он нудно и долго ехал ко мне с девятого этажа. Зайдя в кабину, я вспомнила грустные Гришины глаза, но тут же запретила себе все сентиментальности. Не успел лифт тронуться и преодолеть рубеж первого этажа, как на секунду свет в кабине погас и подъемное сооружение встало как вкопанное.
Нет, под конец дня я этого не вынесу!
Перенажимав безрезультатно все кнопки, я разозлилась не на шутку. Ну надо же! День, несмотря на мою неудачу с Деминым, так хорошо закончился, а теперь я должна торчать в этом ящике неизвестно сколько! Я вновь давила на кнопки, уже совсем потеряв надежду выйти отсюда цивилизованным способом. Придется, видно, пробовать ломать двери. Непонятно, почему лифтер не откликается? Раздвинув дверцы, в образовавшуюся щель я увидела, что не доехала до второго этажа буквально десять сантиметров. В подъезде в такое время было совершенно пусто, и в тишине я услышала шаги на лестнице: кто-то спускался. Я знала, что у слесаря дяди Пети со второго этажа есть специальный крюк для открывания створок лифта, и этот случайный прохожий мог помочь мне — доставить сюда соседа.
— Эй, кто там! Подойдите, пожалуйста! — закричала я, барабаня в двери лифта.
В ответ услышала, как раздвинулись створки лифта, только не на втором этаже, а на третьем. Вслед за этим на крышу кабины стали складывать что-то тяжелое, отчего лифт затрясся.
— Что вы там делаете? — бросала я в пустоту глупые вопросы, потому что смутно догадывалась: ответы не входят в планы этого человека. После того как у меня над головой поместили все, что хотели, створки лифта закрылись, и по лестнице послышались удаляющиеся шаги.
Я начала лихорадочно соображать. Что же это может быть? Поджог? Ведь достаточно кинуть сверху зажженную бумажку, и вся эта синтетика загорится в считанные секунды. В случае пожара лифт станет для меня газовой камерой. Но запаха гари в воздухе не чувствовалось, хотя под потолком по периметру лифта располагалось достаточно много отверстий. В любом случае ничего хорошего соседство с неизвестным грузом мне не сулило. Нужно выбираться отсюда как можно скорее. Как я ни пыхтела — дверки лифта не хотели раздвигаться. Было желание выместить на этом ящике всю накопившуюся ярость, но я предпочла не бороться с ветряными мельницами и не растрачивать свой потенциал, который мог мне пригодиться.
Пока ощутимого вреда от помещенной сверху лифта поклажи я не чувствовала, и в этом крылся какой-то подвох. Единственное, что оставалось, — попробовать поднять шум: может быть, кто-нибудь из соседей услышит и откликнется. Со всей силы я принялась греметь дверьми. Стучала долго — результата никакого. Стучала руками и ногами так, что лифт ходил ходуном.
В какой-то момент я вдруг почувствовала себя нехорошо: силы как-то разом покинули меня, зашумело в ушах и холодный липкий пот выступил на лбу. Ноги сами собой подкосились, и я в изнеможении сползла на пол, прислонившись к дверке. Что со мной? Я переставала контролировать ситуацию. И тут раздался чей-то голос, который я уже плохо слышала. Понимая, что это моя последняя возможность не быть вынесенной отсюда вперед ногами, я заговорила как можно громче:
— Дядя Петя… Позовите дядю Петю со второго этажа… пусть откроет лифт…
Все твердила и твердила одно и то же, боясь, что меня не поймут. Ко всем симптомам предобморочного состояния прибавилось еще и потемнение в глазах. Сколько я смогу еще выдержать? А если отключусь, посчастливится ли мне потом прийти в сознание? Или это уже все…