– Ин, едут.
– Это хорошо. – Шатохина перетянула запястья Димы полотенцами, чтобы остановить кровь. – Поторопиться бы им, потому что крови он потерял изрядно.
Вода в ванной была красной от крови, безжизненное лицо Димы белело в свете лампочки, на полу валялась опасная бритва – точно такая, как в американских фильмах о маньяках.
– Ин, смотри. – Федор кивнул на полочку под зеркалом. – Флакон и письмо. Запечатано…
– Не трогай, Федь, не оставляй опечатков.
– Я и не трогаю. – Он вздохнул. – Странно все это. Я с ним сегодня разговаривал – он рассказывал, что собирается прикупить танков и ввязаться в новый бой. А тут письмо и перерезанные вены. Вдруг.
– Так, может, он его проиграл – бой этот? – Инна прислушивается к звукам снаружи. – У компьютерщиков мозги совсем набекрень.
– Кто-то в Интернете в танки режется, кто-то дома в детское лото на деньги, каждый сходит с ума по-своему. Но убивать себя из-за проигрыша в онлайн-игру Дима вряд ли стал бы. Он странный, но не чокнутый. – Федор приподнял полотенце на правой руке парня. – И уж точно он не сам себя порезал, кто-то ему помог.
– Да?
– Ин, вспомни, как нас на криминалистике учили. Какие бывают порезы, если человек режет себя сам? Если он правша, то на левой руке более уверенный разрез слева направо, на правой – менее глубокий, справа налево. А здесь два уверенных пореза слева направо. Ему подлили наркоту, перетащили сюда и инсценировали суицид. Я готов на деньги поспорить, что это так. Звонят в подъездную дверь, Ин, открой, надеюсь, это «Скорая». Пойду, паспорт его поищу…
– Группу крови бы узнать. – Егор с беспокойством смотрит на Диму. – Крови изрядно ушло, хорошо бы врачи времени не теряли.
– В прошлом году мы для Светки Резниковой сдавали, у него третья, как и у меня. У Светки была третья группа, вот я и запомнил. – Федор обнаружил паспорт Димы. – Без документов его в больнице оформить будет сложно.
Медики, две деловитые тетки с железным ящиком, потратили на осмотр больного не больше минуты.
– Суицидник, быстро на покрывало – и в машину несите. – Та, что постарше, захлопнула ящик и поднялась. – Ангелина, иди вниз, готовь капельницу с физраствором. Группа крови известна?
– Третья, как-то вместе сдавали. – Федор отодвинулся, пропуская выходящую медсестру. – Положительная.
– Была б отрицательная – цены бы тебе не было, но и сейчас сгодишься. Он потерял почти половину своей крови, если сразу не перелить, не довезем. Болезнью Боткина болел?
– Нет. – Федор встал. – Ин, я с ними, заберете меня из больницы. Куда вы нас?
– В пятую, центр экстремальной медицины. – Врач осмотрелась. – Чего человеку не хватает, квартира есть, живи и радуйся. Бегом, парни, грузите его.
Инна принесла из комнаты покрывало, Егор с Федором погрузили Диму и направились к выходу.
– Полиция приехала. – Врачиха выглянула в окно. – Ну, поторопимся, ребята, пациент семимильными шагами стремится в морг. Наша задача – не пустить его туда.
На втором этаже они встретили Дэна и еще нескольких мужчин.
– Дай, я. – Реутов отодвинул Егора. – Иди к Инке.
– Мне осмотреть повреждения надо. – Мужчина с чемоданчиком подошел к Диме. – Подождите!
– Некогда ждать, теряем его. В машине осмотрите.
Егор вернулся в квартиру. Вслед за ним вошли полицейские, Шатохину увели в комнату, Егор остался на кухне, полной грязных чашек и фантиков от шоколадных батончиков. Похоже, Диме было чуждо здоровое питание, здоровый образ жизни.
– Здравствуй, Егор Алексеевич.
Казаков узнал напарника Дэна, который брал у него показания в тот день, когда Маша Данилова упала с крыши. Даже имя вспомнил – Виктор Васильев.
– Снова мы с тобой будем протокольчик писать. – Виктор уселся за стол, отодвинув чашки. – Ишь ты, свинарник какой… Ну, ничего, мы быстро управимся, и поедете домой. Повезло парнишке, что вы к нему в гости заглянуть решили. Инна говорит, сюрприз хотели сделать?
– Да… – Егор понял, что Виктор дает ему подсказку, ведь они не успели договориться, какую версию выдать полиции. – Были неподалеку, решили заглянуть, приехали, а тут это.
– Понятненько. – Виктор вздохнул. – Ну, начнем опрашивать свидетеля, нечего тянуть.
Центр экстремальной медицины на улице Победы – не просто больница, а огромный комплекс со многими корпусами, и они проплутали достаточно долго, но все-таки нашли Федора, изрядно побледневшего.
– Я есть хочу… – Пожаловался он, и Инна обняла его. – Ин, ну что ты!
– Едем в «Виллу Оливу», тебе нужен бульон, печенка и гранатовый сок.
– Да хоть что-нибудь. Погоди, я гематоген куплю, иначе съем по дороге кого-нибудь из вас.
– Дима как?
– Не знаю. Они у него кровь на наркотики взяли, переливать начали сразу, может, выживет. – Федор, не отрываясь, смотрел в окно, где мелькала реклама. – Кто-то это сделал, и явно не Ираида Андреевна, точно не она.
– К гадалке не ходи. – Инна кивнула. – Но Шаповалову – могла и она. Стукнула по башке и добила стаканом своим малахитовым. Смыла кровь с рук и подставки, чтоб внимания не привлекать, прошла в туалет и отмылась в спокойной обстановке, там мыло есть, зеркало, полотенца… Если не дура, то подставку белизной обработала, белизна разрушает молекулы крови. А шмотки выбросила, когда домой пошла, а то и сожгла. Ну, это я так, к примеру…
– Ты говоришь – смыла кровь, чтоб внимания не привлекать. Около лифта нет ни фонтанчика, ни туалета, где она предварительно вымылась?
– Когда мы сегодня шли по лестнице, я на площадке пролетом ниже ведро видела пустое. А ведь оно полным могло быть – днем. Она убила Шаповалову, спустилась по лестнице – на ней никогда никого не бывает, наши курят на крыше, помыла руки и орудие убийства в ведре, и перевернула его, вода вылилась и к вечеру высохла. Потом зашла в туалет и отмыла то, что осталось – с мылом, перед зеркалом. Ну, я бы так сделала.
– Рисковала сильно. Могли увидеть.
– Наверное, дело того стоило. – Инна остановилась на светофоре. – А если вдуматься, не больно-то она и рисковала. Ну, или это был любой из наших. На лестнице вообще редко кто бывает, а в это время дня и подавно. Если она смыла кровь, то в офисе на нее внимания не обратили – ну, пошла в туалет и пошла, что такого. А там отмыла что могла, застирала одежду, ткань черная, не видно, что мокрая, в кабинете села около обогревателя и высохла, полчаса хватило бы. Так что если убийца кто-то из наших, а это, скорее всего, так и есть, то он отлично знает распорядок в офисе, не привлекает внимания, и мог все это подготовить так, что никто и не заметил.
– Может, так оно и было. Скажи Дэну.
– Федь, уже сказала, но он сердится на меня, потому что из-за моих затей ему всю ночь придется работать, а завтра у них какая-то комиссия, так что он и днем не поспит, скорее всего. Идиотская система, люди в ней работают очень специфические, Дэн еще ничего, совестью торгует с оглядкой, а остальные просто жуткие твари.
– Ин, какое общество, такая и полиция. Если граждане такие, то откуда полиция другая возьмется? Менять систему надо, и общество меняться должно, начинать надо с себя.
– Вот нравится мне эта отговорка! – Инна вспыхнула, как порох, видимо, тема ее очень цепляла. – «Это не мы такие – общество такое!» Частично так и есть, народ в ментуру идет с самых низов. Но я бы сказала, что общество деградирует, потому что этому активно способствует правоохранительная система. Полиция по определению не имеет права быть коррумпированной, ленивой, безразличной. Ибо это не полиция тогда, а надсмотрщики с кнутами у местного феодала. Я со всем уважением, так сказать, и к сложности работы, и к их задачам, но нельзя говорить – «а что вы хотите, они же – как все!», потому что они не имеют права быть как все, они должны быть лучше, честнее, умнее, твою мать, а в итоге получается, что я как часть общества стараюсь стать нормальной, законопослушной гражданкой, людей на улицах не избиваю, не ворую и плачу налоги, а менты вдруг – «как все»? Нет, чуваки, не как все, а как худшая часть общества, хотя я понимаю, что именно с ней они работают, но нельзя же почти от нее не отличаться? И все рассказы насчет начать с себя – пустой звук, потому что я начну с себя, ты начнешь с себя, а товарищ майор с себя не начнет, и что толку? Ты лох, а товарищ майор покупает новый X7 за то, что отпустил очередного бандита. Нет, ребята, шалите. Работает только неотвратимость наказания за проступки, и никто не должен быть над законом.
А это, пожалуй, нужно запомнить – и утащить на форум, аргументация железная. Егор уже привык примерять то, что он узнает, интересами форума – они все тащили в свою виртуальную жизнь самое лучшее, что находили, и делились друг с другом: фильмами, книгами, концепциями, презрением к соцсетям, новыми магазинами и интересными новостями. И то, что сейчас сказала Инна, могло бы стать убийственным спичем на форуме. Егор улыбнулся – Инна понравится Стае.
– Речь не адвоката, а прокуратора. – Федор поморщился. – Такая большая, а веришь в сказки. Все ты правильно говоришь, жаль только, жить этой жизнью прекрасною уж не придется ни мне, ни тебе, как сказал поэт. Все, пойдем, поедим чего-нибудь, не то я прямо у вас на глазах с голоду умру.
Они выбрались из машины, и Егор заметил, что Федора слегка покачивает.
– Федь, ты крови-то сколько отдал?
– У Димы в машине сердце остановилось, пришлось до самой больницы на трубке торчать. Не знаю сколько, но, думаю, много.
Шатохина подозвала официанта:
– Прямо сейчас – большую бутылку красного вина подогреть со специями. И банку гранатового сока возьмем с собой, начинайте отжимать.
Вино оказалось на столе через несколько минут, Инна, наполнив бокал, подала его Федору.
– Давай, малыш, до дна.
Кто-то остановился около их столика. Знакомый запах духов заморозил Егора и лишил его способности двигаться. Тьма не давала ему дышать, тишина гулкая звенела в ушах, его словно не стало. Он знал, кто стоит рядом, но оттягивал момент, когда надо поднять глаза и посмотреть. Ему снова семь лет, и он опять виноват.
– Егор.
Она всегда произносила его имя, как приговор.
– Я же сказала, что мне надо с тобой поговорить.
Егор поднял взгляд – как всегда, мать выглядела безупречно.
12Рука Шатохиной скользнула по его плечу, пальцы игриво погладили щеку.
– Малыш, ты нас познакомишь?
Голос тягучий и сладкий, как мед, и теплое дыхание на щеке. Егор замер, горячие губы тронули мочку его уха, Инна слегка прикусила ее зубами, и в голове у него зашумело.
– Инна, это моя мать, Виктория Сергеевна. Мама, это Инна, моя… моя…
– Невеста. – Шатохина потянулась к бокалу. – Малыш, налей мне вина. Виктория Сергеевна, вы присядете с нами?
В рокерской футболке и линялых джинсах, Инна все равно выглядела избалованной светской дамой, слегка скучающей. Егор представить себе не мог, как можно настолько быстро сменить маску – господи, да где же она настоящая? Но взял бутылку и налил вина в подставленный бокал.
– Поужинаете с нами?
Мать смотрела на Инну холодным колючим взглядом, от которого кровь должна была застыть и превратить в лед все тело, но Шатохиной, казалось, было по фигу.
– Вы что-то празднуете? – Мать цедила слова, как расплавленный свинец. – Хотя, что можно праздновать в таком виде.
– Ай, не надо мине этих слов! – Шатохина так умело пародировала одесский акцент, что Федор не выдержал и фыркнул. – К чему эти мещанские условности? Пусть остальные нервничают из-за внешнего вида, мне-то зачем это нужно? Подчеркивать одеждой некий статус – удел людей, в себе неуверенных, зависимых, услужающих, не так ли?
Принесли заказ, официант вопросительно посмотрел на Шатохину, та сделала жест рукой – ставь, типа, и отвали. И этот жест, и ее поза – все напоминало мать, как и выражение Инниного лица, непроницаемо-приветливое, ничего не значащая ленивая полуулыбка и взгляд из-под полуприкрытых век. От этого Егор когда-то бежал – от масок, скрывающих пустоту.
– Егор. Нам надо поговорить.
Мать не шелохнулась, не села за стол – она всем своим видом давала понять, что ожидает, когда он встанет и покорно пойдет за ней. Егор поймал себя на том, что ищет взглядом, куда они повесили верхнюю одежду, но пальцы Инны забрались под его рубашку, и она снова пропела:
– Ооо, салат несоленый. Малыш, подай мне солонку.
Не в силах сопротивляться, он потянулся за солонкой, а мать все стояла, нависая, и с каждой минутой терялось величие момента. Теперь это выглядело просто нелепо, и мать это сама понимала. Она расстегнула шубу и села на свободный стул.
– Вина?
– Нет, спасибо. Я пью только сухое.
– Да? – Шатохина состроила смешную гримаску. – Нет, увольте, эта кислятина не для меня. В сентябре мы с Федором – кстати, мой племянник, познакомьтесь – так вот, мы ездили на озеро Комо, там красное вино просто невероятное. И здесь подают неплохое, но там…
– Комо? Это где? – Мать пренебрежительно сжала губы.
– Ну, конечно, вы не знаете. – Шатохина засмеялась. – Это недалеко от Милана. Чудесное место, но самое главное – там почти нет соотечественников, которые, уж вы меня простите, очень часто ведут себя как свиньи. Стыдно смотреть. Мы там снимали коттедж и жили целый месяц. Это вино напоминает мне о том времени. Малыш, налей еще.
– Озеро Комо? Как-то мы заезжали туда. Не слишком шикарно – так, для среднего класса.
– Да? – Инна лениво улыбнулась, словно отмахнулась от назойливой мухи. – Мы играли там в теннис с женой лорда Бексвуда, она тоже пыталась это сказать, хотя там у нее есть дом. Ее снобизм немножко смешон, как ты считаешь, малыш?
– А… ну да. – Егор снова сделал глоток. – Хорошее вино, детка. Пожалуй, закажем бутылку с собой.
Шатохина потерлась щекой о его щеку и промурлыкала:
– И ты принесешь мне его в постель.
Ее улыбка сводила Егора с ума, и он предпочел снова выпить. Но чем больше он пил, тем больше сходил с ума от голоса Инны, которая вдруг принялась чирикать о каком-то ювелирном салоне. Егор поднял глаза на Федора – тот с непроницаемой миной ел жареную печень, но глаза его смеялись.
– Егор. Нам нужно поговорить.
Мать уже выглядела не величественной и совсем не кровеостанавливающей, а просто назойливой теткой, мешающей людям ужинать.
– Мама, у меня нет секретов от… от моей невесты.
– Ну что ж. – Глаза матери злорадно блеснули. – Я не хотела, но ты меня заставил. Егор, мы с отцом требуем, чтобы ты вернулся домой. У Полины родился ребенок, у вас были разногласия, но все еще можно наладить, стоит только захотеть, мы все устроим. Вы поговорите, Полина хорошая девочка, ошибки совершают все, что же из-за этого рушить семью?
– Мама, какую семью? Я с Полиной в разводе и женюсь на Инне, вот с ней у нас будет семья. – Егор, внутренне трепеща, обнял Шатохину за талию. – Какая Полина, какой ребенок, ты вообще о чем?
– Ой, малыш, я поняла! – Шатохина захохотала, запрокинув голову. – Это твоя бывшая жена, которая спуталась с каким-то тренером… фи, моветон, спать с прислугой! Боже, я вчера эту историю рассказывала девчонкам в клубе, они так смеялись! Она спала с прислугой! Классическая сцена из немецкого порно, вы не находите?
Она снова рассмеялась, и Федор, едва сдерживающий смех, ухмыльнулся. Егор улыбнулся – невозможно сердиться на это бестолковое создание, налакавшееся вина.
– Егор.
– Мама, не надо больше приезжать. – Егор налил себе вина и отпил, ощущая его пряный вкус. – Не стоит меня выслеживать, как сегодня – к чему эти шпионские страсти? И не надо мне звонить. У меня другая жизнь – друзья, которых выбрал я сам, работа, где меня ценят, женщина, которая не спит с прислугой, и если у нас родится ребенок, это будет мой ребенок, а не бастард от официанта, лакея или чистильщика обуви. Не то что я сноб, но я все-таки предпочитаю, чтобы моя женщина рожала детей исключительно от меня. Я понятно изъясняюсь? И если вас с отцом что-то не устраивает в моей жизни, это не мои проблемы, а ваши.
Язычок Шатохиной коснулся его шеи, Егор повернулся к ней, взял за подбородок и утонул в ее губах. Он был пьян, по-настоящему пьян – от ощущения, что, оказывается, все так просто – только и нужно было сказать «нет», и ничего больше. Следовать за своими желаниями оказалось так естественно, как он раньше этого не понимал и все годы жил какой-то искусственной жизнью, придуманной для него кем-то другим, какой же он дурак, что позволил им это с собой проделать! Все еще можно исправить, еще не поздно. Он много раз говорил это другим – на форуме, но сейчас понял это про себя.
– Малыыыш, ты такой доминантный!
Он уже слышал это, и теперь точно знает, что Инна валяет дурака – но невозможно сопротивляться этому голосу, сладкому, обещающему.
– А я и есть доминантный, привыкай.
– Егор, ты ведешь себя отвратительно, – процедила мать.
Это должно было прозвучать, как удар хлыста, раньше так и было, но не сегодня.
– Ага. – Егор посмотрел на мать. Ухоженная, гладкая, как бильярдный шар – и такая же неживая. – Я счастлив, мама. И больше я тебе свою жизнь не отдам. Тебе так нравится Полина? Ну так я в эти игры не играю, уж вы без меня развлекайтесь, удачи.
– Ее родители вложили деньги в нашу фирму, ты неблагодарный ублюдок! И они хотят забрать часть капитала!
Вот теперь она настоящая, без светского лоска. Вот и ответ, который, скорее всего, всегда лежал на поверхности, но он был настолько парализован конской дозой сыновнего долга, что не видел очевидного. Деньги, и ничего больше.
– Мама, меня это больше не касается. – Егор снова отпил вина. – Если ты не хочешь ужинать, воля твоя, но у нас еда стынет.
Согласно всем правилам, это означало – уйди и не мешай нам ужинать. И мать отлично знала эти правила. Поднявшись, она развернулась и выплыла из ресторана. Где-то заурчал двигатель, Федор с любопытством выглянул в окно.