— Дак мы и не знаем ничего. — Оксана, как умная служивая собачонка, подхватила брошенную ей кость и принялась обсасывать ее со всех сторон. — Ты чего, Нинка? Офонарела совсем? Какой выстрел? Мент нас застращал здесь совсем своими вопросами. А мы вообще спали все давно!
О том, что ее любопытный хохлятский нос высовывался в тот самый злополучный вечер в коридор, она как-то запамятовала и продолжала еще минут пять вдохновенно предаваться вранью. Но Нинка была та еще жучка. Покивав согласно головой в такт окающей Оксане, она по окончании ее тирады попросила всех удалиться. Всех, кроме Ксении.
— Вы ступайте с богом, — скривила она свой красивый рот в саркастической ухмылке. — А мы тут с Ксенией Николаевной еще кое-что обсудим…
Дверь открылась, выпустив отвергнутую часть общественности, и вновь была плотно закрыта властной Нинкиной рукой. Она прошлась от двери к окну и обратно и, нацелив пальчик прямо Ксюше в лицо, выпалила:
— Ты можешь этим глупым курицам втулять что угодно и сколько угодно, но меня тебе не провести. Видела я твой оттопыренный карман. И звук выстрела никогда ни с чем не перепутаю, потому как с папашкой лесничила не один год. Вот только никак не могу понять — что тебя, такую умную крепкую бабу, заставило так лохануться? Какого хрена нужно было доставать пистолет и устраивать стрельбу в центре города?
А вот на этот вопрос у Ксюши ответа не было. То ли жалость к Димке, распластанному чужими ботинками на земле, заставила ее забыть об осторожности, то ли чувство вины за тот его взгляд, уязвивший ее в самое сердце своей незащищенностью и заброшенностью, толкнуло ее на необдуманный поступок, но факт оставался фактом — Ксюша крепко прокололась…
— Мент этот словно клещ в тебя вцепился. — Нинка задумчиво смотрела на нее в упор. — Поди разберись, что им движет? Может, он запал на тебя как на бабу. Может, очередную звезду себе на погоны пытается сорвать. Он вынюхивает каждый твой след. Так что будь осторожна. И на нас без дела не греши. Хоть и грыземся мы, и терпеть тебя иногда трудно, но подличать так — ты уж извини — не обучены…
Тут в самую пору было упасть друг другу на грудь и разрыдаться самыми светлыми слезами. Теми самыми, что очищают душу от скверны и заставляют верить, что человек человеку — друг, товарищ и брат.
Почувствовав, как в носу у нее защипало, а горло препротивно перехватило спазмом признательности за участие, хотя и высказанное не в столь мягкой манере, Ксюша отчаянно заморгала. Растерянность, так редко посещающая ее совсем не хлипкую натуру, вдруг накрыла ее с головой, заставив почувствовать всю зыбкость почвы под ногами.
— И что же мне делать прикажешь? — смогла она выговорить какое-то время спустя.
— От пистолета-то хоть избавилась? — иронично приподняла бровь Нинка и, услышав, как хмыкнула Ксюша, удовлетворенно улыбнулась. — Хорошо хоть на это у тебя ума хватило…
— Думаешь, что он все равно от меня не отстанет? — Холодок от воспоминания о недавней находке Николаева защекотал позвоночник.
— Не знаю… — Соседка взяла от окна табуретку и поставила ее рядом с Ксюшей. — Надо подумать, что можно изменить в этой ситуации. Давай для начала закурим.
Пачка сигарет, извлеченная Нинкой откуда-то из складок халата, была наполовину смята. Она пошерудила в ней двумя пальцами, достала пару сигарет и, прикурив обе от малюсенькой зажигалки, протянула одну из них Ксении. Та благодарно кивнула, глубоко затянулась и потерла лоб большим пальцем руки.
Ситуация, в которой она оказалась, не только вышла из-под контроля и была поганее любого дерьма, — она к тому же не могла в ней толком разобраться.
Снова демонстрируя чудеса телепатии, Нинка с клубом дыма выдохнула:
— Что-то непонятно мне все здесь…
— Кому же понятно? — хмыкнула Ксюша, раздавливая окурок в малюсеньком блюдце на Нинкином столе. Та недовольно покосилась, но делать замечания на сей раз сочла неуместным. — Жила себе тихо. Никого не трогала. Ни к кому не лезла. Стоило одному придурку начать кое-что разнюхивать, как меня выгоняют с работы. Он идет дальше, и его убирают. Мне начинают угрожать. Под ногами ищейка эта путается. Черт знает что!
— А о чем Володька пытался узнать? — насторожилась сразу Нинка, открыв рот и забыв про дымящую сигарету.
— Очень уж ему было интересно, кто стоит за этой безмозглой дурой, скупившей мои акции.
— Ну и?!.
— Так я это и без него узнала — и, как видишь, жива и здорова, если не считать неприятностей, которые, словно гвоздь в заднице, потихоньку начинают меня доставать…
— И кто же это?! — перебила ее соседка. — Ты что же, разве не понимаешь, что копать нужно начинать именно оттуда? Кому-то очень не хотелось, чтобы сведения эти были обнародованы!
— Да чушь это собачья, — лениво отмахнулась от нее Ксюша и потерла все еще ноющие виски. — Макс хоть и скотина, но на убийство он не пойдет. К тому же ведет себя странно.
— Как? — От нетерпения Нинка аж заерзала на месте. — Как странно?
— Боится будто бы. — Ксюша пожала плечами и неожиданно вспомнила их встречу на пристани.
В тот день Макс был зол на нее. Зол и агрессивен. Может быть, поэтому от ее взгляда ускользнула его перекошенная непонятно с чего физиономия. А его фраза о больших ребятах, бряцающих оружием, была ею воспринята как очередная уловка, с тем чтобы запугать ее, не более.
Ведь он всегда был для нее ну… если не владыкой всея Руси, то уж некоронованным королем их города — точно. Поэтому и не особенно удивилась, узнав о его подвохе с акциями. Но вот этот его страх…
— Чего молчишь-то?! — Нинка закусила удила и неслась теперь во весь опор, широко раскрыв глазищи. — Чего боялся?! Кого?! Макс — это тот здоровенный симпатичный бугай, что частенько навещал тебя здесь? А еще чаще орал на тебя?
— Ну да. А чего это ты так разошлась-то? — Ксюша оторвала от своего плеча побелевшие пальцы соседки и слегка тряхнула ее за руку. — Чего глазупелки-то выкатила?
Нинка сорвалась с места и закружила по кухне. Она то останавливалась, прикладывая указательный пальчик к виску, и напряженно вглядывалась непонятно куда, то нарезала круги между столами, беззвучно шевеля при этом губами и радостно чему-то улыбаясь.
— Ты чего курила тут со мной? — поинтересовалась на всякий случай Ксюша, заинтригованная столь необычным ее поведением. — Ты, случайно, не дуревом тут пыхала?
— А этот Макс, он кто тебе? — Нинка притормозила у окна и оперлась руками в подоконник. — Любовник? Ну или, быть может, мужчина из прошлого?
— Муж моей подруги. И до последнего времени я думала, что он в городе держит шишку.
— Черта с два! — фыркнула Нинка. — Может быть, он и не последний из авторитетов, но что не самый главный — так это точно!
— Нинка, а тебе не кажется, что для рядового референта захудалой фирмочки ты слишком хорошо осведомлена? — Ксюша в недоумении уставилась на свою соседку, откровения которой с каждой минутой изумляли ее все больше и больше. — Так кто же у нас правит бал?..
— А вот этого я не знаю! — Для пущей убедительности соседка обмахнула себя трехперстным знамением. — Кто-то очень большой и страшный. И не вздумай смеяться! Человек этот, уж не знаю — мужик ли, баба, уже пару лет в тени. Все платежи… ну ты поняла, о чем я говорю?
— Не-а, — решила свалять ваньку Ксюша в надежде отыскать в словесной шелухе соседки пару-тройку золотничков.
— Совсем глумная, да? — Та недоверчиво скривила мордочку. — Как ты могла столько лет в бизнесе проторчать, ума не приложу!
— А я не платила никому, — вновь соврала Ксюша, не желая посвящать ее в то, как ежемесячно отправляла с нарочным тугой конверт с дензнаками.
— А мы вот платим, мать бы их в душу населения! — Нинка снова полезла в карман за сигаретами. — А поди, плохо бы эти денежки нам во благо пустить. С одной стороны, налоговая душит. С другой — братва. Шкуру готовы спустить! Раскрутись тут попробуй!
— Что-то ты уж чересчур за чужое дело радеешь. — Ксюша хитро ухмыльнулась, заметив, как смутилась Нинка. — Не иначе на своей грудке босса пригреваешь?
— Да иди ты!
Нинка принялась мусолить сигарету, зло косясь в сторону соседки и нервным движением сбрасывая пепел прямо себе под ноги. Но ступив на тропу откровения и доверительности, она уже не могла остановиться. И через каких-то пять-десять минут Ксения была полностью посвящена и в проблемы Нинкиного семейного житья-бытья, и в тайну ее отношений с начальником.
Оказывается, семейная идиллия с ее мужем-недотепой, как сама Нинка окрестила супруга, не что иное, как результат ее ангельского долготерпения и того, что закрывала глаза и на его куцую зарплатенку, и на его никчемный характер.
— А что делать?! Раз вышла замуж, значит надо жить! — то и дело восклицала она при воспоминании об очередном его недостатке. Да что там недостатке — о его полной непригодности, неприспособленности к современному ритму и образу жизни.
— Он инженер, видите ли! В лоб его мать!!! — материлась Нинка, брезгливо сплевывая себе под ноги и понося его принципы, с которыми, по ее словам, и делать-то нечего, кроме как утереться и выбросить. — Он что думает — я всю свою жизнь буду гнить в этой долбаной коммуналке?! — свистящим шепотом вопрошала она, нещадно дымя в Ксюшину сторону. — Мне для начала нужна квартира! А там посмотрим!
Куда она собралась дальше смотреть, Ксюша не знала, да, собственно, и не особенно хотела знать. Стоило Нинке с придыханием в голосе произнести имя ее драгоценного босса, как она сразу поняла всю нехитрую схему их отношений, не вписанных в правила внутреннего трудового распорядка их фирмы.
Стареющий, лысеющий, не слишком удачливый, да к тому же еще и женатый бизнесмен под бутылку «Шардоннэ» и пару тарелок с нарезкой, наобещал этой глупой курице златые горы, включая квартиру, которой она грезила денно и нощно. Только нужно было чуть-чуть потерпеть. Немного поднатужиться и как следует поработать, добывая сведения для него о других фирмах и фирмочках, растущих по городу, словно грибы после дождя.
Шантаж… Именно этим промышлял в свое время так и не дослужившийся до высоких чинов милиционер в отставке Востриков Илья Андреевич. О нем-то сейчас и рассказывала ей Нинка. Рассказывала с неземным сиянием во взоре и с удивительной хрипотцой в срывающемся от волнения голосе. Она трепалась без устали, совершенно не подозревая, что этого господина Обещайкина Ксюша знавала еще в добрые старые времена. Знавала и сторонилась как могла его сального, хитрого взгляда…
— Что же твой босс, такой умница, такой вездесущий, и не смог вычислить этого инкогнито? — вставила Ксюша, вклинившись в Нинкины паузы, вызванные глубокими затяжками.
— О! Сколько иронии в твоем вопросе, — укорила ее соседка, едва не поперхнувшись дымом от обиды. — Будь спокоен! Он копал конкретно, но все бесполезно. То ли этого человека вообще не существует…
— Кому же тогда платит весь город? — ошалела от такого предположения Ксюша. — Ты это, подруга… того… Говори, да не заговаривайся!
— Он и следил сам за этими ребятами, что всякий раз за деньгами приходили. И пытался по отпечаткам, по своим старым связям их вычислить. Все бесполезно. Они все время в перчатках. Даже в летнюю жару. И все время уезжают из города.
— Чего ты мне тут лабуду гонишь! — не выдержала наконец Ксюша. — Плачу не знаю кому! «Крышу» держит не знаю кто! Но все его боятся! Так, что ли?
— А ты знаешь, приблизительно так и есть, — уставилась на нее Нинка немигающим взглядом.
— Тогда нужно вычислить того, кто не платит. Вот он-то и является самым главным, — повысила голос Ксения, не выдержав такого поворота.
— Так все платят! Понимаешь ты или нет?! — почти заорала соседка, тыча окурком в подоконник, уже изрядно запачканный свежими окурками. — Все, кто мало-мальски занимается бизнесом в этом сраном городе, платят!
— Тогда я вообще ничего не понимаю. А кто эти ребята?
— Звери они. И зверее я в своей жизни не видела! — закончила Нинка. — И если твой Макс так сильно боится, значит, он что-то определенно знает или о чем-то может догадываться.
Слова Нинки не были лишены здравого смысла, если вообще во всей этой истории можно было найти хоть какой-нибудь смысл. Страх Макса действительно был почти осязаем. И эта его полуфраза о том, что за Лийкину жизнь он теперь и копейки не даст. Стоп! А почему тогда с ней все будет в порядке?..
Ксюша заволновалась. Смутное прозрение начало свербить где-то в районе затылка, пытаясь протолкнуться наружу, но вязло на середине пути. Оно медленно разрасталось и беспокоило, беспокоило своей значимостью и неопределенностью. Ксюша на все лады пыталась перетасовать имеющиеся факты, раскладывая их и так и эдак, но некоторых звеньев, причем самых главных, не хватало. Недоставало какой-то отправной точки. И тут Нинка, в очередной раз удивив ее своей способностью угадывать мысли на расстоянии, брякнула:
— Нужно найти первопричину всего. — И почти тут же без переходов: — Как ты думаешь, зачем нужно было разорять тебя?
— Ну-у… — не сразу смогла сосредоточиться на вопросе Ксения. — Меня никто не разорял. Я лечилась. Долги…
— Какие?
— Не знаю. Объявились какие-то кредиторы, рвавшие на части мое ателье и магазины. Начала накапливаться задолженность по заработной плате обслуживающему персоналу. Помню, подписывала бумаги. Помню, что все там было законно. Точно все сейчас уже не смогу сказать. Но тогда, почти два года назад, меня мало что удивляло.
— И кто же тебе эти самые бумаги на подпись поставлял? — змеей прошипела Нинка.
— Лийка, — обреченно бухнула Ксюша, вновь почувствовав, что зашла в тупик.
— Да? — По всему было видно, что Нинка разочарована. — Это что же получается? Она скупает все акции. Подписывает все бумаги. Но на деле оказывается, что она — подставное лицо. А истинным хозяином является этот твой здоровенный детина. Но он не главный в этом деле! Поверь мне! Может, им кто-то умело управляет?! Может, шантажирует или еще что-то? Ну я не знаю! Должна быть какая-то связь!..
Нинка вновь принялась бегать по кухне, заламывать руки и речитативом выплескивать из себя раздражение в немыслимых словесных комбинациях.
— Все! — пришлепнула Ксения рукой по колену. — Хватит бесноваться. Ежу понятно — в дедукции мы с тобой совсем не сильны. Ходим, словно овцы, по кругу. Отложим наши рассуждалки до лучших времен. Сейчас спать идем. Утро вечера мудренее…
Глава 19
Леня Усачев осуждающе покосился на босса, но сказать что-нибудь едкое в его адрес так и не решился. Николаев сам пришел ему на помощь, негромко хмыкнув:
— Давай, давай, скажи, что я совсем потерял голову, что я законченный дурак или что-нибудь еще в этом роде.
— Я помолчу… — Друг заерзал на водительском сиденье и через пару минут свернул к воротам отдела внутренних дел, расположенного в соседнем микрорайоне. — Но как ты собираешься все это обтяпать, ума не приложу!
Николаев лишь хитро ухмыльнулся, воздержавшись от комментариев. Миссия по вызволению трех законченных идиотов из тюремных застенков ему и самому казалась, мягко говоря, авантюрной. Но был у него в рукаве запасной козырной туз… Именно этим собирался он сразить наповал своего коллегу — начальника убойного отдела Левобережного отдела РОВД, исполняющего сейчас обязанности приболевшего начальника милиции.
Когда Роман Николаевич уговорился с ним о встрече и вскользь упомянул о пьяном дебоше на автобусной остановке, тот мгновенно ощетинился, затараторив что-то о своей неправомочности принимать подобные решения, об ответственности, возложенной на него. Причем говорилось все это не без пафоса, столь свойственного Сизых Серафиму, с которым Николаев начинал работать еще в лейтенантах.
Зная его любовь к публичным выступлениям, Роман не торопился. Он выслушал разглагольствовавшего коллегу, посочувствовал ему, справился о семье и детях, а потом, как будто бы невзначай, поинтересовался одним неприятным инцидентом, за который Симка едва строгача не схлопотал. Тот был мужик мудрый и сразу понял, какого кролика прячет Ромка в шляпе.
И вот в результате недолгих препирательств и шутливой перебранки они сидели сейчас за одним столом лицом друг к другу и отчаянно пытались одурачить один другого, причем каждый с наименьшими потерями для себя лично.
— Слушай. — Сизых потер побагровевшую шею. — Ты же должен понимать, что я всего лишь исполняю обязанности…
— Сим, — перебил его Николаев. — Тебе нужен этот ублюдок, что уже два месяца терроризирует жителей твоего района? Нужен или нет, ответь?
— Да нужен-то нужен, но… — Карандаш в пальцах Сизова нервно задергался. — А как ты сумел его взять? Нет, я просто так, из интереса спрашиваю…
— Так ты согласен или нет? — Николаев прищурился, пытаясь приглушить блеск своих цыганских глаз.
Он был почти уверен, что Сизых сдастся. Шутка ли — дело только заведено, а преступник уже пойман. Причем не на воровстве застиранных панталон с чердачной веревки, а с наточенным охотничьим ножом, приставленным к горлу обезумевшей от страха жертвы.
Он бы и сам был не прочь поработать над этим доморощенным маньяком, но ребят надо было выручить…
— Ладно, черт с тобой! — Симка отчаянно вспотел, приняв такое решение. — Забирай этих придурков, авось с них проку что шерсти с шелудивого пса. Так держали, на всякий случай, вдруг где что всплывет…
— Вот и ладненько. — Николаев пожал влажную ладонь своего бывшего приятеля. — Урода твоего я тебе самолично доставлю. Может, рыпнется гад, а то уж очень хочется мне ему по морде съездить.
— Разделяю твои чувства. Очень даже, — затряс его руку Серафим. — Дети боялись на улицу выйти. Не то что на стадион сходить…