Но, опомнившись, строго добавил:
– Речь идет не об этом, синьора!
– Жаль… Это блюдо мне особенно удается. Я бы могла приготовить его для вас.
Внезапно дверь распахнулась от сильного рывка, и комиссар, обернувшись, увидел человека с горбом, которого пытались удержать несколько мужчин.
– Что такое?
Горбун вырвался из рук преследователей и подбежал к Бутафочи:
– Синьор комиссар, они хотят помешать мне поговорить с вами!
Учительница узнала Веничьо, де Беллиса, Бонакки и Венацца, столпившихся в дверях.
– Что вы хотите мне сообщить?
– Что вы не сможете встретиться с Лючано Криппа!
– Отчего же?
– Они его убили!
Ряды преследователей поредели. Данте обратился к Феличиане Каралло:
– Вы были в курсе?
– Нет. Но Лючано Криппа был отъявленным негодяем. Я не сожалею о его смерти.
– Может быть, вы даже рады этому?
– Если честно, то да.
– Это признание может дорого вам стоить. Эй, как вас там?
– Виргилий, сеньор. Сандрино Виргилий к вашим услугам. Я сапожник.
– Слушаю вас.
– Так вот, дон Лючано был моим другом. Он и я, мы были единственные настоящие фашисты во всем Страмолетто. Он сказал, что написал вам и что собирается выдать всех предателей. Они убили его, чтобы он не смог вам ничего рассказать.
Веничьо и Бонакки запротестовали:
– Не слушайте этого субъекта, синьор, он лжет!
– Неправда! Криппа принесли в дом к его вдове и положили на кровать в комнате. У него пробита голова.
Данте торжествующе повернулся к учительнице:
– Вот и преступление, синьора, и я могу поручиться, что убийца – один из ваших приятелей.
– Вне всякого сомнения, так как все люди здесь – мои друзья.
Комиссар все же колебался, спрашивая себя, а не сумасшедший ли этот Виргилий, как тот старичок в красной рубашке. Он обратился к Веничьо и Бонакки:
– А вы утверждаете, что это неправда и что синьор Криппа жив?
– По крайней мере мы ничего не слышали о его смерти, синьор комиссар.
Сапожник заволновался:
– Обманщики! Проклятые лжецы! Падре был там и карабинер тоже. Карабинер даже советовал мне молчать, потому что убийца скрывается среди нас! Это, по-вашему, выдумки?
Марио улыбнулся:
– Бедный Виргилий… Ты всегда был слаб на голову, но откуда ты взял подобные бредовые идеи?
Бутафочи прервал бесконечную дискуссию:
– Самое простое – пойти к Криппа домой.
Веничьо и Бонакки бледнели, но крепились.
– Мы в вашем распоряжении, синьор комиссар.
Они вышли вместе. Виргилий шествовал впереди. Барбьери и Пицци, встреченные по пути, присоединились к процессии. Когда они позвонили в дверь Криппа, Марио и его другу показалось, что сердца их перестали биться. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге появилась молодая женщина в ярком цветастом платье.
– Что вам угодно?
– Можем ли мы поговорить с синьорой Криппа?
– Это я.
Виргилий вытаращил глаза.
– Мы пришли по поводу печальной кончины вашего супруга.
– Лючано умер?
– Вы ничего не знаете?
– Но как, когда?
Разозленный Бутафочи набросился на Виргилия:
– Что это за шуточки?
– Она врет, синьор, клянусь вам. Труп в комнате на кровати.
– Хотите войти?
Они вошли. В комнате, куда вбежал Виргилий, не было ничего интересного. Кровать была пуста. Сапожник с тупым видом оглядывался по сторонам, как собака, потерявшая след. Веничьо и Бонакки сияли счастливыми улыбками. Венацца промурлыкал:
– Несчастный Виргилий! Он совсем спятил в последнее время.
Данте задумчиво произнес:
– Вполне возможно… Как впрочем, возможно и то, что здесь целый заговор. Но если это так, клянусь, я докопаюсь до истины. Пока что я готов допустить, что Лючано Криппа жив, но в таком случае, где же он? Если он не в мэрии, нам нужно его найти, и мы найдем его.
Они исчезли так же быстро, как и появились. Веничьо удалось немного задержаться в дверях рядом с сапожником.
– Виргилий… Тебе лучше забыть все это!
– Никогда! Дон Лючано убит!
– А тебя это волнует?
– Я хочу отомстить!
– Дурак!
ГЛАВА III
Аттилио Капелляро судили за государственную измену. Так определил его поступок Данте Бутафочи. Все население Страмолетто набилось в зал мэрии, не вполне понимая, всерьез ли это или всего лишь фарс. Не разбираясь в тонкостях политики, люди находили совершенно естественным, что после падения Муссолини Аттилио занял место Марио, а по возвращении Дуче Марио занял место Аттилио. Они не видели, в чем состоит преступление в такой чехарде, подсказанной здравым смыслом. Комиссар восседал за деревянным столом между Пицци и Барбьери, играющими роли присяжных. Так как учительница снова отказалась явиться, Пьетро Массачо, умеющий читать и писать, был назначен секретарем, несмотря на его протесты. Аттилио – главный обвиняемый – стоял у стены справа. Между ним и трибуналом на скамье смирно сидели его сообщники: де Беллис и Бонакки. Карабинер с ружьем сторожил подсудимых.
Эта история выходила за рамки понимания крестьян. Однако сам процесс судебного разбирательства так напугал их, что они, оробев, хранили молчание, наблюдая за происходящим.
Данте Бутафочи наслаждался, с затаенной гордостью созерцая мужчин и женщин, согнутых его железной волей и ловящих каждое его слово. Впервые он ощутил себя важной персоной. Это было чертовски приятно, и он пожалел, что бедная Леонтина не может полюбоваться им в такой момент. Данте с царственным величием обвел взглядом встревоженные лица, но тут же покраснел, поймав ироничную улыбку карабинера. Этот тип явно не принимал его всерьез. Данте почувствовал себя оскорбленным и решил для себя, что отомстит Джузеппе сразу же по возвращении в Фоджу. Вдохновившись этой мыслью, он торжественно начал свою речь:
– Жители Страмолетто!
Он немного помолчал, чтобы оценить тишину, наступившую после вступления. Затем продолжил:
– Вы знаете, зачем мы здесь собрались. Мы должны вместе осудить Аттилио Капелляро, изменившего родине и Дуче! Мы не можем проявлять малодушие, даже когда враг отступает по всем направлениям.
Пушечный выстрел громче предыдущих прервал речь Данте, и Бонакки воспользовался паузой:
– Если враг отступает, синьор комиссар, почему выстрелы усиливаются?
Поставленный перед констатацией очевидного факта, Бутафочи не нашелся, что ответить. Реплика трактирщика вынуждала признать противоречие, которое беспокоило и его самого, несмотря на доверие к официальным сообщениям. Он неловко вывернулся:
– Замолчите, Бонакки! Вы будете говорить, когда я вас спрошу. Вызывается свидетель Марио Веничьо!
Марио вышел вперед.
– Вы являетесь мэром Страмолетте?
– Я был им, синьор комиссар.
– Вы им являетесь и сейчас! Никто не имеет права сместить вас с должности, на которую вы были поставлены доверием ваших сограждан!
Польщенный Веничьо согласился:
– Это точно!
Пьетра Массачо прервал допрос:
– Я должен все это записывать?
Данте с жалостью посмотрел на него:
– Вы должны записывать все, что здесь говорится.
– Это невозможно!
– Почему?
– Вы говорите слишком быстро!
– Значит, пишите быстрее! Марио Веничьо, расскажите нам, что произошло после 25 июля?
– Так вот, синьор комиссар…
Из толпы раздался угрожающий голос Бьянки:
– Будь осторожен, Марио, когда станешь говорить про мужа моей двоюродной сестры!
С другого места поднялась растроганная Лаура.
– Спасибо, Бьянка, у тебя доброе сердце. При всех благодарю тебя!
Тут вскочила и Бьянка:
– Не переживай, Лаура. К чему нам ссориться, ведь мы почти родные сестры!
– Я и не собираюсь ссориться с тобой, особенно из-за пустяков!
– Только мужчины могут интересоваться такими глупостями.
– Бьянка, завтра я делаю пиццу, придешь отведать кусочек вместе с нами?
– Хорошо, я зайду вечером, утром у меня стирка.
Бутафочи был совершенно сбит с толку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное, и он не сразу нашел нужные слова, чтобы прекратить бабскую трепотню во время судебного заседания. Его привел в чувство вопль Массачо:
– Я не успеваю! Вы не могли бы приказать им говорить помедленнее, синьор комиссар?
Вне себя Бутафочи грохнул кулаком по столу:
– Хватит! Это скандал! Провокация! Массачо, идиот, вы не должны записывать ничего, кроме моих вопросов и ответов на них! Понятно? Карабинер!
– Слушаюсь!
– Первого или первую, кто будет мешать вести допрос, выгоняйте за дверь, а я наложу штраф в 1000 лир!
Немедленно воцарилась мертвая тишина – в Страмолетто не много найдется людей, располагающих подобной суммой. Бутафочи оглядел укрощенную публику.
– Я слушаю вас, Марио Веничьо.
– Я еще не знал, что Дуче в тюрьме, когда Аттилио пришел в мэрию, где я разговаривал с моими помощниками Венацца и Бергасси. Он сказал: «Марио, слышал новость? Твоего Муссолини прогнали пинком под зад…»
Бутафочи подпрыгнул:
– Он так выразился?
– Кажется, да… может быть, вместо «пинком под зад» он сказал…
– Достаточно! Продолжайте.
– Он сказал: «Если не хочешь драки, вали отсюда сам, пока тебя не выгнали силой».
– И вы ушли, не сопротивляясь?
– Раз Дуче свергли, я не видел причин настаивать, верно?
– То есть вы – не убежденный фашист?
– Ну почему же, просто я не хотел бы жертвовать собой ради этого. Еще я хочу сказать, что Аттилио вел себя очень корректно. Мы зашли выпить по рюмашке в трактир Бонакки и там договорились не причинять друг другу неприятностей.
– Марио Веничьо, вы трус!
– Вы так считаете?
– Тем не менее у меня нет времени проводить новые выборы, и вы снова возвратитесь в мэрию. Я займусь вами после победы.
– Если не возражаете, синьор комиссар, я предпочел бы подумать над вашим предложением два-три дня.
– Почему?
– Чтобы узнать, кто первым войдет в Страмолетто – американцы или немцы!
Данте Бутафочи выпрямился, простирая карающую десницу:
– Марио Веничьо, у меня горячее желание арестовать вас за покушение на нормальный дух населения. Из-за таких, как вы, Италия переживает тяжелые времена. Вернитесь на место и не попадайтесь мне на глаза.
– Этого я и хочу.
– Аттилио Капелляро!
– Я здесь.
Атиллио занял только что покинутое Марио место.
– Вы слышали показания Веничьо? Что вы можете добавить?
– Ничего.
– Значит, вы признаете вышесказанное?
– Да, все было так, как он сказал. Когда я узнал, что мы, наконец, избавились от Дуче…
– Попрошу выбирать выражения!
– Но это правда, хотите вы того или нет. Так вот, я сразу подумал, что Марио должен уступить мне место, потому что я представляю другой режим.
– По крайней мере, у нас есть чистосердечное признание. И вы нашли сообщников для совершения гнусного переворота?
– Де Беллис и Бонакки только подчинялись моим приказам. Одни бы они до этого не додумались.
Сидящие на скамье сообщники оживились. Булочник не мог сдержать своих чувств:
– Ты святой, Аттилио!
А трактирщик уточнил:
– Таких, как ты, больше нет!
Комиссар заставил их замолчать, прежде чем вынести заключение.
– Состав преступления налицо! Аттилио Капелляро, вы обвиняетесь в противозаконном насильственном захвате мэрии Страмолетто при помощи подстрекаемых вами людей. Можете ли вы что-либо сказать в свое оправдание?
Массачо, истекающий потом от невероятного усилия, простонал:
– Как это пишется?
– Что?
– Да это слово, которое вы только что сказали.
– Подстрекаемые? Под-стре-ка-е-мы-е… Я повторяю. Капелляро, вам есть что сказать в свою защиту?
– Нет, только я не понимаю это слово, которого я не знаю и которое Массачо не умеет писать.
– Неважно. Кто-нибудь хочет выступить в защиту обвиняемого, прежде чем суд вынесет приговор?
Жители Страмолетто смущенно переглядывались. Они могли бы многое объяснить, хотя бы то, что Аттилио был всеми уважаемым человеком, но они не умели правильно выражать свои мысли, тем более перед публикой. Они стыдились того, что не могли прийти на помощь товарищу, и большинство из них прятало глаза. И тут на сцену выступил презревший Устав карабинер и спокойно объявил:
– С позволения трибунала я буду защищать Аттилио Капелляро.
Комиссар на секунду застыл от удивления. Затем он принял это за неудачную шутку и возмутился:
– Вы? Карабинер?
– Так точно, синьор комиссар. Я хорошо знаю закон, именно я слежу здесь за его соблюдением.
– По-моему, ваше поведение в этой истории не соответствует требованиям закона.
– Это потому, что закон 25 июля существенно отличается от закона 26 июля, прежде чем снова стать таким же сегодня.
– У вас странное представление о долге, Джузеппе Гард-жулло. Вы отчитаетесь об этом перед вашим начальством!
Легкая рябь пробежала по волнам аудитории. Этот карабинер – отчаянный малый! Правда, что человек, переживший такое несчастье, не может остаться таким же, как все. Он ничего не боялся! В этот миг Бутафочи заметил, что Аттилио держит в руках ружье, которое ему вручил на хранение карабинер. Он завопил в ужасе от мысли, что обвиняемый может выстрелить в него:
– Вы дали ружье Капелляро! Чтоб он укокошил весь трибунал?
Пицци и Барбьери выхватили револьверы. Аттилио поспешно бросил ружье, которое с шумом грохнулось на пол. Данте перевел дух.
– Что с вами, карабинер? Вы его сообщник или просто ненормальный?
– Ружье не заряжено, синьор комиссар.
– А? Хорошо. Ладно, я вас выслушаю, только покороче.
Мика и Сальваторе, найдя школу закрытой, гуляли по деревне. Гул канонады отвлек их от детских игр. Им захотелось поближе посмотреть на сражение, на настоящих солдат. Они перебегали от холма к холму, прислушиваясь к эху выстрелов. Так они дошли до грота Трех Фей. Это было излюбленное место влюбленных парочек, скрывавшихся от любопытства односельчан. Войдя внутрь, дети обнаружили труп Лючано Криппа, лежащий на постели из листьев и трав. Они уже достаточно знали о жизни и смерти, и увиденное не испугало их. Поглядев на перевязанную голову мертвеца, Сальваторе изрек:
– Он некрасивый.
Они убежали вприпрыжку, довольные своей жизнью в целом и настоящим моментом в частности. Внезапно Мика остановилась и знаком приказала брату не шуметь. Заинтригованный, Сальваторе приблизился на цыпочках. Они находились совсем близко от дома Криппа, и Мика указала брату на человека, который, низко наклонившись, что-то разглядывал на земле.
Девочки прошептала:
– Это Виргилий. Что он тут делает?
Время от времени сапожник выпрямлял спину, чтобы оглядеться по сторонам. Дети увидели, как он прыгнул к большому кусту, оглядел поломанные ветки, потом отошел и погрозил кулаком в сторону дома.
– Ты знаешь, что он делает, Мика?
– По-моему, он ищет следы.
– Это правда, Виргилий – лучший охотник в округе.
Теперь человек всем видом выражал бурное ликование. Он быстро зашагал прочь от дома. Мика догадалась:
– Он идет по следам тех, кто нес дона Лючано.
Она не ошиблась. Виргилий знал, что Криппа умер насильственной смертью. Увидев пустую кровать в комнате усопшего, он догадался, что вдова действует заодно с остальными. Ярость помешала ему ясно выразить свои мысли, и полицейские усомнились в его словах. Но если Капелляро, Веничьо и их дружки вообразили, что обвели его вокруг пальца, они здорово просчитались! Если дона Лючано больше нет в доме, значит, его перенесли в другое место. Но куда? Виргилий даже отказался от удовольствия услышать приговор, вынесенный Капелляро, де Беллису и Бонакки, чтобы продолжить охоту. Он должен найти труп Криппа и предъявить комиссару и его людям доказательство преступления. Они быстро накажут виновных!
Поразмыслив, он решил, что два сильных мужика – Венацца и Бергасси – отнесли труп в какое-нибудь укромное местечко. И он, Сандрино, обязан найти этот тайник. Итак, напав на след дичи, принимая меры предосторожности, чтобы не быть замеченным вдовой или Марини, он кружил вокруг виллы, роясь, выслеживая, вынюхивая, отыскивая улику, которая направит его на верный путь. Дети Капелляро застали его в тот самый момент, когда он заметил отпечатки ботинок с каблуками, глубоко врезавшиеся в землю. Его сердце учащенно забилось. Здесь прошли люди, неся что-то тяжелое… И еще – куст с поломанными ветками… Так и есть. Отныне ему оставалось только не пропускать знаки, которые приведут его к дону Лючано.
Дрожа от нетерпения, он бесшумно вступил на тропу мести. Виргилий был так увлечен преследованием, что не почувствовал присутствия детей. Когда он удалился, Мика тихо проговорила:
– Он идет в грот Трех Фей.
Они оба слишком хорошо знали охотничье чутье сапожника, чтобы сомневаться в исходе дела. Девочка решила:
– Следуй за ним на расстоянии, но не попадайся ему на глаза. А я побегу предупрежу папу.
Она незаметно выскользнула из сада и понеслась в Страмолетто. Добежав до первых домов деревни, Мика столкнулась со старшим братом, Джанни. Тот, боясь не сдержать эмоций, ушел из мэрии, где судили его отца. Малышка ввела его в курс дела.
– Ты правильно поступила, Мика. Я горжусь тобой. Я пойду к Сальваторе, а ты предупреди Венацца и Бергасси, остальные не смогут выйти из мэрии.
На суде Джузеппе завершал свое выступление:
– В общем и целом речь шла о соглашении. Не было ни столкновений, ни насилия, ни угроз. Капелляро и Веничьо решили, что в нынешних условиях предпочтительнее отдать должность мэра Аттилио. Со своей стороны я не нашел нужным вмешиваться, так как я должен в первую очередь следить за порядком, а порядок нарушен не был. Неужели, синьор комиссар, фашистское правосудие должно обрушиться на головы бедных крестьян, которые не отличаются тонкостью ума, как жители Фоджи?