– Продолжайте, Бьянка Веничьо, продолжайте в том же духе…и тогда вашего места в раю не хватит и для новорожденного! – изрек падре.
После переживаний судебного заседания в мэрии зрители с удовольствием наблюдали за действием семейной драмы. Впрочем, все прекрасно знали, что ни за что на свете Бьянка не поднимет руку на свою дочь, но никто не подавал и вида, что сомневается в истинности трагедии. Интереснее было подыграть и посмотреть продолжение спектакля.
Даже сам Данте Бутафочи, позабыв о своем предназначении, увлекся этими сладкими переживаниями. Он заново открывал для себя Италию – Италию, о которой давно позабыл. Италию тех времен, когда он еще был бедным лавочником в небольшом квартале Фоджи. Рядом с напряженными лицами Барбьери и Пицци, напоминавшими ему о служебном долге, он видел тонкий профиль Авроры, резкие черты обожженных солнцем лиц мужчин. Два образа жизни. С одной стороны – Италия вечная, работящая и необъяснимо беззаботная, несчастная и в то же время постоянно готовая смеяться, кричать, петь и танцевать. С другой – Италия фашистская, в кованых сапогах и портупеях, мечтающая навязать войну народу, который давно понял, что война – это высшая стадия человеческой глупости. Сердце его тяготело к первой Италии, и поэтому он не вмешивался в семейную ссору.
Бьянка, сознавая, что является центром внимания, не хотела уступать слишком поспешно:
– Падре, поймите меня, я нахожу свою дочь наедине с этим хулиганом Джанни Капелляро…
Лаура до сих пор сохраняла нейтралитет, но не могла допустить, чтобы кто-то оскорблял ее сына.
– Думай, что говоришь, Бьянка. Не силой же он привел сюда твою Аврору, а?
– Помолчи, Лаура! Конечно, тебе все равно, ведь это не твою дочь бесчестят здесь!
Дону Фаусто надоели бесконечные женские пререкания:
– Хватит! Бьянка, напоминаю вам, что сказано было: не судите, да не судимы будете! Я не нахожу в отношениях молодых людей ничего такого, что могло бы нарушить приличия. Вы сами ведете себя непристойно, Бьянка Веничьо!
– О!
Выведенная из строя этим неожиданным ударом, Бьянка почувствовала, что ее запал иссяк. Падре усилил наступление:
– Все вы прекрасно знаете, что эти дети любят друг друга! Чего же вы ждете? Нужно поженить их!
Настала пора вмешаться Джанни. Он решительно заявил:
– Я никогда не женюсь на дочери человека, который хочет убить моего отца!
В наступившей тишине раздался стон Авторы. Марио смущенно опустил голову: зато Аттилио от гордости за сына выпятил грудь вперед. Пристыженная Бьянка молчала, в то время как Лаура сияла от счастья. Любая мать могла бы мечтать о таком сыне!
Слова сына Капелляро напомнили комиссару о цели визита. Он закричал:
– Я здесь не для того, чтобы смотреть, как вы ломаете комедию. Речь идет о преступлении! Виргилий!
Но Виргилий не слышал ничего. Отупелым рассеянным взором он созерцал место, где всего несколько минут назад он видел тело Лючано Криппа. Он начинал сомневаться в стойкости своего рассудка. Он напрягал память… Но проверив шаг за шагом свои действия, еще раз убедился, что никто не мог его заметить. В таком случае, почему труп вновь оказался похищенным в тот момент, когда он вел к нему свидетелей? Бутафочи, похлопав сапожника по плечу, вывел того из тяжких раздумий:
– Синьор Виргилий, долго будет продолжаться этот фарс? Вы знаете, чего стоят насмешки над полицией?
Сапожник всхлипнул, измученный страхом и разочарованием:
– Синьор комиссар, клянусь, что он был здесь, когда я пошел за вами! Они, должно быть, перенесли его в другое место.
– Кто?
– Они!
Он указал на своих вечных врагов, а также на недавних союзников. Данте пожал плечами:
– Они были в мэрии вместе со мной! Однако мне кажется, что вы говорите правду. Все это прекрасно увязывается с полученным доносом и объясняет исчезновение Лючано Криппа, чьих разоблачений здесь многие опасались. Если только падре не склонен приписывать его смерть божественному провидению.
Дона Фаусто нелегко было выбить из седла.
– Не в первый раз, сын мой, Бог посылает видения негодяю, чтобы наказать за злые дела.
– Возможно, святой отец, но не в моей власти требовать у Господа Бога предстать перед моим трибуналом.
– В то время, как вы в любой момент можете предстать перед его…
Данте игнорировал едкое замечание.
– Если бы Лючано Криппа умер естественной смертью, никому не пришло бы в голову прятать его труп. Итак, я заявляю, что синьор Криппа был убит и что Аттилио Капелляро, очевидно, и является убийцей, так как ему больше всех угрожал покойный. В связи с этим, я арестовываю Аттилио Капелляро по обвинению в убийстве. Его дело будет разбираться в Фодже. Что касается сообщников – и загадочная вдова, и карабинер, и вы, падре, – все получат по заслугам. Карабинер!
– Синьор комиссар?
– Отведите Капелляро к вам в кабинет. Он побудет там до отъезда в Фоджу.
Джанни хотел прийти на помощь отцу, но дорогу ему преградил Барбьери, который, положив руку на револьвер, предупредил парня:
– Не дергайся, малыш, не то я продырявлю твою шкуру!
Джузеппе Гарджулло взял Капелляро под руку, и они удалились.
Со стороны казалось, что идут два старых приятеля слегка навеселе и бережно поддерживают друг друга. Возмущенный такой фамильярностью, Бутафочи заорал:
– Карабинер! Вам напомнить ваши обязанности? Вы не знаете, что на преступников надевают наручники?
Джузеппе пристегнулся к своему пленнику наручниками, и теперь они стали похожи на сиамских близнецов. Неловкие шаги одного заставляли другого спотыкаться на неровной каменистой дороге. Лаура рванулась к мужу, но Пицци остановил се, схватив за руки. Бьянка Веничьо потрясала кулаком в направлении комиссара.
– Бессердечный, жестокий человек!
– Я выполняю свой долг!
Лаура, распустив волосы, завывала на манер античных героинь. Ей вторили ее кузина Бьянка Веничьо, и Августа де Беллис, и Тоска Бонакки, и Бруна Бергасси, и Альба Венацца. Их плачь порождал ритм, пришедший из глубины веков. Внезапно Лаура прекратила рыдания и встревоженно спросила:
– А где Пепе?
Все вспомнили, что старик исчез, и никто не видел его с момента изгнания из зала мэрии. После ареста мужа Лаура приобрела пессимистический взгляд на мир. Она трагически вздохнула:
– Наверное, он уснул вечным сном в каком-нибудь укромном уголке, как побитая собака.
И она зарыдала пуще прежнего, на этот раз оплакивая несомненную смерть своего деда. Но Джанни заметил, что бабушка Белла тоже отсутствует. Это всех успокоило. Старики, по всей видимости, находились где-то вместе. Чтобы убедиться в этом, крестьяне побежали к дому Веничьо. И действительно – на веранде Пепе и Изабелла потихоньку потягивали вино, чтобы забыть о безумии мира, которого они больше не узнавали.
Аврора отказалась следовать за родителями, чтобы остаться с Джанни. Когда они вновь оказались одни, девушка робко спросила:
– Ты правда так думаешь?
– Что?
– Что я не буду твоей женой?
Тот смущенно проворчал:
– Это невозможно…
– Ты меня больше не любишь!
Джанни было стыдно, но он не мог дать волю чувствам.
– Перестань, это уже начинает надоедать!
Аврора обалдела от такой вопиющей несправедливости. Глотая слезы, она закричала:
– Я была дурой, когда верила твоим словам. Ты бессердечный обманщик, как и все Капелляро!
– Я запрещаю тебе так говорить о моей семье!
– Почему же мне нельзя говорить о ней? Это что – Святое Семейство?
– Во всяком случае, моя семья получше твоей!
– А что плохого в моей семье?
– Все знают, что Веничьо – худшие люди Страмолетто. Мужчины – отъявленные негодяи, а женщины спят со всей деревней!
– Ох! Как ты смеешь! Какой ужас! Это ты про мою мать так говоришь?
Теперь, когда слова коснулись конкретного человека, Джанни устыдился своих грубых слов, но из упрямства не хотел признаваться.
– Нет, конечно, твою мать я очень уважаю.
– Значит, ты говорил о прабабушке? О бабушке Белле, бывшей невесте твоего деда Пепе?
– Что ты городишь? Твоя прабабка – самый лучший человек в твоей семье!
Побледнев, девушка подошла к нему вплотную:
– Значит, ты имеешь в виду меня?
Эти вопросы приводили Джанни в отчаяние, вынуждая признать несправедливость своих обвинений. Ни с того ни с чего он разозлился:
– Я предпочитаю не отвечать на твой вопрос!
Аврора издала хриплый стон, в котором смешались горе и изумление. Джанни чуть не схватил ее в объятия, но проклятая фамильная гордость помешала ему. Аврора встала на дыбы:
– Джанни, ты пожалеешь об этом… Кроме тебя есть и другие мужчины!
Это задело его самолюбие. Уязвленный, он усмехнулся:
– Может быть, Сандрино Виргилий! Говорят, горбуны приносят удачу в хозяйстве!
– Может быть, Сандрино Виргилий! Говорят, горбуны приносят удачу в хозяйстве!
– Плевать мне на Сандрино! Я не останусь жить в деревне, где всегда буду тебя видеть! Я уеду в Фоджу!
– Одна?
– Не одна! Один полицейский предложил мне уехать вместе с ним!
Джанни побагровел:
– Какой полицейский?
– Тебя это не касается! У тебя больше нет прав на меня. Прощай!
Он с трудом поборол желание броситься за ней вдогонку. Хотя он и не поверил ей, но в глубине души его начало терзать легкое беспокойство.
Карабинер достал бутылку белого вина и два стакана. Необходимо было выпить, чтобы поднять дух и себе и Капелляро.
– Джузеппе… ты знаешь, я не убивал Криппа.
– Не расстраивайся, Аттилио.
– Кто меня защитит, когда я приеду в Фоджу?
– Ты пока еще здесь…
Слегка успокоившись, Капелляро осушил стакан и добавил:
– До чего упрямый этот толстяк. Но у меня нет ни малейшего желания умирать во цвете лет!
– Ты так дорожишь жизнью?
Пленник поднял глаза, чтобы убедиться, не смеется ли над ним карабинер.
– Конечно, дорожу! А ты нет?
– О, я…
В голосе Джузеппе слышалась такая отрешенность, что Аттилио растрогался. Он тихо сказал:
– Это правда… твое «несчастье»… Прости меня.
Доверительная беседа была прервана приходом комиссара и его подручных. Данте был зол. Несмотря на свой опыт, хитрость и нюх охотника, Виргилий оказался неспособен отыскать следы похитителей трупа. Он вспылил, застав карабинера распивающим вино с пленником.
– Вы пьете с человеком, обвиненном в убийстве?
– Я не могу пить один, синьор комиссаар.
– На службе не пьют!
– Но так как я нахожусь на службе 24 часа в сутки…
– Замолчите! Я направлю рапорт о вашем поведении куда следует. Вы потеряете эту должность!
– Невозможно.
– Невозможно?
– Я служу в Страмолетто, потому что никто никогда не хотел сюда ехать.
– Меня не интересует ваше мнение. Впрочем, вы больше всех замешаны в этом деле. Если бы вы добросовестно выполняли ваши обязанности, то не допустили бы появления антифашистских настроений. И потом ваше место не здесь, а в армии. Вам должно быть стыдно отсиживаться в тылу, когда ваши товарищи погибают на фронте.
– Я уже говорил вам, синьор комиссар, – война меня не интересует. Меня вообще ничто не интересует со времени моего несчастья.
– Да вы пьяны?
– Я вам объясню…
– Мне смешны ваши объяснения! Карабинер, застегните наручники на руках арестованного и ждите меня в машине. Барбьери, вы отвезете предполагаемого убийцу Криппа в Фоджу. Я продиктую вам письмо для начальника полиции. Завтра вы вернетесь за мной и Пицци. Карабинер, проследите, чтобы ваш пленник не сбежал. Вы отвечаете за него головой.
Почти вся деревня собралась у дверей. Джузеппе пришлось прокладывать себе дорогу в толпе. Когда люди увидели, что он ведет Аттилио, со всех сторон раздались упреки:
– Джузеппе, мы так доверяли тебе!
– Джузеппе, как ты можешь так поступать?
– Чертов карабинер, ты забыл, что Аттилио был твоим другом?
Джузеппе невозмутимо продвигался вперед, ведя за собой Аттилио. Что он мог им ответить? Крестьянин по имени Сазини, распалившись больше остальных, вцепился в карабинера, крича ему в лицо:
– Если бы не полицейские, которые тебе помогают, Джузеппе, я бы плюнул тебе в лицо!
Пленнику пришлось вступиться за своего охранника:
– Что на вас нашло? Вы же знаете Джузеппе. Если он так делает, значит, не может поступить иначе. Это я должен сердиться на него, но я же не сержусь! Мы остались друзьями и даже выпили по стаканчику белого вина. А на твоем месте, Сазини, я бы не стал говорить несправедливые слова человеку, который пережил такое несчастье!
Женщины, сбившись в кучу, образовали живую крепость между карабинером и полицейской машиной. Джузеппе и Аттилио прошли сквозь облако крика, плача, стонов и проклятий. Лаура уцепилась за мужа. Бьянка уверяла Аттилио, что отныне он займет место в ряду святых мучеников, а карабинер чувствовал себя римским солдатом, который расчищает путь Христу, несущему крест.
Виргилий жил теперь только для того, чтобы отыскать тело Криппа. Сотрясаемый злобой, сапожник заново переживал все унижения, испытанные им с момента приезда полицейских. Ах, как он ждал их приезда, готовый вкусить сладкий плод мести, обещанной ему два месяца назад! И вот теперь люди из Фоджи стали для него дополнительным источником публичных оскорблений! Но последнее слово будет за ним! Он не будет ни есть, ни спать, пока труп дона Лючано не предстанет перед судом, чтобы разоблачить преступников и оправдать Сандрино Виргилия. Он решил методично обследовать всю местность. Хотя маловероятно, что какая-нибудь семья согласится дать временный приют бренным останкам дона Лючано, он дал себе слово заглядывать во все погреба, гумна, сараи, конюшни и чердаки, пока жители будут в поле, или за столом, или в постели. Он скорее умрет, чем сдастся!
Бутафочи старательно подписывал служебное письмо начальнику полиции Фоджи, когда громовой голос заставил его подпрыгнуть на стуле и выпустить из пальцев ручку.
– Где комиссар? Мне надо сказать ему пару слов.
Учительница вошла, оттолкнув Барбьери и Пицци. Бутафочи почувствовал неожиданную симпатию к толстухе, которая напоминала ему покойную Леонтину.
– Пустите ее! Что желаете, синьора Каралло?
– Я только что видела Капелляро, он шел в наручниках, как какой-нибудь преступник!
– Он и есть преступник!
– Кого он убил?
– Лючано Криппа.
– Если бы это было правдой, я бы восхищалась Аттилио за то, что он избавил деревню от этой падали. Но, к сожалению, он на это не способен.
– Я другого мнения.
– Он признался?
– Нет, но мы заставим его признаться.
– Сомневаюсь. Вы нашли тело?
– Еще нет.
– И тем не менее арестовали Капелляро?
– Именно так.
– Вы давно служите комиссаром?
– Я не обязан отчитываться перед вами.
– Вы знаете, что такое корпус деликти?
– Вы меня за дурака считаете?
– В таком случае, комиссар, мне любопытно узнать, как вы будете строить ваше обвинение в убийстве, не имея в наличии трупа?
– Я советую вам заниматься школой и не лезть в чужие дела! Что касается трупа, не волнуйтесь, мы его найдем!
Наступило молчание. Противники смотрели друг на друга. Затем учительница мягко произнесла:
– Я уверена, что вы не злой человек, комиссар. Почему вы не хотите поверить, когда я говорю, что Капелляро – очень достойные люди?
– Подобные рассуждения меня не интересуют.
– Вы считаете, что политика важнее закона?
– Не ваше дело!
– Вы совершаете несправедливый поступок.
– Будьте покойны, я беру на себя всю ответственность.
Учительница вздохнула:
– Вот что делает фашизм с хорошими людьми.
– Вы еще пожалеете, что не приняли новый порядок.
– Вы не слишком уверены в этом, поэтому врете.
– Я вру? Вы осмеливаетесь утверждать, что я вру?
В разговор вступил Барбьери:
– Может, и эту прихватить с собой в Фоджу?
Но помощь не была оценена по достоинству:
– Занимайтесь своим делом, Барбьери! Решения принимаю я, а не вы. Что до синьоры Каралло, мне хотелось бы узнать, с чего она взяла, что я вру?
Учительница ответила:
– Достаточно прислушаться.
– Я слышу залпы орудий, ну и что?
– Вот и ответ. Выстрелы слышны все ближе и ближе, и вы прекрасно понимаете, что это означает – союзники продвигаются вперед, побеждая фашистов.
– Если даже так! Прежде всего мы сражаемся за новые идеи!
– До сих пор существовали только старые идеи – идеи человеческого счастья.
– Сейчас неподходящее место и время для обсуждения ваших теорий. Барбьери, поезжайте в Фоджу!
Они вышли вместе на пустынную улицу, и Пицци заметил:
– Кажись, эти болваны наконец-то поняли и разошлись по домам.
На площади, где стоял автомобиль, не было ни души. Разглядев машину, они остановились, как вкопанные, не веря своим глазам. Аттилио и карабинер чинно сидели на заднем сидении, но все четыре колеса исчезли! Бутафочи в бешенстве кинулся к машине и заорал:
– Что это значит?
Карабинер поднял на него невинный взор и ответил:
– Я выполнил ваш приказ, синьор комиссар, – он показал на наручники, приковывавшие Аттилио Капелляро к дверце машины. – Арестованный не сможет убежать, – и после короткого раздумья добавил: – И машина тоже.
– По-вашему, такого объяснения достаточно?
Карабинер пожал плечами, как бы говоря, что он выполнял свой долг, а все остальное его не касается. Пицци предложил свои услуги, чтобы заставить их заговорить. Данте заколебался, а учительница посоветовала:
– Осторожнее, синьор. В Страмолетто живут мирные и терпеливые люди, но всему есть предел. А вас всего трос…