— Попробую объяснить. Дело в том, что двойникам ни в коем случае нельзя встречаться. То есть они не должны оказаться вдвоем у цели. Тогда включается механизм взаимоуничтожения. Короче, в живых должен остаться только один. Они инстинктивно друг от друга отталкиваются, потому что ненавидят. Это заложено в биогенных двойниках природой, в отличие от близнецов, рожденных одной женщиной. Ведь между биогенными двойниками нет кровного родства и нет зависимости друг от друга, что, кстати, характерно для близнецов. Если одному из них плохо, другой это чувствует. А биогенные двойники, напротив, стремятся сделать друг другу плохо. Убрать, уничтожить. Вспомните, что вы чувствуете, когда видите человека, похожего на себя? А очень похожего? А очень-очень?
Павел Эмильевич задумался, потом сказал:
— Насчет очень-очень не знаю. Не встречал. А насчет похожего… Неприязнь да, чувствую. Но не смертельную вражду. Иногда даже чувствую симпатию.
— Это потому, что вы не биогенные двойники. Просто похожи. Есть, кстати, суеверие насчет того, что встретить своего двойника — к большой беде. Даже, говорят, к смерти. Все народные поверья на чем-то основаны. Нет дыма без огня. Двойники хотят друг друга уничтожить, и это сильнее их. Тимофеева, как я уже сказал, женщина инертная. Маркина, напротив, сильная, умная, предприимчивая. Волевая дама, способная на все. Она и решила избавиться от соперницы и придумала комбинацию с заменой. У нее ведь сгорели все вещи и документы. Она решила обзавестись имуществом и биографией Тимофеевой, спрятаться в Р-ске, родить ребенка. А кассиршу накачать «Стиксом», чтобы забыла все напрочь. И подсунуть нам. Маркина, похоже, догадывалась, что мы хотим от нее избавиться.
— Почему же она сама очутилась в больнице?
— Возможно, дозу не рассчитала. Не думала, что потеряет сознание. В сауне я нашел мокрое полотенце. Когда она туда вошла, скорее всего, закрывала им лицо. Чтобы самой не подвергнуться воздействию газа. Но не рассчитала. Мы ведь не знаем, что у нее было? Знаем только, что не баллончик. Саранский ведь работал до последнего дня. Я имею в виду его загадочное исчезновение. А нам о своих открытиях не сообщал. Маркина проникла в лабораторию и что-то оттуда взяла. Но, видимо, не знала, как обращаться с тем, что у нее имеется. Она же не химик и не врач. Образования никакого, знаний тоже. Жертва собственной глупости.
— Пусть так. Но кто застрелил менеджера?
— Похоже, что она и застрелила. Маркина.
— За что?
— Может, он ее шантажировал?
— Чем же, Петя?
— Мне это выяснить? Это важно, Павел Эмильевич?
— Нет. Меня интересует только «Стикс». Где он, Петя?
— Я думаю, диск у кого-то из ее знакомых. Ладошкин проглядел. Я с ним сегодня еще разок поговорю. И еще… Мне надо съездить в Р-ск. Уточнить насчет женщины, лежащей в больницы. Если она беременна, это точно Маркина. Я должен ее оттуда забрать. Она, похоже, не настолько все забыла. Больше притворяется. Лицо-то полотенцем закрывала! Но она нам теперь нужна. Ее нельзя убивать. Надо переправить женщину на нашу базу, в горах. Туда, где уже находится Владимир Степанович.
— Главврач из р-ского психоневрологического диспансера? Он согласился сотрудничать?
— Да. Ждет бумаги Саранского. Формулу он доработает. Ольгу мы тоже переправим на базу, пусть поработает и с ней. Это ж такой материал! Женщина, испытавшая на себя действие препарата, причем в новом, еще неизвестном нам варианте. Вот пусть Маркина и отправляется к нему.
— А что насчет ребенка?
— Тоже бесценный материал. Ведь это дитя гения! Его будут наблюдать с самого рождения. Ведь природа так хотела сохранить ген Саранского. Неужели же мы пойдем против нее?
— Нет. Против природы идти нельзя. Пусть рожает, — подумав, сказал Ахатов. — Этот ребенок нам пригодится.
— Он ведь встретился и с Тимофеевой. Иван Саранский. Это темная история, в которой я до конца так и не разобрался. Но полагаю, что человек, которого нашли в конце апреля на шоссе, был не следователь Мукаев.
— Саранский?
— Да. Он.
— Но как же ему удалось похитить брата, продержать где-то больше месяца, потом убить и подложить труп в коттедж, чтобы потом его поджечь?
— Ну, с его талантами…
— Да. Этот все может, — усмехнулся Ахатов. — Ну, ничего. Объявится. Кстати, и у меня кое-что есть…
И Павел Эмильевич кладет на стол перед ним листок. Он пробегает глазами текст.
«Уважаемый Павел Эмильевич!
Эти люди захватили меня в заложники… Держат в коттедже… Список номеров машин прилагаю…»
Прочитал и рассмеялся:
— Я так и думал! К кому еще он мог обратиться за помощью? Не в милицию же!
— Там его только и ждут.
— Наверное, думает, что всех перехитрил, — усмехается он. — И что будем делать с Ладошкиным, Павел Эмильевич? Ольга отправляется на базу. Тимофеева обратно в Р-ск. А Алексей Петрович? Убрать?
Ахатов мрачнеет.
— Экий ты быстрый! Убрать! Есть, Петя, люди, не способные ни на что, а есть люди, способные на все. Лешка относится ко второй категории. Он на все способен. Где я еще такой ценный кадр найду? Молодежь нынче пошла специфическая. Знают, какая модель мобильного телефона лучше и какой компьютер круче, а элементарное квадратное уравнение решить не умеют. Первое для них пустячок, а второе — подвиг! На кнопки нажимать и обезьяна умеет. А думать кто будет? Но Лешка не из таких. Он — аналитик. И память у него феноменальная. Убрать? Э, нет. Он мне еще пригодится. Тоже талант, но не как Иван. Тот безнадежен. Лешку надо оставить хотя бы ему в противовес.
— Как скажете, — говорит он с каменным лицом.
— Я вижу, тебе Алексей не нравится.
— Мне за эмоции не платят. Скажете освободить — освобожу. В космос запустить — запущу. Мне все равно.
— Вот и исполняй.
— Есть. И под каким соусом ему все это представить? Просто отпустить? Расшифроваться?
— Ты вот что, Петя… Устрой-ка ему маски-шоу.
— Как-как?
— Показательные выступления. Учения проведи. Пусть твои люди нападут на твоих же людей. Но — в твое отсутствие. Кот из дома, мыши в пляс. Начальник уехал, и парни не доглядели. Женщину отстояли, а мужика упустили. На них напали неизвестные в камуфляже. Цель операции: спасение заложника. Я хочу, чтобы он был мне благодарен по гроб жизни. Пусть помнит, кто ему жизнь спас. И платит за это.
— Я все понял. Значит, организовать операцию по освобождению заложника. Ольгу отвезти на аэродром и на частном самолете доставить на базу в горы. Ладошкина «освободить» и доставить к вам. Я правильно понял?
— Абсолютно. И бумаги. Бумаги тоже доставь. Сначала мне, я их посмотрю. Потом все переправить в лабораторию, в горы. А за научный доклад спасибо. Молодец.
— Это не я. Ладошкин справочку составлял. В целом я с его выводами согласен.
— Толковый мужик, а? А ты говоришь — в расход. С кем работать-то, Петя? Материала нет, людей нет, — пожаловался Ахатов. — Ладно, ступай. Бумаги жду.
Он вышел из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь. Надо ехать в Р-ск, забрать из больницы Ольгу. А если она не поедет? Значит, забрать силой. Надо ехать вдвоем-втроем на случай, если Маркина заупрямится. Заодно «ослабить» оцепление у особняка Алексея Петровича перед нападением «освободителей».
Итак, в Р-ск!
В это же время
— Вставай! Эй? Слышишь? Ехать пора!
— Я спать хочу! Отстань! — Она зевнула и натянула на нос простыню.
— Ложиться надо было раньше.
Решительно стащил с нее простыню и схватился за подушку.
— Отдай! — закричала женщина.
— Рота, подъем! — Он резко выдернул из-под ее головы подушку и отшвырнул в сторону: — Приготовиться к марш-броску! Под душ строевым шагом марш!
— Как мне надоел твой казарменный юмор! И сам ты надоел! Лучше бы я в больнице осталась! — закричала она. — Там хоть выспаться можно!
— Могу отвезти тебя обратно. Вот в столицу прогуляемся, развеемся, и можешь обратно на казенные харчи отправляться. Как там, кстати, кормят?
Она не ответила, только глаза зло сверкнули. Вскочила и понеслась в ванную комнату. А он отправился на кухню жарить яичницу. Вскоре она вошла и сморщила носик:
— Фу! Горелым пахнет!
— Ничего, проскочит.
— Ты готовить не умеешь!
— Я тебя предупреждал.
— Когда мы вернемся? — спросила она и зевнула. Уселась за стол, ручки сложила. Помогать ему не собирается. Что ж. Он принялся раскладывать яичницу по тарелкам, но она, как назло, прикипела к сковороде. Вот зараза! Он отшвырнул лопаточку и схватился за нож.
— Когда мы вернемся? — повторила она.
— Никогда.
— Как так? Почему?
— Нам сюда нельзя.
— А куда можно?
— Значит так: вопросов не задавать, четко выполнять мои инструкции. Скажу «падай», надо упасть и залечь. Потом отползти.
— Еще скажи: отжаться! Да с какой стати?! Я ничего не сделала! И не собираюсь играть в казаки-разбойники!
— Еще скажи: отжаться! Да с какой стати?! Я ничего не сделала! И не собираюсь играть в казаки-разбойники!
— Если бы это была игра, — вздохнул он и поставил перед ней тарелку: — Ешь. Но, чур, посуду мыть тебе.
— Фу! Гадость! Дай молока.
Она вскочила, зажала носик и побежала в туалет. Он полез в холодильник за молоком. Она вернулась тихая, бледная, молча выпила молоко, сделала бутерброд с колбасой. Яичницу он съел сам. И в самом деле: гадость. Сложил в раковину посуду и, что-то прикинув, сказал:
— Значит так: времени у нас мало. Поэтому беру свои слова обратно, посуду я вымою сам. А ты быстренько в это время собираешься. Возьми вещи. Куртку, свитер и то, что тебе велико. Есть такие вещи?
— Я посмотрю.
— Набьешь чемодан. Деньги в доме есть?
— Откуда я знаю?
— Ладно. Я сам все обшарю. Деньги, документы — это надо взять с собой.
— Мы от кого-то бежим?
— Да, — кивнул он.
— И куда?
— Это тебе пока знать не надо. В общем, собирайся. Поняла?
Она кивнула. Поняла не поняла, но инструкцию выполнила четко: набила чемодан тряпками. Он наскоро обыскал квартиру, помогли профессиональные навыки. Нашел сберкнижку на имя Тимофеевой Олеси Владимировны. На счету было пятнадцать тысяч. Видимо, все ее сбережения. Не разбогатела ты на секретарской работе, Олеся Владимировна. Ее паспорт тоже нашел. И наличных нашел пять тысяч рублей. На первое время ей этого хватит. Домой ему заезжать нельзя. Будет скандал, это их задержит. Придется обойтись этими деньгами. Потом что-нибудь придумается.
— Готова? Вперед! И запомни: очень все спокойно. Не дергаться. Говорю я. Не обязательно орать всем, кто к тебе будет обращаться: «Я ничего не помню! Отстаньте от меня!» Молчать и улыбаться.
— Но куда мы все-таки едем?
— Увидишь.
Из подъезда он вышел первым. Огляделся: вроде бы никого. Девять часов утра. Кому надо на работу, тот ушел, кому на дачу, уехал, отпускники на отдыхе, а сони еще спят. Забросил в багажник чемодан с тряпками, сверху положил теплую женскую куртку. Обернулся: она в нерешительности стояла у подъезда.
— Садись.
Оглянулась и полезла в машину. Сел сам, захлопнул дверцу и вставил ключ в замок зажигания. Полдела сделано. Машина плавно тронулась.
Вскоре они выехали на трассу. Он покосился на женщину:
— Если замутит, скажи. Я остановлю.
— Пока терпимо, — сквозь зубы сказала она.
Контакта нет. Она его только что терпит. «Что за дурак! — мысленно отругал он себя. — Может, ей плохо? Тошнит или еще что-нибудь. А ты ее внимания добиваешься. Мало того — расположения». Включил музыку, вновь покосился на нее:
— Не беспокоит?
— Нет. — Она поморщилась и сказала: — Машину не гони.
— Как скажешь.
По трассе ехали с час. Потом он съехал на обочину и достал карту. В Москве бывать приходилось, но ездить туда напрягался. Суетно, машин много, повсюду пробки. А им сегодня надо в центр. По пробкам, значит. Как она все это выдержит? Покосился на женщину. Вроде бы терпит. Достал визитку, долго изучал адрес, потом сверился с картой. Более или менее понятно. Вперед!
Полдень
На горизонте показался Р-ск. Петр Зайцев невольно усмехнулся: как родной. Город маленький, успел уже проехать его вдоль и поперек, причем неоднократно. Теперь может экскурсоводом подрабатывать: «Господа, обратите внимание, на холме монастырь конца семнадцатого века, по левую руку супермаркет, работает круглосуточно…»
Покосился налево. Плечистый «господин» с квадратной челюстью методично обрабатывает крепкими зубами жевательную резинку, равнодушно глядя в окно.
— Илья, монастырь интересует?
— Чего-о?
— Я говорю, город Р-ск на горизонте. В центре, на холме, монастырь аж семнадцатого века! Интересует?
— Да ну вас, Петр Иванович! Скажете тоже: монастырь!
— Разве что женский, — басят с заднего сиденья.
— Видишь, а Игорь сразу смекнул. Молодец! Реакция хорошая.
— На женщин? Толку-то с них. — Илья опускает стекло и сплевывает в окошко жвачку. — Кажись, приехали. Это, что ли, Р-ск?
— Она самый. Больница тоже на холме, ехать нам через весь город. Значит так, парни: забираем ее тихо. Женщина беременна, так что аккуратнее.
— А если она не пойдет?
— Подхватите под белы ручки, зажмете в коробочку и понесете. Но — тихо. Я постараюсь ее уговорить. Да она и сама не глупа.
— Да уж, — переглядываются парни.
Провал операции в доме отдыха «Лесное» произвел на «витязей» сильное впечатление. Все еще не могут понять, как бабе удалось их всех провести. Сегодня утром у него состоялся прощальный разговор с Ладошкиным. Алексей Петрович, правда, этого еще не знает. О том, что они расстаются. Свидятся или нет, неизвестно. Хотя жизнь длинная. И повороты судьбы непредсказуемы.
— Как же так, Алексей Петрович? — укоризненно спросил он. — Ведь у Ольги был при себе «Стикс», когда вы поехали в санаторий. Как же вы его проглядели?
— Не было ничего, — заартачился Ладошкин. — Никаких бумаг. Никакого диска.
— Диска, может, и не было. А вот препарат при ней был. Вы тщательно осмотрели сумочку?
— А то! Ни единого баллончика.
— Может, пузырек?
— Губная помада была, если вам так интересно. Прокладки на каждый день, — с вызовом сказал Ладошкин. — И вообще это не мое дело: копаться в чужих вещах. Тем более в женской сумочке.
— Проморгали, значит. Духи были?
— Нет. Эфирное масло было. Ну и что?
— Стоп! А ну, давай мне подробности.
Ладошкин набычился:
— Что вы на меня кидаетесь?
— А потому что ты лох! — не выдержал он. — Газ может быть в баллончике под давлением, а может быть сжиженным. От этого психопата всего можно ожидать. Я имею в виду Саранского. Значит, нашел способ. Нет, гении — это не люди. Это вредители. Невозможно с ними работать! Откуда у нее «эфирное» масло? Где взяла? В магазине?
— В салоне красоты, — нехотя признался Ладошкин. — Мы дважды туда ездили. Прическа ей, видишь ли, не нравилась! Лично я, когда она оттуда вышла, никаких изменений не заметил. А содрали с меня пятьсот долларов!
О салоне красоты он знал. Выяснил все в подробностях. И решил, что Маркина ездила туда менять прическу и избавляться от маникюра-педикюра, чтобы еще больше быть похожей на кассиршу из супермаркета. Да, Ольга ездила туда дважды. Последний раз перед поездкой в санаторий «Лесное». Перед поездкой…
— Она сказала, что перед сауной необходимо пройти процедуры. Массаж и что-то там еще. Для кожи, — поморщился Ладошкин. — И надо, мол, взять эфирное масло. Мол, если его плеснуть на раскаленную каменку…
— Куда?!
— На каменку. Так все делают. Для духа.
— Я в курсе, что люди делают в сауне, — сквозь зубы сказал он. — Почему же вы мне об этом не сказали?
— О такой ерунде?
— Это не ерунда. Дверь в сауне двойная, обеспечивает герметичность, помещение маленькое, температура высокая. Жидкость, попавшая на раскаленную поверхность, мгновенно испаряется. Идеальные условия для применения препарата. Но где же тогда пузырек?
— Вот именно: где пузырек? На полу в сауне ничего не было, сами видели. И баллончика не было, и пузырька не было. Так что нечего на меня собак вешать, — пробурчал Ладошкин.
«Нет, ну почему теоретики не практики? — подумал он. — Эмильевич в чем-то прав. Память у Ладошкина феноменальная, и квадратное уравнение он решить может. Но провести его — никаких проблем. Аналитик хренов!»
Такая злость взяла! Ну такая злость! Нет, чтобы сразу сказать про «эфирное» масло. И где взяла. И вот он едет в Р-ск, в больницу. Потому что ему нужна женщина. Она оставила вещь на хранение, она же должна и забрать. Ему нужна Ольга Маркина. А кассирша пока побудет в заложницах. Для страховки.
Машину они оставляют у ворот больницы. Он дает сопровождающим краткие инструкции:
— Значит, так. Я захожу в корпус и пытаюсь вывести ее на прогулку. Думаю, она пойдет. Здесь, в саду, делаю предложение: уехать со мной. Если она не соглашается, подключаетесь вы.
— Может, эфир? — спрашивает Илья. — Зажать нос смоченным в эфире носовым платком, она отключится, и мы ее унесем.
— Посмотрим. В общем, любыми способами и при любом раскладе мы ее увозим. Ждите.
Он заходит в здание, в прохладный предбанник, оттуда в холл. Говорит в окошко:
— К Тимофеевой.
— А ее нет, — отвечает девушка в белом халате.
— Как это нет?
— Да так. На ужине не было, в палате не ночевала, — затараторила девушка. — Мы сами ее ищем.
Он взлетает на второй этаж.
— Куда?! — кричат ему вслед. — Мужчина, вы куда?! Без халата?! У нас не приемный день! Вернитесь, мужчина!!!
В отделении, где лежала Тимофеева, он ловит ее лечащего врача:
— Где Тимофеева?
— Сами ищем. А вы кто?
— Я вам уже представлялся. Я веду частное расследование.