— Ты на жалость не дави, — зашипела она. — Сам виноват. Не смог удержать.
— Сама виновата, — огрызается он. — Не смогла.
— Все вы, мужики, одинаковы. Ты тоже хорош! Жена с младенцем, а он с любовницей!
— Она ничего не помнит. И Ваньку не помнит.
— Я слышала, ее тоже газом отравили.
— Да.
— Ну что мне делать, Свисток? Мать-то с отцом в гости поехали, к кумовьям. Говорят, засиделись здесь, в деревне. В воскресенье вечером только вернутся.
— Видишь, как все замечательно! И объяснять никому ничего не надо! Ну так что? Зоя Анатольевна?
— Я ее на террасе положу, там прохладно. Насколько она сюда?
— Дня на два, не больше. Потом я что-нибудь придумаю. — Он машет рукой женщине, сидящей в машине: — Эй! Иди сюда!
Пока она вылезает, говорит Зое:
— Только ты знай: она и имени своего не помнит. Если не будет отзываться на Лесю, не удивляйся.
— Как же мне ее звать-то?
— Образуется, — невпопад говорит он.
Женщина уже рядом. Смотрит на Зою и пытается улыбнуться:
— Здравствуйте.
— Ну, здравствуй, — сквозь зубы говорит Зоя.
— Мы знакомы?
— Да уж. Знакомы. — Похоже, Паренкина еле сдерживается, и он спешит на помощь:
— Мы в магазин по дороге заехали, — говорит торопливо. — Продуктов купили. Гостинцев Головешкам.
— Значит, ты был уверен, что я вас впущу! Ах ты…
— Разве ж ты стерва, Зоя? Вот уж чего в тебе никогда не было. Даже в школе никогда тетрадку рукой не закрывала. Все, кто хотел, списывали.
— А ты, рыжий, больше всех старался, — беззлобно сказала Зоя. Похоже, успокоилась. — Ладно, идите в дом. Чай будем пить.
— Давай, я воды принесу.
Он берет у нее ведра и оставляет их вдвоем. Хорошо, что женщина ничего не помнит. И не признает себя Лесей. Интересно, разберется во всем этом Зоя?
Когда он возвращается с водой, женщины мирно о чем-то беседуют. Прислушался: о своем, о женском. Беременность, роды.
— А тебе где постелить, Руслан? — спрашивает Зоя. — Тоже на террасе?
— Я не останусь. Дела у меня.
— И куда ж ты собрался на ночь глядя?
— Да так. Приятель меня ищет.
— Когда ж вернешься?
— Когда вернусь? Не знаю, — грустно говорит он.
Потом отзывает женщину в сторонку.
— Переночуешь здесь. Диск я забираю с собой.
— А завтра что?
— Завтра будет завтра, — невесело шутит он. — Ну, не плачь. Образуется.
Пока они собирают на стол, он, крадучись, заходит на террасу и сует диск под матрац. За чаем пытается шутить, как обычно, подумает о своем. В первую очередь о том, что оружия при нем нет. Да если бы и было. Толку-то? Их много. Всех перестрелять не получится. Обратиться за помощью по месту бывшей работы? Может, медаль дадут. За отвагу. Посмертно.
Надо вступить в переговоры. Выслушать их предложения. Ладно бы только Леся. У него жена, ребенок, мать. Мать! Если они в Первомайском… Он хватается за мобильный телефон. Потом засовывает его обратно в карман: остынь. Ответит все равно Петя Зайцев. А если мать не у них? Значит, это вопрос времени. Ребята серьезные. Надо вступить в переговоры. Если бы не труп в «Лесном», который хотят повесить на Лесю… Если бы не труп…
Тогда все было бы проще.
— О чем задумался, Руслан? — спрашивает Зоя.
— Ехать надо.
Он нехотя поднимается из-за стола. Говорит строго:
— Вы обе вот что: мне не звонить. Если надо, я сам позвоню. Сидите здесь и — тихо.
— Да что случилось-то? — спрашивает Зоя. — Ты можешь толком объяснить?
— Потом. Я тебе потом все объясню. Ты жена офицера. Должна понимать. Ну? Всегда так было. Мы уходим, а вы ждете.
— Руслан…
— Все. Ушел.
Он выходит на крыльцо и смотрит на небо. Вечереет. Ехать надо. Провожают его обе. Стоят на крыльце и смотрят, как он садится в машину. Он же делает вид, что знает, куда ехать. А на самом деле…
Останавливает километра через три. Выруливает на обочину и глушит мотор. В это время звонит его мобильный телефон. Номер скрыт. Он уже догадывается, кто звонит. Надо ответить.
— Да.
— Руслан Олегович? — без всяких эмоций спрашивает Петр Иванович Зайцев.
— Он самый.
— Поговорить не хотите?
— Хочу!
— Я знаю, что диск у вас. Что вы хотите с ним сделать?
— Да вот, подумываю о коленку его хрястнуть. Или гвоздем расцарапать.
— Хотите вступить в переговоры?
— А что ты мне можешь предложить, Петр Иванович?
— Кассирша у нас.
— Ах, кассирша-а… А кто тебе сказал, что она мне нужна больше, чем тебе диск?
— Значит, она не вернется в Р-ск. Никогда.
— Ну и что мне с того?
— Вы еще не поняли, кто сейчас с вами? Это не Тимофеева.
— Да что ты говоришь?
— Что ж, Руслан Олегович. Выбирать вам.
— Эй, постой. Ты сейчас где?
— Недалеко.
— Я там буду минут через двадцать.
— Где будете?
— Там, где ты сейчас. Один или с приятелями?
— Один.
— Приятели, значит, в Первомайском.
— Именно.
— Ладно, поговорим тет-а-тет. Через двадцать минут.
Отбой. Надо его выслушать. И… надо подумать.
В это же время
Ситуация под контролем. Не надо нервничать. Хотя и неприятно. Пока добирался до центра, позвонил Ахатов. Спросил:
— Диск у тебя, Петя?
— Нет.
— Как так?
— Пока еще нет.
— А когда будет?
— Я за ним еду.
— Возьмешь — позвони.
Если бы это было так просто! У салона красоты в центре Москвы его встречают двое. Группа поддержки прибыла на случай непредвиденных обстоятельств. Он уже подсчитал: Маркина взяла «эфирное» масло у своего парикмахера. Ладошкин сказал, что того зовут Марусей. Какое странное имя для мужчины. Впрочем, в этом деле и без него хватает странностей.
— Ждите у дверей, — бросает он парням. — Если что — подключайтесь.
Он заходит в салон. Нежно звенит колокольчик. На ресепшен сидит девушка с огромными, причудливо раскрашенными ногтями.
— Здравствуйте. Вы записывались? К кому? — спрашивает она. — Маникюр, педикюр, стрижка?
— Я хотел бы повидать Марусю.
— Но…
— Он здесь?
— Да. Вы по рекомендации?
— Именно.
— Но он занят. У него клиентка.
— А когда освободится?
Она смотрит на часы, висящие напротив, на стене и говорит:
— Минут через десять. Но потом у него другая клиентка. Весь день расписан. А завтра… Завтра он уже не работает.
— Почему?
— В Париж улетает. На полгода.
— Это хорошо, — машинально говорит он. — Я подожду.
— Но…
— Мне надо сказать ему буквально два слова. Это не займет много времени, и ваша клиентка не пострадает. Я посижу здесь, в холле? Хорошо?
Она пожимает плечиками:
— Сидите.
Но садиться на кожаный диван он не торопится. Облокачивается на стойку и улыбается девушке:
— Знаете, кто рекомендовал мне Марусю?
— Кто?
— Ольга Маркина, ваша постоянная клиентка.
— Ах, Ольга-а-а… — тянет девица, постукивая по столешнице огромными ногтями. — Она, кстати, здесь сегодня была. В сопровождении странного охранника.
— А почему странного?
— Он вел себя вызывающе. Не как охранник. Может, потому что рыжий?
— Может, и так. Что, Ольга делала стрижку? Тоже у Маруси?
— Нет. Я ж говорю, у него запись. Она забрала диск и ушла.
— Диск? Какой диск?
— Я-то откуда знаю? Оставляла на хранение Марусе какой-то диск. Может, фото?
— А он что, берет вещи на хранение?
— Нет, что вы! — смеется девушка. — Просто они друзья.
— Понятно. — Он смотрит на часы. Десять минут еще не прошло, но необходимость встречи с Марусей уже отпала. Диск стилист отдал Свистунову. А что на нем, скорее всего, не знает. Маркина использовала Марусю втемную.
И что теперь делать?
— Я, пожалуй, пойду, — улыбается он девушке. — Раз весь день у вашего гения расписан… Что ж, найду себе другого.
— У нас есть замечательные мастера, — затараторила девица. — У нас есть…
— Всего хорошего.
На улице он достает мобильный телефон и звонит в Первомайское:
— Не появлялся?
— Нет.
— Добро.
Где же Свистунов?
— Езжайте на базу, необходимость отпала, — говорит он своим людям. — А я — в Р-ск.
Они молча идут к машине.
… По дороге в Р-ск он звонит Ахатову.
— Павел Эмильевич, диск уже забрали.
— Кто забрал?
— Маркина.
— И как это случилось?
— Друг следователя Мукаева, ныне покойного, капитан Свистунов постарался. Я еду в Р-ск.
— Завтра диск должен быть у меня.
— Есть.
Если они не в Первомайском, то наверняка на квартире у Тимофеевой. Где же еще? Капитан не поведет к себе домой любовницу. Взять в заложники родственников? Не хотелось бы войны с милицией. А это как раз война. Надо по-хорошему договориться. Надо по-хорошему…
В квартире у Тимофеевой все так же, как было утром, когда они сюда приехали из больницы. Замок взломан, в раковине плохо отмытая сковорода — и никого. Пусто. Они сюда не возвращались. Значит, надо подождать.
Он ждет, пока не сгущаются сумерки. И только тогда звонит. Потому что понимает: они здесь не появятся. Капитан где-то ее спрятал. И диск тоже. Если искать, он потеряет время. День, два, а то и больше. Надо звонить. Мобильный Свистунова записал еще в «Лесном», и вот пригодилось. Только бы капитан взял трубку.
— Да.
— Руслан Олегович?
— Он самый.
— Поговорить хотите?
— Хочу!
Значит, тоже решил вступить в переговоры. Выбор-то у товарища небольшой. Что Свистунов будет делать с диском? А с женщиной? Прятать ее? Где? Как долго? Если она считается Тимофеевой и подозревается в убийстве, то ее объявят в розыск. Скоро вся р-ская милиция будет поднята по тревоге. Свистунову светит уже не просто увольнение из органов. Ему светит статья. Скрываться? А как же жена, ребенок, мать? Капитан не похож на человека легкомысленного. Поэтому он пойдет на переговоры.
К тому же зачем ему Маркина? Жертвовать всем ради человека малознакомого, в то время как близким угрожает опасность, глупо. Итак, товарищ едет сюда. Подождем.
Откуда капитан знает, где сейчас Петр Иванович Зайцев? А откуда он узнал, где диск? Ты, Петр Иванович, имеешь дело с профессионалом. А то, что капитан клоуна играет, так это его тактика. И все правильно делает Свистунов, потому что это приносит успех. Все, что приносит успех, — правильно. Победителей не судят. Диск-то у него, не у тебя.
Обо всем этом он думает двадцать минут, пока Свистунов добирается до Р-ска. Когда приоткрывается входная дверь, машинально смотрит на часы: двадцать минут. Точность — вежливость королей и профессионалов.
Ну что ж, Руслан Олегович, поговорим!
Десять часов вечера
— Заходите, капитан. Я один, и при мне нет оружия.
— Зачем тебе оружие, коли ты приемами карате владеешь или еще каким-нибудь ноу-хау. Есть ноу-хау в области боевых искусств, Петр Иванович? — спрашивает Свистунов, заглядывая в комнату. Осматривается, не спеша заходить.
— Я давно уже заметил, что у вас отличное чувство юмора, Руслан Олегович. Но время шуток прошло. Давайте говорить серьезно. Заходите. Я же сказал, что приехал один. А я слово держу.
— Эх! До боли все знакомо! — говорит Свистунов, переступив порог комнаты. — Потолок в прихожей я оклеил, а до комнаты руки не дошли. Криво поклеены. Не моя работа, халтура. Я про обои говорю.
— Обои в прихожей старые, — замечает он.
— Верно! Так и клеил я их десять лет назад!
— Я уже наслышан о вашем романе с Тимофеевой. Давайте не будем к этому возвращаться.
— Как так? — капитан присаживается в кресло и смотрит на него с удивлением. — Как же не возвращаться? Ведь ты меня чем шантажируешь? Женщиной, которая находится у вас. Тем, что она никогда не вернется в Р-ск, если я не отдам диск. Уж не на Канары же вы ее отправите в этом случае.
— Не на Канары, — соглашается он. — Но давайте к делу. Я знаю, что диск у вас. Я был сегодня в салоне красоты. К сожалению, опоздал. Кстати, как вы догадались, что диск Маркина оставила там?
— Пробка.
— Какая пробка?
— От флакона. Ее поднял с пола истопник, подумал, что золотая. Он же подобрал стекляшки и выкинул в окно. У меня есть визитка, где рукой Маркиной написано «пять часов вечера». Она записывалась на стрижку. Я подумал, что флакон она могла взять только в салоне. Значит, и диск там. Но стопроцентной уверенности у меня не было. Можно сказать, случайно попал.
— Что ж, логика мне понятна. Не могу вас не похвалить. Я знаю, что вы теперь без работы. Не хотите ко мне в штат?
— Взятка? — скалит зубы капитан. — Я взяток не беру.
— Где диск?
— У меня в кармане, — глаза крепкого коньячного цвета откровенно смеются.
— Ложь. Я думаю, диск там же, где и женщина. Вы не будете так рисковать: брать диск с собой. Физически я сильнее. Мне ничего не стоит его отнять.
— Ну, попробуй, — прищуривается Свистунов.
— Я никогда не достаю из кармана оружие без повода и не применяю силу без надобности. Диска у вас нет. Нет смысла на вас нападать. И нет смысла применять к вам силу. Вы тогда упретесь. Кто знает, может, вы умереть хотите? А скорее всего, что так. Не будем искать легких путей. Скажите честно: зачем вам «Стикс»?
— Ну, это так сразу не объяснишь… — тянет капитан.
— Я так и думал. Четкой мотивации нет. Диапазон чувств, которые вами движут, широк. От «вы лохи, а я д'Артаньян» до «спасу человечество и останусь неизвестным героем». Вы не знаете, что с ним делать. Ну, хотите, я признаю, что проиграл? Назову себя лохом или как вам будет угодно? А вы пойдете на размен. Вас какие слова и выражения устраивают, Руслан Олегович?
— И даже так? Самолюбия, значит, у нас нет?
— Самолюбие — чувство неконструктивное. А мне нужен диск.
— Ну и какая у тебя мотивация?
— У меня не мотивация, у меня задание. Будем дальше препираться или перейдем к сути?
— В Первомайском засада?
— Да. Там мои люди.
— И где же я буду ночевать?
— Отдайте диск и идите с миром. Я тут же сниму засаду.
— А женщина?
— Когда ее доставить? И куда?
— Вот это по-деловому. Я могу подумать?
— Можете. До утра.
— А если я обращусь в органы? Я еще числюсь в штате.
— Войны хотите? И чего ради? Честь мундира? В память о погибшем друге? Я почему-то думал, что вы, Руслан Олегович, материалист. При такой профессии иное и невозможно. Ему уже все равно, вашему другу. Разве не так?
— Вот что мне в тебе не нравится! — хлопнул себя по лбу капитан. — Вроде бы все в тебе хорошо, все правильно. И профессионал ты, Петр Иванович, каких поискать. Но ты ж не человек! Ты — робот. Тебе все равно, на кого работать. И не деньги тебе нужны. Потребности-то у тебя скромные. Небось, и жены нет. Ты не хочешь ей на шмотки зарабатывать. На развлечения и прочую хрень. Любовь — чувство неконструктивное, — передразнил Свистунов. — Появись у тебя жена, ты бы побочный заработок стал искать. Значит, с тобой можно было бы договориться. Купить, говорю, тебя можно было бы. А тебе лично не деньги нужны, нет. Тебе нужно признание. Кстати, по шкале ценностей оно стоит куда выше денег. Тебе нужно, чтобы тебя считали самым крутым. Знать все и про всех. Это, Петр Иванович, гордыня. За это наказывают.
«И это неплохо, — машинально отметил он. — Попытался меня разозлить. Хочет померяться силой? Скорее, информацию получить. Непонятный человек. Что у него в мыслях? А что на душе?» Сказал все так же без эмоций, как отбарабанил:
— Я вам признателен за психологический этюд. Если понадобится психотерапевтическая помощь, я знаю, к кому обратиться. Где встречаемся и во сколько? Или вы мне позвоните?
— Позвоню. Я тебе в девять утра позвоню.
— В семь. — «В девять Ахатов приходит в офис».
— Хорошо. В семь. Мне надо подумать. Я хочу в Первомайском заночевать. Отзови своих людей. Не хочу, чтобы мне мешали думать.
— Хорошо. Езжайте в Первомайское. Встретимся завтра утром.
— Ты так уверен, что я отдам диск?
— Решать вам.
— А ты где будешь ночевать?
— Это неважно.
— Один момент… Что будет с той, с другой? Если пойду на обмен? Не зверь же я. Она ведь беременна.
— Понимаю. За нее не беспокойтесь. Этот ребенок для нас слишком ценен. Мы переправим ее самолетом на базу, где чистый воздух, тишина, покой. У нее будут отличные условия и лучшие врачи. Пусть совесть вас не мучает.
— Это меня устраивает. Ладно. Поехал. Отосплюсь хотя бы. До семи.
Хлопнула входная дверь. Капитан Свистунов ушел. Он улыбнулся устало и потянулся к телефону. Первый звонок — в Первомайское:
— Илья, уходите. Капитан скоро приедет.
— Но…
— Уходите. Заночуете там, но на глаза ему не показываться. Ждать моих распоряжений.
Потом он глянул на часы и позвонил Ахатову.
— Я не поздно, Павел Эмильевич?
— Нет. Я жду твоего звонка. Что-то мне подсказывало, Петя, что ты позвонишь.
— Завтра я привезу диск.
— Уверен?
— Да.
— Тогда до завтра.
Как плохо иметь дело с идеалистами. И как, черт возьми, хорошо! Другой бы цену заломил, ого-го! Пришлось бы торговаться. А этот скорее уничтожит диск, чем продаст. Хотя деньги бы ему не помешали. Как и где он собирается жить с этой своей… Невольно поморщился. Кассиршей! Кстати, надо сказать, чтобы ее подготовили.
И он вновь потянулся к телефону.
Ночь
Он бы не уснул, даже если бы сильно этого захотел. Они и в самом деле ушли. Хотя здесь, в Первомайском, была засада. Замок на двери цел, но они вскрыли другую дверь, ту, что со двора. В доме следы их пребывания. Хорошо, мама сегодня не вернулась.