— Это уж точно, твои проблемы связаны с литературой и архитектурой в одном флаконе. Я тебе тогда помешала, вот ты и бесишься.
— Ты это о чем? — спросил он таким голосом, что у Арины заболело под ложечкой. Но она уже закусила удила.
— Ты ж небось уже подкатился к ней в Москве, а она тебя продинамила, да? Зря стараешься, бабы не прощают трусости! — выкрикнула она и тут же пожалела.
Он побелел, потом побагровел, но все-таки взял себя в руки.
— Арина, ты, по-моему, спятила. Вообразила себе невесть что, и… Обратись-ка, моя дорогая, к психотерапевту. Это становится навязчивой идеей. Мне с высокой колокольни плевать на эту бабу. Я терпеть не могу эмансипированных, уверенных в себе сорокалетних теток!
— Тогда почему же она так поспешно увела меня из этой будки?
— О! А вот об этом тебе следовало бы спросить у нее! Она там была, а не я!
— Ну вот ты и попался!
— Что?
Ну я так и думала! Ты не умеешь врать, Мэтью! Я ведь ни единого звука тебе не сказала о том, что нашла ее голую в будке лодочника, а ты оказался в курсе… И судя по тому, как ты беснуешься в последнее время, трахнуть ее ты не успел!
— Да побойся Бога! Я узнал об этой истории от Миклашевича, которого встретил на заправке на следующее утро. Только и всего. И заруби себе на носу, Арина, что…
— Нет, это ты заруби себе на носу, Мэтью, что я начеку и если ты свяжешься с этой бабой, я такое устрою, никому мало не покажется, ни тебе, ни ей!
Он вдруг рассмеялся, впервые за последнее время.
— Ты так ревнуешь меня, Аришка? Мне даже приятно.
Такой резкий переход совершенно сбил Арину с толку. А может он и вправду узнал обо всем от Миклашевича? В тот день он действительно ездил на бензоколонку… Надо быть осторожнее и не упоминать больше об Олесе, а то он может назло мне связаться с ней… Надо просто забыть об этой теме, вернее, сделать вид… а еще надо попробовать поговорить по душам с его секретаршей, узнать, как он ведет себя на работе, и, уже исходя из этого, решить, как быть дальше.
* * *В аэропорту меня встречал только Гошка. Я от радости даже задохнулась. Как он чудесно выглядит — загорелый, свежий, глаза веселые.
— Мама! Мамочка!
— Гошка, а где твой дед?
— Он сегодня занят, я один приехал! Мы поедем на такси! Знаешь, у нас для тебя сюрприз! Мам, а ты чего-то бледная, усталая, да? Книжка еще не вышла? А красную бейсболку привезла?
— Привезла, не волнуйся. А что за сюрприз?
— Увидишь!
Мы погрузились в такси. Гошка захлебываясь рассказывал мне о своих впечатлениях от поездок по Европе с дедом.
— Гошка, а куда мы едем?
— Сюрприз!
Мне не хотелось никаких сюрпризов, я устала, ибо всю ночь препиралась с Миклашевичем, пытаясь доказать ему, что замужество — не моя стезя. В результате мы страшно поругались и он ушел, хлопнув дверью, но до этого успел наговорить мне много гадостей. Правда, когда он ушел, я испытала облегчение. Огромное облегчение.
— Гош, может, скажешь, куда мы едем?
— Нет! Дед не велел!
Если я не сижу за рулем, то быстро засыпаю в любом транспорте. Я и тут вздремнула. И открыла глаза, когда машина остановилась.
— Приехали, мама!
— Ну и чей это дом?
— Наш! Мы переехали, мама!
— Что? Весь дом ваш?
— Ага! Тут так клево! И сад…
Действительно, дом стоял в небольшом ухоженном саду. И первое, что бросилось в глаза — фарфоровый гном в траве.
— Мам, ты чего смеешься?
— Да так… Радуюсь!
Дом был очарователен. Просторный, светлый, с пресловутыми французскими окнами, с белым столом на зеленой лужайке…
— Дед что, жениться собрался? — предположила я.
У Гошки вытянулось лицо.
— Мам, ты чего? Он же старый! И вообще…
— Ну, не такой уж он старый, вполне может жениться, а иначе, зачем ему такой большой дом?
— Ну, во-первых, у него сейчас много учеников…
Что во-вторых, я так и не успела узнать, так как зазвонил телефон. Гошка схватил трубку. Я не стала вслушиваться, а направилась в ванную, вымыть с дороги руки.
— Мам, как насчет велика, а? Прокатимся?
— Прямо сейчас?
— Ага, дед нас ждет в ресторанчике за полтора километра отсюда.
— Полтора километра можно пешком пройти!
— Но это будет дольше. Давай, мам, тряхнем стариной!
— Но мне надо переодеться.
— Давай быстро переодевайся, и поедем, я пока выведу велики.
Вероятно в Москве подобная идея не вызвала бы у меня ничего, кроме раздражения, но тут… почему бы не прокатиться немного на велосипеде? С превеликим удовольствием, как говорится! Я была так счастлива, что вырвалась наконец из Москвы, где в последнее время на меня обрушилось столько эмоций, столько дурацких проблем и недоразумений… Достаточно вспомнить странное появление Юльки… И ведь она ни разу мне больше не позвонила. Я дважды пыталась набрать телефон, значившийся на карточке, но там был включен автоответчик. А мобильный заблокирован. И я бросила попытки связаться с сестрой. Я словно потеряла ее во второй раз. И теперь уж, видимо, окончательно, хотя вовсе не исключала, что она может возникнуть, когда ей понадобится алиби для мужа…
— Мам, ну ты скоро? Я есть хочу!
— Бегу!
На велосипеде я езжу только в Германии с Гошкой. Вот и теперь мы покатили по специальной велосипедной дорожке. Погода стояла теплая, светило солнышко, вокруг было красиво, по-европейски уютно и мило. Владимира Александровича я увидела издали. Он стоял, приложив руку козырьком ко лбу, и вглядывался вдаль. Темных очков он не признавал. Для своих семидесяти двух выглядел он превосходно.
— О, вот и наша знаменитая писательница прибыла! Рад, весьма рад, Олесенька! Ничего, что прямо с самолета на велосипед?
— А такси вы забыли? — засмеялась я. Мне всегда было с ним легко, куда легче, чем с его сыном.
— Ну как тебе наше новое обиталище?
— Не иначе, вы собираетесь жениться!
— Боже сохрани, я в эти игры больше не играю. Ну, что будешь заказывать?
— Сосиски и темное пиво! Отдам дань местной кухне.
— А потом пойдем в кондитерскую! — заявил Гошка. — Ух, до чего я рад, мама!
— Да, кстати, тебе привет от Майки, я ее встретила, она такая хорошенькая!
Гошка помрачнел.
Владимир Александрович тоже это заметил и сразу перевел разговор.
— Кстати, Олеся, послезавтра я намерен реабилитироваться, и мы-таки поедем в Зальцбург!
— О! Я с восторгом!
На Новый год мы с Гошкой тоже были в Мюнхене и второго января рано утром выехали на машине в Зальцбург, да так до него и не доехали, с полпути повернули назад, ибо начался такой буран и заносы на дорогах, что мы сочли за благо вернуться в Мюнхен.
— Я с восторгом, давно мечтаю туда попасть!
И вообще, я буду тут отдыхать на всю катушку, я даже ноутбук дома оставила.
— Ура! — воскликнул Гошка.
* * *— У тебя усталый вид, девочка, — сказал вечером Владимир Александрович. — Ты отдыхай тут, ни о чем не волнуйся, Гошкой я доволен, он у нас хороший малый. Должен сказать, он тебя просто обожает.
Я это и сама знала, но слышать было все равно приятно.
— У тебя какие-то неприятности? Да?
— Не уверена, что это можно назвать неприятностями, скорее неурядицами. Ничего существенного.
— Ну и слава богу! Но ежели захочешь поделиться или посоветоваться, я к твоим услугам.
— Обязательно и поделюсь, и посоветуюсь, но сперва хочу попробовать сама с этим разобраться, пусть все немножко уляжется в башке, а то и работать мешает и вообще… Думаю, денька через три-четыре мы обо всем поговорим, ладно?
— Ну разумеется! А шла бы ты спать, голуба моя. Гошка все равно смотрит футбол. И тут уж ничего не попишешь.
— Да, пожалуй, вы правы. Я и вправду устала.
* * *Утром я проснулась от солнца и птичьего щебета. В открытое окно на втором этаже лился чудный воздух. Как хорошо, как спокойно… А может, я зря оставила дома ноутбук? Наверное через недельку мне захочется работать… А может, задержаться тут подольше? Я же не знала, что свекор снял такой чудный дом… И никаких тебе Роз, никаких Миклашевичей. Ура! Нет, не буду о них думать. Лучше подумаю о книге… Моя Марина там оказалась между двух огней. Два мужика, оба в общем-то годятся для нее, каждый по-своему хорош, она стоит перед выбором. Оба добиваются ее, а она в растерянности. Но я должна за нее сделать выбор. Хотя мне тоже они оба нравятся. Но ведь известно, за двумя зайцами погонишься… И заблудишься в трех соснах! А что, прекрасное название — «Два зайца, три сосны»! А ведь у меня тоже вроде как два зайца… Но я ведь ни за одним из них не гонюсь, хотя, если честно, я бы непрочь завести легкий роман с Аполлонычем. Я просто убеждена, что роман с ним был бы именно легким, ни к чему не обязывающим. Он не собирается расставаться со своей Ариной, мне тоже он триста лет как муж не нужен, но нас явно тянет друг к другу, хотя его ретирада под кровать в будке лодочника до сих пор вызывает у меня смех вкупе с легким презрением. И все-таки надо дать ему шанс реабилитироваться. Но как? Не звонить же ему… А я попрошу Лерку! Да, именно, попрошу ее позвать нас обоих в гости. Вот, один заяц уже появился. Заяц за которым я, вроде как, гонюсь. Но уж Миклашевич в зайцы никак не годится, он даже в любимые зайчики не годится. Он — волчара, хотя нет, он просто противный злой заяц из «Ну, погоди!». Терпеть его всегда не могла. Не Миклашевича, а мультипликационного зайца. Миклашевича я любила… Еще как любила! У меня просто снесло крышу, когда я наконец переспала с ним… Какой он был тогда милый, влюбленный, нежный, веселый, и это не говоря уж о сексуальном впечатлении, которое он на меня произвел… Помню, мы тогда поехали вдвоем в Израиль, и нам было так здорово вместе… Мы столько смеялись… Помню, однажды утром я проснулась, он спал рядом и я сказала себе: я люблю в нем все, каждую его ресничку в отдельности, шрам на ноге, родинку на предплечье… Нет, этим воспоминаниям нельзя предаваться, слишком опасно. Лучше вспомню, что было потом. Измены, хамство, несправедливые обвинения, идиотская ревность невесть к кому, принимавшая поистине чудовищные формы… Нет, от этого зайца надо бежать сломя голову. А какую сцену он мне устроил позавчера, когда я в который уж раз сказала, что не выйду за него… И ведь это не от любви. Просто, как я могу в чем-то отказать такому потрясающему типу? Ну, тут уж он вынужден был объяснить мне, кто я такая на самом деле — бездарная баба, ни кожи, ни рожи, обалдевшая от дешевого успеха, невесть что о себе возомнившая. Я пыталась спросить у него, зачем же я такая ему нужна, но где там! Он не слышал меня, и, кажется, себя уже тоже не слышал. Тьфу! Не хочу я больше его видеть и знать.
— Мам, ты спишь? — в дверь просунулась взлохмаченная Гошкина башка.
— Нет, балдею!
— Мам, какие на сегодня планы?
— А никаких. Есть предложения? Излагай!
— У деда сегодня дела, так что мы свободны, а завтра поедем в Зальцбург!
— Это я помню. А давай просто пошляемся по Мюнхену?
— Мам, ты же будешь по магазинам таскаться, я тебя знаю.
— Могу и не таскаться.
— Не хочу видеть твои страдания, — засмеялся Гошка. — Давай знаешь как сделаем? Ты вали по магазинам, а в три встретимся на Мариенплац и пообедаем в ресторане.
— У тебя утром есть какие-то планы?
— Это не планы… а так… — покраснел Гошка.
— Девочка? Как ее зовут?
— Марика.
— Все, договорились. Если хочешь, приводи Марику на обед.
— Нет, мам, это ни к чему, — еще сильнее покраснел сын.
— А сколько ей лет?
Тринадцать! Она клевая, знаешь, ее мама работает в зоопарке, у них там недавно родился жирафик Джимми, ой, мам, он такой! Его еще посетителям не показывают, а я уже видел! Марика иногда помогает там маме, и я тоже… Только ты никому не говори, ладно?
— Ладно. А дед в курсе?
— Конечно, ему тоже Марика нравится. Она будет биологом, как ее мама. У них дома одно время жил котенок пумы, это вообще умереть не встать.
— Котенок пумы… Это мечта… Он мягонький?
— Не то слово… Но его скоро отдали, их опасно в доме держать.
— А ты с Марикой говоришь по-немецки?
— Когда как, но чаще по-русски. Ее мама русская, Евгения Петровна. Тоже кстати клевая тетка, и читает все твои книги. Говорит, что отдыхает душой, вот! Кстати, вставай, дед приготовил завтрак.
— Встаю!
Через десять минут мы втроем уже завтракали на кухне. На столе было все мое любимое и упоительно пахло кофе из кофеварки.
— Мам, хлеб совсем свежий, я смотался в булочную!
— Молодец, спасибо тебе.
— Жених тебе на новом месте не приснился? — лукаво осведомился Владимир Александрович.
— Слава богу, кошмары меня не мучили!
— Какие планы на день?
— С утра курс тряпкотерапии, а днем обед с сыном. Дальнейших планов пока нет.
— Если хочешь, можешь взять сегодня машину.
— Да нет, спасибо, не хочу никаких заморочек, где там парковаться, я ж с ума сойду.
— Пожалуй, это мудро. Лучше взять такси.
Обожаю ходить по магазинам за границей, особенно когда мне ничего определенного не нужно, а деньги есть. Они не так давно у меня появились и я еще не привыкла к ним, они доставляют мне удовольствие, нет, не так — мне доставляет удовольствие их тратить. Я никогда не роскошествую, не покупаю шмотки от кутюр или драгоценности, с ума не схожу, но… Словом, я побрела по любимым мною мюнхенским улицам, никуда не торопясь, ни о чем не думая, просто наслаждаясь жизнью. Через два часа я, накупив всякой нетяжелой ерунды, решила передохнуть в кондитерской, а потом с новыми силами побрела дальше. Ровно в три я в изнеможении присела на край фонтана на Мариенплатц. Вскоре появился Гоша.
— Нагулялась? Еле жива, да?
— Да! Куда пойдем?
— Далеко не стоит, не дойдешь, по-моему.
— Это точно! Но я хочу сидеть на воздухе. Мы нашли премилое заведение.
— Ну, как Марика?
— Нормально.
— А Майка?
— Что Майка? Майка просто подруга детства.
— Ах, подруга детства! Гошка, ты почему мне ничего не сказал?
Он вспыхнул.
— Про что?
— Про бабушку.
— А зачем?
— Как зачем? Я бы с ней поговорила…
— А толку что? И вообще, мам, раз ты сама начала… Знаешь, дед хочет, чтобы я остался здесь, с ним. Он для этого и дом снял… Мам, я лучше с ним останусь, ладно?
Я замерла.
— Понимаешь, я не хотел тебе говорить, думал, дед сам скажет… Но лучше я… Я не могу больше с бабушкой…
— Гошка, но почему ж ты мне ничего не говорил, мне казалось, ты ее любишь, тебе с ней хорошо…
— Мама, ты же так хотела жить одна, я понимаю тебя, ты работаешь и личная жизнь…
Меня бросило в жар.
— Какие глупости ты несешь! Одно твое слово и я бы все сделала по-другому… И уж ни за что бы тебя ни бросила с бабкой…
— Да я тогда тоже еще не знал… Когда ты съехала, тогда, в общем-то, все и началось…
— Да что началось-то, Гошенька?
— Ничего такого… Она меня не била, голодом не морила…
— Еще не хватало!
— Понимаешь, когда ты еще с нами жила, она… как бы это сказать… меньше выступала, понимаешь? Но это бы все ладно, но она начала на тебя наезжать… причем не со мной, а со своими старпершами… Олеся никудышная мать…
— Оказывается, она была права, — с горечью проговорила я.
— Ничего подобного, ты самая клевая! И еще всякие гадости про тебя говорила… Но это ладно, она старая… Но мне одна девчонка в школе сказала, что бабка когда-то настучала на тетю Юлю в гебуху… Я не поверил и решил спросить у бабки сам… Вот тут началось… Мам, скажи мне честно, я уже почти взрослый, это правда?
— К сожалению, правда. Я сама долго в это не верила… Вернее, не хотела верить… Но когда узнала, ушла от нее…
— А зачем вернулась?
— Положение было безвыходное, да и жалко мне ее стало, времена-то поменялись, ее с работы поперли, она растерялась…
— И ты ее простила?
— Простила, наверное. Она же все-таки мне мать.
— А тетя Юля?
— Что?
— Она не нашлась?
— Нашлась. Только бабушке об этом ни слова.
— Мам, я к ней не вернусь.
— Гошенька, я после разговора с Майкой и сама так решила. Я куплю двухкомнатную квартиру и будем жить вместе. Вот вернусь отсюда и займусь… Постараюсь к началу учебного года успеть…
— Нет, мама, я останусь с дедом! Я хочу остаться с ним! Ты не обижайся, я тебя знаешь как люблю, но сейчас мне лучше будет с дедом.
— Это не из-за Марики?
— Нет, просто я сейчас деду нужнее, чем тебе… И потом он мужчина, — потупился он.
— Воображаю, что будет с бабушкой…
— Да ничего особенного, просто будет поливать тебя еще больше, и деда заодно… Мам, а расскажи про тетю Юлю! Где ты ее нашла?
— Это она меня нашла.
И я выдала сыну сильно приукрашенную версию Юлькиного появления в Москве.
— Мам, а мы правда к ней поедем? — загорелся Гошка.
— Ну, разве что на Рождество, мы говорили о сентябре, а я в тот момент забыла, что у меня же книжная ярмарка… И вообще… Там будет видно.
— Она тебе не понравилась через столько лет, да? — спросил не в меру проницательный сын. — Она стала как бабка?
— Ну в общем-то ты прав…
— Мам, так ты мне позволишь остаться?
— Ты твердо решил?
— Да.
— А если у меня будет двухкомнатная квартира?
— Нет, мам, я не из-за квартиры, я просто хочу с дедом… Но я буду приезжать, и ты к нам, сколько захочешь… И потом дед говорит, что армия…
О, армия более чем весомый аргумент в пользу такого решения. Какая мать в наше время не замирает от ужаса, слыша это слово, какая мать не примеряет на себя каждое сообщение о побеге солдат из части, о беспределе в казармах… Я хорошо помню, как покончил с собой в армии мой одноклассник Серега Колосков… А Ванька Федотов сошел с ума…
— А где же ты будешь учиться? У тебя не такой уж хороший немецкий…
— А ты знаешь, дед со мной дома говорит только по-немецки, и дружок у меня есть, Клаус, он вообще по-русски ни в зуб ногой… Мам, ты не расстраивайся, мне тут будет хорошо, правда-правда! Знаешь, я хочу еще мороженого!
* * *Вечером, когда Гошка лег спать, Владимир Александрович налил нам по рюмке коньяка и сказал:
— Олесенька, я так понял, что Георгий уже поговорил с тобой?
— Поговорил, — вздохнула я.
— И что ты на это скажешь? — с некоторым даже страхом спросил он.
— А что я могу сказать, вы же все уже без меня решили… И вероятно это мудрое решение, хотя мне очень больно, но я сама виновата… Я оставила Гошку на маму, занялась своим писательством… И вот так теперь все вышло… Но когда Гошка сказал про армию, я даже в душе заткнулась. Все более чем понятно. Да и вы куда лучше сумеете воспитать в нем мужчину… Но я буду его содержать. Вы скажите мне, сколько нужно будет, я сейчас это могу… И за дом буду платить…
— Олеся, я хочу сказать тебе одну вещь, но ты пообещай, что ни звука не скажешь Георгию.
Я со страхом смотрела на него.
— Этот дом принадлежит… Гошке.
— То есть как? — опешила я.
— Год назад умерла моя сестра в Австралии…
— Я не знала, что у вас есть сестра в Австралии…
— В свое время сей факт приходилось тщательно скрывать и я привык… Так вот, она оставила мне в наследство… очень немалую сумму. И я поспешил купить дом, но Гошка об этом не знает. Я хочу переписать дом на тебя. Я же не могу пока, да и не хочу оформлять его на имя Георгия, а в том, что Юра и его нынешняя супруга поведут себя порядочно после моей смерти, я не уверен. А посему, я запишу его на тебя, и тогда он уж точно достанется Георгию. Понимаешь?
— Да, понимаю… Хотя Юра вполне порядочный человек.
— Но связался с непорядочной бабой. А говорить обо всем этом Георгию я не хочу, ибо у мальчишки в таком возрасте могут появиться нежелательные настроения. Он должен знать, что все в жизни достигается трудом, мы с тобой можем как угодно баловать парня, но он понимает, что и мне и тебе все нелегко дается. Кстати, он понимает, что ты работаешь как каторжная и очень тобой гордиться… Вообще, ты молодчина, и он растет хорошим малым, несмотря на воспитание Надежды Львовны. Так ты обещаешь мне, что ничего ему не скажешь?