Этнографами описан забавный, с нашей точки зрения, рассказ о затруднительном положении, в которое попал в просвещённом XIX веке норвежский пастор, проповедовавший среди саамов христианство и завоевавший их искреннее уважение. Один из оленеводов, у которого довелось побывать пастору, стал чуть ли не силой принуждать дорогого гостя к близости со своей женой. Святой отец, человек весьма благонравный, оказался перед поистине затруднительным выбором: то ли поступиться христианской моралью, то ли поставить под угрозу всю свою миссионерскую деятельность среди саамов…
Чем дальше в глубь веков, тем больше упоминаний о «гостеприимном гетеризме» можно найти среди записей различных авторов, оставивших заметки о саамах. Учёные прошлых столетий не без некоторой доли брезгливости объясняли этот обычай «лёгкостью нравов» саамских женщин, отсутствием христианского воспитания да ещё тем, что возможный отказ гостя воспринимался «диким народом» как свидетельство «своего безобразия и безобразия своих жён».
Между тем в том, что касается внешности, саамы не слишком отличаются от европейского физического типа. Им не свойственна ни монголоидность, ни иссиня-чёрные волосы, которыми наше обыденное сознание «по привычке» наделяет любой северный народ. Как пишут исследователи, занимавшиеся именно внешностью, им не раз доводилось приходить в отчаяние из-за решительной невозможности отличить саама от соседа – финна, шведа, русского или норвежца.
Пожалуй, единственное бросающееся в глаза различие – это рост . Упомянутые североевропейские народы, как известно, отличаются высоким ростом, у саамов же он в среднем составляет около полутора метров. И даже многовековые смешанные браки с соседями этого различия не изгладили. Волосы и глаза у саамов в целом несколько темнее, чем у традиционно белокурых и светлоглазых скандинавов и финнов, но до чёрных азиатских им всё-таки далеко. Глаза – несколько раскосые, но раскосые опять-таки по-фински, а не по-монгольски. Одним словом, ни о каких резких расовых различиях и о соответствующих предрассудках (кажущееся безобразие) говорить не приходится. Весьма странен также и довод о вековом «распутстве» целого народа. В чём же тут дело?
Как водится, ответ был получен после сравнения традиционных культур весьма удалённых друг от друга народов. Учёные поняли ход мысли древнего человека: «если мой гость так прославлен и знаменит, значит, ему покровительствуют могущественные и добрые Боги. Значит, надо устроить так, чтобы удача, посылаемая этими Богами, распространилась и на меня…» Естественно, всего охотнее Боги станут помогать родичам своего избранника. В главе «Шкура предка» рассказывается о значении ритуальной одежды из шкуры тотемного животного, носить которую позволялось только членам родственной группы. В дальнейшем это значение распространилось на любую одежду; знаменитая «шуба с царского плеча», которую мы, нынешние, скорее всего расценили бы как барскую подачку, на самом деле была почётным и драгоценным подарком. Великий человек тем самым как бы принимал награждённого в свою семью, делился с ним ниспосланной Богами удачей. Тот же смысл постепенно приобрёл практически каждый подарок, хранивший, выражаясь современным языком, биополе вождя.
Скандинавские сказания удостаивают достойных вождей и знаменитых воинов постоянного эпитета «даритель колец»: имеются в виду подарки подчинённым, и реальная стоимость их была практически ни при чём. «Плащ вождя заткан удачей, не надо и золотого шитья…»
А теперь спросим себя, почему современные поклонники эстрадных артистов, сметая всё на своём пути, стремятся притронуться к своему кумиру, урвать на память хоть пуговку, хоть нитку от его костюма?.. А как объяснить толпы поклонниц, готовых буквально на всё ради короткого романа со знаменитостью?.. Объяснение опять-таки в психологических законах, наблюдение над которыми мышление древнего человека облекло в форму мифа.
Могущественный дух рода, покровительствовавший великому человеку, проявлял себя ещё и по-другому. В этой книге не раз уже говорилось, что, как это на первый взгляд ни странно, роль мужчины в рождении ребёнка человечество осознало достаточно поздно. В древности считали, что он здесь почти ни при чём: в теле женщины просто материализуется дух рода, его магического первопредка – тотема. В главе «Родственниками не рождаются» рассказано, что по ходу общественного развития функции тотема всё больше переходили на предводителя. Так, в частности, возникло знаменитое «право первой ночи», которым мы привычно возмущаемся, читая исторические романы. Мало кто, кроме учёных, знает теперь, что дело тут не в извращённых наклонностях феодальных баронов, и ещё, что в глубокой древности исполнение подобного обычая никого особо не возмущало, скорее даже наоборот. В дальнейшем тотемов и духов рода благополучно забыли, а представление, что интимная близость с великим человеком сродни божественной благодати, осталось.
«Колдовство финнов»
И ещё одна интересная деталь, касающаяся саамов. Если почитать норвежские сказания времён викингов, в них буквально в каждой главе можно встретить упоминания о «финнах» и их колдовстве. «Финнами» древние скандинавы называли саамов; согласно археологическим и иным данным, в те времена территория их проживания охватывала не только север, а практически весь полуостров. Но почему столько говорится о колдовстве? В древних сказаниях что ни саам – то могучий волшебник. Викинги, которые, как мы помним, сами были язычниками, свято верили в чудеса своих и чужих Богов и очень уважали прорицателей и разного рода специалистов по ворожбе. Неужели на них произвели такое уж впечатление ритуалы саамских «нойда» – «знающих людей», колдунов и шаманов?
Оказывается, дело здесь в том, что современные исследователи называют ксенофобией – боязнью чужого.
Учёные пишут: мир, вернее, мирок древнего человека был весьма ограничен. Охотник и рыболов, он знал окрестный лес, горы и морской берег самое большее на несколько дней пути, – дальше ему редко приходилось забираться. Что там, за дальним горизонтом, – было совершенно неведомо. Может, там уже и не люди живут, а Боги, злые духи или вовсе души умерших?.. У многих народов сложились представления о том, что, если долго идти в одном направлении, как раз и придёшь на «тот свет». Кто читал карело-финский эпос «Калевала», наверняка помнит строки о путешествии Вяйнемёйнена:
Здесь его останавливают и велят назвать причину,
По этой весьма простой причине во многих религиях любая дорога считалась «по определению» дорогой на тот свет . Её считали местом исключительно скверным, опасным и подозрительным. Чуть-чуть не досмотри – и «уйдёт» по дороге богатство и счастье. Или, наоборот, «придёт» что-нибудь такое, что… Поверий и дурных примет, связанных с дорогой, буквально не перечесть.
Близостью если не к «тому свету», то уж во всяком случае к миру нечеловеческих существ и объясняются предания о всяких невероятных животных и иных созданиях, якобы встреченных путешественниками в дальних краях. Дело тут не в «богатой фантазии древних», как иногда покровительственно замечают современные авторы, а в древнейших мифологических представлениях.
Теперь ясно, что, постепенно расселяясь и неожиданно наталкиваясь на чужой, непохожий народ, древние люди поначалу попросту отказывались считать чужеплеменников за людей. Требовалось долгое время и немалые мыслительные усилия, чтобы неведомые и оттого страшные чужаки из разряда демонов перешли хотя бы в разряд колдунов.
В той же «Калевале» много говорится о северной стране Похьоле, населённой сплошь недобрыми чародеями. Географически здесь имеется в виду не что иное, как страна саамов – Лапландия. Правит ею, кстати говоря, хозяйка . Она всем распоряжается, ведёт переговоры, колдует, строит козни, выдаёт замуж дочь. Словом, полный матриархат. «Хозяин» появляется только тогда, когда доходит до рукопашной и требуется воинственное мужество и физическая сила мужчины.
Итак, саамов считали колдунами не только скандинавы, но также карелы и финны. Но самое-то интересное, – если послушать саамские сказания о взаимоотношениях с соседями, выяснится: именно саамы – люди как люди, зато соседи – карелы, финны, русские, скандинавы – сплошь чародеи, оборотни, ожившие мертвецы!
А если почитать отчёты этнографических экспедиций, ездивших к саамам исторически совсем недавно – в первой половине ХХ века, – можно подметить в них одно постоянно повторяющееся наблюдение. Саамы никого и ничего не боялись так, как чужого, незнакомого человека. Сколько было случаев, когда отважные охотники, не говоря уже о детях и женщинах, в ужасе разбегались от безобидного учёного, вышедшего к стойбищу! В дальнейшем, познакомившись, они смущённо оправдывались: почём, мол, мы знали, что ты – человек, а не оборотень, не злой дух и не равк – жуткий мертвец, выскочивший из могилы?..
Можно сколько угодно иронизировать по поводу «примитивных представлений» древних. Однако оглядимся вокруг: сплошь и рядом в нашем цивилизованном мире людей зверски убивают только за то, что они принадлежат к другой расе, вероисповеданию или народу, то есть только за то, что они другие , а значит, вроде как не совсем люди и, стало быть, человеческого отношения не заслуживают. Заметим в скобках, что в эпоху викингов «международные трения» скандинавов и саамов были до некоторой степени смягчены, причём именно благодаря языческим верованиям тех и других. Языческая религия хороша уже тем, что не претендует на абсолютную истину. Молись хоть Христу, хоть священному камню, – только мне не мешай жить и веровать так, как я привык… Чем-чем, а шовинизмом викинги не страдали. Древние сказания пестрят не только стандартными россказнями о «колдовстве финнов», но и упоминаниями о смешанных браках, о поездках друг к другу, о выплате дани, о торговле и о сшитых жилами лодках, подаренных саамами предводителю викингов: так быстры были эти лодки, что никакая другая не могла их обогнать, а певец удостоил их песни.
Что же касается чудовищ, обитающих за горизонтом… Теперь наш мир включает не только ближайшие окрестности нашего дома, но всю планету и даже простирается за её пределы. Человек побывал на Луне и собирается разведать Марс. И что с того? Наши фантасты усердно населяют всевозможными чудищами – причём, как правило, враждебными, – дальние планеты, маячащие за раздвинувшейся чертой горизонта. Узнаваемая ситуация? Ещё как узнаваемая. Космос космосом, а природа человеческая за тысячи лет, как видно, не особенно изменилась…
Хирд
Мы уже видели, что человек, оказавшийся в те времена «без роду и племени» – всё равно, изгоняли его или он уходил сам, – чувствовал себя весьма неуютно. Одиночки неизбежно собирались вместе, и столь же неизбежно их товарищество, поначалу равноправное, обретало внутреннюю структуру, причём по принципу всё того же рода .
Род был и самой первой формой общественной организации, и самой живучей. Человеку, не мыслившему себя иначе как в роду, непременно хотелось, чтобы рядом по-прежнему были отец и братья, готовые прийти на помощь. Поэтому предводитель дружины считался отцом своих людей, а воины одного ранга – братьями . Пояснить это можно любопытным примером из жизни древней Руси, где в своё время господствовали примерно такие же порядки. Членов дружины такого-то князя наши летописи именуют ещё «чадью», то есть в буквальном переводе его «детьми». Воинов князя Василька, например, так и называют «Васильковичами», хотя о физическом родстве нет и речи.
Рассказывая о родовом обществе, учёные пишут: «родственниками не рождались». Парадоксальная на первый взгляд фраза означает, что новорожденный, появившийся в данной семье, должен был ещё «доказать» своё право быть её членом: над ним совершали вполне определённые ритуалы, по ходу которых должно было выясниться, настоящий ли это человеческий младенец или «подменыш», злой дух в обличье ребёнка.
Надо ли после этого удивляться, что и воинский «род», в который вступали уже сложившиеся, взрослые люди, подвергал новых членов многочисленным испытаниям?
В художественной литературе момент вступления героя в воинское братство если и упоминается, то, как правило, мимоходом: «пошёл в княжескую дружину», «примкнул к викингам и поплыл с ними за море». Вот так: «пришёл» – и готово, ну, на худой конец заставят померяться силой с местным богатырём или проверят, как человек удерживает равновесие, испив чашу вина.
Между тем в древние времена это было не проще, чем в наши, – «примкнуть» к космическому экипажу или хотя бы к сборной страны по хоккею. Между прочим, и тот, и другой коллектив журналисты нередко именуют «дружиной». Возможно, они сами не отдают себе отчёта, но это – не красивое словцо, а весьма точное наблюдение. Что подразумевает членство в космической или спортивной «дружине»? Полную психологическую совместимость, «сыгранность», то есть способность действовать как единое целое, готовность в любых обстоятельствах насмерть стоять друг за друга. Эти же качества были присущи и сообществам профессиональных воинов древности, будь то русская дружина или скандинавский хирд. А значит, желающим вступить в воинские братство назначался и испытательный срок, и весьма серьёзный экзамен. Причём экзамен подразумевал испытание не только чисто профессиональных качеств – ловкости, силы, владения оружием, – но и обязательную проверку духовных качеств, а также – куда без этого в древние времена! – мистическое Посвящение.
Особые люди
Упомянув о Посвящении, сразу заметим, что в древнейшие времена воинские союзы вообще носили полутайный и насквозь мистический характер. Мы теперь отдалённо можем представить нечто подобное, лишь когда речь идёт о тайных школах восточных единоборств. В древности же это распространялось на все профессиональные воинские сообщества. Почему так?
Если попытаться более-менее полно изложить, что думают по данному поводу современные историки и этнографы, получится отдельная толстая книга. Попробуем изложить хотя бы вкратце.
Воины участвуют в сражениях, убивают и проливают кровь. Любой человек, которому приходилось участвовать в рукопашном бою, тем более – видеть гибель товарищей и самому отнимать жизнь, подтвердит, какое это страшное испытание для психики. Так было и будет во все времена, только мифологические мышление древних объясняло происходившее по-своему.
Человек, убивший любое живое существо, и в особенности другого человека, «протыкает дырку» между мирами умерших и живых. Дырка эта затягивается в течение какого-то времени, и кто знает, какие злые силы успеют сквозь неё проскочить? Не говоря уже о душах погубленных врагов, которые постараются всячески отомстить убийце, а заодно и всем, кто окажется поблизости. Одним словом, человек, совершивший убийство – пусть даже в бою, сражаясь за своё племя, – неизбежно объявлялся «нечистым».
Отметим сразу же, что в древности это слово не имело того отрицательного смысла, который мы придаём ему теперь. Оно означало вовсе не связь с «нечистой силой» и злом, но просто «отсутствие ритуальной чистоты», а значит, и большую уязвимость для злых сил. Именно такая уязвимость и была присуща, по мнению древних людей, соплеменнику, который сражался и убивал. Какое-то время его не допускали к общей жизни племени, он жил и питался отдельно, совершая очистительные обряды.
Окончательно ли отодвинулись в прошлое такие обычаи? Оказывается, нет. Ещё в начале ХХ века у нас в России вернувшийся с войны казак целый год не должен был посещать церковь, если на войне ему приходилось убивать. Есть и целые народы, по которым в наше время можно наглядно изучать воззрения древних людей. Например, в некоторых африканских племенах лесорубы, повалившие особо крупное дерево, ведут себя в точности как воины, пришедшие с поля сражения. Причина та же: они отняли жизнь, нарушили грань между мирами!
Удивительно ли после этого, что воины, у которых в силу «специфики» их деятельности были особые отношения с жизнью и смертью, были в глазах своих мирных соплеменников особыми людьми ? Учёные пишут, что воинам с древнейших времён сопутствовала довольно странная аура, сочетавшая в себе избранничество и отверженность . Отверженность была вызвана в основном тем, что рядом с воинами всё время витала опасность, – причём не только и даже не столько реальная, но, как мы только что видели, мистическая, а значит, угрожавшая не одному телу, но и бессмертной душе. Что же касается избранничества, то победоносный воин, стяжавший боевую славу и богатую добычу, вызывал естественную зависть мужчин, завоёвывал благосклонность женщин и заставлял соплеменников думать, что ему, вероятно, покровительствуют особо могущественные Боги…
Все эти причины в древнейшие времена заставляли воинов селиться отдельно, в особых домах, своим «коллективом», и посторонние в воинские дома не очень-то допускались. Ко времени викингов подобные традиции уже уходили в прошлое, но окончательно ещё не исчезли. По берегам Балтийского моря археологами раскопано несколько викингских укреплений, так вот, все данные говорят о том, что жизнь в этих крепостях была организована как раз по принципам профессионально-мистического воинского братства.