– Вот зараза, а? – Сергей потряс кулаками, потом укусил один из них. – Антисинклит? Кто бы мог подумать, что это возможно. Плакать хочется, честное слово. Похоже, что дело и вправду серьезное.
– Им отец – Диавол, и хотят они исполнять прихоти отца своего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи, – проговорил Иван торжественно. – Попускает Господь им творить зло, вот они и пользуются. Но ничего, ничего, ведь истинная вера все одолеет, все превозможет.
Затем Сергей все-таки отправился курить, а Иван заглянул в соседнее купе и остался там. Игорь лег подремать, но уже через пятнадцать минут пришлось вставать и сдавать постельное белье.
Поезд пошел медленнее, показалось здание вокзала, на котором светились синие буквы: «Харкiв».
– Приехали, – сказал Олег. – Но я его не чувствую. Наш сородич, похоже, закрылся и ни с кем не хочет иметь дело.
– Что за сородич? – поинтересовался Игорь.
– Тот, кого мы ищем.
Поезд остановился, и через проход к двери вагона пошли пассажиры. Протопали улыбавшиеся девчонки, одна подмигнула Сергею. Тщедушный юноша с гитарой в чехле бросил на Ивана сердитый взгляд.
Они сошли на перрон последними, через подземный переход поднялись в вокзал.
Несмотря на ранний час, тут было людно. Сновали суровые дядьки с рюкзаками, бегали дети. Трое мужиков в углу передавали друг другу бутылку портвейна, пили прямо из горлышка.
Стоило появиться милицейскому патрулю, бутылка исчезла с такой скоростью, будто ее спрятал профессиональный иллюзионист.
– Неизвестно, сколько продлятся поиски, – сказал Олег. – Поэтому предлагаю поселиться в гостинице.
– Можно, – кивнул Иван.
– По-моему, у меня не так много денег… – Игорь ощутил, как щеки у него начинают гореть от стыда.
За последние годы, сытые и спокойные, привык к тому, что в любой момент может заплатить за все что угодно. Ощущать себя неимущим было непривычно и даже немного страшно.
– Ты забыл о том, что находишься у меня на работе, – сказал Олег.
Вышли из вокзала, открылся вид на большую площадь с фонтаном в центре. Едва спустились по ступенькам, как были атакованы таксистами, активными и горластыми, как грачи.
Олег выбрал из них одного, и вскоре они грузили вещи в багажник серебристой «Субару Импреза». Иван уселся на переднее сиденье, остальные трое разместились сзади.
– Куда поедем? – спросил таксист, чернявый и смуглый, с ехидной усмешкой на круглом лице.
– В гостиницу, что в самом центре, – ответил Олег.
– «Мир» подойдет, – задумчиво протянул таксист, – хотя «Харьков» вообще на площади Свободы. Но там вроде делали ремонт, хотя, может, его и закончили. Ну что, стартуем, панове?
– Стартуем, – кивнул Иван.
Когда выворачивали с привокзальной площади, едва не столкнулись с трамваем. Тот разразился негодующим звоном, а таксист высунул руку в окошко машины, сложил кулак и показал средний палец.
Ехали довольно долго, несколько раз стояли в пробках, а потом остановились.
– Гостиница «Харьков», панове, – объявил таксист.
– Пойду узнаю насчет свободных мест, – сказал Сергей. – А вы сидите пока. Чтобы зря вещи не вытаскивать.
Он вылез, хлопнула дверца.
Вернулся быстро, лицо было озадаченное.
– Что там? – спросил Олег.
– Тут, говорят, нет ничего. Зато в старом корпусе есть. Это где?
– А за углом, – сказал таксист. – Прямо на площади. Отсюда туда я прямо бесплатно отвезу.
Сергей сел, и они поехали. Под колесами зарокотала брусчатка, и машина выехала на громадную площадь. С противоположной стороны ее окаймлял парк, а в центре торчал большой памятник Ленину.
– Вот и все! – бросил таксист. – Платим, панове!
Олег полез в карман за деньгами.
Игорь вылез из машины и огляделся. Обнаружил, что площадь еще больше, чем показалось на первый взгляд, и что с одной стороны ее ограничивают поднимающиеся над деревьями коробки белых и красноватых зданий.
– Давно я тут не был, – сказал Сергей, вытаскивая из багажника рюкзак. – С того раза, как к Велимиру приезжал… И в каком же это году? Нет, не помню ни черта… память ни на что не пригодна…
Поднялись на высокое крыльцо, украшенное здоровенными вазами на тонких ножках. За стеклянными дверями гостиницы обнаружился большой вестибюль, стойка администратора слева, а прямо – лифт и лестница.
Женщина за стойкой, с рыжими короткими волосами и раскосыми глазами, подняла на гостей взгляд.
– Что вам угодно?
– Это зависит от того, какие номера у вас есть, – ответил Олег, постукивая по стойке кредитной карточкой «Виза Голд».
Вскоре они получили ключи от двух двухместных номеров на третьем этаже. Когда поднялись на лифте, выяснилось, что коридоры старого корпуса гостиницы «Харьков» так же извилисты, как сон безумца.
Прошли несколько офисов, вестибюль, пару поворотов и развилок и только потом обнаружили на дверях нужные номера.
– Полтора часа на то, чтобы привести себя в порядок, – сказал Олег, вставляя ключ в замок. – Потом отправимся завтракать и решим, как будем действовать. Игорь, ты со мной, а этих двоих поселим отдельно.
Возражать никто не стал.
Номер был маленьким и обставленным в стиле советских гостиниц: шкаф, пара кроватей, холодильник и телевизор на тумбочке. В шкафу лежал дохлый таракан, зато в холодильнике стояла бутылка пива «Оболонь». Санузел больше напоминал коридор, в который впихнули душевую кабину и унитаз с раковиной.
Из окна виднелся внутренний двор, штабеля кирпичей, груды мусора и стоявшие машины.
– Мир праху его, – сказал Олег, закрывая нещадно скрипевшие дверцы шкафа. – А пиво – не иначе бонус смельчакам, решившим остановиться в этом сарае. Надо поискать, может, еще денег где оставили?
Он отправился мыться, а Игорь улегся на кровать и включил телевизор. Отыскал несколько русскоязычных каналов, а затем попал на «Место встречи изменить нельзя» на украинском языке. Послушал, как Жеглов и Шарапов говорят чужими голосами, сначала стало смешно, а потом грустно.
Неужели Харьков, Киев, Одесса станут для русских такой же «заграницей», как Нью-Йорк или Париж? Для поездки сюда потребуется виза, а для общения с местными жителями – переводчик?
– Я все, – сказал Олег, выходя из душа. – Давай ты.
Мылся Игорь долго, несколько раз переключал воду с ледяной на очень горячую, а потом обратно. Казалось, что поездная пыль впиталась в кожу, осела в волосах. Недосып оставил в теле сонную вялость.
После мытья и бритья почувствовал себя посвежевшим, сонливость отступила. Выйдя из душа, грязное белье сунул в пакет и упрятал поглубже в сумку.
– Теперь хоть на человека стал похож, – сказал Олег. – А то раньше напоминал тень.
Игорь улыбнулся, лег на кровать и принялся щелкать пультом, переключая каналы.
Через полчаса вышли в коридор, и Олег постучал в дверь номера, где поселились Иван и Сергей.
– Сейчас, – донесся изнутри недовольный голос. Послышались шаркающие шаги, щелчок замка, и в открывшейся щели появилась сердитая физиономия с черно-рыжей бородой и крючковатым носом. – А, это вы… Я готов, а виршеплет наш собирается.
Сергея пришлось подождать еще минут пятнадцать.
Когда тот выпорхнул из номера, распространяя сладкий запах «Олд Спайса», они пошли по длинному, почти бесконечному коридору в сторону лифта. Рыжая женщина за стойкой проводила постояльцев взглядом.
Громадная площадь выглядела на удивление пустынной, ходили люди, изредка проезжали машины.
– Куда пойдем? – спросил Сергей.
– Вон туда, в парк, – ответил Олег. – Чутье подсказывает мне, что там должно быть много всяких кафе.
Пересекли площадь, наткнулись на небольшой ресторанчик, снаружи похожий на теремок: остроконечная крыша, бревенчатые стены, окна с наличниками. Внутри все было так же стильно: деревянные столы и стулья, звериные шкуры и головы на стенах, наряженные в косоворотки официанты.
– Прошу вас, садитесь, – один из них, русоволосый и розовощекий поспешил навстречу ранним гостям. – Вот сюда, в уголок…
Когда сели, перед каждым оказалась кожаная папка меню.
Олег попросил солянки и шницель, Иван – пельменей и салат, Сергей – пива и рыбы, а Игорь, которому не очень хотелось есть, ограничился кофе.
– Так долго мы тут пробудем? – спросил он, когда официант отошел. – И как ты хочешь искать того, кто тебе нужен?
– Насчет сроков ничего не могу сказать, – Олег пожал могучими плечами. – А искать… Такие, как мы, чувствуют друг друга на расстоянии. Главное, чтобы был… хм, повод для контакта. Посредник. Понял?
– Нет, – признался Игорь.
Успевший вытащить сигарету Сергей заулыбался ехидно, наклонил голову. Глаза его блеснули.
– Нечего на меня так глядеть, – сказал он. – Я хоть со словами и хорошо управляюсь, тут ничем помочь не могу.
– Только боюсь, как бы он не погиб, – заметил Олег и повернулся к принесшему пиво официанту. – Простите, вы знаете человека по имени Сергеев Федор Андреевич? Он довольно известен в Харькове.
– Только боюсь, как бы он не погиб, – заметил Олег и повернулся к принесшему пиво официанту. – Простите, вы знаете человека по имени Сергеев Федор Андреевич? Он довольно известен в Харькове.
– Сергеев? – Официант поставил кружку на стол и только после этого позволил себе задуматься. – Нет, не слышал никогда. А кто он, футболист, в «Металлурге» играет?
– Нет. Не футболист. И даже не музыкант.
Официант пожал плечами и ушел, а Олег принялся задумчиво теребить бороду.
– Я так понимаю, мы тебе не особенно нужны, – сказал Сергей. – А то с девушками договорились.
Иван плотоядно облизнулся.
– Идите, гуляйте, – Олег махнул рукой. – Дело ваше, как я погляжу, молодое. Только оставайтесь на связи.
Вновь подошел официант, на этот раз с подносом, на котором стояли тарелки, и разговор пришлось прервать.
Пионер
Село Герасимовка затеряно среди лесов и болот Свердловской области. От соседних деревень отличается тем, что к нему ведет отличная асфальтовая дорога.
Обычно она пустынна, редко-редко протащится рейсовый автобус или пройдет старый, разболтанный «ЗИЛ».
Но сегодня на герасимовской «трассе» воцарилось необычное оживление. Ранним утром, когда солнце еще не вылезло из-за горизонта, из тумана донесся гул моторов. Сначала показалась милицейская машина с мигалкой, затем из белого марева вынырнули два черных обтекаемых автомобиля из тех, на которых обычно перемещается большое начальство.
Увидев их, шагавший по обочине Иван Степаныч Охлобыстин, проживший в Герасимовке всю жизнь, с самого рождения в сороковом году, выпучил глаза и открыл рот.
За черными машинами появились темно-зеленые армейские грузовики, а потом с рыком, достойным доисторического ящера, показался громадный экскаватор. А замкнула колонну еще одна милицейская машина.
Первая тем временем свернула прочь от поселка, на ведущую в лес дорогу.
Иван Степанович выпучил глаза еще больше и побежал в сторону жилых домов – сообщить новость.
Чужаки отправились туда, где находилась единственная достопримечательность Герасимовки, да и всего Тавдинского района. И как подумал Охлобыстин – вряд ли для того, чтобы просто поглядеть.
Уходившая в лес дорога закончилась на небольшом пятачке, окруженном березами и соснами. В его центре стояла черная металлическая оградка, а внутри нее – обелиск из серого камня со звездой наверху. К нему была прикреплена табличка с надписью: «Здесь 6 сентября 1932 года был убит пионер Павел Морозов и его брат Федор».
Машины остановились, из кабины переднего грузовика выбрался офицер. Рявкнул что-то, и из кузовов горохом посыпались солдаты. Разбежались, окружив ограду плотным кольцом.
И только после этого открылась дверца одного из черных автомобилей. Из него вышел невысокий мужчина с шеей борца, короткой стрижкой и глубоко посаженными глазами.
Проведя ладонью по макушке, он кашлянул и направился ко второму автомобилю.
Майор Сечкин, сотрудник управления ФСБ по Курганской области, чувствовал себя не в своей тарелке. До сегодняшнего дня он жил в полной уверенности, что Контора занимается понятными (естественно, только посвященным), но при этом рациональными делами.
События последних суток эту уверенность поколебали.
Вчера вечером майора вызвали к начальству, и то огорошило его целым залпом странных приказов. Встретить человека из Москвы, сопроводить, оказать помощь, а еще наладить сотрудничество с армейской частью триста три дробь семь, стоящей в Тавде, и добыть мощный бульдозер…
Сечкин ответил «есть» и отправился выполнять.
Гость из Москвы прибыл ночью, на чартерном самолете. Имени и звания он не сообщил, и Сечкин про себя прозвал его Старшим. Из аэропорта они отправились в город, а потом – сюда, в глухомань, и тут майор окончательно перестал что-либо понимать.
– Вот и наша цель, – сказал Старший, выбираясь из машины.
Был он гладко выбрит и обладал совершенно непримечательной внешностью, как любой хороший сотрудник органов. На носу красовались изящные очки в золотой оправе, залысины поднимались до макушки.
– Так точно, – ответил Сечкин.
Роль тупого служаки он не очень любил, но иногда уходил в нее, будто улитка в раковину. Случалось это, когда майор ощущал себя пешкой в чужой игре.
– Вот он, памятник. – Старший почесал щеку и криво улыбнулся. – Знаешь, кому он поставлен?
– Никак нет.
– Павлу Морозову. Пионеру, предателю, мифу.
– Так он вроде бы не был пионером, – осмелился заметить Сечкин. – Я в книжке читал… Его родственников наши коллеги подставили, чтобы… ну, создать героя для СССР. Так вроде бы.
Старший улыбнулся еще раз, глаза его остались холодными.
– Ты читал Дружникова, майор? – сказал он. – Ты меня удивил. Может быть, ты еще и смотрел фильм Эйзенштейна «Бежин луг»?
– Никак нет… нет, – неуверенно проговорил майор.
– И неудивительно. Все материалы по фильму были уничтожены в тридцать седьмом. Режиссер попытался создать собственный, отличный от официального, миф, ну а такого ему позволить не могли. Насчет провокации наших коллег – глупость это. Дружников – бывший диссидент, ему всюду, даже в сортире, мерещилась «кровавая гэбня». Попытался разрушить советский миф, но только создал другой.
– А в чем же правда? – спросил Сечкин, погладив себя по макушке.
Он нервничал и никак не мог понять причину этого.
– Кто его знает? – Старший снял очки, вынул из кармана платок и принялся протирать стекла. – Доноса на самом деле не было. Трофима, отца Павла, посадили из-за липовых справок, которые он выдавал бандитам из группы братьев Пуртовых. Справки эти, подтверждавшие, что они мирные крестьяне, находили на местах стоянок банды. А писал их, скорее всего, сам Павлик, поскольку отец был неграмотен. А за что его убили… Из-за земли, из мести или ненависти к советской власти… Это на самом деле неважно. Поскольку мы сейчас сотрем с лица земли память о Павке Морозове.
Сечкин сглотнул, на миг показалось, что среди стволов мелькнула мальчишеская фигурка с красным галстуком на шее. Несмотря на утреннюю прохладу и туман, майору стало жарко.
– Хм, ну да, – сказал он.
Затевать такую операцию, чтобы снести один-единственный, никому не нужный памятник?
Сечкин рос в те времена, когда Павлик Морозов считался героем, когда в его честь называли пионерские дружины, колхозы и даже корабли. От пионерских и комсомольских времен в душе офицера ФСБ мало что осталось, но сейчас там шевельнулось подозрение, что они совершают нечто кощунственное…
Словно посягают на действующий храм.
– Ссышь, майор? – поинтересовался Старший. – Поверь, это нужно сделать. Ты знаешь, например, для чего используют вот эти штуки?
Он подошел к оградке и вытащил из одного из столбиков закрывавшую его пятиконечную звезду.
– Э… нет. – Сечкин сам не заметил, как вывалился из образа тупого служаки. – Не знаю я ничего.
– Сюда дети из Герасимовки суют записки. С просьбами к Павлику Морозову. Помочь сдать экзамен, еще что-то, – в голосе Старшего прорезалась ненависть. – Он стал чем-то вроде местночтимого святого. А нужны ли России такие святые? Нужно ли их тащить в век нанотехнологий и демократии? Нет, не нужно. Мы обязаны очиститься от груза мифов, чтобы вступить в рациональное будущее… Командуй бульдозеристу, майор.
Из леса донесся крик, показалась бегущая женщина в платье и растрепавшемся платке.
– Это еще кто? – спросил Сечкин.
– Директриса музея Павлика Морозова. Не стоит обращать на нее внимание. Командуй, майор.
Сечкин вздохнул полной грудью и махнул рукой. Бульдозер взревел, выбросил облако черного дыма. Женщина закричала громче, подскочила к оцеплению, попыталась проникнуть внутрь. Двое солдат остановили ее, а потом и вовсе оттолкнули, без грубости, но довольно сильно.
Женщина упала в траву.
Бульдозер пополз вперед, тарахтя и взрывая землю гусеницами. Нож его высек из ограды необычайно мощный сноп искр. Раздался скрежет, и черные столбики принялись сгибаться.
Зазвенела связывавшая их цепочка.
Порвалась одна, вторая, и бульдозер с победным ревом въехал на огороженную площадку. На мгновение приостановился, а затем рывком снес сам монумент. Полетели осколки серого камня.
Крик женщины перешел в плач, в вой самки, потерявшей детеныша.
Бульдозер катался туда-сюда, утюжил площадку, под гусеницами скрежетало и хрустело. Сечкин смотрел на это, и сердце у него ныло, точно дуплистый зуб. Терзало осознание того, что сегодня он совершил нечто настолько гадкое, чего не совершал ни разу за четверть века в органах.
Майор пытался гнать мысли об этом прочь, но получалось у него с трудом.
– Отлично, – проговорил Старший, когда на месте памятника осталась ровная площадка, заваленная строительным мусором. – Пусть солдаты соберут обломки в машины. Ну а я пока доложу.