«Паджеро» покатил следом.
Пока вихлялись по улицам и переулкам Тулы, потихоньку стемнело. Солнце ушло в закрывшие западный горизонт облака, зажглись редкие фонари. Степан включил фары, чуть позже то же самое сделали его «брателлы».
Выбрались на трассу, и тут «Порше» добавил скорости. Обочины полетели назад. Промелькнула и пропала из виду стоявшая на обочине патрульная машина ДПС.
– Ментов не боишься? – спросил Иван.
– Да я их всех купил, отсюда и до самой Вологды, – ответил Степан. – В этой стране всех и все можно купить, вопрос только в размере отката. Те же менты берут чуть-чуть, если их с министрами какими сравнить… Так что не понимаю я тебя, Олег. Синклит – конечно, он да, чтобы типа самим очко на глаза не натянули… Но чего о стране думать, об этих козлах, что только о бабле и мечтают?
– Ты забыл об одной вещи, – покачал головой Олег. – Только пока живы русские, живы и мы.
– А кто такие русские? Объясни мне. – Степан глянул на него вопросительно. – На рынках одни хачики торчат, дома строят тоже черные, и у половины – российские паспорта. Что, эти уроды из Киргизии или Армении – тоже русские? Может быть, русских в этой стране больше нет? Вот раньше все было просто. Раз ты православный, значит – русский, пусть даже у тебя харя косоглазая… А сейчас?
Сергей усмехнулся и сказал:
– Если вспомнить товарища Сталина, то, по его мнению, нация определяется общностью экономики, территории, языка и психического склада. Выходит, что человек, что живет в России, ведет тут дела, говорит по-русски и думает по-русски – тот и русский.
– А жители Крыма тогда кто? – спросил Иван. – И как ты поймешь, кто думает по-русски, а кто нет?
– Если разбираться, где чья земля, можно долго морды друг другу бить, – заметил Степан. – Всем известно, что в Карабахе творилось. И что тогда всякая мордва и прочие чуваши, они как, русские или нет? Ведь земли-то по Волге их были, еще когда про Владимира Красное Солнышко никто не знал.
Олег помолчал, задумчиво почесал подбородок.
– Все на самом деле просто. Русским является тот, для кого русская история – родная.
Сергей засопел, завертел головой, точно собираясь возразить, но так ничего и не сказал.
– Ладно, замнем, – бросил Степан. – Чем языком балаболить, лучше радио включим. Так, сейчас…
Он нажал кнопку на панели магнитолы, и зазвучал прокуренный баритон, проникновенно сообщавший всему миру, что «голуби летят над нашей зоной…».
– Ради бога, только не это, – сказал Сергей тихо. – Ненавижу шансон. Это же мусор, музыкальный и поэтический. Как его можно слушать?
Степан принялся подпевать, совершенно не попадая в такт.
Сергей мученически закатил глаза.
Игорь задумался, вновь завертелись в голове вопросы, не дававшие покоя в последние дни. Зачем Олег таскает его с собой? Для чего изобразил фарс с приемом на работу? И почему гостя выпустили живым из того кабинета, где на столе стоял поднос с отрезанной головой?
Объяснить ни то, ни другое не получалось.
Когда вынырнул из размышлений, обнаружил, что они проезжают небольшой городок, Иван вовсю храпит, а по радио очередной хриплый тип завывает о воровском счастье. По небу бежали облака, среди них висела луна, блестели острые глаза звезд.
Городок остался позади, вновь потянулась пустынная трасса.
Свет фар летел впереди машины, вырывая из мрака серое пятно асфальта, бежала мимо дорожная разметка. Отстав на десяток метров, тенью следовал «Паджеро», редкие встречные автомобили проносились мимо, точно ракеты.
Сергей глядел в окно, Олег и Степан тихо переговаривались.
Игорь задремал, а очнулся оттого, что его довольно сильно толкнули в плечо. С трудом разлепил слипавшиеся глаза, не сразу вспомнил, где находится и что за человек сидит рядом.
– Выходи, проветримся, – сказал Иван.
Машины стояли на обочине, виднелся лес, во мраке глухо шумели качавшиеся под ветром деревья.
– Это… хорошо, – сказал Игорь.
Когда выбрался из салона, невольно вздрогнул от ночной прохлады. Услышал мерное журчание со стороны леса, потом глаза привыкли, и разглядел Олега, стоявшего около одного из стволов.
Оранжевый огонек сигареты отмечал то место, где находился Сергей.
– Эй, не спать, братва! Стоянка пять минут! – донесся от «Паджеро» мощный голос Степана.
Спотыкаясь, Игорь побрел прочь от дороги. Зажмурился и прикрыл лицо ладонью, когда проезжавшая мимо машина осветила его фарами. Потом отыскал укромное место и расстегнул ширинку.
К «Порше» вернулся несколько взбодрившимся, влез на свое место.
– Надо было пива купить. Про запас, – сказал Сергей, захлопывая дверцу.
– Ничего, денек без бухла проживешь. – Степан хмыкнул. – Или ты совсем запойный?
Он включил радио, и оно завыло:
«Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла не меряно, лежит на сердце тяжкий груз…»
Быстро набрали скорость, и придорожный лес остался позади.
Крепкий сон ушел, но спать все равно хотелось. Игорь кемарил, то и дело неглубоко проваливаясь в дремоту. Снова просыпался на несколько минут, чтобы опять отключиться.
В одно из пробуждений обнаружил впереди над горизонтом зарево, а в следующее они были на МКАД. Где именно, сообразить не удалось, во мраке все ориентиры словно пропали.
Свернули на Рязанский проспект, с него ушли вправо, а потом запетляли по каким-то дворам. Остановились у панельной девятиэтажки, неподалеку от детского садика, над крыльцом которого горела тусклая лампочка.
– Приехали, – сказал Степан, заглушив мотор. – Тут у нас хата для разврата. Шучу. Ну, типа где можно отлежаться, когда тяжело. Особых удобств там нет, но жить можно. И никакой козел сюда носа не сунет. Пока отсыпайтесь, утром позвоню. Лады?
– Лады, – кивнул Олег.
Игорь потряс головой, потер уши, чтобы более-менее ясно соображать. Помогло не очень. Вслед за Сергеем выбрался наружу. Они подхватили из багажника вещи и пошли к подъезду. Запищал цифровой замок, открылась уходившая вверх лестница, двери квартир первого этажа.
Лифт оказался сломан, пришлось пешком тащиться на седьмой этаж.
Остановившись у обитой черным дерматином двери, на которой блестели цифры два и шесть, Степан долго звенел ключами и ругался, что он «этому мастеру этот замок в жопу поставит».
Потом дверь открылась, они оказались в темной прихожей, где слабо пахло пылью.
– Ключ оставляю, – Степан сунул его в руки Ивану. – Бывайте здоровы, братва. Если чего – свяжемся. Пока.
– Пока, – сказал Игорь, но дверь уже захлопнулась.
Квартира была двухкомнатной и удивительно пустой. Покрытый линолеумом пол не мыли никогда, а из мебели имелась только стопка толстых матрасов в одной из комнат да старый шифоньер, где лежали одеяла. На кухне стояли электроплита и холодильник, а также небольшой стол, на котором разместилась стойка с посудой.
Ложки, вилки и ножи хранились в литровой банке.
На застекленном балконе лежали картонные коробки, из окон открывался вид на двор, соседние дома.
Сергей снял со стопки верхний матрас и выяснил, что находившийся под ним покрыт бурыми пятнами, очень похожими на кровь. Такие же украшения обнаружились на других и на одеялах тоже.
– Неслабо эти брателлы тут развлекаются, – сказал Иван. – Раны зализывают, псы грешные.
Он перекрестился и сплюнул на пол.
Игорь сходил в туалет, где на бачке стоял нераспакованный рулон туалетной бумаги, после чего выбрал один из чистых матрасов и положил его в малой комнате. Одеяло свернул вместо подушки, вторым укрылся. Повернулся на бок, чтобы лечь поудобнее и закрыл глаза.
Сон пришел мгновенно.
Проснувшись, Игорь понял, что ему чего-то не хватает. Удивился, что полка под ним не трясется и не качается и что он не слышит стука колес. И только потом вспомнил, что эту ночь провел не в поезде.
В окно лился приглушенный дневной свет, из приоткрытой двери доносилось негромкое пение. В комнате никого не было, там, где устраивался на ночь Олег, лежал голый матрас.
– По-моему, я дольше всех дрых… – сказал Игорь, потом глянул на часы и покачал головой.
Время подходило к одиннадцати.
Выбравшись из комнаты, заглянул в большую, увидел, что там тоже никого нет. На кухне обнаружил Сергея в лиловых трусах, украшенных розовыми поросятами, увлеченно предававшимися разврату.
– Сидит Гитлер на березке, а березка гнется, посмотри товарищ Сталин, как он… – Напевая, Сергей переворачивал что-то на шипевшей сковородке, и по кухне расползался аромат жареной ветчины. – Доброе утро. Ты как, выспался?
– Да. А где все?
– Уехали. Умотали по делам, – левой рукой Сергей изобразил что-то в воздухе. – Олег сам укатил, еще до рассвета. А Ивана Батый забрал, он нам жратвы и привез. От щедрот его и будем завтракать…
Игорь опешил:
– Батый входит в синклит? Но как же так… он же враг?
– Чей? – спросил Сергей.
– Русского народа.
Игорь опешил:
– Батый входит в синклит? Но как же так… он же враг?
– Чей? – спросил Сергей.
– Русского народа.
– А Сталин что, не враг? Кто убил больше людей, еще вопрос. Важно, что человек жил на территории России и угодил в ее исторический миф. Ты представляешь тринадцатый век без Батыя? Я – нет. Так что он один из нас, возглавляет какую-то культурную татарскую ассоциацию в Москве. Хватит стоять в дверях с открытым ртом, иди умывайся, и будем есть.
Игорь покачал головой и отправился в туалет.
Когда вернулся на кухню, на столе располагались тарелки, в которых виднелась яичница с ветчиной. Лежал порезанный крупными кусками хлеб, стоял пакет яблочного сока и два бокала.
– Стульев нет, – сказал Сергей. – Есть придется стоя. Или матрасы принести? Сесть, прямо по-татарски.
И он ехидно ухмыльнулся.
Когда поели, Игорь вымыл всю посуду, поставил обратно в стойку, а сковородку оставил на плите.
– Что дальше? – спросил он, пройдя в большую комнату, где Сергей валялся на матрасе и глядел кино на коммуникаторе.
– Как я понимаю, сегодня вечером мы покинем Москву. Больно уж тут плохо стало, неуютно.
– А куда отправимся?
Сергей пожал плечами.
– Кто же его знает? Велика Россия-матушка, всю и за век не объехать. Олег сказал, что позвонит.
– Так это когда будет… – Игорь помялся. – Так что, нам целый день взаперти сидеть? С ума сойдем.
Сергей сел на матрасе.
– Сойдем, не сойдем – это неизвестно, но меня такая перспектива тоже не радует. Можно пойти погулять.
На то, чтобы собраться, у Игоря ушло пять минут. Затем пришлось ждать Сергея. Тот отказался выйти на улицу небритым и почти полчаса провел в ванной, снимая с лица щетину.
Выбрались в подъезд, пешком спустились на первый этаж.
Когда вышли из дома, Игорь обратил внимание на бомжей, сидевших на бортиках песочницы. Их было трое, все грязные, заросшие, одетые не по сезону – в пальто и плащи. На земле стояла большая клетчатая сумка из тех, в каких таскают товар челноки, в дырах виднелось какое-то тряпье.
По рукам ходила бутылка с портвейном.
– Чего ты на них уставился? – спросил Сергей, и в этот момент один из нищих, что сидел спиной, запел.
Низкий, хриплый и очень сильный голос заставил Игоря вздрогнуть:
– Не может быть, – сказал Игорь. – Нет, этого просто не может быть… Хотя о чем я говорю?
Он невольно сделал несколько шагов к песочнице.
– Чего тебе надо, дядя? – спросил один из бомжей, со спутанной бородищей, глаза его недружелюбно блеснули.
Тот, что пел, замолчал и обернулся. Игорь вздрогнул еще раз, разглядев под щетиной и грязью знакомое лицо. Лицо человека, которого почти тридцать лет назад похоронили всей Москвой, чьи песни слушала вся огромная страна.
– Чего надо? – повторил бородач.
– Бухнуть с нами хочешь? – спросил тот, что пел, взял бутылку и присосался к горлышку.
Глаза у него были пустые, совершенно безумные, напоминали оловянные пуговицы.
– Нет, ничего, – сказал Игорь, отвернулся и пошел прочь.
Бомж вновь запел:
– Это ведь он? Это правда он? – спросил Игорь, подойдя к Сергею.
– Я тебе уже говорил – не верь глазам своим. – Сергей улыбнулся, но улыбка вышла кривой и жалкой. – Этот… это существо рано или поздно обретет почти всю память Владимира Семеновича. Но случится это не сразу, и случится ли вообще – никто не скажет.
– То есть… пока он ничего не помнит? Не осознает, кто он такой? Ведь прошло много лет.
– Что-то помнит, наверное, – ответил Сергей. – Но это выглядит как обрывки, яркие и бессвязные. Словно сцены из жизни другого человека, неизвестно как попавшие в твою память. Постепенно их будет становиться больше и больше, – он говорил все громче и громче, яростно рубил ребром ладони воздух. В глазах стояла боль, – а потом придет осознание того, кем ты был… Жестокий, тяжелый кризис, во время которого ты как-то пытаешься осознать, почему не умер и как жить дальше…
Сергей вытащил из кармана пачку сигарет, а когда вставил одну в рот, стало ясно, что руки его дрожат.
– Э… я понял, – сказал Игорь и еще раз оглянулся, чтобы поглядеть на бомжей. Портвейн у них закончился, бутылка полетела в сторону, а в руках у бородача появился флакончик с настойкой боярышника. – А Цой… неужели он тоже?
Сергей сумел прикурить только с третьей попытки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма.
– Наверняка те, кто пишут на заборах и стенах домов «Цой жив», не подозревают, насколько они близки к истине. Пошли отсюда, а то, когда я гляжу на них, плакать хочется. Вспоминаю свои первые годы…
И они зашагали прочь со двора, мимо детского садика и сидевших на лавочке бабушек. Те поглядели на двух мужчин с неодобрением, одна даже головой покачала, сказала что-то подруге.
– Почему никто не видит сходства? – спросил Игорь. – Ведь лицо… и голос. Тут, по-моему, невозможно ошибиться.
– Люди видят лишь то, что хотят и готовы увидеть. То, во что верят. Напоминает им бомж с Выхинского рынка известного актера и певца – ну и что? Он же умер много лет назад. И человек начинает думать, что такое невозможно, что ему почудилось, и при втором взгляде сходство уже не так велико. Человеческий разум – гибкая штука, он способен сам убедить себя в чем угодно. Было бы желание.
Из двора они вышли на улицу, а затем и вовсе к железной дороге и неспешно пошли вдоль нее.
– Чего зря ходить? – сказал Сергей. – Тут рядом рынок большой. Пойдем туда, посмотрим, почем нынче фрукты у уроженцев солнечного Кавказа.
– Пойдем, – кивнул Игорь.
Ему было все равно, куда идти, лишь бы двигаться, переставлять ноги, а не сидеть на месте.
Рынок нашли быстро, и, едва окунулись в его шумный водоворот, голова у Игоря закружилась. Он попытался остановиться, сказать, что ему нехорошо, но не смог, и все поплыло перед глазами…
Когда зрение сфокусировалось, обнаружил, что стоит совсем на другом рынке.
Под ногами был не асфальт, а жидкая грязь с двумя неглубокими колеями, рядом находился прилавок, уставленный горшками, а около него крутилась невероятно толстая тетка в цветастом платке. Дальше виднелись другие прилавки, слышались голоса и скрип телег.
Улица, на которой находился Игорь, уходила вниз, к широкой реке, вдоль нее стояли деревянные дома. С воды дул свежий ветер, покачивались стоявшие у пристаней баржи. Выше, на холме поднимались красные стены крепости, виднелась круглая башня, торчали зубцы.
– И чой-то они у тебя все битые? А? – спросила тетка, взяв в руки один из горшков. – Чой-то, а?
– Побойся бога, Матрена, – отозвался продавец, здоровенный, рыжебородый, с хитрыми черными глазами. – Как есть самые лучшие. Сама знаешь, откуда я их вожу, со слободы Кунавинской…
Тетка сказала еще что-то, но Игорь не расслышал, поскольку над ухом у него заорали:
– Пироги! Пироги свежие! С луком и яйцом! С потрохами! Горячие! Налетай, разбирай! Прямо из печи!
Едва не толкнув Игоря плечом, мимо прошел мальчишка с лотком в руках. На лотке лежали пироги, румяные, большие. Один был надломан, виднелась начинка – рубленые потроха.
– Стой, малый! – воскликнул продавец горшков. – Подь сюды! Сегодня они у тебя без кошатины?
Мальчишка улыбнулся, сказал со значением:
– Кошки закончились. Дядя Акакий на собак перешел. А у них мясо нежнее и жил меньше.
Продавец горшков захохотал, в руке его появилась медная монета. Мальчик поймал ее на лету, выбрал с лотка самый большой пирог. Отдал его и пошел дальше, продолжая выкрикивать: «Пироги горячие! Налетай, разбирай!»
– Ну что, Матрена, будешь брать али как? – спросил рыжебородый, откусив кусок от пирога.
– Даже не знаю… – протянула толстая тетка и заглянула в горшок. – Слышал ты, какие новости из Москвы?
– А какие там новости? – продавец горшков сморщился. – Ляхи проклятые в Кремле сидят, чтоб их бесы разорвали. Кто у нас теперь царь и есть ли он вообще – неясно. Говорят, что вороги скоро и до нас доберутся…
– Ох, господи, времена-то какие страшные, – сказала тетка и перекрестилась. – Наказывает нас отец небесный за грехи наши тяжкие. Как бы рати антихристовы по земле не пошли. Ладно, давай вот этот.
И она ткнула в один из горшков.
Донесся негромкий лязг, из переулка вышел невысокий чернобородый мужчина в длинном красном кафтане, а за ним – двое воинов в кольчугах и с мечами у пояса. Игорь глянул в смуглое лицо, украшенное большими карими глазами, и вспомнил, где видел его – в Нижнем Новгороде, в офисе туристической фирмы.
Только тогда Кузьма был чисто выбрит и выглядел куда более солидно.
– Здравствуй, Митрофан, – сказал он, остановившись у прилавка с горшками. – Пришел час деньги отдавать.