Соловьев допускал, что может ошибаться, но времени на мучительные раздумья у него просто не было. Следовало действовать быстро и решительно, пока не вернулся бестелесный Некто и не напала Сущность.
Он чувствовал ее холодное дыхание почти на затылке. Тень была уже совсем рядом, она уже протягивала свои бесформенные щупальца к его душе и разуму. Андрею было страшно и обидно. Страшно за себя и обидно за тех, кто невольно попадал под удар Проклятия, а заодно и черных воинов. Он должен был спастись сам и спасти своих друзей. После того как погиб Борис, чувство ответственности за близких людей стало для Андрея одним из самых больных вопросов. Череда бессмысленных, невосполнимых потерь должна прерваться. Любой ценой. Даже если Соловьеву для этого предстояло принять облик отвратительного, бездушного монстра. Невидимого и для Тени, и для непонятных и жестоких черных воинов. Плата за такую маскировку была велика, но и ставки в начавшейся игре были не меньшими. Проиграв, Андрей был бы обречен, так же, как его товарищи, так же, как весь мир. Зато выиграв, он искупал все грехи, которые ему предстояло совершить, будучи безжалостным и циничным наемником.
Наемником… Именно так… Соловьев почувствовал, как его бросает в жар. Он даже знал, кем конкретно станет в новой жизни. Более надежного прикрытия, более эффективной маскировки не придумать…
В память о погибшем друге, ради живущих друзей, ради всей жизни, что пока еще есть на Земле…
Он прикурил новую сигарету и чуть отодвинул штору. За окном сгустились тучи и начал накрапывать дождь — в этом году, скорее всего, последний, приближалась зима. Часовые накинули капюшоны, а водители дежурных машин подняли тонированные бронестекла, оставив только мизерные щели, пульсирующие огоньками бесконечных сигарет.
Одна машина подслеповато моргнула упрятанными под специальные рассеиватели фарами и, тонко свистнув стартером, завелась.
«Сейчас или никогда! — мелькнула мысль. — Время решать».
Выбросив под дождь едва догоревший до середины окурок, Андрей быстро оделся и бесшумно покинул комнату. Нежно целовать спящую Веру он не стал. В этом у него почему-то не возникло никакой потребности.
«Начал входить в роль?»
Кроме одежды и денег, при нем не было ничего из этой жизни. Ни документов, ни особо дорогих вещиц. Единственное, что связывало его с Управлением, была карта-ячейка. Впрочем, неактивированная, она ничем, кроме обычного куска пластика, не являлась…
В холле Соловьев встретил именно тех, кого и рассчитывал. Евгения, Феликса и Кирилла Мефодьевича. С дорожными сумками и в полной экипировке. Провожал их уставший и какой-то помятый Сноровский.
— От греха подальше? — поинтересовался Андрей.
— А ты чего не спишь? — обеспокоился Иван Павлович. — Куртка зачем? Собрался куда-то?
— С ними, — Соловьев кивнул на отъезжающих.
— Опять? Тебе мало засады и двух простреленных колес?
— Засада была мертвой во всех смыслах, — возразил Андрей. — Мне надо в тюрьму.
— Для полуночных размышлений самое место. Только карцер есть и здесь.
— Иван Павлович, мне кажется, на этот раз я точно знаю, что надо делать!
Сноровский окинул Андрея внимательным взглядом и обреченно махнул рукой.
Соловьев торопливо сбежал по выщербленным ступенькам мокрого крыльца и уселся на заднее сиденье рядом с Феликсом.
— Что ты забыл в тюрьме? — негромко поинтересовался Сошников.
— Устроишь мне свидание с Призраком?
— С Призраком?! Зачем?
— Просто скажи, да или нет?
— Попробую, но я же не полковник, а старлей…
— Федеральной безопасности, — уточнил Андрей. — Мне не нужно его освобождение, только свидание. Очень нужно.
— Ну, если очень…
* * *Евгений стоял навытяжку, сжав кулаки и глядя прямо перед собой. Безносов мрачно поигрывал ручкой, а Сноровский ходил по кабинету взад-вперед, как маятник.
— Не ожидал… — Иван Павлович наконец остановился и сокрушенно покачал головой.
— Виноват, — откликнулся Евгений.
— Да не от тебя, от Соловьева. Сбежать в самый ответственный момент! А то, что ты его упустил… недоработка, конечно, только не твоя, а моя. Видел я, старый пень, как он прогрессирует, но отнесся к этому без должного внимания. Теперь ищи его! Он уже и внешность сменил — мама не узнает, и сознание чье-нибудь скопировал.
— Я боюсь, что не просто «чье-то», — буркнул Безносов, не поднимая взгляда. — Зачем он с Призраком встречался?
— Я ждал его в машине…
— А Феликс что говорит?
— Сошников в комнату тоже не заходил. Только провел его внутрь и, когда они поговорили, вывел за ворота. Так получилось, что наша машина за углом стояла. Феликс клянется, что, когда они вышли из ворот, Соловьев был рядом, а когда старлей повернул за угол — он уже исчез. Сошников вернулся — там возвращаться-то было ровно шаг! — а за углом никого. Андрей словно испарился.
— Кусты там или другие укрытия были?
— Нет. Пустырь в километр шириной.
— Ничего не понимаю. Он что, еще и летать научился?
— Скорее — глаза замыливать, — высказался Безносов. — То, что келлский чекист не увидел Соловьева, вовсе не означает, что его там не было. Знаю я такие фокусы. Даром, что ли, он телепат? Кто может прочесть чужие мысли, тот может их и внушить.
— Но зачем?
— А ты тоже в тюрьму сгоняй и еще допроси раз этого Призрака.
— Не скажет.
— Вот именно. Что-то этакое они с твоим Соловьем затеяли. Боюсь, как бы не совместное предприятие.
— Ты с ума сошел?! Да Соловьев должен этого парня ненавидеть самым лютым образом! Ведь он убил Бориса!
— Это все эмоции. К серьезным делам они отношения не имеют.
— Для тебя, циника со стажем, может, и эмоции, а для Андрея — принципиальнейший вопрос!
— Почему же ты, пан Иван, если так хорошо его изучил, не смог предотвратить эту выходку?
— Соловьев что-то узнал. Что-то важное.
— Что? От кого? Почему мы не в курсе?
— Пока не знаю, но какой-то неведомый информационный канал у него был.
— Не «ВТ» случаем?
— Нет, на линии все время Федор дежурит. Он бы доложил.
— А эта келлская карточка?
— Она у него только вчера появилась, а мудрить он начал раньше.
— Выходит, у нас завелись крысы, — Безносов развел руками. — Придется искать… …Снег выпал абсолютно неожиданно. В общем-то, ему давно было пора укутать измученную дождями и ветром землю уютным белым одеялом, но все равно мгновенное преображение унылой серо-коричневой слякоти в яркий белый ковер воспринималось как маленькое чудо. Вера провела пальцами по запотевшему стеклу, и ей стало видно не только газон и дорожку, на которой толпились уже переодевшиеся в белые комбинезоны «тунгусы», но и опушку леса. Там тоже бродили белые фигуры, вился легкий дымок маленького костра и еще несколько дымков из выхлопных труб «тунгусских» внедорожников. База жила своей непонятной жизнью, не обращая внимания на то, насколько красивой стала окружающая местность: девственно-чистой, с замершими деревьями в белых шапках и искрящимися в лучах солнца обледеневшими кустами. Маленькие пятнышки лиц и большие — машин почти не портили развернувшегося вокруг великолепия. Вера задержала взгляд на одном из маленьких пятен. Воин шел от края леса к зданию. Над его головой взвивались и исчезали едва заметные облачка пара, а позади оставались темные следы. Слой снега был пока не слишком толстым. Солдат, похоже, улыбался. Вера собралась перевести взгляд на ребят, ожидающих его у крыльца, но тут над головой воина вспыхнул какой-то странный нимб. Красный и словно состоящий из веера брызг. Он вспыхнул и тут же исчез, осев на плечи, руки и грудь светло-вишневыми пятнами. Воин споткнулся на совершенно ровном месте и упал лицом в снег. Вера пока ничего не понимала. Толпившиеся у крыльца «тунгусы» словно растворились, а по зданию разнесся уже знакомый сигнал тревоги. Девушка прильнула к стеклу, пытаясь рассмотреть, куда делись солдаты, но окно вдруг коротко звякнуло, и Вера почувствовала, как по щеке потекла теплая струйка. Она удивленно прикоснулась к лицу и обнаружила, что пальцы испачканы кровью. Девушка в ужасе отшатнулась от окна и увидела, что в стекле появились три круглых дырочки, от которых во все стороны расползлись длинные изогнутые трещины.
В дверь постучали, и Вера растерянно обернулась. Дверь была закрыта на замок, но подойти к ней девушке мешал парализовавший ноги страх.
— Вера! — донесся из коридора голос Филиппова. — Срочно в подвал! Вера, с тобой все в порядке?! Почему молчишь?!
— Я… — голосовые связки почти не слушались. — Я иду, Толя…
Филиппов ее, видимо, не услышал. Он постучал еще громче и даже попробовал толкнуть дверь.
— Она там, я уверен, — сказал он кому-то. — Надо взять у дежурного второй ключ. Вдруг что-то случилось?
Филиппов ее, видимо, не услышал. Он постучал еще громче и даже попробовал толкнуть дверь.
— Она там, я уверен, — сказал он кому-то. — Надо взять у дежурного второй ключ. Вдруг что-то случилось?
— Некогда, — ответил ему незнакомый голос.
За репликой последовал тяжелый удар, и дверь, возмущенно тявкнув отлетевшим язычком замка, распахнулась.
— Жива? — Анатолий вздохнул с облегчением. — Что с лицом?
— Поцарапало…
— А дверь почему не открыла?
— Я… даже двинуться не могу…
— Это бывает. Пройдет, — успокоил ее сопровождающий Филиппова воин. — Поехали, барышня.
Он легко подхватил ее на руки и двинулся к выходу.
Спустя минуту они уже выходили из лифта на уровне, который располагался гораздо глубже подвала. Воин так и не поставил Веру на ноги. Он по-прежнему легко пронес ее по низкому, покрашенному под потолок зеленой краской коридорчику до массивной двери с аккуратным красным крестом и только здесь позволил ноше принять вертикальное положение.
— Эй, доктор, примите под расписку! — солдат ударил по двери кулаком.
— Кого? — из лазарета выглянула всклокоченная голова доктора Пашкова, одного из членов аналитической группы. — А, Верочка, заходите…
Вера почему-то боком протиснулась за дверь и покосилась на оставшегося в коридоре воина.
— Принял, — заметив ее смущение, поспешил заявить Пашков. — Спасибо, Краб.
— Рад стараться, — пробормотал солдат. Было видно, что ему не хочется уходить, не назначив Вере свидания, но нужных слов в его арсенале никак не находилось. Он помялся с ноги на ногу еще несколько секунд и, вздохнув, ушел.
— Мне так неудобно, — Вера оглянулась. — Володя, мне надо…
— Вон там, за ширмой, — Пашков махнул рукой в дальний угол. — Что с лицом?
— Стеклом царапнуло…
— Это мы сейчас, — доктор открыл стеклянный шкафчик и достал оттуда бутылочку со спиртом. — Лучше, конечно, перекисью, а после йодом… — Он смочил спиртом ватку, а затем выдвинул ящик, и на столе появился обычный граненый стакан. — Но мы пойдем дальше… Управилась?
— Да, — Вера смущенно натянула свитер, чтобы он прикрывал ее бедра как можно ниже.
— А-а, — Пашков плеснул из склянки в стакан и указал покрасневшими глазами на древний, не раз перекрашенный платяной шкаф. — Под пулями чего не бывает? И у мужиков между колен слабеет… Там много барахла припасено, посмотри.
Вера, густо покраснев, открыла шкаф и обнаружила там приличные запасы одежды. Начиная от нижнего белья, причем женского тоже, заканчивая утепленными комбинезонами двух универсальных размеров: большого — от пятидесятого и выше и маленького — от того же, но вниз.
— Расчет на то, что тут будет еще и медсестра, — пояснил Пашков, кивнув, когда девушка показала ему женские трусики с фабричной этикеткой и вопросительно округлила глаза.
Он рассеянно проследил, как Вера стягивает мокрые джинсы, и, словно задумавшись, одним глотком выпил налитый в стакан спирт.
Ни закусывать, ни запивать доктор не стал. Просто постоял недолго, задержав дыхание, а затем понюхал ватку. Вера к тому моменту уже переоделась и проспиртованную ватку у него отняла, чтобы использовать по прямому назначению.
— Стрельба пошла по всей территории?
— Я не знаю, — Вера пожала плечами и поморщилась — спирт щипал ранку. — Меня почти сразу… эвакуировали.
— В этот раз кто-то серьезно навалился, — доктор задумчиво взглянул на склянку.
Прерывая его размышления, дверь в медпункт открылась, и на пороге возник Филиппов. Он был крайне возбужден, однако достаточно собран. Во всяком случае, бутылочку со спиртом он приметил сразу. Перехватив его взгляд, Пашков щедро наполнил стакан на четверть и подвинул его по столу.
— А запить…
— Вот, — доктор поставил на стол пластиковую бутылку без этикетки, — вода.
— Прорвались, гады, — выпив и запив, сипло произнес Анатолий. — Сюда их, конечно, не допустят, но Иван Палыч приказал на всякий случай собраться в эвакоблоке. Это там, за шестой пусковой.
— Я не видела Андрея… Васильевича, — опомнилась Вера. — Он здесь, в подземелье?
— Говорят, он уехал, — надевая куртку, ответил Пашков. — Ночью.
— А ты разве не знала? — Филиппов осклабился. — Вместе с многоуважаемыми келлами и Евгением Александровичем.
— Я видела Женю у лифта…
— Это так, он вернулся, а вот остальные где-то загуляли.
— Это может быть опасным!
— Ну, не опаснее, чем сидеть в эпицентре, как мы, — возразил Пашков, выталкивая гостей за дверь. — Давайте-давайте… …Филиппов шел уверенно, иногда отпуская поясняющие реплики, хотя и без его подсказок заблудиться в подземелье было бы трудно. Многочисленные таблички с указателями, выдержками из инструкций и тонизирующими возгласами вроде «Стой!» или «Убьет!» вели по таинственному подземному зданию не хуже гида. Тем не менее нужную дверь сотрудники благополучно пропустили.
— Назад, — в спины троице бросил Евгений, выглядывая из эвакоблока в коридор.
— Задумался! — чтобы скрыть смущение, воскликнул «бывалый» Филиппов.
— Тут же написано.
— Да я и без надписей помнил, куда идти. У меня память — дай бог каждому! Просто задумался…
— Для храбрости приняли? — потянув носом, спросил Евгений.
— Для снятия стресса, — ответил Пашков. — Символически.
— Заходите, — офицер скрылся в блоке.
В эвакоблоке было тесновато, но свежо, словно выход на поверхность располагался не в ста метрах над головой, а непосредственно за приоткрытой бронированной дверью номер два. Большинство собравшихся в этом проходном отсеке людей было из обслуживающего персонала. Из всей аналитической группы, кроме Евгения, Анатолия, Веры и доктора, здесь были только Сноровский и Федор.
— А где остальные? — поинтересовался Филиппов.
— Остались наверху, — ответил Иван Павлович.
— Попали в плен?! — ужаснулся Анатолий.
— Вряд ли им что-то грозит, — не слишком уверенно сказал Сноровский. — Они же штатские.
— Мы тоже не военные, но нас вы почему-то прячете, — возразил Филиппов. — Может быть, пока не поздно, пойти и сдаться? Оружия у нас нет, ни в каких боевых действиях мы не участвовали. Что мы, не договоримся?
— Думаешь, они тебе поверят? — возразил Пашков. — Звезданут в запале промеж бровей, и весь разговор.
— Ты их прямо какими-то фашистами себе представляешь, — Анатолий упрямо покачал головой. — Иван Павлович, мы имеем право на самостоятельный выбор?
— Имеете, — Сноровский усмехнулся. — Вот дверь. Если такой смелый, иди, договаривайся.
— А вы?
— А мы будем ждать.
— Чего? У моря погоды? Конца войны? Светопреставления?
— Это как повезет. Только во всех этих случаях здесь будет тепло и сухо. А главное — безопасно.
— Вы и раньше утверждали, что на базе безопасно, а что получилось? Не удержали «тунгусы» своих позиций! В норы забились!
— В норы они только нас спрятали, — хмуро возразил директор.
— А мы их об этом просили?!
— Толя, хватит бузить! Хочешь правду найти? Иди наверх, тебя никто не держит. А здесь нечего скандалы устраивать.
— Никаких скандалов я и не устраиваю! Я хочу получить ответ на один простой вопрос: кто позволил вам решать за других, жить им или умереть?
Сноровский махнул рукой и отвернулся к Евгению.
— Нечего сказать, да?! — Филиппов схватил его за плечо и попытался развернуть к себе лицом.
Спустя мгновение он лежал на полу, а рука его была вытянута вверх и зажата в захвате болевого приема. Лицо Анатолия приобрело багровый оттенок, а глаза вылезли из орбит. Никаких звуков при этом он не издавал, поскольку от боли у него перехватило дыхание. Удовлетворившись реакцией скандалиста, Иван Павлович отпустил его руку и недовольно проворчал:
— Заставляешь грех на душу брать… Нехорошо это, Толик.
Филиппов протяжно выдохнул и, полежав еще несколько секунд, медленно поднялся, баюкая ноющую руку.
— Вот как, значит, вы решили с нами обращаться?! — прошипел он в спину директору. — Ну, хорошо! Оставайтесь в своем подземелье хоть до второго пришествия! А я не намерен ждать, когда сюда прорвутся враги и перережут всем глотки! Я ухожу! Кто со мной? — Он обвел притихших людей гневно сверкающим взглядом и потряс головой. — Боитесь? Ну и черт с вами!
Он решительно распахнул дверь аварийного выхода и скрылся в полутемном коридоре. Евгений вопросительно взглянул на Сноровского, но тот отрицательно качнул головой.
— Пусть идет. Если ему удастся, мы тоже попробуем.
— Он не пройдет и пары шагов.
— Ну, а ты что предлагаешь? Связать его и кляп в рот засунуть? Или прямо здесь шлепнуть?
Евгений пожал плечами.
— Может быть, его подстраховать?
— Кто на выходе стоит?
— Краб и Дохлый.