— Да они, бедняги, небось, боятся, как бы их не обвинили в воровстве, — говорил Ив, перекрикивая виолу.
— Я тем более не стану этого делать! — пугался Нан. — Меня уж хотели повесить за кражу, больше не хочу!
— Еще скажи, что век не дотронешься до чужого! — язвила Левенез.
— А тебе какое дело? — фыркал Нан.
И так до бесконечности.
Наконец Ив взял Йонану за руку — за ту, в которой корриган держала смычок, — и сказал:
— Скажи мне, Йонана, где похоронили убитого мной великана?
Она попыталась высвободиться, потому что ей трудно было разговаривать, если молчала виола. Наконец она сдалась и через силу ответила:
— Но его же вовсе не хоронили.
— Это нехорошо, — Ив покачал головой. — Он причинил немало зла, но теперь для него все кончено, и его следует предать земле. Так поступают у меня на родине. И это наилучший обычай для людей и великанов.
— А для корриганов? — спросила Йонана и все-таки тишком провела смычком по струнам.
— Избавь меня святой Мартин от беды когда-либо видеть мертвого корригана! — ответил сир Ив. — Сейчас я хочу говорить о великане.
— Каждый уважающий себя великан после смерти превращается в ручей, — ответила Йонана.
Ив так удивился, что выпустил ее руку, и Йонана тотчас же сыграла целую песню, в которой слышалось журчание воды, и прыжки маленьких лягушек, и шлепанье босых ног, и плеск падения тела.
— Но ведь он был злым, — выговорил наконец Ив и посмотрел на ручей, блестевший на солнце. — Как он мог превратиться в такую красивую вещь?
— Потому что он был настоящим, — вмешалась Левенез, оттесняя Йонану плечом. — Что тут непонятного, сущеглупый рыцарь? Сир Эвелак был настоящим злым великаном. И если хорошенько поискать, на дне ручья сыщутся его глаза и пальцы, потому что они никогда не исчезают навеки.
Гром нескольких арф возвестил приближение королевского шествия. Ив увидел, как на огромной телеге с высоченными колесами из цельного спила везут четыре арфы, каждая в три человеческих роста. Четверо высоченных корриганов с непомерно длинными руками стояли возле этих арф и силой вырывали у них музыку, сражаясь с ними, как с хорошо знакомыми врагами и побеждая их каждое мгновенье. Но видно было, что никогда им не укротить эти дикие арфы до конца.
На носилках, разукрашенных кистями и пучками травы, несли королеву. Она была такой маленькой, что потерялась среди покрывал и подушек. Вокруг ехали на конях корриганы, и среди них беловолосый Ллаухир. Он заметил Ива и приветственно махнул рукой. Замыкал процессию великан Хунгар. Он был таким большим, что ехать за ним никто не захотел — кто разглядит тебя рядом с великаном! А корриганы знали толк в шествиях и процессиях. Если уж идешь на празднество, так будь добр постарайся, во-первых, разодеться как можно красивее, а во-вторых, сделай так, чтобы все могли любоваться тобою!
Левенез подергала Ива за рукав:
— Мой господин!
Ив обернулся к ней:
— Что тебе, Левенез?
— Не ты. — Она показала пальцем на приближающееся шествие. — Там. Там мой господин Хунгар.
— Я вижу, — сказал Ив.
— И мой отец, — добавила Левенез. И указала на Ллаухира. — Видишь его?
— Я не слепой, — сказал Ив.
— Правда? — удивилась Левенез. — Иногда мне кажется, что ты слеп. Но это свойство многих людей.
— Что ты хочешь от меня, назойливый оруженосец?
— Кого мне обнять? К кому бежать? К кому тянуть руки? Кого целовать сперва, а кого потом? А кого не целовать вовсе? Или же я должна остаться с тобой, бесчувственная, как полено? Ведь мой отец поручил меня Хунгару, а Хунгар поручил меня тебе, и со мной ты победил великана, так что теперь мы с тобой стали почти единым целым.
— Левенез, — сказал Ив, — ступай в ручей и не возвращайся, пока не отыщешь великаний глаз.
— Ха! — Левенез извлекла из-за пазухи блестящий камень, подозрительно похожий на огромный человеческий глаз. — Вот уж чего я не упустила! Лучше дай мне другое поручение.
— Ступай сперва к отцу, — распорядился Ив. — Поцелуй его и отправляйся к Хунгару. Проси у него возведения тебя в рыцарское достоинство.
— Ой! — вдруг перепугалась Левенез. — Уже можно? Пора? А кто это установил? А вдруг он откажет?
— Ступай, — повторил Ив.
Йонана медленно провела смычком по струнам, извлекая из виолы нестерпимо тоскливый звук, от которого вся душа зачесалась и начала изнывать.
Ив сказал Йонане:
— Я сломаю тебе руку.
— Не получится, — ответила Йонана. — У меня руки гнутся. Их можно даже в узел завязать. Хочешь, покажу?
Левенез все медлила. Ив спросил ее:
— Что еще, надоедливый оруженосец? Почему ты не бежишь сперва к отцу, а потом к Хунгару?
— Потому что здесь королева, — сказала Левенез. — Может быть, сперва я должна поцеловать королеву?
— Нет, — ответил Ив. — Королеву буду целовать я. А ты еще недостаточно хорош, оруженосец, чтобы приставать к ее величеству со своими поцелуями. К тому же она моя родственница.
— Ты все-таки ужасно умный, — сказала Левенез. Она вложила ему в руку великаний глаз и побежала к Ллаухиру.
Беловолосый корриган подхватил девушку в седло, обнял ее, засмеялся и сказал:
— Здравствуй, мой маленький Квинт Фарсал.
Йонана проводила ее мрачным взглядом и сыграла короткую песенку, в которой слышалось отчаяние.
— Королева-то умирает, — подал голос Нан. — Я слышал, как корриганы говорили. — Он покосился на Йонану, но та безучастно наигрывала импровизацию на темы только что отзвучавшей песенки. — Мол, как помрет — тут-то всему и конец: вода в озере больше не будет волшебной. Хлынет и все затопит.
— А как спасти ее — не говорили?
Нан пожал плечами и не ответил. Вид у него почему-то стал несчастный.
Ив сказал:
— Пора.
Он поднялся на помост и уселся в кресло. Теперь собравшиеся были видны ему как на ладони. Он подолгу задерживал взгляд на каждом и каждому кивал и улыбался. А корриганы махали ему руками, кричали приветственно и показывали пальцами на детали своего костюма, которые считали особенно удачными: на цветы, банты, пряжки, ожерелья, вышивки, кисти, ленты.
Спрыгнул с коня Ллаухир и помог сойти своей дочери-оруженосцу. «Ллаухир, Ллаухир, Ллаухир, — подумал Ив, и тотчас же мысли корригана коснулись его мыслей. — Рад видеть тебя, Ллаухир». — «Ты не об этом думаешь, — ответил ему корриган. — Задавай свой вопрос». — «Как спасти королеву?» — тотчас вырвалось у Ива. «Неправильный вопрос, — ответил Ллаухир. — В ответе на него не будет смысла. Спрашивай еще раз».
Ив встретился с ним глазами и подумал сразу о десятке разных вещей: о великанах, о любви, об арфах, о девушках по имени Квинт Фарсал, о лохматом черном шарике, который завлек Алису в ручей, об отцах и дочерях и о сапогах огромного размера.
«Кто может спасти королеву?» — спросил Ив. Ллаухир глядел на него серьезно, но Ив ощущал его улыбку. «Ты, — донеслись до Ива мысли корригана. — Ты можешь спасти ее. Ты Ивэйн из проклятого рода, твое присутствие целебно. В тебе спрятан ответ, который нетрудно найти».
И корриган, улыбнувшись Иву, ушел из его мыслей.
Хунгар спешился, подошел к носилкам и взял Алису на руки. С королевой, крошечной в его огромных ручищах, он поднялся на помост. Ив продолжал сидеть — ноги на скамеечке, руки на подлокотниках. Рядом с великаном он был мал, но не ощущал никакого неудобства.
Йонана проиграла мелодию, похожую на призыв римской боевой трубы, и все затихли, слушая, что скажет сир Ив, убийца злого великана.
Не вставая с кресла, Ив произнес:
— Сир Эвелак сделался прозрачным ручьем, и вижу я, что это к лучшему для всех.
— Траляля! — пропела виола.
— Ручьем! Ручьем! — крикнул Нан из-под помоста.
— Быстрым ручьем! — поправила Левенез, но отец зажал ей рот ладонью и прошептал:
— Молчи, оруженосец! До тебя черед еще не дошел!
Ив дождался тишины и продолжил:
— Карминаль теперь свободна.
— Ля-ля-ля! — взвилось несколько нот.
— Все свободны, и слуги, и стены! — вопил Нан вне себя, а бывшие рабы злого великана плясали вокруг него и хлопали в ладоши и топали ногами.
Ив поднял руку:
— Я хочу, чтобы хранителем этого замка стал мой верный оруженосец, помогавший мне во время битвы, — вот эта девушка Левенез, дочь Ллаухира.
Все застыли, некоторые — с растопыренными руками или поднятыми ногами — застигнутые посреди пляски.
— А-аа-х, — вздохнула виола, как бы без сил.
А Нан не нашел никаких слов.
Ив поднял руку и, не оборачиваясь, указал на замок:
— Мы знаем, что Карминаль любит одного только Артура, который никогда к ней не вернется, разве что наступит конец времен. Однако оставлять ее в одиночестве, без доброго друга, было бы несправедливо, потому что любой из нас заслуживает лучшего, и люди, и корриганы, и замки. — Ив повернулся к великану: — Хунгар! Ты принял меня в своем доме, угостил за своим столом, ты дал мне спутника из знатного рода и обученного рыцарскому искусству. Посвяти теперь Левенез в рыцари, чтобы она могла стать подругой и хранительницей замка.
Левенез ужасно побледнела, ее глаза загорелись желтым огнем и запрыгали на лице, а Ллаухир засмеялся и поцеловал ее волосы:
— Молодец, маленький Квинт Фарсал!
Йонана пропиликала противно и коротко, нарочно взяв фальшивую ноту.
Ив нахмурился и сказал обиженной Йонане:
— Ни за что на свете я не соглашусь отдать Карминаль тебе! Вы обе начнете мучить друг друга рассказами об Артуре, изводиться печалью и ревностью и в конце концов заснете погибельным сном. Нет, Йонана. Замок получит настоящий рыцарь с веселым сердцем в груди, а музыкант войдет туда только гостем.
Нан заорал на Левенез:
— Иди же сюда, ты, живо! Не слышишь разве, тебя мой господин зовет!
Левенез выпустила руки своего отца и зашагала к помосту, а корриганы расступались, пропуская ее.
Она поднялась по ступеням и обернулась к собравшимся, чтобы все могли рассмотреть ее. Потом подошла к Хунгару, а великан сказал:
— У меня заняты руки, сир Ивэйн. — Он качнул королеву, и ее длинные золотистые волосы рассыпались волной. — Не могли бы вы сами посвятить этого оруженосца в рыцари, как он того заслуживает?
— Охотно! — сказал Ив и вскочил. — Дай мне свой меч, Левенез, и встань на колени.
Он ударил ее плашмя по обоим плечам и сказал:
— А теперь поднимайся, добрый рыцарь, и ступай к своей подруге Карминаль. Отныне вы будете неразлучны, если ты этого хочешь.
— Благодарю тебя, — сказала Левенез.
— Хорошо, — кивнул Ив и, подойдя к краю помоста, крикнул: — Эй, Нан! Нан! Иди-ка сюда скорее, Нан!
Явился встрепанный Нан.
— Сюда! — Ив показал ему пальцем себе под ноги. — Быстро ко мне!
Нан взбежал на помост и, едва он приблизился, как Ив схватил его за руку.
— Вот тебе муж, Левенез, — обратился сир Ив к девушке-корриган. — Ты рыцарь и хранитель замка, а он будет твоим хранителем. Ты корриган, а он всего лишь человек, и ты сможешь носить его за пазухой, если захочешь.
Виола Йонаны разразилась чередой песенок-дразнилок, в которых говорится о женихе и невесте и о разных глупостях, с ними приключающихся; Ллаухир смеялся так, что слезы потекли из его глаз; корриганы весело размахивали рукавами и цветами, а Ив подтащил Нана к Левенез, соединил их руки и для верности связал лентой.
— Что вы делаете, отец Аббе! — в отчаянии закричал Нан, но в шуме голосов Ив не расслышал его.
* * *Корриганы ничего не умеют создавать сами, поэтому-то люди бывают им необходимы. Но не всякие, конечно, люди, а только дельные: каменщики, плотники, сочинители стихов и музыки, портные и ювелиры; словом, такие, от которых есть прок. Если же корриганы по ошибке захватят к себе в озеро человека, ни на что не годного, то очень смущаются и просто не знают, как с ним поступить. Такого поскорее накормят и напоят — потому что обойтись с гостем иначе было бы уж совсем невежливо, — и спустя короткое время отпускают.
Сир Эвелак, будучи злым великаном, перехватывал подобных людей и забирал к себе в замок, где приковывал их медными цепями к стене и заставлял выполнять всю тяжелую и грязную работу. Он замыкал на их шеях широкие кольца со своим именем и таким образом заставлял верить, что их рабство вечно.
Когда сир Ив освободил великаньих пленников, они растерялись и совершенно не понимали, чем им теперь заняться. Ив перепоручил их судьбу Левенез, а та быстро нашла решение: отправила солдат в гардеробную, поварят — в оружейную, а служанок — на верхнюю площадку башни, где раздала им луки и копья и приказала расхаживать с суровым видом и время от времени стрелять по платкам и кольцам.
Нан же заперся в кухне и принялся стряпать и использовал множество разных продуктов, сам же покрылся мукой и маслом с головы до пят. Ему помогало только одно чудовище с когтистыми плечами; оно подавало толковые советы по части соусов.
Алису де Керморван поместили в самом роскошном покое, на кровати. Йонана играла для нее детские песенки, а Хунгар плакал и собирал в кулак свои огромные слезы, где потихоньку перемалывал их в труху, — иначе они могли бы затопить весь замок.
Сир Ив, ловко избавившись от всех своих спутников, ходил по замку и везде расспрашивал, нет ли среди пленников сира Эвелака врача, цирюльника или хирурга. Ведь хирург, рассудил сир Ив, на дне озера Туманов так же бесполезен и лишен смысла, как вор, попрошайка или ростовщик; для корриганов их деятельность не представляет никакого интереса, поскольку корриганы не пользуются деньгами, не знают нищеты и никогда не болеют, разве что волшебными болезнями, против которых бессильны ланцет и пилюли.
Именно так и ответил Иву один человек, одетый в рубаху из кусачей мешковины, с отпечатком медного кольца на шее. Был этот человек узколицым, с длинными морщинами вокруг рта и тем внимательно-хмурым взглядом, который отличает любого хирурга. Ив нашел его в гардеробной, где тот раздавал одежду своим товарищам по несчастью. Каждого осматривал он по нескольку минут, заставляя поворачиваться, приседать, поднимать над головой руки и показывать язык, после чего вздыхал, словно в мыслях ставил им самый неутешительный диагноз из возможных, и вручал рубаху, штаны, кафтан или платье, и отдельно — рукава, шарфы и головные уборы, немыслимо старомодные, так что Ив не мог даже припомнить, когда такое носили.
— Почему ты сам не оденешься надлежащим образом? — спросил его сир Ив.
— Для меня черед не настал, — отвечал хирург. — Сперва я должен позаботиться о пациентах.
— Прерви свое занятие, — сказал Ив, — твои услуги требуются в другом месте.
Хирург опустил широкий синий плащ, который только что вытащил из сундука.
А Ив продолжил:
— Здесь есть больной, которому необходим не гардеробщик, а настоящий врач.
— Какой может быть врач в мире, где никто не хворает и где даже не найдется ланцета из холодного железа? — осведомился тот и тронул свою шею, словно проверяя, на месте ли след от медного ошейника.
— У меня остался мой нож, — сказал сир Ив, — и он достаточно остер, чтобы пустить кровь. Больна же здесь сама королева, Алиса де Керморван, и тебе об этом хорошо известно.
— Не думаешь же ты, что можно исцелить королеву корриганов обычным кровопусканием? — осведомился хирург, однако плащ бросил обратно в сундук, к великому разочарованию ожидавших переодевания бывших пленников.
— Кровопускание требуется вовсе не королеве, — сказал сир Ив. — Идем со мной.
Хирург вышел из гардеробной, напоследок приказав никому не прикасаться к сундукам с одеждой:
— Я вернусь и продолжу. Без меня ничего не трогайте — вы только все испортите.
Ив быстро поднимался по винтовой лестнице к королевским покоям, но вошел не в спальню, где находилась Алиса, а в маленькую комнатку напротив. Там уже стояло на полу серебряное блюдо и лежал нож.
Хирург схватил нож и поднес к губам.
— Настоящее холодное железо! — проговорил он, целуя лезвие. — Как же я стосковался по тебе! Но где же больной, которому требуется отворить кровь?
— Это я, — сказал Ив и лег на пол рядом с блюдом. — Возьми столько крови Керморванов, сколько потребуется, и отдай королеве. Мы с ней родня. Дьявол, должно быть, плюнул в нашу кровь несколько столетий назад и отравил ее, поэтому ничто другое не в силах исцелить Алису.
Хирург повертел нож в руке, посмотрел на Ива, на блюдо и нерешительно произнес:
— Ты можешь умереть.
— Да хоть бы и так, — ответил Ив. — Лучше уж мне одному умереть, нежели погибнет все Озеро Туманов. Не рассуждай и делай свое дело!
И он закрыл глаза.
Боли он не почувствовал, но быстро пришла слабость, в которую Ив погрузился, как в озерную глубину. Его тянуло в сон, и вдруг он открыл глаза.
Высоко над его головой плясало зеленое солнце, а с поверхности воды прямо в руки Ива опускалось ожерелье из крупных рубинов. Он поймал красные камни и вместе с ними всплыл на поверхность.
Легкие у него горели, из ноздрей и глаз выливалась влага, во рту остался привкус ила и железа. Сжимая ожерелье, Ив поплыл к берегу и быстро нащупал ногами дно. Он остановился, чтобы перевести дыхание, и повесил ожерелье себе на шею.
Лес стоял вокруг озера и поглядывал на человека как будто с насмешкой, но вовсе не угрожающе. Ив взмахнул руками и, по грудь в воде, пошел к берегу. Шаг за шагом одолевал он озеро, и постепенно оно сдавалось, становилось мельче, и вот уже оно хватало его не за живот, а за колени, а потом и за щиколотки.
Ив ступил на песок и опять остановился. Он оглянулся на озеро, которое уже затягивалось туманом. Впереди, между деревьями, застыла темнота — там началась ночь. Последний свет дня угасал на небе.
Ив добрался до первых деревьев и уселся на корнях, которые выступили из земли и сплелись в удобное кресло. Ожерелье лежало на груди, холодное и тяжелое. Ив накрыл его ладонью, веки у него опустились, и он спокойно заснул, не боясь замерзнуть во сне: из леса кто-то всю ночь смотрел на него и согревал теплым дыханием.