— Вам будет больно, господин! — испугалась кварта.
В ответ я только вздохнул: конечно, больно! В клинике я бы сделал новокаиновую блокаду, ввел в рану катетер и промыл ее хотя бы древним фурацилином. Только где здесь фурацилин взять? Не говоря про катетеры, скальпели, зонды…
— Я потерплю! — пообещал я. Лучше уж больно, чем в могилке на берегу. У нас, кстати, и лопаты нет. Чем выкопать?
В подтверждение своих слов я вскрыл кончиком кинжала абсцесс с внутренней стороны бедра. Сделал это довольно быстро, при этом всего два раза выматерившись. Из раны хлынул перемешанный с кровью гной. Я лег на спину и согнул раненую ногу в колене — так легче контролировать процесс. Входное отверстие с наружной стороны бедра мне недоступно, а чистку раны лучше поручить постороннему. У самого духу не хватит.
Сани схватила кинжал и присела сбоку. У-у-у! Твою мать!
— Вам больно, господин!
— Да! — рявкнул я. — Мне больно! Дальше будет еще хуже. Но если ты станешь спрашивать, вместо того, чтобы чистить рану, я брошу тебя в реку и не стану вытаскивать. Давай!
Сани закусила губу и склонилась над ногой. У-у-у! Мать твою через колесо! Сверху и снизу! Вдоль и поперек! По диагонали и вприсядку! Да что же это такое?!
С внутренней стороны бедра из раны выскочил кончик зонда с салфеткой, перепачканной кровью и гноем. Гноя было больше. Я уцепил салфетку ногтями, сорвал и отбросил в сторону.
— Еще раз!.. Твою мать!..
Ругаться, конечно, нехорошо. Но вам когда-нибудь мазали ранку йодом? Помните ощущения? А теперь представьте, что у вас не мелкая ссадина, а огромная раневая поверхность. И вот на это на живое мясо с оголенными нервами льют йод, в нашем случае — уксус. Да еще с нажимом, а рана к тому же воспалена… Представили? Так что не упрекайте меня. Без мата в клиниках и сейчас не обходится.
…Сани постаралась на славу. К концу операции я плавал в собственном поту, охрип от воплей и стер до корней зубы — так, по крайней мере, мне казалось. Одеяло, на котором я лежал, пропиталось кровью. Но главное было сделано: рана прочищена. Трясущимися руками я обмыл ногу кипяченой водой и забинтовал рану. Сани сунулась было с горным воском, но я рявкнул так, что кварту ветром сдуло. Она исчезла и где-то затаилась — надолго. Кашу пришлось варить жене. Естественно, та пригорела и вдобавок оказалась полусырой. Я заставил себя проглотить несколько ложек и повалился на одеяло. Боль в ноге пульсировала, меня бил озноб и одолевала слабость. Виталия присела рядом и положила мою голову себе на колени. От этой ласки мне полегчало.
Сани появилась, когда боль в ноге притихла. Я поманил ее рукой. Она настороженно приблизилась. Я указал место рядом. Она присела.
— Я кричал и ругался на тебя, Сани. Прости!
— Тебе не нужно просить прощения, господин! — поджала она губы. — Я всего лишь кварта.
По лицу Сани было видно, что думает она совсем иначе.
— Ты умница и очень хорошая девочка, Сани. Я кричал на тебя, потому что не мог терпеть боль. Пойми и не обижайся! А просить прощения, если не прав, нужно у всех: треспарт, димидий, кварт, нол, сарм и даже у лошадей.
— Лошади не поймут! — засмеялась Сани.
— Почувствуют и будут благодарны. Ты все сделала правильно, спасибо!
— Ты очень странный, господин! — сказала кварта. — Мы с тобой скоро месяц, а я никак не привыкну. То ты защищаешь диких сарм, которые никому не нужны, даже собственным сородичам. То спасаешь утонувшую Бимжи, а то и вовсе лечишь врагов, которые намеревались тебя убить. Почему?
Я заметил, как обратилась в слух Виталия — заинтересовалась.
— Ты считаешь, я поступил неправильно?
— Нет, господин! — ответила Сани, подумав. — Не защити ты Амагу, она не помогла бы нам в Балгасе. Дандаки, потеряв дочь, отдала бы тебя Маде, а с ее смертью ты попал бы в руки Саруки, как и госпожа Виталия. Не знаю, чем будут полезны сармы, которых ты лечил, но думаю, что пригодятся. Ты мудр и прозорлив, господин, и все предвидишь.
— Это тоже? — я ткнул пальцем в раненую ногу.
— Ты, господин, убил вождей и сумел спастись, — покачала головой Сани. — Этого никто не ожидал, даже Дандаки. Она считала твою затею безнадежной.
— Вот как? — заинтересовался я.
— Я подслушала ее разговор с Маисой. Дандаки велела после твоей гибели не выпускать госпожу Виталию.
— Почему?
— Собиралась забрать ее дочь. Она ведь чистой крови и могла стать Мадой, если Бимжи не сможет родить.
— Вонючая сарма! — выругалась Виталия. — Она ведь клялась!
— Игрру, госпожа! Но не тебе.
— Да я ее!..
— Успокойся, любимая! — поспешил я. — Тебе вредно волноваться. Дандаки ты позже зарежешь.
Вита выпустила сквозь зубы воздух и рассмеялась.
— Замечательный у меня муж, правда, Сани? — сказала, погладив меня по голове. — Веселый, умный и к тому же муштарим!
— Что это значит, кстати? — спросил я. — Сармы кричали.
— Муштарим — воин-мужчина. Давным-давно они были в Паксе. Отважно сражались, сея среди врагов страх. Их имена вошли в легенды. Немало нол и сарм ведут свои родословные от муштаримов.
— Почему их нет сейчас?
— Мужчин мало. Подвергать их опасности неразумно. Мужчин не учат сражаться, поэтому сармы не вдали подвоха.
— А он случился, — довольно заключил я.
— Ты удачливый, — согласилась Вита. — Тебя любит богиня. Поэтому нам нужно тебя беречь. Давай отведем нашего муштарима в постель, Сани! Укроем его и согреем!
С помощью спутниц я доковылял до палатки, где повалился на войлоки. Вита и Сани устроились по бокам, и, согретый их телами, я уснул.
Виталия, будущая мама. Расстроенная
Сармы ждали нас у второго порога. Первый мы миновали легко. В правой, самой спокойной протоке течение подхватило лодку и в одно мгновение вынесло на спокойную воду. Сани, орудуя веслом, отвела ее к левому берегу. Все дни мы держались возле него. Левый берег Арно пустынен: много камней и плохие выпасы. Сармы здесь не живут. Мы находили заводь с более или менее пологим спуском к воде, вытаскивали лодку на берег (унесет течением — потом пропадай!), ставили палатку и разводили костер. Кустов на берегу хватало, с дровами затруднений не было. Игрр, как некогда по прибытию в Пакс, кашеварил. Лечение помогло — нога заживала, но чувствовал он себя неважно. Ковылял, опираясь на палочку, а на стоянках большей частью лежал. Гайя в моем животе буйствовала, и я, опасаясь вызвать роды, составляла ему компанию. Из нас троих только Сани работала. Она успевала все, управлять лодкой, ловить неводом рыбу (и где только научилась?), ставить палатку, стелить постель и мыть посуду. Без нее нам пришлось бы совсем худо.
Игрр пек рыбу на углях и варил из нее странную похлебку под названием «uha». В первый раз я боялась ее пробовать. Игрр отобрал из улова мелкую рыбешку, которую кварта намеревалась выбросить, выпотрошил, отрезал головы («Жабры могут горчить!» — объяснил мне) и партиями бросал в кипящую воду. Сварившуюся рыбу доставал ложкой и складывал в миски. Я опасалась, что это и есть наш ужин, поэтому заранее морщилась — терпеть не могу вареную рыбу! — но он засыпал в котелок пряностей и выставил его перед нами. После чего испек на сковороде лепешки.
— Прошу! — предложил, выкладывая их на скатерть.
Я оторвала кусок лепешки и с сомнением глянула на котелок. Игрр с Сани хлебали из него, чуть не давясь, и я осторожно зачерпнула ложкой. Гм-м! Клейкая горячая жидкость скользнула в желудок, наполнив рот необыкновенным вкусом и ароматом. Я зачерпнула еще и скоро работала ложкой наравне со спутниками. Котелок быстро опустел.
— Кто не наелся, берите рыбу! — предложил Игрр.
Я отказалась, а Сани последовала приглашению.
Она сжевала почти всю мелочь, причмокивая и выплевывая косточки, затем, схватив котелок, сбегала к реке, где помыла его, умылась сама и принесла воды нам. Поливая на руки, она жалась к Игрру, и я заметила в ее глазах характерный блеск. Поймав мой взгляд, кварта потупилась. Все ясно: Дни.
— Проводи мужа в постель, Сани! — велела я.
Игрр глянул на меня, я подмигнула, и он, вздохнув, тяжело приподнялся. Сани обняла его за талию и отвела к палатке. Оттуда вскоре послышалась возня, и затем — полный страсти стон.
Гайя в моем животе трепыхнулась, но я успокоила ее. Отец не покинул нас, девочка! Ему нужно выполнить обещание, я это разрешила. Нам с тобой неприятно, но мы потерпим. Ведь так?
Стоны утихли, Игрр выполз из палатки и, ковыляя, пошел ко мне. Прилег рядом и положил мне голову на колени. Я стала гладить и перебирать его волосы. Он взял мою руку и коснулся ее губами. Я наклонилась и поцеловала его в губы.
— Я люблю тебя, sole! — шепнул он.
— И я тебя! — ответила я и поправилась: — Мы с Гайей тебя любим!..
Первой сарм увидела кварта. После того вечера Сани прямо лучилась от счастья. Игрра она ограждала от забот. Кончилось тем, что мужу это надоело.
Первой сарм увидела кварта. После того вечера Сани прямо лучилась от счастья. Игрра она ограждала от забот. Кончилось тем, что мужу это надоело.
Он попросился к рулю, и Сани, оставшись без дела, глазела по сторонам. Поэтому заметила мелькнувшие над обрывом наконечники.
— Красная орда! — крикнула, указав пальцем.
Мы пригляделись и различили черточки копий.
— Почему думаешь, что Красная? — спросил Игрр.
— Конские хвосты на копьях окрашены в красный цвет.
Я только головой покачала. Надо же, различила!
— По нашу душу! — сплюнул муж. — Догнали.
— Может, идут в набег? — предположила Сани.
Игрр и я, не сговариваясь, покачали головами — вряд ли. Наши опасения скоро подтвердились. Обрывистый берег сменился пологим, и орда, подлетев к воде, завопила и затрясла копьями. Сарм было много — несколько сотен. Некоторые натянули луки, но стрелы шлепнулись воду, не долетев до лодки: Арно в нижнем течении весьма широк. Сармы повопили, потрясли копьями и двинулись берегом, не выпуская нас из виду.
— Дрянь дело! — сказал Игрр. — Будут пасти, пока не прикончат. Скоро, как я понимаю, второй порог. Спокойная протока — справа, а в остальные на нашей кожанке лучше не соваться — мигом утонем. Так, по крайней мере, мне говорили.
— Может, Амага поможет? — предположила я. — Она должна быть неподалеку.
— Орда большая, Амаге не справиться, — вздохнул Игрр. — Надо что-то придумать. Перед порогом пристанем к берегу и проведем рекогносцировку.
Так и сделали. Заслышав в отдалении грохот, свернули к левому берегу. Он был скалистым. Обрыв убегал вверх, и муж, оценив крутизну склона, велел мне остаться. Они с Сани ушли и вернулись не скоро. Оба выглядели уставшими, Игрр вдобавок сильно хромал.
— Худо! — сказал в ответ на мой взгляд. — С этой стороны — водопад, внизу — камни. Размолотит в фарш! Я думал перетащить лодку по берегу, но по скалам только козы пройдут. Остается протока у правого берега. Но если сунемся, сармы сделают из нас ежиков.
Я не знала, что означает «farsh» и «ezhiki», но смысл сказанного уловила.
— Подождем? — спросила. — Сармам надоест, и они уйдут.
— Нет, госпожа! — покачала головой Сани. — Сармы упрямые. К тому же, думаю, они поклялись отомстить. Могут стоять хоть до весны. За это время мы умрем с голоду. Припасы на исходе, а рыбы возле порогов нет: она не любит шума. Подняться вверх не сможем — слишком быстрое течение. Не выгрести.
Сани с надеждой посмотрела на Игрра. Тот задумался.
— Мы сможем проплыть протокой ночью? — спросил кварту. — Не свалимся в водопад?
— Нет! — ответила кварта, подумав. — До порога далеко, я выгребу. Но стоит полнолуние, Селена яркая, нас увидят.
— А если будет не лодка? — спросил Игрр. — Какие-нибудь кусты, куча ветвей, которые несет течение? Сармы встревожатся?
— Если догадаются, начнут стрелять, — ответила кварта. — Они злые.
— Подводим итог, — загнул палец Игрр, — первым делом маскируем лодку. Второе: делаем непробиваемые щиты. Задача ясна?
Мы кивнули и принялись за работу. Сани рубила топором ветки, таская их к лодке. Мы с мужем плели щиты и покрывали их кожей, прижимая ее к каркасу расклиненными колышками. Для покрытия Игрр разрезал на куски нашу палатку. Спать придется под открытым небом, но лучше так, чем получить стрелу. Кожа палатки выглядела толстой, плюс два ряда ветвей — устоит…
На все борта щитов не хватило: пришлось ограничиться только правым. Оставалось надеяться, что этого хватит. Мы провозились до темноты. Щиты вышли тяжелыми и накренили лодку на правый борт. Неважно — ляжем у левого и уравновесим. Игрр прикрепил щиты ремнями и стал маскировать лодку ветками. В итоге вышла неопрятная куча. Муж, отступив, критически осмотрел ее и заключил:
— Сойдет для сельской местности!
Я не поняла его слов, но кивнула, соглашаясь. Мы здорово устали, поэтому повалились прямо на камни. Отдохнув и пожевав вяленого мяса, принялись собираться. Сгустилась ночь, но вышедшая Селена светила ярко. На серебристой воде груда веток, в которую превратилась лодка, виднелась отчетливо. Оставалось надеяться, что сармы не разгадают наш трюк. Сани загрузила в лодку тюки, разместив их так, чтобы служили укрытием от стрел. Игрр строго-настрого наказал соблюдать тишину, заметив:
— Прикидываемся ветошью и не отсвечиваем!
Муж часто говорит странно. Мы с Сани не стали переспрашивать: и без того понятно. Игрр обмотал весла тряпками, раскромсав для этого запасную тунику, мы с ним легли на дно, и лодка отчалила.
С первых же гребков выяснилось: управлять сооружением, в которое превратилась лодка, трудно. Двигались мы медленно, и я испугалась: снесет в водопад. Игрр, догадавшись, взял второе весло, сорвал с левого борта несколько веток и, встав на колено, начал энергично грести. Лодка поплыла быстрее, но как-то боком. Щиты закрывали правый берег, и мы не видели, что там. Журчала вода под веслами, в отдалении грохотал водопад; шум разбивавшейся воды становился все более отчетливым. Мы пересекли Арно, и сквозь прогалы меж ветками я различила громаду берега. Игрр прекратил грести и обернулся к Сани:
— Сама справишься?
Та что-то прошептала в ответ. Игрр убрал весло и прилег у борта. Лодка качнулась и принялась разворачиваться. Правый борт сместился вперед, нас понесло боком. Сквозь ветви на корме я различила костры на берегу.
— Черт! — прошептал муж и прижал меня к дну. — Все насмарку! Не рассчитал. Правый борт тяжелее. Лежи смирно! Будем надеяться: не поймут.
С берега донесся крик, затем второй. Щелкнули тетивы, стрелы прошили ветки над нашими головами. Их было мало: видимо, сармы стреляли на всякий случай. Но тут на корме жалобно вскрикнула Сани. Лодка качнулась и развернулась правым бортом к берегу.
Крик кварты услышали. На берегу завопили, и град стрел обрушился на щиты. Наконечники стучали в кожу, срезали ветки, но защита пока спасала. Лодка попала в поток. Ее качнуло на струях и понесло. Совсем рядом гремел водопад, и я испугалась, что мы в него свалимся. Однако лодка, прыгая на бурунах, пронеслась мимо берега, и грохот отдалился — мы миновали порог. Обстрел прекратился — мы стали недосягаемы. Игрр встал на четвереньки и пополз к корме.
— В Сани попали! — донеслось до меня. — В спине торчит стрела. Лежит без сознания. Боюсь, ранили тяжело. Буду грести. Сядь и обопрись спиной о левый борт, не то перевернемся.
Я подчинилась. Иггр, сопя, подтащил ко мне Сани.
— Присмотри за ней! — сказал сокрушенно. — Я не смогу помочь — темно. Нам нужно к берегу.
Он достал кинжал и принялся резать ремни, крепящие щиты. Скоро один, а затем и второй плюхнулись в реку и уплыли. Лодка выровнялась и помчалась быстрее. Игрр вернулся на корму и замахал веслом. Я вдруг почувствовала, что под ногами хлюпает.
— Вода в лодке!
— И у меня задница мокрая, — отозвался он. — Видно, стрелы пробили борта. Далеко не уплывем. Держись, любимая!
Он замахал веслом. Лодка неслась, и вода в ней прибывала. Сунув под голову Сани мешок, я стала вычерпывать ее ладонями. Искать котелок было некогда. Вещи собирала Сани, я не знала, куда она его сунула. Я старалась изо всех сил, но вода все равно поднималась. Скоро она достигла бедер и поползла выше.
Я сидела спиной к движению, я не видела, куда правит Игрр. Справа и слева расстилалась вода. Где же берег? Когда, наконец? Мы утонем!
Внезапно дно лодки зашуршало по песку. Игрр бросил весло и спрыгнул в воду. Она достигала ему колен. Пройдя вперед, Игрр подтащил лодку, затем вытащил и перенес на берег меня и кварту. После чего вновь подволок лодку.
— Не уплывет! — сказал, отдуваясь. — Набрала воды — с места не сдвинешь. Переночуем здесь, утром разберемся.
Я осмотрелась. Мы выскочили на островок — совсем крохотный, шагов десять в длину и столько же в ширину. Пара чахлых кустов и песок с камешками под подошвами. Берегов не видно: ни правого, ни левого. Игрр перетаскал из лодки мешки, после чего сорвал с лодки оставшиеся ветки и свалил их в кучу. Достал из сумки огниво и принялся высекать огонь.
— Что ты делаешь? — удивилась я. — Сармы увидят!
— Они и без того знают, что мы прорвались, — ответил он. — Думаю, пустили дозоры по берегу. Все равно заметят. Мы с тобой, любимая, глубоко в ж…, большой беде, если правильнее. Лодка повреждена, Сани ранена, а мы промокли. Для полного счастья не хватало простудиться. Разведем костер, согреемся, а с рассветом подумаем.
Он вздохнул и стал раздувать затлевший комок шерсти. Пламя перескочило с него на тонкие веточки, а затем взялось за более толстые. Я придвинулась ближе. И в самом деле — беда. Или, как обмолвился Игрр, «zhopa». Это слово я знаю.
Валерия, трибун. Растроганная
Лола ворвалась в палатку, забыв поприветствовать.
— Сармы!
— Где? Сколько? — встревожилась я.