Куплю мужчин — двух или даже трех. Другие сармы станут проситься к нам в род…
Глаза ее мечтательно закатились. Я вздохнул и поскакал к своим. Сделал, называется, доброе дело! Теперь будут требовать…
Эта мысль занимала меня недолго. Мы вошли в лагерь, и любимой вздумалось рожать…
* * *Врач общего профиля может принять роды: его этому учили. То есть читали лекции, демонстрировали наглядные пособия и даже водили в роддом, где в компании таких же студентов я наблюдал за процессом. Самому участвовать не пришлось, что и понятно. Вдруг случится что, как объяснить это безутешному (и разгневанному!) отцу? Студент накосячил? А кто его, жопорукого, к моей дорогой и бесценной допустил?! Да я вас всех порву! По судам затаскаю! Заплатите за моральный и материальный вред!..
Когда Вита ойкнула и схватилась за живот, я испугался. Мысленно ждал этого момента, а вот случилось, и я застыл. Зато не растерялась Валерия.
— Роженицу — в палатку претория! — гаркнула подчиненным. — Согреть воды, принести жаровню и чистое полотно. Можете взять мою простыню. Живо!
Преторианки забегали. Виту подхватили под руки и потащили в палатку. Я поплелся следом. Жену раздели, уложили на застеленный простынею стол и накрыли одеялом. Втащили жаровню с горящими углями, бронзовый таз и котел с водой, который водрузили на жаровню. После чего преторианки ушли, оставив медикуса когорты. Подслеповато щурясь, старушка двинулась к столу, и я спохватился.
Где в армии хорошие врачи? Ответ: в боевых частях — там, где от умения и знаний доктора зависит жизнь. А где плохие? В тыловых и парадных подразделениях. Работы здесь мало, практики никакой; знай пей водочку и получай денежное содержание. Амалия, медикус когорты, была из последних. Подслеповатая, старенькая, она любила выпить и вкусно поесть, а вот к делу относилась спустя рукава. Я не помню, чтоб она мыла руки перед осмотром. И это чудовище полезет в мою любимую?!
— Сам! — бросил я, отодвигая Амалию.
Та ничуть не обиделась, похоже, даже обрадовалась. Отошла в сторонку и стала наблюдать. Я откинул одеяло и согнул Вите ноги в коленях. После чего засучил рукава, вымыл руки и продезинфицировал их уксусом.
— Дыши!
Она заметила мое волнение и улыбнулась.
— Не бойся! Я быстро рожу. Гайя сама выберется, а я только немного помогу.
Мое воображение представило: Гайя, толкаясь ручками и ножками, ползет по родовым путям, а Вита подталкивает ее в попку. Я затряс головой, отгоняя наваждение, и ощупал живот роженицы. Воды отошли, плод легко определялся. Положение правильное… Вита дернулась и закусила губу. Схватки…
— Тужься!
Она закряхтела, и я, не веря глазам, увидел показавшуюся в родовом отверстии головку ребенка. Никогда не слышал о таких стремительных родах! Вернее, не читал… Опомнившись, я бросился помогать. Спустя короткое время в моих руках вякал младенец: красный, скользкий, но живой и здоровый. Старушка, заинтересовавшись, подошла ближе и склонилась, щуря подслеповатые глаза. Вдруг она охнула и осела на землю — прямо под ноги.
— Что там? — встревожилась любимая.
— Все нормально! — заверил я, отталкивая медикуса ногой. Нашла время падать в обморок! Детей не видела? Медикус опомнилась и куда-то уползла. — Не отвлекайся! Должен выйти послед!
К счастью, вода успела согреться. Я плюхнул ее в таз и попробовал локтем — в самый раз. Перерезав пуповину, я продезинфицировал ранку, после чего омыл новорожденного. При этом кое-что прошептал. Я не сведущ в религии — не было времени интересоваться, но тетя учила: окрестить может любой христианин. Понятно, что не по полному обряду. Но сказать: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа крещается раб божий…» достаточно. Вернемся в Россию, окрестим как положено. С именем экспериментировать я не стал: жена выбрала — пусть остается! После разберемся: есть ли такое в святцах.
Младенцу процедура омовения не понравилась, и он завопил. Я завернул его в пеленку. Орать он, однако, не прекратил.
— Дай ее мне! — попросила Вита.
Я поднес ребенка. Она развернула пеленку.
— Что это? — удивилась, ткнув пальчиком. — Хвостик?
— Хвостики не растут спереди, — сказал я. — У нас с тобой сын, любимая! Гай, а не Гайя. Нормальный человеческий мальчик, даже без хвостика.
— Мальчик?!.
Вита разрыдалась. Я смотрел, ничего не понимая.
— Мада говорила… — произнесла она сквозь рыдания. — Она родила трех сыновей, и все умерли. Человеческие мальчики у нол и сарм не выживают.
— Дура она, твоя Мада! — буркнул я, пеленая сына. — Нечего было от родного отца беременеть! Такие дети изначально слабые — близкородственное скрещивание. Но мы ведь с тобой не родственники?
— Да! — согласилась она.
— Мальчик у нас здоровый — сама посмотри! Вес нормальный — где-то десять либр[17], ногтики на пальчиках имеются, руки-ноги на месте. И орет громко! Легкие сильные.
Она протянула руки, и я вложил в них младенца. Вита прижала его к груди. Ощутив материнское тепло, ребенок затих.
Я укрыл их одеялом и занялся последующими процедурами. Дело шло к концу, когда снаружи раздался топот. В палатку ворвались Валерия с центурионами. За их спинами маячила медикус.
— Стоять! — рявкнул я. — Здесь роженица!
Они замерли у порога.
— Игрр! — умоляюще сказала трибун. — Покажи!
Я оглянулся на Виту. Она кивнула. Я взял Гая, развернул и поднес любопытным.
— Руками не трогать!
Они, не сговариваясь, уставились парню в промежность.
— Это фаллос? — засомневалась одна центурион.
Гай, словно обидевшись, пустил струю. Валерия торопливо сунула под нее ладони и растерла жидкость по щекам. Ее примеру последовали остальные, после чего, толкаясь, выскочили из палатки.
— Мальчик! — донесся до меня восторженный крик — Человек! С фаллосом!
Ответом был дружный рев. Похоже, снаружи ждала когорта. Я пожал плечами и вернулся к Вите.
— Чего это они? — спросил, возвращая Гая. — Мочой мазались…
— Обычай! — засмеялась она. — Первая струя ребенка приносит счастье. А если это мальчик…
Я перенес жену с ребенком на ложе. Спустя короткое время оба спали. Рядом на скамье устроилась Сани. Я не заметил, когда она пробралась в палатку. Сани с благоговением смотрела на малыша. Я поручил ей Виту с Гаем и вышел. У входа топталась дежурная.
— Коня мне! — велел я. — Живо!
Преторианка сорвалась стрелой. А то! Мы сенаторы или куда? Спустя короткое время я трясся в седле по направлению от лагеря. Стоянка Амаги нашлась неподалеку.
— Хо! — воскликнула она. — Ты соскучился по мне, тарго?!
— До слез, — подтвердил я. — Видишь, плачу? Вот что, красавица, есть просьба. Нужно мясо: свежее и много. Взамен обещаю крупы и муки.
— Ты проголодался, тарго?
— У меня радость — сын родился.
— Ух! — обрадовалась Амага. — Мальчик — это хорошо. Он стоит дорого. Девочку могут бесплатно отдать, за мальчика платят золотом. Я дам тебе мяса, тарго! Мои сармы застрелили козу, она молодая и жирная. Мы хотели ее съесть, но раз тебе нужно…
— Я заберу только мякоть, — успокоил я. — Внутренности с костями оставь себе. Сваришь бульон, а в нем — крупу. Будет вкусно.
— Хо! — одобрила Амага.
— Еще дрова…
В лагерь я прискакал, отягощенный мешком с мясом и охапкой хвороста. По возвращении разыскал квестора и сообщил о планируемом мероприятии.
Нонна одобрила. Мне выделили продукты, дали помощниц и снабдили утварью. Я порезал мясо, перемешал его с солью и залил уксусом. Промариноваться не успеет, но это неважно: ароматный уксус придаст шашлыку вкус.
Я развел костер. Помощницы притащили стол с лавками и вымыли их. Возникшая ниоткуда кварта села чистить лук.
— Сани! — удивился я. — Тебе надо лежать!
— Мне лучше! — возразила она. — Госпожа и господин Гай спят, я могу помочь.
Я не стал спорить. Сани кстати — она знает мою кухню. Когда костер прогорел, я соорудил мангал из колышков и двух пилумов, нанизал на вертела мясо, обжал его и водрузил над углями. Вертелов в лагере нашлось мало, зато все большие. Придется печь партиями, готовый шашлык сгружать в миски. На шампурах приятнее, только где их взять? Сани, разболтав тесто, принялась печь лепешки. На запахи подтянулись гости: трибун, центурионы, Лола, квестор — вся королевская рать. Притащилась и медикус, хотя ее я не звал. Выглядела бабушка весьма довольной: первой сообщила такую новость!
Гости расселись по лавкам. Я разлил вино по оловянным чашам и разложил ложки. Есть ими шашлык — дикость, но вилок здесь нет. К вину гости не притронулись. Сидели, глядя, как я ворочаю вертела. Это понятно. Шашлык — это не только еда. Это процесс…
Первая партия поспела быстро. Я свалил мясо в миски, нанизал новую партию и поручил ее Сани, перед этим сбросив ей в миску несколько прожаренных кусков. Нечего кварте слюнки пускать, пока другие обжираются. Остальное мясо и горячие лепешки отнес к столу. Трибун глянула на меня, и я взял чашу.
Тосты произносить я не умею: практики не было. Не уважаю то, что с ними связано. Я почесал в затылке.
— Ну… Человек родился. Гай Игоревич Овсянников.
— Гай Виталий Руф, — поправила трибун. — В Паксе родство считают по матери.
Я кивнул: Руф так Руф. В паспорт все равно впишут по-нашему: в России матриархата нет. Там им не тут.
— Предлагаю тост за здоровье принцепса! — перехватила инициативу Валерия. — Она прислала когорту, позволив спасти Игрра и Виталию. Флавия мудра и прозорлива. Да хранит ее Богиня-воительница! Слава принцепсу!
— Слава! — рявкнули гости, подымая чаши.
Я присоединился. За принцепса так за принцепса. В самом деле, прислала. Споспешествовала… Хай ей щастыть, как говорят на Украине, — не жалко. Заодно перед начальством прогнемся. Вокруг посторонних нет, но я не сомневался: за нами наблюдают и подслушивают.
Опорожнив чаши, гости набросились на еду. Хватали мясо ложками, запихивали в рот и жадно жевали. Еще бы! Парная дичь, запеченная на углях с дымком и пряностями, — это вам не замороженная свинина, отбывшая срок заключения в морозильнике. Шашлык исчез с космической скоростью. К счастью, Сани не подкачала, и вторая партия не замедлила явиться. Публика оживилась и принялась тостовать. За славного трибуна претория Валерию Лепид, да хранит ее Богиня-воительница! (Стоя.) За сенатора Игрра, достославного! (Стоя.) За его жену, старшего декуриона! (Без эпитетов, но стоя. Лола вскочила первой.) За новорожденного Гая, сына сенатора! (Стоя.) Я не успевал подливать вино, а Сани — подносить мясо с лепешками. Ввиду скорости поглощения шашлык стал поступать полусырым, но гости этого не заметили. Когда очередь тостуемых дошла до медикуса, полог палатки колыхнулся. Перед взорами собрания предстала Виталия. Она переоделась в форменную тунику и накинула алый плащ — видимо, «кошки» удружили. С грозным нарядом диссонировал белый сверток, который Вита прижимала к груди. Жена огляделась и двинулась к нам. Она шествовала, словно Богоматерь по облакам, но в отличие от мадонны Рафаэля лицо Виты сияло радостью. От нее словно исходило счастье, и я почувствовал, как защипало в глазах. Не только у меня. Я заметил, как Валерия украдкой смахнула слезу.
— Гай поел, — сказала Виталия, подойдя. — А мне не дают. У вас так вкусно пахнет.
Она окинула взглядом плотно занятые лавки. Лиона торопливо вскочила.
— Садись, декурион!
Вита без долгих раздумий опустилась на ее место. Я метнулся к мангалу, стащил кинжалом с вертела самые аппетитные куски и свалил их в миску. Добавив лепешку, отнес жене. Она выразительно приподняла Гая. Я забрал сына, и Вита набросилась на еду. Было видно, что она здорово проголодалась. Вот и славно! Хороший аппетит после родов — добрый признак. За столом воцарилась тишина. Все молча смотрели, как роженица насыщается.
— Можете продолжать! — сказала Вита, заметив.
Она произнесла это как царица, дарующая милость подданным. Удивительно, но все с этим молчаливо согласились. Трибун откашлялась и взяла чашу.
— Я хочу выпить за человека, который принес нам радость и подарил надежду. Первый мальчик в Паксе за тысячу лет!..
— Не первый! — перебил я.
Трибун удивленно замолкла.
— А как же простые нолы? — спросил я. — Они ведь рожают сыновей! Как и сармы, к слову.
— Они — низшие существа! — сказала Валерия.
— Покойная Мада была треспартой. Она родила трех мальчиков! У людей и нол, когда жили вместе, сыновья были.
— Что ты хочешь сказать? — удивилась Валерия.
— Дело не во мне. Любая треспарта, димидия или комплета может родить сына, если у нее будет муж или хотя бы постоянный мужчина.
Гости за столом переглянулись. Вита перестала есть и уставилась на меня.
— Объясни! — потребовала трибун, опуская руку с чашей.
Я оглянулся: Гай на руках мешал говорить. Лиона, топтавшаяся рядом, подскочила и протянула руки. Я уложил в них спящего сына, проследив, чтобы головка ребенка упокоилась на сгибе локтя. Лиона осторожно, будто хрустальную вазу, прижала младенца к себе. Лицо ее засияло.
— Постараюсь, трибун! Вопрос, почему в Паксе нет мальчиков, не давал мне покоя. Получалось странно: были — и вдруг не стало. Жрицы говорят: гнев богини. Но я медикус и не верю в сказки. Они противоречат тому, чему я учился. Дело не в богине и тем более не в ее гневе. Я долго думал, но картина не складывалась, не хватало деталей. Сегодня я их получил.
— Какие? — спросила Валерия.
— Во-первых, он! — я указал на сына. — Во-вторых, она!
Я ткнул пальцем в Сани. Та жевала шашлык и от неожиданности едва не подавилась.
— У нол и сарм организм отличается от человеческого. Вы очень восприимчивы к гормонам. Это вещества, выделяемые железами живых существ. Три дня назад я вырезал у Сани стрелу. Опаснейшее ранение, после которого человек, возможно бы, умер. А Сани сидит у костра и печет лепешки… Почему? Жевала горный воск! Что он собой представляет? Я поинтересовался. Это секрет летучих мышей. Они опрыскивают им пещеры — метят место проживания. Нужны десятилетия, чтобы воска собралось много, поэтому он дорог. Но суть в другом: воск животного происхождения! Он содержит гормоны. На людей они не действуют: сужу по себе. В Балгасе мне прострелили ногу. Она до сих пор болит, хотя я жевал воск.
Я взял со стола чашу и глотнул.
— Теперь о мальчиках. Вита единственная треспарта в Роме, которая имеет мужа, и именно она родила сына! Случайность? Отнюдь! У покойной Мады был постоянный мужчина. Его звали Луций, они жили вместе много лет. Мада беременела и рожала исключительно мальчиков. Видимо, ваш организм по-особому воспринимает мужское семя. Если получает его постоянно, рождается мальчик. Если кратковременно или разово — девочки. Я не удивлюсь, если окажется, что мужские гормоны оказывают на нол и другое воздействие.
— По пути из Северного бурга мы останавливались в Таре, — внезапно сказала Вита. — Там нас позвал в гости один пришлый. Его зовут Бранко. У него пожизненный контракт с одной треспартой. Она сказала, что с тех пор, как они вместе, перестала стареть. Более того, помолодела. У нее исчезла седина…
— У меня после смерти Константина появилась! — вздохнула Валерия. — Сразу и много.
— Еще одно доказательство, — заключил я.
— Если ты прав, почему мы в неведении? — вмешалась старушка-медикус. — Ведь это так просто!
— Вот! — поднял я палец. — В этом суть. Отвечаю, почтенная: это известно! Только не вам, а жрицам Храма. Десять веков назад они совершили переворот. Зачем? Разве стране было плохо? Отнюдь! Рома процветала. Но Храм терял влияние. Зачем молиться и приносить жертвы, если и без того хорошо? Поэтому был задуман и осуществлен гнусный план. Жрицы разрушили семьи, оторвали мужчину от женщины, тем самым превратив его в самца, а ее — в самку. Они поставили нол в зависимость от себя, а для этого лишили их сыновей. Любая женщина хочет детей, это ее естественная потребность. Забеременеть можно в храме или у луп, а за этим следит Храм. Он может дать вам семя, а может и отказать. Преторианок, к примеру, не пускают к лупам, и никто не в состоянии этот запрет отменить. При желании вам могут перекрыть доступ и в храмы. В зависимость попали все: нолы, кварты, димидии и треспарты. А также — сенаторы, магистраты и даже принцепс.
— Это серьезное обвинение! — нахмурилась Валерия. — Ты можешь его подтвердить?
— Доказательства перед тобой! — я ткнул пальцем в грудь себе, а затем указал на Виталию. — Почему Октавия стремилась убить нас? Я обидел ее дочь? Предположим, хотя Лавиния сама виновата. Сначала пыталась меня зарезать, а после — забрать в Храм силой. По уму, следовало замять дело, но понтифик послала Касинию меня убить. Это могло раскрыться, но Октавия не испугалась. Ладно, пусть я плохой, но Виталия при чем? Чтобы убить ее, Октавия пошла на предательство: купила маршрут «кошек» и передала его сармам. Далее — больше. Октавия решила убить принцепса и занять ее место. Зачем? Тысячу лет понтифики не претендовали на верховную власть! Им хватало и неявного влияния. Ответ прост: обстоятельства изменились. Октавия почувствовала опасность. Роди Виталия сына, и вся выстроенная Храмом конструкция рухнула бы. Ведь я единственный, кто ушел из Храма, не выпив стерилизующий напиток Подумайте, ведь это абсурд! В Роме катастрофически не хватает мужчин. Их везут издалека, за них платят огромные деньги! И что же? Мужчину, который не желает служить Храму, лишают возможности иметь детей. Кому это мешает? Отвечаю: Храму! Ведь если родятся мальчики, нолы поймут, что их обманывают.
Валерия сжала в руке чашу, и та смялась в комок Вино забрызгало ей руку.
— Все равно не могу поверить! — сказала после молчания. — Чтобы Северина…
— Северина не при делах. Думаю, она сама не в курсе. Тысячу лет пост понтифика занимали женщины из одного клана. Некогда тот возглавил переворот и вытребовал себе привилегию. Сменить Октавию должна была дочь или племянница из ее рода. Но жрицу угораздило затеять заговор. Система рухнула. Клан вышел из доверия, понтификом выбрали Северину. Думаю, что, узнав правду, она ужаснется. Нас ждут большие перемены.