Либена наблюдала за ними и уже видела, как забирает жизнь Хагена. Других вариантов не было. Не было, пока она не увидела Мэйдд Нойдеккер, которую Рада представила, как своего друга. Либена подумала, что если она убьет Хагена, то они с Радой могут стать навсегда врагами, но вот убийство Мэйдд… Оно лишь покажет Раде, что нужно очнуться, встряхнет ее.
Либена дождалась, когда Мэйдд наберется смелости, чтобы поговорить с другими слугами о Гэвриле, и поманила ее к себе. Мэйдд и Макс нерешительно подошли.
– Мы здесь не для того, чтобы продать кровь или что еще, – спешно сказал Макс.
– Я знаю, – Либена улыбнулась, показала на свободный стул. Мэйдд села. Макс остался стоять. Взгляд невольно цеплялся за подиум и кушетку, на которой лежало оставленное Аделой нижнее белье.
– Не жалей, что опоздал. Шоу было дерьмовым, – подмигнула ему Либена.
Начавший пьянеть от паров афродизиака мозг заставил Макса вздрогнуть.
– Так, значит, вы хотите убить Гэврила? – спросила Либена Мэйдд Нойдеккер и тут же нетерпеливо взмахнула рукой, показывая, что ее не интересуют подробности. – Если будет нужно, то я увижу это в твоих воспоминаниях.
– Не увидишь, – сказала Мэйдд. – Если захочу, то не увидишь.
– Так ты тоже пьешь кровь древних?
– Моя мать была слугой.
– И поэтому Рада считает тебя своим другом? – Либена снова нетерпеливо взмахнула рукой, показывая, что не хочет слушать подробности, предложила выпить. Мэйдд отказалась. Либена смотрела ей в глаза и пыталась решить, где убьет ее. Выбор пал на улицу, все равно где, лишь бы не в баре, чтобы не нарушать правило – в этих стенах никто не умирает.
Либена вывела Мэйдд за дом, к могилам кладбища Пайн Гроув. Макс Бонер увязался за ними, и ей пришлось избавиться от него. Она ударила Макса в грудь, затем швырнула, словно тряпичную куклу. Он ударился спиной о старый дуб, закряхтел, выгнулся от боли дугой. Либена повернулась к Мэйдд, схватила ее за волосы, заставляя запрокинуть голову.
– Ничего личного, – сказала она, вонзая в ее шею появившиеся зубы-иглы.
Мэйдд вскрикнула, попыталась вырваться, оттолкнуть от себя Либену. Зубы иглы вырвали из ее шеи кусок плоти. Хлынувшая кровь ударила Либене в лицо. Мэйдд попыталась бежать, но силы покинули ее раньше, чем удалось сделать несколько шагов. Ноги подогнулись. Мэйдд упала на спину. Черное небо было звездным. Либена нависла над ней, заглядывая в тускнеющие глаза.
– Ничего личного, – снова сказала она перед тем, как уйти.
Лежа возле старого дуба, Макс видел спину Либены сквозь всполохи ярких вспышек боли. Нужно было подняться, добраться до Мэйдд. Макс попытался перевернуться на живот. Казалось, что сломана каждая кость. Воздух был тяжелым, густым. Макс пытался сделать вдох, но не мог. В легкие словно залили свинец, и теперь он медленно застывал в груди, разносился по венам по всему телу, твердел. Но боль отступала. Макс поднялся на локти и пополз к Мэйдд. Она лежала в луже собственной крови. Стеклянные глаза были открыты и смотрели в черное небо. Но в этих глазах еще была жизнь. Макс видел эту жизнь, чувствовал, как она проникает в его мысли. Чтобы спастись, Мэйдд нужна была кровь древних.
– Где я найду древнего, черт возьми? – спросил Макс, взял Мэйдд за руку, прижал ее ладонью к разорванной шее, чтобы остановить кровотечение. Мысли Мэйдд показали ему, что она не боится смерти. Не боится, что все закончится. – Ты не умрешь. – Макс достал телефон, набрал номер неотложки.
Машина скорой помощи приехала четверть часа спустя. Мысли Мэйдд угасали. Макс чувствовал, как они разваливаются у него в голове, блекнут, догорают алым закатом дня. По дороге в больницу эти мысли окончательно погасли. Дважды у Мэйдд была остановка сердца. Когда ей зашили разорванную шею и отвезли в отдельную палату, врач сказал, что шансов нет.
– Что значит, нет? – спросил Макс. – Она ведь жива.
– Только ее тело. Мозг – мертв.
– Но… – Макс вздрогнул, услышав в своей голове голос Мэйдд. Далекий, едва различимый, подобно эху. Даже не голос – отголосок мыслей, предсмертное послание. Кровь древних. Чтобы спасти ее? нужна кровь древних. Словно из другого мира Макс услышал вопрос доктора о ране Мэйдд.
– Это что, было какое-то животное?
– Да, док. Собака. – Макс спросил, как долго Мэйдд смогут держать здесь, не отключая от аппаратов жизнеобеспечения, услышал бормотание доктора о деньгах и дороговизне подобного содержания. – О, деньги у нее есть, – заверил его Макс.
Он вернулся в бар на окраине кладбища Пайн Гроув поздним утром. Долго стоял у дверей, не решаясь постучать, потом собрался с духом. Похожий на быка охранник по имени Броган, с которым Макс уже встречался ночью, провел его в кабинет Рады. Белый попугай какаду спал в клетке. Рада сидела за столом. Взгляд у нее был тяжелым. Взгляд, под которым Максу казалось, что он может растаять. Слова уж точно таяли под этим взглядом.
– Я знаю, что случилось, – сказала Рада. Сказала сухо, словно подул раскаленный ветер в лицо заблудившемуся в пустыне страннику. – Доктор Генри Ли позвонил мне, как только закончил оперировать Мэйдд… – Она выдержала паузу, крутя в руках стакан с янтарным абсентом. – Кто это сделал? – Рада услышала имя, нахмурилась, долго о чем-то думала, затем кивнула, выпила оставшийся в стакане абсент и налила еще, но на этот раз достав стакан и для Макса. – Пей, – сказала она.
– Пей! – сонно повторил какаду, не открывая глаз, убивая всякое желание отказаться.
Макс взял стакан. Рада мерила его взглядом, словно пытаясь прочитать его мысли. Или же она и читала их? Макс спешно сделал глоток. Спирт обжег полость рта.
– Господи, как вы это пьете? – спросил Макс.
– Проживи три сотни лет и поймешь. – Рада покосилась на попугая, но какаду предусмотрительно промолчал или крепко заснул. Макс выпил еще абсента. – Тебе нужна кровь древнего, верно? – спросила Рада. Макс кивнул и снова выпил. Рада тоже выпила. – Сегодня я избавилась от своего любовника, – сказала она.
– Причем тут я и Мэйдд? – спросил Макс.
– Иногда мир вращается совсем не так, как мы думаем.
– Я не понимаю.
– Я знаю. – Рада улыбнулась. Макс нетерпеливо допил свой абсент.
– Так у вас есть кровь древних или нет? – спросил он. Рада покачала головой. – А ваш хозяин? Вы можете с ним связаться?
– Он сбежал.
– Я знаю, что он сбежал, но…
– Ты не спасешь Мэйдд. Ты ничего не сможешь сделать. Смирись.
– Смириться? – Макс снова услышал далекий голос Мэйдд. Даже не голос. Чувства, которыми она, умирая, делилась с ним. Такие странные, чужие, но понятные, словно стали его частью, стали им самим. И сейчас в больнице умирает не только Мэйдд. Нет. Там умирает часть его. Умирает в то время, как женщина, которая может помочь, сидит за столом и ухмыляется, словно ей нет дела, словно ей плевать на весь этот мир. Гнев вспыхнул в груди Макса, поднялся красными пятнами к лицу. Он ненавидел Раду, ненавидел этот чертов дом. – Смириться? Вы советуете мне смириться? – зашипел он.
– Смириться! – хрипло выкрикнул какаду сквозь сон.
От этого голоса в голове Макса что-то взорвалось. Гнев больше не мог находиться в его теле, в его мыслях. Ему нужен был выход. Макс схватил клетку с попугаем, сорвал с цепи, бросил на пол и начал топтать. Хрупкие кости птицы затрещали. Какаду несколько раз еще что-то крикнул, но голос был словно у старого патефона, в котором кончился завод пружины. Кровь брызнула из клетки. Ее капли попали Максу на лицо. Он вздрогнул, отступил назад, боясь своего поступка. В повисшей тишине ему показалось, что он может услышать удары собственного сердца. Затем раздались аплодисменты Рады.
– Браво, – сказала она. – Наконец-то кто-то прикончил эту чертову птицу!
Макс растерянно уставился на мертвого попугая, белые, сломанные крылья которого были забрызганы кровью. Неожиданно попугай вздрогнул, ожил. Сначала его движения были хаотичными, дергаными, затем появилась уверенность. Какаду выбрался из разломанной клетки, взмахнул несколько раз крыльями, взлетел, покружил по комнате и приземлился на настольную лампу.
– Вот ведь сукин сын, – буркнула Рада, затем увидела растерянность на лице Макса и сказала, что ее бывший любовник поил попугая кровью Клодиу.
– Ты поила кровью древнего птицу?
– Не я, мой бывший. С сегодняшнего дня бывший.
– А для Мэйдд у тебя, значит, крови нет.
– Если бы была, то, поверь, я дала бы тебе эту кровь. Не думай, что я не сожалею о том, что случилось с Мэйдд. Я знала ее, когда она была ребенком.
– Ну, так помоги ей. Скажи, где твой хозяин. – Макс подался вперед, вглядываясь Раде в глаза, пытаясь отыскать там сострадание, но в этих глазах не было ничего. Только пустота и мрак. Макс развернулся, шагнул в двери.
– Последний раз я видела Клодиу на Бродвее, в театре Саши Вайнер, – сказала Рада. Макс замер. Она дождалась, когда он обернется. – Если найдешь его, расскажи все как есть… Но я не уверена, что он там…
– Если бы была, то, поверь, я дала бы тебе эту кровь. Не думай, что я не сожалею о том, что случилось с Мэйдд. Я знала ее, когда она была ребенком.
– Ну, так помоги ей. Скажи, где твой хозяин. – Макс подался вперед, вглядываясь Раде в глаза, пытаясь отыскать там сострадание, но в этих глазах не было ничего. Только пустота и мрак. Макс развернулся, шагнул в двери.
– Последний раз я видела Клодиу на Бродвее, в театре Саши Вайнер, – сказала Рада. Макс замер. Она дождалась, когда он обернется. – Если найдешь его, расскажи все как есть… Но я не уверена, что он там…
Макс ушел, получив от Рады обещание, что она позаботится о том, чтобы Мэйдд не отключили от аппаратов искусственного жизнеобеспечения. Волнения не было. Наоборот, все чувства обнажились, стали кристально чистыми. Как и цели. Добраться до Нью-Йорка, встретиться с Сашей Вайнер, спросить о Клодиу.
– Понятия не имею о чем ты, – говорит бывшая балерина.
Теперь заглянуть ей в глаза, рассказать о Мэйдд и о том, что случилось в Портленде. Саша Вайнер пожимает плечами. Мимо ходит ее любовница Гаяне. В руках у девушки поднос с виноградом. Глаза опущены. Саша гладит ее по голове.
– Жаль, что пришлось проделать такой путь зазря, – говорит Саша Максу, продолжая гладить волосы молодой армянки. Гаяне улыбается, не поднимая глаз. Макс видит ее шею. Видит следы от укусов. – О, это совсем не то, что ты думаешь, – говорит Саша Вайнер, замечая его взгляд, злится, прогоняет армянку прочь.
– Он ведь здесь, верно? – спрашивает Макс.
– Ты выдаешь желаемое за действительное, глупый мальчик. – Она снимает телефонную трубку и вызывает охрану.
Макс не сопротивляется. Охранник по имени Брэд Ричардс выводит его на улицу. Двери закрываются за спиной. Холодная улица. Поздний вечер.
– Запомни этого парня и больше не пускай ко мне, – говорит охраннику Саша Вайнер. Брэд Ричардс кивает.
Он работает здесь несколько месяцев. Работает после того, как на окраине города нашли обескровленные тела двух молодых балерин из труппы Саши Вайнер, которых та скормила Клодиу. Скормила древнему. Но Брэд Ричардс ничего не знает о древних. Он знает лишь о слугах, считая их пьющими человеческую кровь тварями, которые притворяются обычными мужчинами или женщинами. Он не верил в них, не знал о них, пока не познакомился с Лорой Оливер – дочерью детектива полиции, которого убили подобные твари. Так говорила она, когда убеждала Ричардса убить его друга, с которым он познакомился еще в армии.
Тогда Лоре было двадцать, Ричардсу двадцать семь. Они встретились с ней в баре. Лора Оливер пыталась познакомиться с его другом. Друга звали Адден Бронсон. Он отвечал на интерес Лоры взаимностью, но из бара ушел с другой девушкой. Никто больше не видел ту девушку. Позже Лора Оливер показала Ричадсу фотографии из морга. Фотографии той самой девушки, с которой ушел Бронсон.
– Это ничего не значит, – сказал тогда Ричардс. – К тому же если Адден был тем, за кого ты его принимаешь, то почему он не убил тебя?
Лора рассмеялась и долго рассказывала ему о вирусе двадцать четвертой хромосомы, которым она заразилась несколько лет назад. Рассказывала, что вирус парализует, причиняет боль таким, как Бронсон. Потом рассказала о своем отце, который заразил себя специально, чтобы эти твари не могли добраться до него.
– Я сказала твоему другу, что больна, когда он уже готов был взять меня вместо той пропавшей девушки.
– Я думаю, что ты спятила, – сказал Ричардс.
Но потом пропала еще одна девушка, из которой выкачали почти всю кровь. Ричардс все еще говорил себе, что Лора Оливер безумна, но во сне уже приходили картины, как его друг убивает девушек, с которыми уходит из бара. А вокруг, по темным улицам за ними следят уродцы, чьи тела обезобразил вирус двадцать четвертой хромосомы. Их клетки мутировали, изменились. Черепа у одних вытянулись, у других сплющились. У некоторых появился третий глаз.
В армии, когда служил Ричардс, была вспышка вируса, и многие из его друзей были отправлены в резервацию, где содержались инфицированные. Содержались по доброй воле, не желая становиться центром насмешек нормальных людей. Но были и те, на кого вирус не оказал своего чудовищного воздействия. Он содержался у них в крови, но внешне они не изменились. Одним из таких был Оливер. Он покинул армию, находясь под постоянным наблюдением. Врачи изучали его тело, власти следили за тем, чтобы он не распространял вирус. Лора сказала, что такие, как Адден Бронсон, живут не одну сотню лет. Живут от начала времен.
– Мы думаем, что вирус – это защита человеческой природы, – сказала Лора Оливер. – Сначала это была бубонная чума, сифилис, ВИЧ. Твари, которые пили кровь зараженных людей, страдали, умирали. Но все это убивало и нас, разрушало наш организм. Теперь появился вирус двадцать четвертой хромосомы, и многие из людей не страдают от него. Он защищает нас от тварей, которые видят в нас пищу. Думаю, когда-нибудь мутирует и этот вирус, изменится. И на этот раз не будет больше страданий. Люди изменятся, станут непригодными для этих тварей. Так мы думаем.
– Мы? – спросил Ричардс. – Так ты не одна такая?
Он думал, что это какая-то секта, клуб безумцев. Он хотел рассказать об этом Аддену Бронсону, предупредить его об опасности. Ведь когда в армии началась вспышка вируса двадцать четвертой хромосомы, Бронсон предупредил его об этом, велел собирать вещи и убираться прочь, бежать, если понадобится. В те дни Адден Бронсон работал в медицинской команде врачей, проверяющей на военных какие-то препараты, увеличивающие силу и скорость реакции. Так, по крайней мере, говорили им тогда.
– Просто беги отсюда и все, – сказал Адден Бронсон Ричардсу. Но бежать было некуда. Да и поздно было бежать.
Больше года Ричардс провел в резервации для зараженных. Но изменений не было. Врачи называли его переносчиком и многие из них были против, чтобы выпускать таких из резерваций. Список того, что запрещается Ричардсу при возвращении в здоровый мир, был таким длинным, что он бросил его читать раньше, чем осилил треть. Просто подписал и все. В конце концов вирус передавался, как и его предшественник ВИЧ, поэтому Ричардс решил, что с этим можно жить.
Оказавшись на свободе, он попытался встретиться с Адденом Бронсоном, но Бронсон бросил работу. Ричардс не знал, но его друга превратили в слугу в тот год, когда он – Ричардс, заразился вирусом двадцать четвертой хромосомы и содержался в резервации. Поэтому, когда он нашел Аддена Бронсона, его друг был уже совсем другим.
Ричардс решил, что все дело в его работе, что Бронсон и команда, в которой он работал, имели какое-то отношение к вспышке вируса. Теперь Бронсон винил себя и не хотел вспоминать о том, что было. Так думал Ричардс. Какое-то время он пытался понять, как сам относится к своему новому открытию – его друг виновен в том, что он заражен. Но потом Ричардс решил, что назад уже ничего не вернуть. К тому же глупо упрекать солдат за то, что они исправно выполняют приказы. Если этого не будет, то мир полетит в пропасть. Ричардс встретился с Бронсоном и сказал, что они должны остаться друзьями. Бронсону было плевать.
Поиски вакцины, которыми он занимался более десяти лет, продолжая исследования своих предшественников, привели его в Аризону, в бар для слуг. Это случилось после того, как знакомый патологоанатом позвонил ему и сказал, что Бронсону лучше приехать. Голый мужчина лежал на анатомическом столе. Кто-то разрубил ему грудь и вырвал сердце. Сердце так и не нашли, но раны продолжали затягиваться. Патологоанатом нервничал и шепотом рассказывал Аддену Бронсону детали своего открытия. И был еще вирус двадцать четвертой хромосомы, попавший в организм убитого через кровь, которой был заполнен его желудок. Кровь другого человека. Но убитый обладал иммунитетом к вирусу. Его тело боролось, сопротивлялось. Полгода потребовалось Аддену Бронсону, чтобы узнать имя убитого мужчины. Еще два месяца он потратил на то, чтобы добраться до Аризоны, проследив последние месяцы жизни убитого, и найти бар для слуг. Связи и деньги помогали Бронсону, но когда за ним пришел древний по имени Ингвар, помощи ждать было неоткуда.
– Сегодня твое понимание мира изменится, – сказал Ингвар.
Адден Бронсон готов был служить, но не готов убивать. Вначале не готов. Потом все стало проще. Когда его нашел Брэд Ричардс, Бронсон уже перестал считать своих жертв. Лишь что-то далекое всколыхнулось в нем. Что-то из прошлого, которое скрылось за занавесом, опускавшимся каждый раз после приема крови Ингвара, которая была лучшим наркотиком, лучшим освобождением. Бронсон знал, что будет жить вечно. Все друзья умрут. Все родственники умрут. Но не он. Смерть потеряла свою власть над ним.
– Если хочешь, то я убью Ричардса ради тебя, – сказал он Ингвару.
– На кой черт мне его отравленная вирусом кровь? – сказал древний.
Поэтому Ричардс продолжил жить. Ничего личного, просто расчет, как и в случае с Лорой Оливер. Адден Бронсон ничего не знал об охотниках, и Лора была для него просто очередной женщиной. И никакого чувства опасности. Что могут сделать простые смертные тому, у кого впереди вечность?!