– Никогда не чувствовал ничего подобного, – признался Сал, все еще прижимаясь к Фэй, все еще впитывая в себя тепло ее тела, ее мысли, чувства. Это было больше, чем секс, больше чем удовлетворение. Фэй видела все его воспоминания, он видел все ее воспоминания, всю жизнь. Они сливались, становились одним целым. Их тела, их личности. Ничто не стояло между ними. Не могло стоять. – Ты – особенная, – сказал Сал.
– Мы оба особенные, – сказала Фэй.
Они провели вмести две долгих недели, а когда Фэй сказала, что должна вернуться в Орегон, Сал предложил ей пожениться. Фэй задумалась на мгновение, затем решительно кивнула. Так на два долгих года она стала молодой миссис Киршен, пока они вместе с мужем не решили, что обязаны найти других детей из папки Хаймли.
Их выбор пал на Эндрю Мэтокса – ребенка, чью мать изнасиловал древний слуга. Найти его оказалось намного сложнее, чем Сала. Мать Эндрю работала в больнице и несколько лет спустя, после того, как родила сына, заразилась вирусом двадцать четвертой хромосомы. Теперь она жила в резервации. Старая и уродливая. Работа в больнице отняла у нее все – сначала древний слуга, которого привезли израненного и умирающего, внезапно ожил и изнасиловал ее, затем вирус, которым она случайно заразилась от умирающего наркомана. Фэй видела все это в воспоминаниях этой женщины. И еще много ненависти и злости, которые съедали изнутри эту старую, не желавшую умирать женщину.
– Нет, я не знаю, где мой сын, – сказала она Фэй своим скрипучим голосом. – Он не навещает меня. Боится, что тоже заразится. – Когда она говорила о сыне, в ее голове вспыхивала россыпь воспоминаний о его отце.
– Не нужно ненавидеть своего сына за то, чего он не делал, – сказала Фэй. – Не Эндрю насиловал вас. К тому же вы могли избавиться от ребенка.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала старая женщина, однако губы ее задрожали. Фэй смотрела ей в глаза и пыталась понять, как можно любить и ненавидеть своего ребенка одновременно. Желать его смерти и знать, что сохранишь ему жизнь, вырастишь его.
В регистратуре Фэй узнала прежний адрес Эндрю Мэтокса.
– Нет, он уже давно здесь не живет, – сказал ей хозяин квартиры. Нового адреса у него не было, и Фэй пришлось вернуться в Резервацию, забраться в головы десятка служащих, прежде чем удалось узнать, откуда поступают дополнительные средства на содержание матери Эндрю Мэтокса.
– Аляска? – растерялся Сал Киршен. – Ты хочешь поехать ради него на Аляску?
– Почему бы и нет? – пожала плечами Фэй. – К тому же разве тебе не интересно узнать еще одного человека, похожего на нас?
Они готовились к поездке больше трех месяцев. Мистер и миссис Киршен. Муж и жена, брак которых доживал последние дни. Но тогда они еще не знали об этом. Не знали, пока не познакомились с Мэтоксами, пока не попробовали кровь древнего, вендари, как называли его Эндрю и Клео. Вендари, которого они держали в подвале своего дома. Его кровь обострила инстинкты, усилила телепатические способности. Дети Мэтоксов – мальчик и девочка пяти лет – спали в своих кроватях, но Фэй и Сал могли заглянуть в их мысли, увидеть их детские сны. Могли они видеть и мысли Эндрю Мэтокса. Особенно Фэй, которую тянуло к нему так же, как когда-то тянуло к Салу. Сал не ревновал. Лишь сожалел, что Клео Мэтокс не такая, как они. Да, кровь древнего, вендари, которую она пила, продлевала ей молодость, но…
– Ты не думал о том, чтобы уйти от нее? – спросила Фэй Эндрю Мэтокса. Ответ ей был не нужен – она могла увидеть все это в его голове, увидеть древних слуг, которые умеют читать мысли, которые после сотен лет службы получают то, что ей, Эндрю Мэтоксу и Салу дано с рождения. Нужен лишь глоток крови древнего, и природа проснется, заявит о себе. Фэй слышала, как где-то далеко Клео рассказывает Салу, как они познакомились с Эндрю, но ей не было до этого никакого дела. К тому же у них с Салом все было быстро, стремительно. Она хотела, чтобы Эндрю Мэтокс увидел это в ее воспоминаниях, звала его заглянуть в свои мысли.
– Ты можешь сделать так, чтобы я не видел в твоих воспоминаниях встречу с моей матерью? – попросил ее Эндрю Мэтокс.
– Конечно, – сказала Фэй, но тут же почувствовала злость, вспыхнувшую в сознании Клео – женщины, в крови которой тоже был вирус. Вот только вирус не изменил ее, не превратил в уродца.
– Ты знаешь, что Эндрю сам заразил меня? – спросила Клео. Фэй знала, видела эту историю, но не хотела говорить о ней. К тому же если Мэтокс сделал это, значит так было нужно – Фэй верила в это. – Загляни ему в воспоминания, – посоветовала Клео. – Не в мои. Нет. В те дни я с трудом что-то понимала. Эндрю затуманил мне мысли так сильно, что я не видела ничего, кроме своих желаний. А он… Он лишь хотел, чтобы я стала жертвой древних слуг, которые убили его девушку. Моя кровь должна была помочь ему отомстить, парализовать слуг и дать ему шанс разделаться с ними.
Фэй видела ту ночь. Видела бар для слуг. Видела смерть, кровь, хаос.
– Он, между прочим, потом все исправил, спас тебя, – сказала Фэй Клео. – Он достал для тебя кровь древнего.
– Но вирус до сих пор в моей крови!
– Эндрю тоже до сих пор с тобой. И твои дети. И никто не превратился в уродца, как мать Эндрю.
– У них в крови вообще нет вируса! – не без обиды сказала Клео. – Кажется, на таких, как вы, вирус вообще не действует! – ее губы изогнулись не то в гневе, не то в презрении.
– Ты ревнуешь ко мне своего мужа? – догадалась Фэй. Клео не ответила, но не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять. Все было у нее на лице.
Она поднялась из-за стола и пошла спать. Эндрю и супруги Киршен оставались в гостиной до глубокой ночи, после разошлись, но кровь Гэврила, кровь вендари помогала им поддержать установившуюся между ними связь.
– Если хочешь, то можешь идти к нему, – сказал Сал, когда они с Фэй легли в кровать. Он видел все ее мысли, чувствовал все ее желания.
– Ты не обидишься? – осторожно спросила его Фэй.
– Мы ведь особенные, – сказал Сал. – К тому же будут и другие.
– Ты хочешь, чтобы в следующий раз мы отыскали женщину?
– Так же сильно, как ты сейчас хочешь встретиться с Мэтоксом.
Фэй хотела сказать ему что-то еще, но слова потеряли смысл, чувства и мысли стали невозможны. Все было кристально ясно, кристально просто. Она поднялась с кровати и выскользнула в коридор.
– Думаешь, твоя жена ни о чем не узнает? – спросила она Эндрю Мэтокса, когда они встретились в комнате для гостей.
– Думаю, она сможет понять.
Их отношения продолжались почти неделю, затем Фэй и Сал уехали, вернулись в Сакраменто. Больше полугода они жили так, словно ничего не случилось, затем, не сговариваясь, решили, что должны вернуться к Мэтоксам, к древнему, которого эта семья держала в подвале. К его крови, которая делала их такими сильными.
– Я не хочу, чтобы ты видела во мне своего врага, – сказала Фэй Клео, как только переступила порог ее дома.
Это был последний раз, когда она приезжала в этот дом в качестве миссис Киршен. Меньше чем через месяц список Хаймли приведет Фэй и Сала к девушке по имени Ноэла Свон, которая отказалась ехать к Мэтоксам, но так сильно вцепилась в Сала, что Фэй с трудом могла сдержать смех. Хотя влюбленным казался и Сал.
– Когда-нибудь еще увидимся, – сказала Фэй, когда документы на развод были готовы. Сал кивнул.
Фэй вернулась к отцу-калеке, прожила с ним почти год и поняла, что должна двигаться дальше. Несколько раз она пробовала встречаться с мужчинами из родного города, но дальше пары ужинов эти отношения не зашли.
– Не знаю, зачем звоню, просто охота поговорить, – сказала Фэй, набрав номер Мэтоксов.
– Я сейчас позову Эндрю, – буркнула Клео, но Фэй спешно сказала, что хочет поговорить с ней. – Не надо Эндрю. Не хочу Эндрю. Не сейчас.
Они разговаривали почти два часа, после чего Фэй достала папку Хаймли и выбрала себе нового знакомого. Им оказался Захарий Сойфер. И после продлившейся больше двух месяцев дружбы Фэй решила, что с ним у нее может получиться то, что не вышло с прежним мужем.
– Если ты приехала к нам ради Эндрю, то твой новый брак лопнет, как и прежний, – сказала ей Клео, когда Фэй привезла Зака на Аляску.
– Зак не такой, как Сал, – сказала уклончиво Фэй.
– Вы все такие, как Сал. Ты, Эндрю, Зак…
– Кровь Гэврила когда-нибудь сделает такой же и тебя.
– Не сделает… Я смогу лишь читать мысли… К тому же кровь Гэврила не сможет избавить меня от вируса…
– Ты все еще злишься на Мэтокса за то, что он заразил тебя?
– А ты бы не злилась?
– Не знаю. Ты ведь жива, с тобой ничего не случилось. Он подарил тебе детей, подарил вечность, молодость. Без него ты бы сейчас была разменявшей пятый десяток увядающей женщиной, а так… тебе не больше тридцати.
– Это не главное.
– Может быть, но кроме вируса у тебя есть и другие недостатки, с которыми приходится мириться Мэтоксу. Как долго с тобой жили мужчины, которые были до него? Мужчины, которые всегда хотят получить от женщины так много, но стоит их лишить чего-то обыденного, как они тут же чувствуют себя обделенными, обиженными. Не в первую ночь. Нет. Это приходит позже. В первую ночь они смущаются и с радостью погружаются в многообразие, которое предлагаешь им ты. Но проходит неделя, месяц, и все они начинают искать причины, чтобы расстаться с тобой. – Фэй нахмурилась. – Как называлась та операция, которую предлагал тебе сделать хирург, с которым ты встречалась?
– Это не главное.
– Может быть, но кроме вируса у тебя есть и другие недостатки, с которыми приходится мириться Мэтоксу. Как долго с тобой жили мужчины, которые были до него? Мужчины, которые всегда хотят получить от женщины так много, но стоит их лишить чего-то обыденного, как они тут же чувствуют себя обделенными, обиженными. Не в первую ночь. Нет. Это приходит позже. В первую ночь они смущаются и с радостью погружаются в многообразие, которое предлагаешь им ты. Но проходит неделя, месяц, и все они начинают искать причины, чтобы расстаться с тобой. – Фэй нахмурилась. – Как называлась та операция, которую предлагал тебе сделать хирург, с которым ты встречалась?
– Кольпоперинеорафия.
– Точно, – Фэй безрадостно улыбнулась. – Язык сломаешь, верно?
– К чему ты клонишь?
– Ни к чему, просто говорю, что Мэтоксу тоже приходится мириться со многими твоими недостатками. Вот и все.
– Ну, думаю, для того, чтобы мириться с этим, у него есть такие, как ты, – сказала Клео, но тут же примирительно улыбнулась.
Они обменялись еще парой колкостей и разошлись. Ночью, когда Зак уснул, Фэй еще долго лежала в кровати, борясь с искушением отправиться в комнату для гостей к Мэтоксу. Она не знала, спит он или нет. Не знала, думает о ней или нет. Могла узнать, но заставляла себя не заглядывать в его мысли. Наутро она проснулась с чувством, что не спала всю ночь. Дети Мэтоксов суетились, опаздывая в школу. Фэй выпила две чашки кофе, но сон прогнать так и не удалось. Вернее, не сон. Что-то тревожное.
– С тобой все в порядке? – спросил ее Мэтокс, когда она ушла в свою комнату, сославшись на головную боль.
– Я думала о тебе вчера, – призналась Фэй. Он не ответил, но Фэй видела ответ в его чистых, открытых мыслях.
Они закрыли дверь и занялись сексом. Вернее, не сексом. Это было что-то другое. Сливались не только тела, но и мысли.
– Кроме меня у тебя были другие женщины? – спросила Мэтокса Фэй. – Я имею в виду особенные женщины, не такие, как все.
– Нет.
– Думаешь, если бы ты встретил такую, то было бы так же, как со мной?
– Ты скажи.
– Почему я?
– У тебя были два особенных мужа и особенный любовник.
– Ревнуешь?
– Нет, просто интересно.
– Клео сказала, что ты спишь со мной только потому, что не можешь спать с ней.
– Я могу спать с ней.
– Ты знаешь, о чем я.
– Теперь ревнуешь ты?
– Нет, просто не хочу становиться запасной вагиной.
– Загляни в мои мысли и увидишь, что это не так.
– Я не хочу заглядывать в твои мысли, я хочу, чтобы ты сказал, что это не так.
– Это не так.
– Хорошо.
Они выкурили по сигарете и снова занялись любовью. Спустя десять дней Фэй уехала, выбрав из списка Хаймли девушку по имени Джессика Грандье. Девушку для Зака Сойфера.
– Кажется, ты снова решила развестись, – сказала ей Клео перед их отъездом.
Но вместо развода, меньше чем через год, семья Сойфер приехала на Аляску в компании их новой знакомой.
Джессика была высокой и худой. Лицо бледное, с правильными чертами. Глаза голубые, словно небо. Бархатный голос и неестественно полная для общей худобы грудь. Кровь вендари, которую Фэй и Зак брали с собой, пробудила ее инстинкты еще в Канаде, где она жила. Телепатическая связь была яркой, искрящейся. Особенно когда они все собрались за столом в гостиной Мэтоксов. Чувства были так обострены, что от волнения перехватывало дыхание. Они были одним целым, сплавом чувств, эмоций, воспоминаний. Словно любовники, которые перед тем как лечь в постель снимают не только одежду, но и кожу, чтобы лучше чувствовать друг друга, быть ближе друг к другу.
Они знали о слугах, которые пили кровь вендари. Кровь, сводившую их с ума, превращая в монстров. Но вокруг этих слуг не было ничего кроме безумия и смерти. Если каждый день убиваешь людей, то рано или поздно либо сойдешь с ума, либо захочешь убить себя. С ними же все будет иначе. Они никого не убивают. Ими движет нежность, любовь, страсть. Что плохого в том, чтобы любить кого-то, тянуться к кому-то, желать стать с кем-то единым целым?
– Думаю, скоро нам не нужна будет физическая близость, – сказала Фэй Клео. – Наш разум становится сильнее плоти.
– Я мирюсь с тобой, но если ты решишь уложить в постель к Эндрю еще и Джессику, то это будет ваш последний визит в этот дом, – предупредила Клео, но уже через несколько лет и сама стала присоединяться к их ночным посиделкам в гостиной.
Стол большой. Включен свет. Тепло и тихо. Ужин, хорошее вино, отстраненные, ничего не значащие разговоры. И так до полуночи, может чуть раньше или позже. Не важно. Время не имеет значения. Затем тишина. Только мысли. Только чувства. Все сливается, становится одним целым. Это словно коллективный сон, общая фантазия, где нет запретов и возможно все. Нужно лишь привыкнуть, нужно лишь стать выше реального мира. Да и реального ли? Всего лишь тяжелая, пропахшая плесенью плоть жизни. Как тот сырой подвал, где Мэтоксы держат Гэврила. Кто хочет жить под землей, когда можно тянуться к небу? К чистому и звездному. Или к солнечному, синему, по которому плывут белые кудрявые облака…
Все это видел Илир, заглядывая в воспоминания Фэй. Фэй Кройчман – согласно фамилии ее третьего мужа. Такого же особенного, как и она сама. Такого же особенного, как ее любовник, с которым она уже долгие годы не имела физической близости, сливаясь воедино в общих мечтах и фантазиях. Эндрю Мэтокс. Она видела все его мысли, все его воспоминания. И сейчас, глядя ей в глаза, Илир мог тоже видеть их. Видеть Эмилиана, прародителя, основоположника Наследия. Видеть глазами Мэтокса, который встречался с ним, говорил, никогда не считал другом или врагом, но и не был ему слугой. Тот самый Мэтокс, которого отпустил Эмилиан, спас, благословил… Почему родоначальник Наследия не убил Гэврила? Почему превратил его в сосуд для всех этих извращенных, прогнивших людей, которые считают себя новой расой, сверхчеловеком?
Вопросы. Вопросы. Вопросы.
Илир хотел знать все, видеть все, заглянуть в мысли каждого человека, который приходил в этот проклятый дом. Понять, что двигало Эмилианом, когда вместо убийства он превратил Гэврила в раба этих извращенцев. Превратил Отца в их сосуд, бесконечный источник крови, которая позволяет им становиться сильнее. Что это было? Любовь? Презрение? Слабость? Сын нашел Отца. Но Сын не убил Отца. Ненависть и борьба, на которой зиждилось все Наследие, оказались подложными истинами. Единственное, что успокаивало – отсутствие голода рядом с этими людьми, возомнившими себя сверхчеловеком. Но покой был недолгим.
Желание знать заставило Илира заглянуть не только в мысли Фэй, но и в мысли остальных жителей дома Мэтоксов, включая Гэврила. На все это Илиру потребовалось несколько мгновений. Поток чужих мыслей и жизней хлынул в его мозг. Жизней, которые природа, казалось, создала специально для молодой поросли, для детей Наследия. Неужели Эмилиан знал это? Неужели он берег этих людей для Наследия? Но неожиданно Илир увидел кое-что еще. Нечто очень важное.
Он видел, как безумные дети Наследия насилуют женщин. Видел, как целые гнезда кровожадных тварей появляются на свет. И он помнил, как их Мать, Габриэла, носила ребенка Эмилиана. Эта байка больше не была байкой. Илир уже не сомневался в ее правдивости. Но разве Эмилиан не говорил, что избавился от этого ребенка, боясь, что после рождения он станет неподвластен мирским законам? Разве он не считал его еще большим злом, чем самки древних, жажда которых не знала границ? Жажда настолько сильная, что человечество давно бы вымерло, если бы древние не избавились от этих монстров. И теперь они жили одни. Десятки тысячелетий. Устав от вечности. Устав от одиночества. И ни одна земная женщина не могла заменить самку древнего. Не могла до тех пор, пока не появились такие, как Мэтокс, такие как Фэй, которая все еще смотрела в глаза Илира.
Это понимание было подобно вспышке. Илир вдруг увидел ребенка древнего. Ребенка, жизнь которого зарождалась в утробе одной из женщин, которых создала природа, чтобы восполнить древним утрату их самок. Они станут их заменой. Они разорвут этот замкнутый круг. И в этом будущем Наследию не будет места. Древние объединятся, уничтожат Наследие, а потом… Потом уничтожат мир…
Илир зарычал. Голод вернулся, притащив за собой по рельсам подсознания эшелоны безумия – холодного и одновременно испепеляющего. И Фэй… Перед ним больше была не женщина. Нет. Перед ним был враг. Все люди в этом доме были врагами. Особенно женщина, которая носила ребенка Гэврила.
Илир чувствовал, что должен добраться до нее, забрать ее жизнь и жизнь в ее утробе. Метаморфозы коснулись его тела. Но вместе с этим усилился и голод. Безумие спутало мысли. Он хотел есть. Это вдруг стало единственным, что важно – вцепиться в человеческое горло и пить, пить, пить, пока в теле есть кровь. Затем выбросить тело и найти себе новое.
Если бы в крови Фэй не было крови древнего, то Илир начал бы с нее. Но она была буквально пропитана этой отравой. Да и сила, которая скрывалась в ее разуме, могла оказать сопротивление. Нет. Он вернется за ней после. За ней и всеми, кто живет в этом доме. Он заберет их жизни и жизнь древнего – единственного свидетеля тайны, о которой узнал Илир. А потом он отправится в другие города, найдет всех, кого природа сделала особенными, и убьет. Без крови древнего они будут слабы. Он заберет их жизни быстро.