Я садовником родился - Андреева Наталья Вячеславовна 6 стр.

- А то вы не можете сделать так, чтобы мне там все, что положено сказали, - усмехнулся Лейкин.

Закрывая за Леонидовым дверь, он сказал:

- Привет жене.

И Алексею эта фраза почему-то очень не понравилась.

Это не мое. Забыть и успокоиться. Ну, что особенного случилось? Ничего. Ровным счетом, ничего. Пришел бывший одноклассник, обломил на ветках в вазе пару сучков. Ненужных, как оказалось. Но почему я-то не увидел, что они не нужные? Почему?!

А потому что каждый раз одно и то же: «Это не мое». Но ведь столько лет искал, а оказалось, что моего-то ничего и нету. Вот и сейчас. Творил, искал, думал, что созидаю. С линейкой и транспортиром. А в конце конспекта маленькое пожелание, совсем крохотное: глаз, рука и сердце не должны быть в плену у правил. Вот и все. Я выучил наизусть и понял весь конспект, а эту фразу не понял. Как же так? Ведь, получается, что те, кто только и делает, что следует правилам, не творцы? А творцы те, кто верит только в глаз, руку и сердце?

Но для чего же тогда правила? Для того чтобы все прочие могли прикидываться творцами? Но ведь Лешка Леонидов никакой не творец. У него отродясь не было никаких талантов. И учился я лучше, и на соревнованиях его как-то обогнал. Один раз, но это значит только одно: можно. Никакой он не недосягаемый. И работал он всегда простым опером. И врет, что сейчас не работает. Но я почему-то верю, что в следующий раз он принесет мне книжку про икебану, и так же как про Лилию и Розу невзначай скажет: «А ведь я знаю, что после моего ухода ты выбросил в мусоропровод желтый пакет с картинкой «Подсолнухи». И про «Нежность» тоже все знаю».

И станет опять так больно, что умереть захочется. Ну почему же так не везет, а? Почему, прочитав эту книгу и получив диплом флориста, я не сделал ничего достойного внимания и похвалы, а он, прочитав ту же книгу, узнает и про «Нежность», и про «Подсолнухи», и про Лилию с Розой, хотя там ни слова об этом не написано?

Почему?!

Глава 3 Маргаритка

В середине недели Алексей не выдержал, и сам позвонил Барышеву на работу. Хотел узнать, не испортил ли он дело своим визитом к Лейкину, но разговор сразу же пошел по иному руслу.

- Серега, время есть?

- Хорошо, что ты меня застал. Убегаю.

- Да я только узнать хотел, как успехи.

- Пока никак.

- Я про «цветочное» дело.

- И я про него. Молчит Анашкин. А я в тупике. Нельзя же задержать человека только за то, что он вошел в подъезд чужого дома с букетом цветов?

- Он это отрицает?

- Не отрицает. Куда денешься против показаний двух свидетелей? Он просто молчит.

- Ну, тогда «шерше ля фам», как говорится.

- Да ты что?! Я навел справки. Анашкин - отличный семьянин, у него двое детей, жена-красавица. И богатый тесть, который от внуков без ума. Денег для дочери не жалеет. Какая может быть женщина? Тут дело только в бизнесе.

- А где он был в понедельник вечером, когда Лилию убили?

- Дома был. С женой и детьми.

- А с женой ты разговаривал?

- Конечно. Подтверждает целиком и полностью.

- Еще бы!

- К сожалению, не только она. У Анашкина в тот вечер теща в гостях была. Она тоже факт присутствия Анашкина дома подтверждает.

- Ну, если теща! Теще придется поверить. Неужели тоже подтверждает? – не удержался Леонидов.

- А ты не иронизируй. У меня, между прочим, теща – класс! Блины печет – пальчики оближешь. И не хмыкай в трубку, не всегда теща с зятем как кошка с собакой живут.

- Не всегда. Бывает еще, как кролик с удавом. Это когда она кольцами вокруг него обовьется и душит потихоньку. И душит, и душит … Пока сей кролик не помрет. Или не сбежит, если очень умный.

Барышев вздохнул:

- Дело сейчас не в семейных отношениях. Сказал же тебе, что у Анашкиных все в порядке. Я так думаю, что раз Виктория Воробьева с Лилией были подружки, то могла она ей и про дела на фирме проболтаться. Он сначала девчонку попросил убрать, а потом и с бухгалтершей разделался.

- А что было в букете, который он нес, узнал?

- Ты, Леонидов, конечно, будешь смеяться, но узнал. Розы. Белые розы. Пять штук. Самых дорогих. Между прочим, жена Анашкина сказала, что это ее любимые цветы. Я долго пытался ее разговорить, болтали о том, о сем. Ну, смейся, паяц.

- Не буду. Розы, значит. Тогда точно «шерше ля фам». Ты его припугни. Намекни, что расскажешь жене про цветочки. И про то, как он в чужой подъезд с букетом заходил.

- Ты что думаешь, у него с Викторией были амуры?

- Ага. Он заходил с букетом к ней домой и прямо при муже и детях говорил: «Я вас люблю». Думай, Барышев, думай.

- Да ну тебя, в самом деле! Гибискус.

- Ты думаешь, я обиделся? А это, оказывается, комплимент. Только больше женщине подходит. Ты книжку лучше почитай. По цветоводству.

- Не буду.

- Боюсь, что придется. Ты тогда позвони, Серега. Я тебе принесу.

- Я лучше Анашкина припугну. Спасибо за совет.

«Розы, розы, белые розы», - замурлыкал Леонидов, положив трубку. Что ж тут плохого: мужчина с букетом цветов? А сам он, когда в последний раз дарил жене цветы? Не в честь праздника, а просто так? Да, дарил. И не так давно. Когда обещал приехать пораньше с работы и посидеть с ребенком, пока жена отлучится по срочным делам, а потом забегался, и забыл. Пришлось замаливать грехи цветами. Может, и теперь стоит попробовать?

И, покупая вечером, букет белых роз, он подумал: «Интересно, это выражение моих чувств или следственный эксперимент?»

Результат следственного эксперимента оказался неожиданным. Жена Александра, увидев мужа с букетом цветов, охнула:

- Что-то случилось?

- Ничего, – растерялся Леонидов.

- Ты уезжаешь, да? В командировку? Надолго?

- Да никуда я не уезжаю!

- А почему ты мне цветы купил?

- Просто так.

Александра все равно никак не могла успокоиться. Уложив Ксюшу спать, пришла в большую комнату, присела к Леонидову на диван, и очень уверенно сказала:

- И все-таки, что-то случилось.

- Почему?

- Когда вечно занятый человек приносит жене вечером букет цветов, значит, он в чем-то согрешил и хочет откупиться.

- Ты уверена?

- Да.

- Умница, - Алексей чмокнул ее в нос. – Надо спросить жену Анашкина, не получала ли она в среду вечером букет белых роз.

- Какого Анашкина?

- Хозяина фирмы, где работала Виктория Воробьева. Барышев его в убийстве подозревает. А я подумал, не жене ли он грешным делом цветы купил?

- И ты об этом думал, когда мне розы выбирал?!

- Каюсь: думал.

- Я тебя сейчас убью, Леша!

- За что?!

- Догадайся с трех раз.

Александра попыталась кинуть в него подушку, Леонидов увернулся, и, увидев, как она потянулась за тапком, подумал: «Вот тебе и женская логика! Цветы без повода – это подозрительно, да и не всякий повод, оказывается, годится»

На следующий день Ксюша проснулась с температурой. Позвонив с работы жене и, узнав у нее, что врач был, и нашел у ребенка обыкновенную простуду, Алексей все-таки решил приехать домой пораньше. Хотя бы на два часа.

Весь вечер он, как мог, успокаивал капризничающую Ксюшу. Перечитав всего Корнея Чуковского и вдоволь нарычавшись Бармалеем, Алексей умаялся, и почти полностью охрип. Уже в одиннадцать часов, когда девочка, наконец, задремала, он кинулся на зазвонивший в комнате телефон, как на злейшего врага.

- Да?

- Леша, ты еще не спишь?

- Сплю, Барышев, сплю, - зло прошипел Алексей. – И не только я. У меня ребенок болеет.

- Прости. Я не хотел. Прости.

- Говори уж, что случилось.

- Да тебе сейчас не до меня.

- И, все-таки?

- Я болван. Ты гений, а я болван.

- Так. Когда?

- В восемь вечера. Сегодня. Те же характерные раны на шее и лице.

- Что ж ты сразу не позвонил?!

- Но это моя работа, а не твоя. Не хотел тебя дергать. Все уже кончено: ее в морг увезли. На вскрытие.

- А ты сейчас где?

- У старушки со второго этажа. В первом подъезде. Седьмая квартира. Это она опознала убитую.

- Так, - повторил Алексей.

- Я даже не прошу тебя зайти, - грустно сказал Серега. – Потому что не знаю, кто из нас двоих прав. Во-первых, ее Маргаритой звали, а во-вторых, Анашкина видели возле тела. Он убежал, как заяц, но скоро возьмут. Так что, ложись, Леша спать.

- Спасибо, - сердито ответил Леонидов и положил трубку.

- Кто это был? – заглянула в кухню сонная жена.

- Ложись спать, - нахмурился Алексей.

- Барышев, да?

- С чего ты взяла?

- Опять кого-то убили?

- Саша, тебе что, забот мало? Иди ты к себе в комнату. У ребенка опять температура может подняться.

- И ты думаешь, я сейчас усну?! Там маньяк по улице разгуливает, а я усну! Он же сегодня кого-то убил! И наверняка опять в нашем доме!

- Да от меня-то ты что хочешь?

- Я хочу знать, что его поймают.

- Конечно, поймают, - не очень уверенно сказал Леонидов. – Уже поймали.

- А почему ты так странно это говоришь?

- Все, Саша. Я ложусь.

- Лешечка, сходи к нему.

- К кому?

- К Барышеву. Он, наверняка где-то рядом. Сходи, узнай, что там случилось. Я, ведь, спать спокойно не смогу. Кто-то ходит по подъездам в нашем доме, убивает женщин…

- Он их вечером убивает. Сегодня, например, в восемь часов.

- Сегодня около восьми часов вечера я бегала в аптеку. Вдруг мне завтра тоже куда-нибудь надо будет выйти? Вдруг вечером?

- Хорошо. Вы с Барышевым думаете, что я самый умный. Я пойду. Но разумнее будет с твоей стороны не давить на меня, а просто не выходить вечером из дома.

Он взял с вешалки в прихожей теплую куртку и вышел на лестничную клетку. Холодно. После такого тяжелого дня у Леонидова не было никакого азарта. И даже никакой злости на этого цветовода - убийцу. Только усталость. Ну, чего они все от него хотят?

… В седьмой квартире Барышев отпаивал валерьянкой старушку с седыми буклями. Такой же кудрявый, белый и испуганный пудель громко тявкнул на Леонидова из-под кровати, когда тот толкнул дверь в комнату. Алексей оглядел эту единственную комнату, и ему показалось вдруг, что случай перенес его в одну из детских книжек: старушка с буклями, белый пудель, полосатый недовязанный носок, клубок шерсти с торчащими из него спицами. Идиллия, только пудель что-то уж больно разошелся.

- Да ты еще тут, животное! Сгинь! – топнул на него ногой Алексей.

Пудель нырнул под кровать и оттуда проскулил что-то жалобное. Старушка тоже громко всхлипнула.

- Да вы успокойтесь, Розалия Марковна, - попытался всунуть в ее сморщенную лапку рюмку с каплями валерьянки огромный Серега Барышев.

- Да как же успокоиться, молодой человек? Я почти семьдесят пять лет прожила на свете, но мне никогда не было так страшно! Даже в детстве, когда арестовали папу. Тогда я еще не понимала, что это такое – смерть. Ведь он так и не вернулся. А сейчас я и понимаю, и жду. Чистое белье себе приготовила. И деньги на похороны. Но мне хочется, чтобы все это произошло тихо и спокойно. Как тому и положено. Но то, что он делает – это страшно. И кто, скажите, заберет Артемошеньку?

Старушка снова громко всхлипнула, белый пудель нерешительно выглянул из-под кровати и потянул носом.

- И ему, что ли, валерьянки дать? – спросил Барышев. – Дрожит весь.

- Он не кот, он пудель, - Алексей придвинул кресло поближе к дивану, на котором сидела Розалия Марковна, и спросил ее:

- Вы давно живете в этом доме?

- Да уж скоро пять лет. Как расселил один богатый господин нашу коммунальную квартиру в центре, так и живу. Спасибо, что второй этаж мне сговорил. Две комнаты у меня там было, в центре. Теперь зато отдельная, однокомнатная квартира.

Леонидов только вздохнул:

- Что, родственников у вас нет?

- Увы, молодой человек, - старушка начала понемногу успокаиваться. Пудель тоже вылез из-под кровати и потихоньку подбирался теперь к дивану. Барышев посмотрел на него с явной неприязнью и убрал подальше ногу.

- Так значит, девушку звали Маргаритой? – не выдержал он пространных объяснений старушки. – И она проживала в вашем доме с лета?

- Да-да, молодой человек, я как раз об этом хотела рассказать! – Старушка одним махом выпила рюмку разведенных валериановых капель и заговорила очень торопливо: - Ведь вы ничего плохого про Марию Аристарховну не подумайте. Мы, пожилые люди, устраиваемся в жизни, как можем. Я не хочу сказать, что государство нас обокрало. Нет. Мы просто оказались лишними в эту сумбурную эпоху. Хочется надеяться, что временно. Но – приспосабливаемся понемногу. Я, признаюсь, до семидесяти лет частными уроками подрабатывала. Фортепиано. Пока пальцы артрит не скрутил. А сейчас хожу в соседний дом и дежурю на вахте. Пенсия, ведь, она такая маленькая. А у меня Артемошенька.

Белый пудель поднял голову, посмотрел на незнакомых мужчин и снова тявкнул, словно подтверждая свое существование. Барышев опять не выдержал:

- Постойте, постойте. При чем здесь Мария Аристарховна? Кто такая Мария Аристарховна?

- Ну, как же? – заволновалась Розалия Марковна. – А кто сдал этой девушке квартиру на третьем этаже? Я, конечно, понимаю, что надо бы все делать по закону. Но в нашем возрасте ходить по всяким налоговым инспекциям и заполнять декларации о доходах… Вы уж простите меня, молодой человек.

- А где живет сама Мария Аристарховна? – спросил уже Алексей.

- У дочери. В Химках она живет. Ведь дело было так. Я как переехала в этот дом, так с Марией Аристарховной очень близко сошлась. Знаете, молодые люди, у нас, ведь, много общего. Да-да, я понимаю. Вы торопитесь. Об общем я не буду. Скажу только, что прошлой весной, в марте, когда был сильный гололед, Мария Аристарховна упала и сломала ногу. Не приведи, Господь, в нашем-то возрасте. И нога, знаете, не очень удачно срослась. Так вот, когда Мария Аристарховна нуждалась в уходе, дочь на время взяла ее к себе. Ну а квартира на третьем этаже стала, значит, пустовать. А Лилия была очень добрая девочка. Ведь она знала, что у меня Артемошенька. И дежурства в соседнем доме. Я все время боялась, что с квартирой Марии Аристарховны что-нибудь случится. Ведь она так просила меня присматривать! И Лилия предложила, через меня, разумеется, сдать эту квартиру своей подружке. На время, пока Мария Аристарховна не вернется. И деньги, и присмотр. Конечно, незнакомому человеку, тем более, террористу какому-нибудь, мы никогда бы не позволили… - старушка грозно тряхнула седыми буклями. – Но молодая одинокая девушка, тем более по рекомендации самой Лилечки. Такая была добрая девочка!

- Так, - подвел итог Барышев. – Значит, подружка Лилии по имени Маргарита вселилась летом в квартиру на третьем этаже. Они вместе работали, да?

- Не могу вам сказать, - вздохнула Розалия Марковна. – Я знаю только, что ее звали Маргаритой, и она исправно платила за квартиру. Ведь девушка с работы приходила поздно, а до Химок далеко. Ну, кто поедет оттуда вечером в Москву? Уж, конечно, не дочка Марии Аристарховны. Да-да, я поняла. Про Маргариту. Несколько раз она оставляла у меня деньги для Марии Аристарховны.

- Сколько?

- Сто. Этих, нерусских.

- Так. Сто долларов в месяц за квартиру. Интересно, сколько она зарабатывала? Надо срочно Лейкину звонить.

- Ты так уверен, что эта Маргарита у него работала? – усмехнулся Алексей.

- А у кого?

- Значит, опять цветочница? Ну что, будешь книжку читать?

- Нет. Книжку я пока читать не буду. Потому что у меня тут есть очень интересные показания.

Барышев торжественно взмахнул коричневой папкой. Потом снова повернулся к старушке:

- Розалия Марковна, ключей у вас, случайно, нет, от квартиры вашей приятельницы?

- Были, - с готовностью тряхнула буклями старушка. – Но я их отдала Маргарите. Видите ли, у Марии Аристарховны было два ключа. Один у нее, а другой…

- Понятно-понятно. Другой у квартирантки. А телефон ее дочери не знаете, случайно?

- Конечно, знаю. Мы с Марией Аристарховной регулярно друг другу звоним. У меня, ведь родственников нет. И если со мной что-то случится…

- Да-да, - снова перебил ее Барышев. – Вы нас извините. Торопимся очень. Телефончиком воспользуемся?

Старушка снова с готовностью кивнула. Барышев передал папку Алексею:

- Анашкина уже ищут повсюду. Ты почитай пока. А я позвоню.

Открыв папку, Леонидов посмотрел на протокол, нацарапанный могучей Серегиной рукой, не удержался и скептически хмыкнул: «Все понятно. Золотое правило троечника: короче предложения – меньше синтаксических ошибок. И что мы после этого имеем? А вот что: «Труп лежит. Точка. У дверей. Точка. За которыми находится помещение. Точка. Куда осуществляется сброс мусора из мусоропровода. Разумеется, после этого тоже точка. На шее имеются характерные. Запятая. Запятая!»

- Барышев, ты почти поэт. Мусора из мусоропровода, - пробормотал он, и тут же Серега потянулся к протоколу:

- Дай сюда! Я лучше на словах.

- Да, на словах оно как-то лучше.

- Короче, он сумел затащить ее в тот закуток, откуда мусор выносят. И там прикончил. Тем же способом, что и двух других.

- Разул?

- Нет.

- А размер ноги?

- Не помню.

- Серега!

- Да ты дальше смотри! Он выскочил оттуда, и как раз в это время у подъезда остановилась машина. Одну дамочку кавалер до дома подвозил. Оба сразу поняли, что дело подозрительное, заглянули в закуток, откуда мужик, словно ошпаренный выскочил, и там увидели эту Маргариту. Кавалер по мобильнику сразу в милицию звонить. А я ему по приезде фотографию Анашкина: бац! И про его белое кашне и малиновое пальто. Он это был. Точка.

- Запятая, Серега, запятая.

- Да ну тебя! Мне только что сказали, что Анашкина задержали. Он даже до дома не успел доехать на своей «Субару»!