Настя улыбнулась сама себе и решила, что должна поехать. Если цена будет действительно хорошей, она продаст книгу, как только прочитает. В конце концов, деньги понадобятся и после операции, и на жизнь в столице. Нельзя же так с разбегу сесть на шею Екатерине Фёдоровне. Да и о Климове не стоит забывать. За маму он Настю с пылью и дерьмом смешает, глазом не моргнёт.
* * *«Восторг. Истинный восторг перед величием мысли и масштабом тайны, которую мне вот-вот предстоит открыть для себя, – вот как я могу описать свои чувства. Быть может, те, кто знал меня в прошлой жизни, сказали бы, что я обезумел в каменном мешке, что чахотка почти убила моё тело, а страшные дни и ночи в крепости истерзали разум. Они будут правы, но я знал, на что иду. Это было моей целью – и того жандарма я убил, зная, что ждёт меня, и даже надеясь на это.
Сегодня меня признали умирающим и перевели в Старую тюрьму. Смешно сказать, перевели – ноги едва слушаются, благо руки ещё не так плохи и я могу делать записи. Они позволяют мне держать мысли в ясности и не дают безумию захватить мой разум. Я пришёл в эти стены по своей воле и с целью, ради которой можно претерпеть мучения. Я в Старой тюрьме. Камера номер четыре – та самая. В ней, мне кажется, сегодня это особенно явственно, ещё пахнет кровью моей матери. И пусть я безумен и почти мёртв, я верю, что кровь помнит меня. Я сын этой крепости и питаю надежду, что она признает и примет меня, подарив ключ от тайны, ради которой я решился погубить свою жизнь…»
– Девушка, приехали. У вас всё в порядке? – Таксист насторожённо посмотрел на Настю через зеркало заднего вида.
И на мгновение ей показалось, что на неё смотрит жуткий старик с окладистой белоснежной бородой. Старик осклабился, показав голые дёсны, и Настя увидела, что зрачки его закрыты бельмами.
Она потёрла глаза, избавляясь от наваждения, сунула дневник в сумочку, расплатилась, выбралась из машины и вошла в подъезд.
Не стоило читать в дороге. Видимо, усталость, которая, казалось, только возросла после дрёмы в больнице, давала о себе знать таким образом – стоило Насте открыть дневник, и она проваливалась в прошлое с головой, совершенно теряя счёт времени и связь с реальностью.
После ярких переживаний, которые буквально захлёстывали её, стоило вчитаться в текст дневника, и окружающий мир казался каким-то стёртым, блёклым, чужим. Настя чувствовала, что ей срочно нужно ехать куда-то, спешить. Взять с собой Кирилла и сесть на поезд, который отвезёт их туда, где им «место».
Но где оно, это «место»?
Отчаянно моргая и растирая брови и лоб ладонью, чтобы избавиться от странного тумана на границе зрения, Настя пробежала мимо консьержа, который неодобрительно глянул на неё, но почему-то не спросил, к кому, видимо, его предупредили, поднялась на лифте на четвёртый этаж. Тихо постучала в дверь.
Ей открыла Велена, одетая умопомрачительно элегантно и одновременно как-то умилительно по-домашнему: белый шёлковый топ, бледно-лиловые широкие брюки и точно в тон лента надо лбом. На хорошеньком личике почти нет косметики: лёгкий макияж лишь оттенял безупречное состояние кожи и волос.
– Я так рада, что ты, наконец, до нас добралась!
– Добрый день.
– Проходи.
Велена улыбнулась, сверкнув безупречными зубками, и поманила Настю внутрь.
Девушке захотелось развернуться и убежать, забиться от стыда в какой-нибудь тёмный угол. Где никто не разглядит синих теней под глазами, вытертых коленок на джинсах и пятнышка чая на футболке.
К тому же она со вчерашнего утра носится по городу, без шанса заскочить в душ, и пахнет от неё соответственно…
Настя смутилась, потеряла даже ту скромную уверенность, с которой вошла в подъезд, ноги её ослабели, но… Но в следующий миг перед её внутренним взором появилось насмешливое лицо Лисина, и у девушки сверкнули глаза.
«Стоп! А чего мне стыдиться? Да, у меня неудачные дни. Да, мне приходится много бегать. Да – всё так. И если это кому-то не нравится – это их проблемы! А у меня своих достаточно!»
И она шагнула в комнату.
Гостиная была ярко освещена – горела и массивная люстра под потолком, и все бра на стенах, – а поскольку дизайнер ориентировался на светлые цвета, казалось, что в большой комнате не было ни одной, даже крошечной тени, и сами хозяева номера не склонны их отбрасывать, ведь тень – это так провинциально и вульгарно. Настя невольно оглянулась на собственную тень, грязным пятном расплывшуюся на светлом полу. Она сняла кроссовки, надеясь, что в утренних заботах древние носки выдержали и не подведут её, но заметила, что на большом пальце левой ноги появилась дырочка.
Пять минут назад это обстоятельство повергло бы её в ужас, однако сейчас она скользнула по провинившемуся носку взглядом и выкинула стыд из головы.
– Здравствуйте.
– Рад познакомиться, Настя.
Она оказалась совершенно не готова увидеть антиквара вблизи – не через двери салона, куда он однажды поднимался за подругой, а вот так, рядом, в его собственном логове. Другого слова отчего-то в голову не приходило: логово, в котором притаился опасный и сильный зверь.
Несмотря на далеко не юный возраст – Святомир явно разменял пятый десяток, – антиквар был точен и лёгок в движениях и мог похвастаться едва ли не безупречной физической формой без какой-либо скидки на года. Идеальное телосложение подчёркивали тёмно-синие джинсы и чёрная рубашка поло. Длинные, ниже плеч, волосы, забранные в хвост, отливали в свете ламп чистым серебром.
– Проходи сюда, – проворковала Велена, усаживая Настю в кресло напротив дивана, на котором расположился антиквар. В присутствии друга столичная штучка казалась менее уверенной.
«Ты его побаиваешься… Или же боишься остаться без него…»
И это понимание окончательно позволило Насте взять себя в руки.
Успокоив себя, Настя подняла глаза на Святомира и, сделав над собой невероятное усилие, выдержала взгляд глаз цвета бутылочного стекла. Антиквар явно изучал её, и девушке вдруг показалось, что ему хватило одного взгляда, чтобы увидеть всю её несложную душу.
– Кажется, нас уже представляли.
– Вы приходили в салон однажды.
– В любом случае вы обо мне слышали. Поэтому не будем тратить время на ненужные разговоры и перейдём к делу. Вы хотели бы продать эту книгу?
Он выделил голосом «эту» и протянул руку, Настя машинально кивнула, вытащила дневник из сумочки и отдала собеседнику.
Святомир внимательно оглядел переплёт, мягко провёл холёными пальцами по коже и задержал взгляд на тиснении.
– Вы не знаете, что означают эти символы?
– Нет.
– И предположений нет?
– Из нас двоих антиквар – вы.
– Верно. – Он улыбнулся. – Велена сказала, что книгу оставила вам бабушка. Она ничего о ней не рассказывала?
– Нет. Мы… У нас… – В присутствии антиквара слова будто бы рассыпались в голове: исходящая от него мощь не позволяла сосредоточиться. – Нам не случилось поговорить об этой книге… Бабушка умерла внезапно… Книгу я нашла уже после… Это… её последний подарок.
Антиквар всё ещё водил пальцами по переплёту, словно оттягивая момент, когда будет перевёрнута первая страница.
– Значит, для вас эта книга имеет некоторую сентиментальную ценность. Но вы ведь понимаете, Настя… Могу я называть вас так?
Она кивнула. Велена бесшумно вложила в её дрожащую руку бокал какого-то фруктового сока, вкус которого Настя не сумела определить.
– Вы не можете не осознавать, что для покупателей, которым я предложу этот товар, подобные моменты не будут иметь значения. Соответственно, определять цену я буду, исходя из реальных потребностей рынка антиквариата. Если ваши ожидания продиктованы субъективной ценностью книги для вас, то нам не стоит даже поднимать вопрос – мы просто выпьем вина и поговорим как добрые знакомые, не переводя вечер в плоскость финансовых интересов. Если же вы готовы рассмотреть объективные варианты…
Он сделал многозначительную паузу, и Настя кивнула, подтверждая, что готова.
– Значит, информации о книге у вас нет, и я могу опираться только на результаты визуального осмотра. Возможно, книга расскажет о себе больше.
– Я посмотрела в Интернете, – смущаясь от пренебрежительно-покровительственного тона антиквара, пробормотала девушка. – Вот эта пирамида, и молоток, и вот эта штука…
– Циркуль, – подсказала ласковым шёпотом Велена.
– Да… Это ведь знаки масонов?
– Да.
– Вы сказали, что книга датирована 1917 годом. Её писал масон?
Настя сбилась и замолчала, пытаясь вспомнить хоть что-то из дневника, что позволило бы назвать его автора членом тайного общества. Не вспомнила и вынуждена была признать:
– Не знаю… – И тут же затараторила: – Я думаю, текст написан позже. Книга, вероятнее всего, была чем-то вроде блокнота. В нём не хватает первой тетрадки. Она была вшита, а потом аккуратно вынута. Может быть, первый хозяин исписал только несколько первых страниц, а автор дневника вынул их и начал уже свой дневник. Возможно, ему понравилась книжка.
– Вы сказали, что книга датирована 1917 годом. Её писал масон?
Настя сбилась и замолчала, пытаясь вспомнить хоть что-то из дневника, что позволило бы назвать его автора членом тайного общества. Не вспомнила и вынуждена была признать:
– Не знаю… – И тут же затараторила: – Я думаю, текст написан позже. Книга, вероятнее всего, была чем-то вроде блокнота. В нём не хватает первой тетрадки. Она была вшита, а потом аккуратно вынута. Может быть, первый хозяин исписал только несколько первых страниц, а автор дневника вынул их и начал уже свой дневник. Возможно, ему понравилась книжка.
– Очень может быть, Настя. Вполне может быть так, как вы говорите. Обложка очень эффектная. Но я не привык доверять догадкам. Если мы говорим о деньгах, фантазия может пойти только во вред делу.
Святомир раскрыл книгу. Настя вперилась в него взглядом, пытаясь понять, какое впечатление произвели на него первые строки дневника Михаила Морозова, однако антиквар безупречно владел собой – ни один мускул не дрогнул на его лице, и всё же на долю секунды в глазах появилось какое-то удивлённое выражение. Словно он увидел что-то, совершенно неожиданное.
– Значит… – Он помедлил, перелистнул ещё несколько страниц, не поднимая глаз на Настю, и продолжил задумчиво, словно разговаривая с самим собой: – Вы хотите продать эту книгу… Мне нужно немного подумать, какие варианты я могу вам предложить. Велена, ты, кажется, хотела принести какое-то угощение? Давай я помогу… Настя, вина?
– Можно ещё сок?
– Прекрасно. Пока будет сок… Или кофе… Вы любите кофе?
– Кофе? Хорошо.
– Велена?
– Пойдём, поможешь.
– Вот и здорово.
Он рассмеялся. Смех у Святомира был глубокий, с приятной бархатной теплотой в низких нотах, так что мурашки побежали у Насти вдоль позвоночника.
Антиквар поднялся, увлекая за собой любовницу. Оба они улыбались, но у Насти отчего-то сложилось впечатление, что хозяин номера зол, а хозяйка слегка напугана и здорово нервничает. Однако оба слишком умны и не будут демонстрировать эмоции гостье. Настя не могла понять, почему она уверена в том, что чем-то не потрафила антиквару, а расплачиваться за её промах придётся красавице Велене.
Хозяева скрылись на кухне, включили кофеварку и стали негромко переговариваться, будучи абсолютно уверены, что Настя их не услышит, но ошиблись: девушка разобрала достаточно, чтобы уши и щёки покрылись краской стыда.
– Я знаю твою склонность к благотворительности, Велл, но это слишком. Я должен купить у девушки невесть что в красивом кожаном переплёте с фальшивыми масонами, чтобы ты почувствовала себя доброй феей?
– Она осталась без дома с больным ребёнком, Святик, – просительно прошептала Велена. – У неё любимая бабушка погибла. Как ты можешь быть таким бессердечным?! Ты бы видел, какие «драгоценности» она понесла сегодня в ломбард закладывать. Спрашивала совета. Горсточка древней совковой эмали да серебришко сомнительной пробы. Любой из твоих галстуков дороже всего её богатства.
– Давай просто дадим ей денег, Велл? – тихо предложил антиквар.
– Это трудолюбивая и очень гордая девушка. Она подачку не примет. Просто купи у неё книгу.
– Эта ерунда с учётом хорошей обложки стоит не дороже портмоне.
– Пусть это будет очень дорогое портмоне, – решила ведьма. – И ещё одно – от меня. Настя бедная и простая девушка, о которой некому позаботиться. Не всем же так повезло, как мне.
Шум смолк, в воздухе распространялся ошеломляющий аромат кофе. Настя, готовая провалиться сквозь землю от стыда, расслышала звук поцелуя и какой-то другой звук, больше всего похожий на умиротворённое ворчание насытившегося льва. Затем хозяева вернулись в комнату, где оставили растерянную гостью, и Велена поставила перед ней чашку кофе.
– Мы пьём без сахара, и я совершенно упустила из виду, что ты можешь хотеть сладкий, дорогая, – ласково обратилась она к Насте, которая лишь мельком глянула на чашку и потянулась к книге, которую всё ещё держал в руках Святомир. – Сахар? Если нужно, я позвоню, и через пару минут у тебя будет сладкий кофе. Сливок?
Настя отрицательно помотала головой, надеясь, что антиквар не заметил, как покраснели её щёки, и не догадался, что она всё слышала.
– Верно, – по-своему растолковав её жест, продолжил Святомир. – Вернёмся к нашему делу. Интересная книга, Настя. Думаю, я сам куплю её у вас. Мне всегда были интересны масоны. Эти тайны, заговоры…
Он по-отечески улыбнулся девушке, давая понять, что она среди друзей. Серебристая прядь волос упала ему на глаза, и Святомир убрал её с лица изящным движением. На мгновение глаза антиквара оказались в тени: тёмный холодный взгляд сверкнул сталью, Насте показалось – взгляни он так на стальную дверь, и можно было бы расслышать лязг металла о металл.
– Я могу предложить вам серьёзный аванс… – Велена опустила пальчики на плечо любовника и легонько, словно играя, впилась коготками в чёрную ткань рубашки. Святомир погладил её по руке, одарив полным обожания взглядом. – И процент, если мне удастся продать вашу книгу с большой выгодой. Велла, подай портмоне.
Велена протянула ему пухлый кошелёк, и этот, казалось бы, безобидный жест разрушил кокон оцепенения, окутавший с порога Настю. Она быстрым движением схватила книгу и прижала к себе, но, поняв, как смешно выглядит, положила дневник на колени и накрыла рукой.
– Я… не планировала продавать прямо сейчас.
– Но Велена сказала, что вам очень нужны деньги, – стараясь казаться равнодушным, проговорил Святомир, однако в его голосе прозвучал нешуточный гнев. Он бросил сердитый взгляд на любовницу. – Давайте так, Настя. Начистоту. Я деловой человек. Не люблю расшаркиваний и блуждания вокруг да около. Я предлагаю вам деньги. Сегодня. Сейчас. Велла попросила уделить вам время – и я уделил, но моё время дорого, и второго такого разговора не будет. Вам придётся решать быстрее. У вас есть время до вечера.
– Я хотела бы… сначала её прочитать, – пролепетала Настя с одной только целью: чтобы жуткий антиквар перестал сверлить её своим тяжёлым мутновато-зелёным взглядом.
Ей удалось. Выражение глаз Святомира изменилось. Он снова выглядел удивлённым.
– Прочитать? Вы что-то уже прочли? На каком языке книга написана?
Настя почувствовала, что не может вдохнуть. Мысли лихорадочно метались в голове, налетая одна на другую, и никак не складывались, не шли на язык. Компаньонка Марина и мать Игната – женщины в возрасте, проблемы со зрением, с головой, в конце концов. Но теперь и антиквар отчего-то спрашивает, на каком языке написан дневник Морозова, хотя совсем не производит впечатление подслеповатого старика.
– Вот уж не думала, что ты знаток экзотических языков, – прощебетала Велена, присаживаясь на подлокотник Настиного кресла. Взяла тонкими пальчиками книгу и, перелистнув пару страниц, положила – но не в руки Насте, а на столик между ней и антикваром.
– Мне казалось, что Святик знает все распространённые языки. Он полиглот, я не говорила? Но ты, похоже, сумела его удивить. Так на каком это языке?
– На арабском, – выпалила Настя первое, что пришло на ум.
– Я свободно говорю и читаю по-арабски, – ледяным тоном произнёс антиквар, видимо, оскорблённый тем, что его пытались обмануть так просто.
– Ливанский диалект, – брякнула Настя.
– Сомнительно, – проговорил Святомир. Тёмная складка между его сведённых бровей разгладилась. – Это не арабские буквы и не латиница. Я ни разу не встречал такого письма.
– Это шифр. Но простенький, детский, – затараторила Настя. – Знаете, как дети делают, когда пробуют шифровать?
– Как же вы читаете?
– Я знаю ключ.
– Если мы договоримся, вам придётся его сообщить.
– Я понимаю.
Настя, надеясь, что стыд неумелой лгуньи хозяева примут за смущение, сунула правую руку между своим бедром и подлокотником кресла, на котором сидела Велена, и скрестила пальцы, уговаривая себя, что это не совсем обман, а только безобидная шутка.
– Я вам могу прочитать, – выпалила она отчаянно.
Девушка вдруг подумала, что книгу, которую, к её огромному удивлению и недоумению, никто, кроме неё, не мог прочесть, ни в коем случае нельзя отдавать. Ни за какие деньги! Судьба странным образом решила в один момент исполнить все её просьбы, пусть и в странной форме: прислала помощь, заставив бабушку Кирилла выложить кругленькую сумму из похоронных денег и отдать Насте ключи от пустующей квартиры; послала чудо в виде странного дневника, в котором узник какой-то далёкой крепости пишет о том, что вот-вот получит ключ к какой-то невероятно ценной тайне, и дневник этот может прочитать только Настя.
Она схватила книгу и, открыв на одной из первых страниц, приставила разворот к блестящей стеклянной столешнице и начала:
– Милый мой дневник. Сегодня я снова видела его. Мое сердечко стучит так часто, стоит моему возлюбленному бросить один лишь взгляд. Мы встретились на рынке…