Парень остановился и с восторженным уважением посмотрел на Ратмира. Тот улыбнулся в ответ и посмотрел на старика.
— Я больше не буду задерживать тебя… — Ратмир улыбнулся, а библиотекарь благодарно кивнул, — как только закончу читать, обязательно приду, и мы продолжим наш разговор о философии.
Старик снова молча кивнул.
Ратмиру стало ясно, насколько велико его желание услышать новости с родины, и потому он, спрятав маленький томик в карман своей темной хламиды, быстро вышел из библиотеки.
Паренек из стаи южных лис проводил его взглядом, а затем, повернувшись к своему родичу, тихим шепотом спросил:
— Откуда этот… дважды посвященный?
— Это — Ратмир, — ответил Пилли, продолжая смотреть в закрытую Ратмиром дверь. — Княжич из стаи восточных волков.
— Он — достойный? — неожиданно спросил парнишка и вдруг покраснел, поняв всю нелепость этого вопроса.
Однако старик ответил на него совершенно серьезно:
— Это один из самых достойных посвященных. Он может очень многое!
Затем помолчал и добавил тихо, словно про себя:
— Он может гораздо больше, чем кто-либо еще.
Книга, которую Ратмир принес к себе в кабинет, называлась «Начала» и не имела автора. Она была очень стара — ее тонкий, хорошей выделки пергамент сильно пожелтел и стал ломким, однако чернила оставались четкими, а крупный, простого написания текст читался легко. Ратмир просидел над книгой весь остаток дня и почти всю ночь! Книга действительно была невелика, так что княжич прочитал ее дважды, а потом… Потом он долго не мог заснуть — в его голове продолжали звучать прочитанные строки:
«Высшей власти достоин тот, кто видит во всех существах себя, и все существа — в себе… Шесть преград на пути к величию — страх, удовлетворенность, лень, болезненность, сластолюбие, привязанность… Удел настоящего правителя — делать хорошее, а слышать плохое… Большинство — зло… Глупец в детстве думает только об отце и матери, в юности — только о возлюбленной, в старости — только о детях. О самом себе он так и не успевает подумать… Что посеяно, то и взойдет… Тот, кто не задумывается о далеких трудностях, обязательно получит близкие неприятности… Молчание никогда не предаст… Кто преследует выгоду, порождает злобу… Жизнь — это движение…»
Утром следующего дня Ратмир поднялся как обычно в самом начале часа Жаворонка. Умывшись и позавтракав, он прошел в свою лабораторию, где его ждали прерванные накануне исследования, и снова почувствовал, что все его занятия как-то поблекли, потеряли свою необходимость! По многолетней привычке он прислушался к себе, пытаясь понять, что именно мешает ему, и в его голове мгновенно всплыло:
«Как много есть в Мире вещей, которые мне не нужны».
Ратмир хмыкнул и подумал:
«Философия… Наука постижения мудрости… Вот только есть ли в этом Мире то, что стоит постигать?!»
Месяцев шесть спустя, когда жизнь Ратмира вошла в привычную, установленную долгими годами ученичества, колею, когда он уже начал забывать подробности своего путешествия на родину, его неожиданно вызвал к себе Вершитель. В приемной Кануга ожидали аудиенции человек шесть, двое из которых явно только что прибыли издалека, однако Ратмира пропустили к Вершителю сразу же.
Кануг сидел за рабочим столом и просматривал какую-то сильно истрепанную книгу. Увидев княжича, Вершитель молча указал ему на гостевое кресло и начал говорить только после того, как Ратмир уселся:
— Ты все еще считаешь извергов опасностью для людей?..
Вопрос был неожиданным для княжича-волка. Мысли о месте извергов в Мире, о том, какое влияние они могут оказать на дальнейшее развитие человеческой цивилизации, по-прежнему волновали его. И занятия философией делали эти мысли еще тревожнее. Но он понял, что вряд ли найдет в этом вопросе единомышленников — слишком прочно вошла в сознание многогранных уверенность в никчемности, глупости и покорности извергов! Поэтому Ратмир ни с кем не делился своими тревогами. Однако, как оказалось, Вершитель не забыл их давнего разговора и теперь ожидал ответа на свой вопрос, внимательно разглядывая лицо дважды посвященного служителя Мира.
— Да, Вершитель, — стараясь говорить ровным, спокойным тоном, ответил Ратмир, — я по-прежнему считаю, что изверги при определенных условиях могут стать очень опасными для нашей цивилизации.
Кануг едва заметно кивнул, давая понять, что ответ Ратмира был им ожидаем, и, откинувшись на спинку кресла, проговорил:
— Остин, член Совета посвященных, отправляется в стаю западных диких собак по делам Совета. Его путешествие продлится около трех месяцев, и я предложил ему взять с собой тебя…
Вершитель замолчал, словно ожидая от Ратмира вопроса. Однако тот не произнес ни слова, предоставляя Вершителю, если тот захочет, самому объяснить свое решение. Кануг после небольшой паузы продолжил:
— Остин едет по густонаселенным областям Мира, и ты сможешь увидеть жизнь гораздо полнее, нежели во время своего путешествия на родину. Я надеюсь, что это путешествие поможет тебе либо найти серьезные аргументы в подтверждение твоего отношения к эрозиобазе, либо пересмотреть твое отношение к… извергам, к их месту в нашем Мире… — Вершитель едва заметно акцентировал слово «нашем», и Ратмир это отметил. — Испроси разрешения своего наставника на это путешествие — я думаю, он не будет возражать. Когда ты вернешься, мы еще раз побеседуем об этой проблеме.
Вершитель снова замолчал, выжидательно глядя в лицо Ратмира, и на этот раз тот заговорил:
— Спасибо, Вершитель, я постараюсь с пользой провести это путешествие.
Но тон, которым это было сказано, был слишком ровным, лишенным эмоций. Оставалось непонятным, действительно Ратмир рад поездке или же он просто соблюдает приличия в разговоре со старшим по рангу.
Кануг кивнул, удовлетворяясь этим ответом, и коротко сказал:
— Можешь идти готовиться к отъезду.
«Значит, Остин отбывает завтра утром», — подумал Ратмир, выходя из кабинета Вершителя, и оказался прав.
Рано утром следующего дня из западных ворот Лютеца выехал небольшой караван. Впереди скакали трое стражников из полка охраны Совета посвященных, за ними двигалась небольшая повозка, запряженная парой белоснежных лошадей, в которой расположился Остин, трижды посвященный служитель Мира. Управлял повозкой старый изверг, личный слуга Остина, а рядом с ней скакал Ратмир. Замыкали караван еще трое стражников. За воротами вольного города Лютеца раскинулись обширные густонаселенные слободы, но слободские постройки возводились достаточно далеко от дороги — так решил Совет посвященных, так что жители пригорода никак не мешали проезжающим.
Было самое начало часа Полуденной лисы, так что поток торговцев, привозивших каждое утро в Лютец провизию, уже иссяк, и дорога была свободна, однако член Совета посвященных не торопился, и его караван двигался медленно. Около часа потребовалось ему, чтобы последние постройки городских пригородов исчезли далеко позади, в поднимающемся над уже прогретым дорожным полотном мареве.
В течение этого часа Остин ехал молча, глубоко задумавшись и не обращая внимания на окрестности. А вот когда по сторонам дороги раскинулись бескрайние поля, прорезанные узкими темно-зелеными посадками плодовых деревьев, он поднял голову и посмотрел на ехавшего справа Ратмира.
«Почему ты не пришел со своими сомнениями ко мне?» — «спросил» трижды посвященный, и в его мысли не было укоризны.
«Я не был готов задать тебе вопрос, наставник, — таким же спокойным и ровным тоном ответил Ратмир. — Мне не хотелось выглядеть в твоих глазах поспешным».
«Но ты поделился своими сомнениями с Вершителем».
И снова в тоне трижды посвященного не было укора или недовольства.
«Нет, наставник, — Ратмир чуть заметно качнул головой. — Свои сомнения я высказал своему брату, когда гостил в Крае, и сделал это под впечатлением огромного числе извергов, живущих в столице моей стаи, и условий их жизни. Об этой беседе стало известно Вершителю — как, не знаю, и он сам завел разговор об этом, когда я вернулся в Лютец».
«Так, значит, Вершителю не удалось развеять твои сомнения?»
Это мысль «прозвучала» уже не так безразлично — в ней чувствовался некий намек на улыбку.
«Нет, наставник, но у меня нет и достаточных оснований для того, чтобы настаивать на своих опасениях».
«Так в чем же суть этих опасений?»
Задавая этот вопрос, Остин смотрел прямо вперед, словно не слишком интересовался какими-то опасениями молодого княжича, но Ратмир хорошо знал своего наставника, уже двенадцать лет руководившего его совершенствованием. Как того требовали обычаи университета, никто не знал имени его наставника, а между тем Остин принял его в число своих подопечных сразу же после того, как Ратмир прошел второе посвящение. Это было не случайно — молодой княжич из стаи восточных волков давно привлек внимание трижды посвященного служителя Мира, к тому же он был в какой-то мере его сородичем — Остин вышел из стаи южных волков. Да и научные интересы молодого волхва были близки Остину. Сейчас ему было интересно узнать, что смутило покой и привычную отстраненность Ратмира, а кроме того, он хотел предостеречь своего подопечного от слишком поспешных выводов.
«Суть? — осторожно „проговорил“ Ратмир, словно пробуя на вкус смысл этого слова. — Суть в том, что… популяция извергов растет в несколько раз быстрее, чем число многогранных. И это несмотря на то, что жизнь их очень трудна и более чем в три раза короче нашей. Очень скоро извергов может стать так много, что опасность будет представлять просто… их численность. Так стоит ли умножать их число еще и за счет уменьшения числа многогранных? Я узнал, что за один только год в моей родной стае под нож подвели четырнадцать человек! И, оказывается, этот год был не самым… жестоким. В других стаях положение не лучше…»
«И потому ты считаешь, что эрозиобазу необходимо запретить!» — перебила «речь» Ратмира мысль наставника.
Это был не вопрос, это была констатация, но княжич не сразу ответил на реплику своего учителя. Последовала невыносимо долгая пауза — в голове Ратмира вихрем проносились мысли:
«Если бы я мог рассказать ему о том, что произошло в моей стае, рассказать историю Вата и… Вотши!! Но этого делать нельзя — мой наставник, при всей широте своих научных взглядов, все равно остается… многогранным и членом Совета посвященных. И услышу я от него то же, что и от Вершителя! Если бы даже я ему все рассказал, не факт, что его это встревожило бы так же, как меня! А потому…»
Он снова «заговорил» тщательно подбирая выражения:
«Нет, наставник, не потому. Главной причиной я считаю необходимость исключить возможность уничтожения лучших многогранных. Уничтожения вожаками их… возможных конкурентов!»
Ответ Ратмира оказался настолько неожиданным для его наставника, что тот поднял голову и пристально посмотрел ему в лицо, как будто пытаясь понять, не шутит ли он. Только после этого в голове у Ратмира возникла его осторожная мысль:
«Твоя мысль — обвинение, и обвинение очень серьезное! А значит, такое обвинение необходимо очень серьезно обосновать!»
«Да, я понимаю, насколько такое обвинение серьезно, — немедленно согласился Ратмир. — А вот обосновать его, к сожалению, практически невозможно!»
«А может быть, это… счастье, что его невозможно обосновать?» — Мысль наставника звучала все так же осторожно.
«Нет, потому и мои сомнения очень тягостны, хотя доказательства их только косвенны».
«Излагай!»
«Наставник знает, что вот уже более двухсот лет в большинстве стай новым вожаком становится сын или внук вожака прежнего? Триста лет назад такое случалось крайне редко — вожаком становился лучший, по мнению всей стаи… человек — мудрец, воин, политик! Наставник знает, что за последние двести лет применение обряда эрозиобазы выросло в десятки раз? Кто-нибудь делал анализ причин, по которым многогранных подводят под нож?.. Кто-нибудь следит за тем, как эти люди жили до своего рокового проступка?!»
«У каждого несправедливо наказанного есть возможность обратиться в Совет посвященных и потребовать правого суда!» — с неожиданной высокомерной ноткой «проговорил» Остин.
«Разве Совет посвященных может вернуть… извергу многогранность? — с горечью ответил Ратмир. — И кто станет слушать какого-то изверга? Или ты думаешь, что Совет посвященных примет сторону лишенного многогранности? Нет, наставник, жаловаться для изверга бессмысленно! И, кроме того, стая сама решает, заслужил ли человек эту кару — Совет не вмешивается в дела стаи! Но скажи, разве трудно подвести неугодного под проступок, особенно если это отважный и… прямой человек?»
Вопросов было задано много, но ответом на них послужило лишь долгое молчание. Наконец, трижды посвященный как-то вяло, без интереса, осведомился:
«Ты собираешься что-то предпринять?»
Ратмир недолго думал над ответом:
«Я собираюсь продолжать познание Мира… Мои сомнения, мои тревоги не свернут меня с пути познания, потому что только познание может указать решение любой проблемы, разрешить любые сомнения».
Чуть заметная улыбка тронула губы старика Остина — он не ошибся в этом юноше!
А Ратмир совершенно неожиданно сменил тему разговора:
«Наставник, можно задать вопрос?»
«Конечно!» — быстро ответил Остин.
«Почему университет никогда не проводил исследований… многогранности. По-моему, это явление нуждается в исследовании и осмыслении — что это такое, каким образом человек поворачивается к Миру разными гранями, почему один может повернуться к Миру двумя-тремя гранями, а другой восемью? — Княжич чуть помолчал и „произнес“ следующий вопрос: — И что происходит с человеком, когда его лишают многогранности?»
И снова последовало долгое молчание. Лицо наставника было недвижным, непроницаемым. Было непонятно, то ли он не хочет говорить на эту тему, то ли просто не знает ответа. Только когда Ратмир уже решил, что ждать бесполезно, Остин вдруг «заговорил»:
«Университет уже проводил исследования многогранности… Еще в самом начале своей деятельности… Тогда Совет посвященных решил, что такая фундаментальная проблема обязательно должна быть детально изучена…»
Тут он снова замолчал, но у Ратмира появилось право на вопрос, и он его немедленно задал:
«И где можно ознакомиться с результатами этих исследований?»
«Это информация закрытая… К ней допускаются только прошедшие третье посвящение…»
«Неужели нельзя хотя бы в общих чертах познакомиться с данными этих исследований?»
Переданная мысль волхва была наполнена возмущением.
И снова на губах трижды посвященного промелькнула усмешка, но теперь его развеселила горячность подопечного.
«Нет. — Мысль Остина была спокойной и доброжелательной. — Решения Совета не пересматриваются. Но я могу кое-что тебе объяснить. В самых общих чертах происходит следующее. В момент „поворота“ человеку становится подвластна сила, которая позволяет заместить тело человека телом зверя… Причем это замещающее тело выдергивается из… другого, не нашего Мира. Разум человека внедряется в это новое тело, а вот мертвые материальные предметы нашего Мира… подчеркиваю — мертвые материальные предметы нашего Мира… не могут воздействовать на это тело — тело зверя, более того, они и контактировать с ним могут только опосредствованно — температурой, освещением, возможно, запахом или звуком, мы же слышим и чувствуем запахи. Другими словами — мы, повернувшись к Миру другой гранью, можем замерзнуть, обгореть, задохнуться, но оружие нашего Мира — металл, мертвое, сухое дерево, камень — не может повредить нам. Наше человеческое тело в тот момент, когда мы повернуты к Миру другой гранью, не стареет и не получает ран. Однако…»
Остин неожиданно замолчал, а затем продолжил осторожно, словно вступил в малоизвестную ему область:
«Дело в том, что на это новое тело может воздействовать такое же или живые существа нашего Мира. Другими словами, если два человека повернутся к Миру своими родовыми или дополнительными гранями, они могут вступить в схватку, используя клыки и когти, и при этом их человеческие тела получат повреждения, аналогичные тем, которые получат „звериные“… вплоть до смертельных. То же самое может произойти при схватке повернувшегося человека с живым существом нашего Мира, но, как ты сам понимаешь, изверг, не имеющий достаточно могучих клыков, клюва или когтей, никогда не сможет причинить вреда человеку, если тот повернется к Миру другой своей гранью».
Несколько секунд собеседники молчали, после чего Ратмир медленно «проговорил»:
«Значит, обряд эрозиобазы лишает человека способности управлять силой, необходимой для „поворота“».
«Именно, — немедленно откликнулся Остин. — Это явление было открыто случайно, как раз при исследовании многогранности, и первым пострадал сам исследователь. И он же дал название этому явлению — эрозия, или разрушение основ, базы способностей человека. Явление это необратимо… поэтому дальнейшие исследования многогранности были запрещены Советом посвященных, а полученные результаты закрыты для всех, кроме трижды посвященных».
«Но как в таком случае обряд эрозиобазы получил распространение в стаях?!» — удивился Ратмир.
Однако ответа на этот свой вопрос он не получил. Остин неожиданно приподнялся со своего места и, вглядываясь вперед, вдруг проговорил:
— А вот здесь мы обязательно остановимся! На том постоялом дворе просто замечательная кухня!!
Ратмир быстро глянул вперед и увидел, что они въезжают в большую деревню, раскинувшуюся по обеим сторонам дороги. Третий дом с правой стороны действительно был придорожной харчевней с комнатами для проезжающих, о чем свидетельствовала огромная вывеска над воротами. Дважды посвященный волхв недовольно поморщился, но настаивать на продолжении разговора не стал — путь их был неблизким, так что случай возобновить столь интересовавшую его беседу должен был найтись обязательно!