Я понял, что в последнем «спасибо» недосказанное «…а теперь валите на хрен, нам работать надо», кивнул Ингрид, и мы вышли на яркое солнце и под синее небо.
Ингрид спросила тихо:
– А как ты узнал?
– Не понимают, – ответил я еще тише, – что достаточно пройти мимо стола с их планшетом, как вся информация начнет качаться в мой карман.
– Ух ты!
– Теперь это просто, – сообщил я и добавил, – если знаешь как.
– А как?
– На флешке нужно установить нужную прогу, – начал я, посмотрел на нее и поинтересовался: – А тебе это в самом деле интересно? А извозчики на что?
Глава 11
Поддубецкий вышел из блиндажа достаточно скоро, взглянул на небо.
– Я вызвал вертолет, – сообщил он. – Вас отправят обратно. С благодарностью Мещерскому за то, что вы помогли установить место содержания заложницы.
Я напомнил:
– У них пять боевых групп.
– Пять, – повторил он задумчиво, – вряд ли. Для удержания заложницы, да еще в таком районе, достаточно и одной.
Ингрид вставила:
– Про пять я сама слышала.
Он отмахнулся.
– Деза.
Она сказала в сомнении:
– Может быть, и деза. Ради одной заложницы пять групп отправлять глупо. Но если у них здесь другие интересы?
– Тренирует, – поинтересовался он, – наших боевиков против ненаших. А потом наши тоже становятся ненашими. Это да, такое часто. Они и приходят к нам, чтобы обучиться, получить хорошее оружие и уйти обратно. Но у тех свои задачи…
Ингрид поинтересовалась:
– Хотите сказать, не поддержать тех, кто поселился прямо в центре их лагеря?
Поддубецкий пробормотал:
– У меня есть контакты с майором Черкесовым, который руководит тем лагерем подготовки. Выясню.
– А если он встанет на сторону полковника Громова?
Поддубецкий сказал с жесткой ухмылкой:
– Пожалеет. Наконец-то докажу, кто из нас круче. Хотя в какой-то мере вы правы, наша беда еще в том, как и любой спецслужбы, что на той стороне нередко оказываются люди из наших же рядов…
– Из ГРУ? – спросил я.
Он покачал головой.
– Я имею в виду вообще сторону закона, порядка, охраны… В рядах халифата сражаются, по нашим данным, около двенадцати тысяч выходцев из России.
– Выходцев? – переспросил я.
Он взглянул на меня внимательно.
– Я уже говорил, вы хорошо улавливаете смысл слов? Выходцев вообще-то больше, а я имею в виду именно граждан России с российскими паспортами. И кто потом с набранным опытом боев где-то под Багдадом или Дамаском вернется в Россию, что чревато.
– Реальный боевой опыт, – сказал я. – Когда стреляли не в чучело, а в живых людей?
Он кивнул.
– Хотя многие и так… не овечки. На той стороне как несколько парней из псковской десантной дивизии, так и группа из «Дельты», Иностранного легиона, морские котики, зеленые береты… а также синие, красные и даже черные.
– И все стали исламистами? – спросил я.
– Не все, – пояснил он, – одни воюют за хорошие гонорары, другие просто из интереса, но кто-то и за идею.
– Идею халифата?
– Да, – ответил он невесело. – Как идея коммунизма, она интернациональна…
Над головами послышался быстро нарастающий рев вертолетных винтов. Два геликоптера на бреющем полете вынырнули из-за верхушек деревьев и тут же без прицеливания, что указывает на громадный опыт пилотов, опустились на площадке.
Судя по тому, что оказались здесь всего через полчаса, понятно, гнали не из Московского округа, а с какой-то соседней базы.
Десантники выскакивают из укрытий, быстро и ловко впрыгивают в вертолеты, рассаживаются по местам и замирают в ожидании приказов.
Ингрид сказала встревоженно:
– А как же заложница?
– Она же в глубоком укрытии? – переспросил Поддубецкий. – Бомбить нам незачем, но на поверхности все снесем к чертям из крупнокалиберного. Может быть, кто-то наверху поймет, что с боевиками из клана аласийцев заигрывать опасно. Как с прочими.
– Здесь полетят головы, а там погоны?
– Точно, – подтвердил он мрачно. – Ребята, там никого не забыли?.. Группе поддержки с воздуха ждать приказа с земли. А вы двое ждите, когда вернемся, сразу и отправим на этих же вертолетах!
Он ловко вскочил во второй вертолет, оба тут же без натуги поднялись в воздух.
Ингрид долго смотрела вслед, хотя вертолеты быстро растаяли в беспощадном синем небе.
– Надеюсь, – произнесла она медленно, – где-то через час все кончится. И мы отвезем эту Абигель Степановну в Москву. Тоже мне имечко…
– Бабушка, – предположил я, – в пику патриоту и коммунисту Стельмаху выбрала для своей внучки самое что ни есть западное.
– Назвала бы Мэри, – сказала она.
– У нас бы стали звать Машей, – напомнил я. – Это же Мария!.. А вот у Абигели вроде и нет аналогов.
Она посмотрела через мое плечо на открытый в моих руках планшет.
– А что ее родители?.. Почему это должно задеть деда, а не отца с матерью?
– Родители уже не коммунисты, – ответил я. – Свободные демократы. Это значит, разводы, безобразный дележ имущества, взаимные судебные иски… В общем, эта Абигель, как только встала на ноги, постаралась о них забыть вовсе. Да и она им не нужна, ее мать еще трижды выходила замуж, как и отец женился что-то раза четыре… Так что в крепких коммунистических семьях что-то есть правильное для страны и отечества.
Она посмотрела на меня косо, я совершенно серьезен, силовым структурам трудно понять, где высшее существо из стада ученых говорит искренне, а где прикалывается.
На экране в красках появилось изображение земной поверхности в этом регионе, я подвигал пальцем, слегка зумнул, давая увеличение чуть больше. Появилось изображение двух крохотных вертолетов, ползущих над землей на бреющей высоте.
Она засмотрелась завороженно.
– Как здорово! Как ты это сделал?
– Получай докторскую, – посоветовал я, – и сможешь подключаться так же просто. К секретным не получится, там все в шифре, а это вот просто… хотя да, тоже под паролями, но в Пентагоне рулят такие домохозяйки, что наши рядом с ними – Склодовские-Кюри.
Она внимательно всматривалась в снимки, вдруг вскрикнула:
– Смотри-смотри!
Камера показывает лагерь боевиков, где мы только что побывали. С большой высоты видно, как к тайному блиндажу подъехал «Хаммер». Дверь убежища отворилась, изнутри вытащили женщину со связанными за спиной руками и черным мешком на голове, насильно усадили в автомобиль.
– Господи, это же она, заложница!
– Точно, – подтвердил я. – Судя по движениям, ей тридцать пять лет.
Она сказала зло:
– Заткнись, антрополог. Что делать будем? Зачем машина? Нас вели пешком.
– Повезут в другую сторону, – ответил я. – Там есть дорога.
– Поддубецкий, – сказала она вдруг. – Нужно предупредить, что заложницу перевозят в другое место!
– Опоздали, – ответил я. – У Поддубецкого сейчас режим радиомолчания, на случай перехвата. Неужели мы где-то и как-то?
Она покачала головой.
– Либо совпадение, либо просто на всякий случай… Перевезут в такую нору, что уже никто…
Я сказал со злостью:
– Ну вот, все рухнуло.
– Сволочи! – сказала она с бессильной яростью. – Ну почему все такие хитрые?
Мозг мой успел просчитать сотни тысяч вариантов, даже такие, как вторжение инопланетян, что возьмут и помогут, а также семь вариантов перемещения во времени, я сказал с колебанием в голосе:
– Знаешь, шансы есть…
– У Поддубецкого?
– Нет, – ответил я, – у любого, кто видел это…
– Ты что? – изумилась она. – Как?
– Они отправят на одном внедорожнике, – сказал я. – Вот смотри, затолкали и чего-то ждут. Ага, поехали!.. От силы, за пределами лагеря к ним присоединился еще один автомобиль. Если никто не решится остановить их на дороге, то можно попытаться в новом убежище. Не думаю, что оно окажется в центре вооруженного лагеря, как сейчас.
– То было временным, – согласилась она, – но сейчас перевезут в еще более защищенное!
– Но не людьми, – уточнил я. – Люди слишком много видят и болтают. Потому в лагере прятать долго не получилось бы. А сейчас повезут в какую-нибудь чертову дыру, куда просто не пробраться.
– И где охраны поменьше?
– Вот-вот.
К нашему разговору прислушиваются двое младших офицеров из группы спецназа, один заметил, что я их вижу, подошел, отдал честь.
– Хотите попробовать сами?
– Что? – спросил я.
– Выдернуть заложницу вдвоем? – поинтересовался он с почтительным интересом.
– Если успеем перехватить автомобиль, – ответил я.
Он сказал быстро:
– Я лейтенант Желудев, временно заменяющий командира отряда. Могу предложить вам лучшего водителя!
– Нам достаточно автомобиля, – ответил я книжно. – Водить умеем оба.
– Здесь не сумеете, – заверил он. – По таким дорогам?.. Гнатюк, Вовк, быстро машину! Доставите спецагентов на место.
Двое спецназовцев ринулись в стороны, я пробормотал Ингрид:
– Нам достаточно автомобиля, – ответил я книжно. – Водить умеем оба.
– Здесь не сумеете, – заверил он. – По таким дорогам?.. Гнатюк, Вовк, быстро машину! Доставите спецагентов на место.
Двое спецназовцев ринулись в стороны, я пробормотал Ингрид:
– С ума сойти! Это мы – спецагенты?
Она ответила тихо:
– Все, кто выполняет нестандартную работу, спецагенты, так что не задирай нос.
Через пару минут перед нами остановился мощный «Хаммер», из недавно переданных Штатами своим «умеренным» террористам, а те передали бойцам халифата, как и было задумано.
Один спецназовец остался за рулем, второй выпрыгнул и, улыбаясь во весь рот, похлопал по листу брони, закрывающей бок.
– Прошу! Домчим, заодно и сами проветримся.
Я сказал с сомнением:
– А вам можно?
Лейтенант сказал бодро и с азартом:
– Они же не в самоволке! Я разрешаю. А эти двое орлов вызвались сами.
– Хорошо, – сказал я, – Ингрид, в машину!
Желудев сказал быстро:
– Минутку! Вам понадобится вот это.
Он подал повязку зеленого цвета, посмотрел на меня с сомнением.
– Надпись не мешает?
– Аллах акбар? – спросил я. – Каким образом? Всевышний в самом деле велик, и заветы его безупречны.
Ингрид посмотрела на меня с подозрением.
– Что? – спросил я.
– Ты такой серьезный…
– Заветы Корана принимаю серьезно, – ответил я. – Как и христианские или иудейские. Все остальное – язычество, можно низвергать и при этом гнусно гыгыкать, словно я силовая структура какая.
Желудев кивнул, явно тоже знает о Коране больше московского грузчика, протянул Ингрид накидку и платок темного, но не черного цвета.
– Женщинам можно и цветные, но темный и скромнее, и в боевых условиях не так заметен.
– Спасибо, лейтенант, – сказал я. – Уверен, вы со своей инициативностью долго в этом звании не задержитесь.
– Успеха, – сказал он и отступил на шаг.
Глава 12
Гнатюк рванул машину вперед с такой мощью, едва мы сели, что я ощутил себя во взлетающем истребителе. Ускорение прижало к спинке сиденья, из-под колес с грохотом и треском полетел гравий.
Оба десантника сидят, как влитые, а меня то прижимает к Ингрид, то отшвыривает в другую сторону, потому что слежу взглядом за картинкой со спутника на планшете.
Наконец она, вроде бы осердившись, грубо обхватила меня за плечи и прижала к себе, я ощутил, как ее сильные, как у массажистки, пальцы попутно прощупали мою дельтовидную мышцу, а также двухглавую.
Вообще-то плечи у меня чуточку ноют, как и грудные мышцы, иногда доходит до слабого жжения, как после перетренировки, там спешно восстанавливаются истончившиеся за время болезни и поврежденные волокна, а нервная ткань, как чувствую, укрепляется опережающими соединительную ткань темпами.
– Подвздошный гребень потрогай, – посоветовал я, – или большую фасцию… Вообще у меня ниже подвздошной самая масса!.. Пощупай…
Она фыркнула и отпихнула меня прочь.
– Сам свою жопу щупай, извращенец.
– Держи крепче, – велел я, – а то планшет выроню. Только нежнее, что ты за женщина…
Гнатюк легонько ржанул, наблюдая за нами в зеркало. Политика, мелькнуло у меня в голове, дело жестокое и настолько попирающее все человеческие нормы и нравственные законы, в том числе и юридические, что не случайно их засекречивают на десятки лет. Пока не вымрут все, кто имел с ними дело.
Догадываюсь, власти Центра нарочито позволили отрядам халифата просочиться в город и взять над ним контроль. Все-таки пока враг далеко, он даже не враг, а всего лишь противник, вообще даже не противник, а мятежный бунтарь, отважный герой, посмевший и дерзнувший воевать за свободу.
Так же, к примеру, овеяны ореолом благородства морские грабители и разбойники, что под именем пиратов и корсаров как бы уже и не разбойники, а если и разбойники, то «благородные», как будто разбой и грабеж вообще могут быть благородными.
Корсары нападали только на купеческие и пассажирские судна, избегая встреч с военными кораблями, а когда настигали купеческие и пассажирские, то убивали мужчин, женщин насиловали, а потом либо топили, либо продавали дикарям в рабство. Ограбленные дочиста корабли тут же топили, чтобы потом, если их схватят, говорить в недоумении: какой корабль? Мы ни на кого не нападали…
Любой из тех, кто воспевает пиратов, после того как оказался бы на захваченном ими корабле, завопил бы в ужасе: куда власти смотрят, почему всех этих не убили, не повесили, не утопили?.. Так и с халифатом, уже начал окутываться ореолом романтизма, как же, борцы за свободу и справедливость, по-своему правы…
Вот и дали населению ощутить, что такое халифат не в рекламных роликах, а наяву, какой он есть на самом деле. В масштабах огромной России потеря небольшого городка, который потом все равно отобьют, не скажется даже на статистике, зато дает огромный пропагандистский эффект.
По всему миру разлетелись ролики со зверствами боевиков, что отрезают головы неверным и гордо демонстрируют на камеры, казнят сотнями дураков, что поверили им и вышли приветствовать не совсем по законам шариата, и вообще, как оказалось, халифат вблизи совсем не то, каким смотрится издали.
Ингрид буркнула рядом:
– Вообще-то красиво. Если бы не боевики…
Если бы я смотрел глазами примитивного эстета, я бы сказал, что да, красиво, как бы весьма даже, горы, леса, между горами где тесные тропки, где широкие, а где и вовсе долины.
Ветер сносит в низины всю пыль, потому там самые плодородные почвы, а если еще и хотя бы крохотная речушка, то сразу образовывается рай по меркам первобытных людей или экзальтированных дур, которых ах-ах как достала цивилизация, и они хотели бы жить здесь, но чтоб с Интернетом, электричеством, заасфальтированной дорогой, хорошими магазинами, ночным клубом, фитнес-центром и стрип-баром с джекпотом и шлюхами…
– Не успели, – сказал я с сожалением.
Ингрид встрепенулась.
– Что? Что не успели?
– Перехватить, – сказал я и указал взглядом на раскрытый планшет. – Надо же… Они не стали искать хитрые места, а свернули в Аньшанск.
– И там остались?
– Да, – ответил я. – Вот их машина. Заложницу утащили в это здание с дырявой крышей… Но вряд ли там оставят, а дома в этих местах соприкасаются, хрен проследишь, куда перешли дальше… Это место, как я понимаю, формально под нашей властью, но там столько боевиков, милиции лучше не соваться…
Ингрид сказала с недоумением и злостью:
– Неужели у нас снова слабеет власть?
– Вряд ли, – ответил я. – Скорее, как раз все напротив. Власть настолько крепка, что может не обращать внимания на крики пятой колонны и действовать как… надо.
– Хочешь сказать, – спросила она язвительно, – боевикам намеренно сдали это место?
Гнатюк, хоть и за рулем, но уши навострил, а Вовк и вовсе повернулся к нам вполоборота, прислушивается. Оба из молодых, как я сразу увидел, просматривая их личные дела. Хорошо подготовленные, высшие оценки на тренировках и в полевых испытаниях, но еще ни разу не участвовавшие в боевых операциях, что задевает и вызывает острое желание показать себя перед старичками, уже побывавшими под огнем.
Лейтенант Желудев тоже из молодых и не нюхавших пороха, до этого работал в штабе, но по личной инициативе перевелся в горячую точку. Карьерист, здесь быстрее можно получить повышение, жалованье вчетверо выше, а умелое командование заставит руководство обратить на него внимание.
– Ребята, – сказал я с сочувствием, – похоже, придется возвращаться ни с чем. А так было бы здорово перехватить их автомобиль!.. Перебить, вытащить заложницу и всех делов…
– Возвращаемся? – спросила Ингрид.
Гнатюк не поворачивается, следит за дорогой, это Вовк не сводит с меня взгляда, едва не сворачивая шею.
– Подъедем ближе, – велел я, – посмотрим, а потом вернемся. Ингрид, насчет того, намеренно или не намеренно… Высокая политика – это всегда интересы государства, низкая политика – интересы человечишков. Наверху кто-то здраво решил, что раз вы, гады, так хвалите нам в пику халифат, так вот он вам, жрите!.. Но когда заплачете и начнете умолять спасти, то вот хрен вам!.. Спасем, но не сразу, а сперва под ними наплачетесь, а потом, уже видя, какие вы здесь, мы заставим жить по своим законам, никаких вам автономий.
Ингрид хмурилась, это бесчеловечно, Вовк смотрел на меня с интересом и ожиданием.
– Это неправильно, – возразила она. – К людям нужно относиться, как к людям, а не деталям государственной машины!
– Лозунги, – ответил я, – непродуктивны. В тех же Штатах и в Европе люди еще раньше стали винтиками государственной машины, только говорить об этом не принято.
– Из политкорректности? – спросил Вовк.
– Да.
– Тогда почему врут про нас?
– А как насчет «держи вора»? – ответил я. – Хотя такой подход здесь и кажется жестоким, но мы вошли в жестокое время, даже не заметив.