– Мадам, в отличие от странствующего поэта у сеньора де Клержи могла найтись причина желать смерти вашему супругу…
– Какая же?
– Припомните, что, исполняя поручения графа, он нередко бывал в Париже, откуда родом его мать…
– Мало ли кто там бывал! – возразила я.
– Через свою родню де Клержи там свел со многими знакомство и даже, по его словам, был представлен королю Людовику.
Я начала догадываться, к чему он клонит.
– Не секрет, что в хитрости французский король Людовик превосходит любого. И я не погрешу против истины, сказав, что свое коварство он использует против ближайшего соседа. А Бургундские земли столь обширны и богаты, что не могут не вызвать тайной зависти…
– Ах вот вы о чем! – сказала я. – Похоже, мысли ваши, брат Микеле, воспарили в столь высокие сферы, что совсем оторвались от нашей повседневной жизни. Позволю заметить, что бургундский герцог не малое дитя и способен защитить и себя, и своих подданных. Войско его велико, а солдаты хорошо обучены.
– Войско тут ни при чем, миледи, – настаивал монах. – Не о такой войне я веду речь. Открытый честный поединок остался в прошлом. Ныне все говорят о хитрой тайной политике, об интригах, заговорах. Бургундский герцог Филипп стар и немощен. А немощные руки неспособны удержать власть на столь обширных территориях.
– Вы забываете, что у него есть достойный наследник – сын Карл. Ведь недаром в народе его прозвали Смелым!
– Но в соперничестве с королем Людовиком требуется нечто большее, чем отвага и умелое владение мечом, – с чувством произнес фра Микеле. Он сделался так серьезен, что даже позволил себе повысить голос. – Поверьте, миледи. Я заговорил с вами об этом лишь потому, что стал сопричастен к одной тайной миссии, возложенной на вашего супруга!
Слова монаха немало взволновали меня, я не стала более возражать, и он продолжил:
– Так вот, за несколько недель до кончины графа из Дижона пришло секретное послание. Не подумайте, мадам, что я обманом узнал его содержание.
– Об этом вы могли бы мне не говорить, – заверила я его.
– Из этого письма следовало, что вашему супругу в составе бургундского посольства надлежит отправиться в Лондон, ко двору английского короля. Целью их миссии должны стать переговоры о возможности заключения брачного союза между Карлом Смелым и Марией Йоркской.
– Невероятно! – воскликнула я, зная, что наследник герцога все еще носит траур по своей жене.
– Оказалось, они прежде виделись и были весьма расположены друг к другу, – сказал фра Микеле. – Согласитесь, это мудрое решение объединить посредством брака двух старых союзников – Англию и Бургундию! Однако у такого объединения есть влиятельные противники…
– Ах, боже мой! Теперь я догадываюсь, почему вы так упорно твердите о короле Людовике! Ведь предстоящий союз станет для него точно кость в горле! – вскричала я.
– Мадам, он станет для него еще большим поражением, чем когда-то при Азенкуре!
Признаюсь, что наш разговор с братом Микеле не на шутку встревожил меня. Именно тогда я утвердилась во мнении, что муж мой был убит. Открылась и причина этого убийства – помешать исполнению герцогской миссии, возложенной на него. Ибо зная его твердый характер и верность бургундскому престолу, никто бы не мог усомниться, что он исполнит свой долг до конца и только смерть способна его остановить.
Почувствовав себя утомленной, рассказчица замолчала, в молчании сидели и ее слушатели. Кувшин с вином, что принесла в тот момент служанка, оказался как нельзя кстати.
– Теперь, пожалуй, мне стоит рассказать и о других событиях, не менее значимых и достойных вашего внимания, – вновь заговорила графиня. – Надо признаться, что случились они по моему легкомыслию, так как, обремененная делами, я поначалу не придала значения легкой простуде, которую юный граф Роллан подхватил на похоронах. И лишь по прошествии нескольких дней, зайдя в детские покои и увидев Роллана непривычно вялым, я обеспокоилась его здоровьем. Ах, какой я была скверной матерью! До сих пор при воспоминании об этом мне делается стыдно.
– А наш отец имеет обратное мнение. Он говорит, что лучшей матери и представить себе нельзя! – тотчас возразил ей Жакино.
– Спасибо за эти слова, дитя, ты очень добр. Однако я продолжу… Итак, когда я вошла в комнату сына и заметила, что лицо его чересчур красно, а лоб горяч, я немедля послала за лекарем. То был новый медик по имени Кокилер, не так давно прибывший в Помар.
В ожидании его мы с Татуш уложили Роллана в постель, хорошенько укрыли, а служанкам велели истопить получше камин и принести кувшин подогретого гипокраса.
Через короткое время Кокилер явился с лекарским сундуком в руках. К слову сказать, выглядел этот Кокилер прекомично – толстый живот его едва умещался в узком сюртуке, а гладко-розовое лицо, снабженное несколькими подбородками, навевало мысли о молодом поросенке.
Произведя подробный осмотр больного, Кокилер пришел к выводу, что у сына лихорадка, но поспешил заверить меня, что опасаться нечего.
«Ныне искусство врачевания легко справляется с такими недугами, как этот, – сказал он. – Нужно лишь правильно подойти к его лечению. Вы сами видите, что его милость дрожит и жалуется на то, что ему холодно. Исходя из правила лечить подобное подобным, я бы рекомендовал давать юному графу разные холодные кушанья. К примеру, листья салата, хотя зимой их негде взять… Что ж, тогда подойдут яблоки, груши из прежнего урожая, морковь и капуста. Такие продукты своей холодной массой способны остудить жар в организме юного графа».
Кокилер был ученым человеком, много лет он обучался медицине в университете Нюрнберга, к тому же говорил с таким важным видом, что я нисколько не усомнилась в его словах и принялась исполнять все, что он велел.
Но, увы, состояние моего маленького Роллана не только не улучшилось, а, напротив, день ото дня делалось все хуже и хуже.
– Ах, боже мой, как же страдал наш бедный батюшка! – всплеснула руками юная Элинора.
– Три дня и три ночи я не отходила от его постели, неустанно молясь и отбивая земные поклоны, – помолчав, вновь заговорила графиня. – Но лечение холодом не действовало. Мой мальчик пылал как в огне, пока не впал в беспамятство. Стыдно признаться, но в какой-то момент, когда я сидела подле сына, мне показалось, что от ложа его веет могильным холодом. Я словно бы увидела его мертвым, и мной овладело отчаяние и уныние. Бывший тогда со мной кузен Анри – в те дни он часто навещал больного племянника – как мог старался утешить меня:
«Не отчаивайтесь, Элинор. Все мы в руцех Господних. Вы молоды, красивы, ваше вдовство продлится недолго, вы еще родите сына…» – говорил он мне, а я молчала, не находя в себе сил возразить…
О! Если бы не няня Татуш… Надо отдать ей должное, она с самого начала ополчилась против нового лечения и без стеснения заявила, что никогда не слышала большей глупости. Ах, если б не она и не брат Микеле, то, возможно, ваш батюшка никогда не стал бы… отцом. – Рассказчица остановилась, в памяти ее ожили печальные воспоминания, на глаза невольно навернулись слезы.
– Словом, их старания и мои молитвы не прошли даром. По истечении двух недель лихорадка отступила, Роллан стал поправляться, пока окончательно не выздоровел. Видя, что сыну ничто более не угрожает, что он бодр, весел, а кроме прочего непоседлив и нетерпелив, я наконец позволила ему выйти на свежий воздух. Нетерпение Роллана объяснялось просто. В дни болезни случились его именины, ему сравнялось семь лет, а стало быть, наступило время взять его из женских рук и вверить мужскому попечению. Мудрый наставник, славный старый конюший Турнель, состоявший в свите мужа, взялся обучить сына всем премудростям, которые надлежало знать всякому рыцарю: как владеть копьем и мечом, щитом и луком, как заряжать арбалет и… А ну-ка, Бернар, подскажи мне, что там еще…
– …Стрелять из аркебузы, бросать каменные диски, а также как сидеть в седле, чтоб конь и рыцарь в доспехах составляли одно целое, – с охотой ответил юноша.
– Спасибо, Бернар.
– К вашим услугам, миледи.
– Меня к тому же обучали правилам охоты, смотря по зверю, они различаются, – с важным видом прибавил Жакино, уязвленный тем, что спросили не его. – Не забудьте, мадам, и о правилах свежевания добычи, ибо не пристало разделывать благородного оленя, как свинью на заднем дворе.
– Будь покоен, Жакино, теперь уж мы точно это не забудем. Так вот, старый конюший не раз справлялся у меня, когда юный граф будет готов приступить к занятиям. Втайне от Роллана он приготовил ему подарок – в конюшне сына ждала смешная низкорослая лошадка, шетлендский пони[52]. Для обучения пони подходил как нельзя лучше. И радости Роллана не было предела, когда он наконец пришел на конюшню и увидел свой подарок… Впрочем, об всем этом я узнала со слов кузена Анри, так как по-прежнему не покидала своих комнат.
Меж тем занятия сына начались и проходили каждый день с раннего утра и до обедни. Вечером же юный граф поступал в распоряжение фра Микеле для обучения грамоте. Оба наставника были им весьма довольны. Хвалил его и Анри, который частенько наблюдал за тем, как племянник гарцует по двору на своем пони или практикуется в стрельбе из лука:
«Роллан ловок и смышлен не по годам. Из него получится славный воин».
Со счастливым сердцем я слушала Анри и все более проникалась к нему уважением и симпатией. Ведь от внимания матери никогда не укроется доброе отношение к ее чаду.
«Представьте, Алиэнора, как было бы славно обучить Роллана еще и плаванию. Сейчас воды графского пруда еще холодны, но с наступлением лета… В Италии дети сызмальства учатся плавать и оттого меньше подвержены болезням».
И я с охотой поддержала его предложение…
Внезапно дверь в покои графини Элинор распахнулась, и в комнату вбежала маленькая обезьянка, наряженная в шутовское платье. Ее появление служило сигналом для собравшихся – привратнику было велено отпускать ее с привязи всякий раз, как на двор въезжали всадники или карета. Зверек проворнее слуг взбирался по лестницам и получал за это лакомство.
– Ах, должно быть, батюшка вернулся! – радостно воскликнула девушка, подхватив обезьянку на руки.
– Тогда поспешите, дорогие мои, – сказала графиня. – Мы продолжим завтра.
Оживленно переговариваясь, молодые люди удалились. В дверях задержался лишь Бернар:
– Позвольте все-таки узнать, мадам, какое же средство тогда излечило от болезни его светлость? То был чудесный заморский эликсир?
– Напротив, его спасли самые обыкновенные вещи, те, что каждый имеет под рукой: молоко, мед, вино, перец и оливковое масло…
21. Ложный круп
Подмосковье, Болшево. Наши дни
На плите грелось оливковое масло для компресса, рядом на столе были разложены марля, полиэтиленовая пленка и шерстяной шарф. Когда масло в ковшике закипело, в кухню вбежала Ольга. В одной руке она держала телефон, в другой – шерстяной носок.
– Черт! Черт! Теперь придется ждать, пока остынет! – в сердцах закричала она. – Господи! Ну, почему все это со мной происходит!!!
Бестолково заметавшись по кухне, она напрочь забыла про телефон, пока наконец голос из трубки не напомнил о себе:
– Эй! Ау-у! Колесникова! Ну где ты там пропала?
– Я здесь… прости, Алик. Просто я одновременно компресс Денису ставлю… – вернулась она к собеседнику.
– Слушай, Оль, так давай я попробую найти врача… Кто вам нужен-то, просто педиатр или аллерголог? – участливо предложил Поленов.
– Нет-нет, не стоит, спасибо… – Она прервалась, в трубке раздалось мелодичное французское курлыканье, Ольга говорила с сыном. – Attends, mon petit! Quelque minutes encore…[53]
Денис сидел в комнате, обложенный подушками, укутанный пледом, и терпеливо ждал. Ждал и кашлял, с тоской поглядывая на расставленные перед ним пузырьки с лекарствами. Кашель был сильный, надрывный и по звуку походил на собачий лай. Ольга отлично понимала, что это значит. Когда Денька так «залаял» в первый раз, то угодил в больницу с диагнозом ложный круп. Правда, тогда ему было всего два года. Именно в этом возрасте круп очень опасен, ребенок может просто умереть от удушья. С тех пор Денис болел им еще три раза. Ольга уже наизусть знала, как лечить и что давать. Знала она и то, что после пяти лет это заболевание уже не так опасно, скоро приступы прекратятся совсем. Но все равно очень испугалась. Во-первых, потому что они с Денькой оказались на даче, а не в Москве. А там по каким-то своим пенсионным делам осталась тетя Нина, всегдашняя палочка-выручалочка. Во-вторых, Ольга даже не успела прикрепить сына ни к одной из местных поликлиник. А для верности надо бы вызвать врача. Хорошо, но где его взять? Вариант с неотложкой Ольга отмела сразу, у них разговор короткий – госпитализация. Но если не они, то кто? Выручил, как всегда, Валера Торопко, у которого, по счастью, имелись знакомые не только в полицейской среде, он дал телефон отличного педиатра, правда, платного и дорогого… Но когда речь идет о ребенке, о деньгах не думаешь.
Разговор с врачом немного успокоил Ольгу. Некоторые из них очень даже умеют разговаривать с заполошными мамашами. У этого, казалось, уже сам голос обладал лечебными свойствами:
«Мамочка, продолжайте лечение, вы все делали абсолютно правильно. У меня сегодня много вызовов, если получится, то подъеду к вам в конце дня».
И вдохновленная Ольга принялась с удвоенной силой лечить Дениса.
– Прости, Алик. Нет, врача не надо, – расправившись наконец с компрессом, она продолжила прерванный разговор, – мы уже вызвали.
– Может, я не ко времени?
– Да нет, все нормально, – заверила его Ольга, хотя голос у нее был усталый.
– Скажи, а как же ты обошлась… – Поленов чуть помедлил, – ну, с похоронами Филиппа?
Она вздохнула:
– Если бы не этот треклятый круп, то я бы, конечно, поехала. Знаешь, когда все это произошло, у Деньки как раз температура до тридцати девяти поднялась. И Виктор Семенович мне сказал позвонить в посольство, вернее, в консульство. И сразу приехал их сотрудник.
– И?
– И все уладил сам. Все формальности. Он, похоже, не первый раз этим занимается. Только глянул на мои документы: «Ах, вы в разводе?» И больше никаких вопросов. Мне даже делать ничего не пришлось. Так что спасибо ему большое. Но проблема в том, что я в эти дни в Помар не дозвонилась. Где этот Шарль болтается? Просто какой-то человек-невидимка! Представляешь, он так до сих пор и не перезвонил.
– Да уж… – протянул Поленов.
– Ох, не по-людски как-то все получилось. Неправильно. Надо было мне с ним поехать… – Ольга запнулась. – Возможно, когда Денис поправится, мы вместе съездим.
Алик задумался: «Бывает же так, все сразу на нее навалилось… Сначала свекровь умерла, потом бывший муж, да еще Денис заболел…» – Ему хотелось Ольгу как-то поддержать, приободрить:
– Оль! Ты давай держись, а я закончу дела и к вам в Болшево подъеду. Витамины, продукты, лекарства какие нужны? Только скажи.
– Не знаю пока, может… Постой, что-то я еще хотела тебе сказать и забыла…
Повисла пауза.
– Возможно, это тебе покажется циничным… – Поленов решил-таки озвучить мысль, вертевшуюся у него в голове, – но по крайней мере теперь тебе судиться не надо. Не с кем. И Дениска с тобой.
– Ах! Вот, вспомнила! – перебила его Ольга. – На следующий день после аварии… хотя нет, не на следующий… словом, в эти дни мне позвонил какой-то мужик. Вроде тоже из консульства. Говорил он со мной по-русски с каким-то странным акцентом, а на французский перейти отказался. Впрочем, неважно. Так вот, сразу с места в карьер он начал про Помарскую книгу.
– Про какую книгу?
– Ну, про этот самый часослов! Представляешь! И откуда он только узнал! Дело-то внутрисемейное – бабушка передала внуку ценную реликвию. Казалось бы, на публичное обсуждение никто этот вопрос не выносил. Я даже в тот момент растерялась, но тип, похоже, про книгу все прекрасно знал и уверенно мне заявил, что сей предмет, мол, вывезен из страны незаконно! – возмутилась Ольга.
– Постой, постой! Я ничего не понимаю! – вскинулся Поленов.
– Да я и сама не понимаю! Не помню точно, как он выразился, но, по-моему, прозвучало что-то вроде: «Этот предмет не может покидать пределы Франции, так как является ее национальным достоянием!» Во как загнул!
– Подожди-ка, с этого места поподробнее…
– Не было никаких «поподробнее». Мы говорили очень недолго. Он только успел сказать, что, если я ее не верну, у меня возникнут проблемы. Как ты думаешь, это правда? – с тревожной ноткой в голосе спросила Ольга.
– Видал-миндал! А дальше что? – все больше и больше распалялся Алик.
– Ничего! Телефон у меня разрядился.
– Славные все-таки ребята во французском консульстве работают! Похоронные формальности уладили и о компенсации не забыли. А ты его еще благодарить хотела! – со злостью выпалил Поленов.
– Так это не тот звонил, а другой. С тем мы по-французски, а этот по-русски говорил, правда, с акцентом.
– Кто бы он ни был, я все равно не понимаю, какие могут быть к тебе претензии. Последняя воля завещателя – оставить семейную реликвию внуку. После смерти Филиппа Денис – единственный наследник! Знаешь, Оль, все это надо хорошенько обдумать. Если этот тип тебе перезвонит, ты трубку не снимай. А вечером я к вам приеду, и все обсудим.
– Я не понимаю одного: откуда он узнал, что книга у меня. Сорделе ему рассказал? Или Филипп… – проговорила в задумчивости Ольга в потухшую трубку мобильного.
Часам к шести вечера измученный кашлем Денни наконец уснул. А хваленый доктор меж тем все никак не появлялся. Воспользовавшись передышкой, Ольга накинула плащ и вышла проветриться на улицу.
«Вообще-то он мог бы и позвонить. Обещал ведь к концу дня… Хотя с нашим невнятным адресом, когда на заборе «Тупи линки» вместо «Тупика Глинки» висит, немудрено и заблудиться. Стою тут, как на боевом посту. Дура дурой…» – размышляла она и, достав сигарету, с удовольствием закурила. Сегодня это была первая сигарета, голова приятно закружилась.