– Куделин? – коротко спросил Глеб. Впрочем, в том, что перед ним сейчас любовник Нины, он не сомневался. Он это, гад, те же вылупленные глазки, те же кудри на висках… Как и у того мальчика на старом фото.
– Да-а… А вы кто, простите?
– Я Глеб. Глеб Мазуров.
В глазах мужчины мелькнул первобытный ужас. То, что Валентин Куделин так напугался, тоже являлось подтверждением его вины. Подтверждением того, что Куделин был любовником Нины.
Услышав, кто стоит перед ним, Куделин попытался захлопнуть дверь, но Глеб молниеносным движением толкнул дверь и ворвался в прихожую.
– Ой… – едва слышно, с неизбывной тоской в голосе прошептал Куделин, сделал шаг назад и споткнулся о чемодан.
Краем сознания Глеб, кстати, отметил, что вся прихожая была завалена сумками и чемоданами, в углу валялся ворох одежды…
– Где она? – мрачно спросил Глеб. – Где эта сука?..
И Глеб, не владея собой, обеими руками вцепился Куделину в горло. Любовник жены захрипел, его глаза закатились под лоб, но Глебу было уже все равно… Он ни о чем не думал, он собой не владел.
– Где она? Эта… тут? Эта… эта… – сквозь зубы бормотал Глеб. Он не стеснял себя в выражениях. Он сейчас говорил именно то, что хотел сказать.
Куделин наливался краснотой и хрипел уже едва слышно.
– Папа! – раздался звонкий голос откуда-то из глубин квартиры. – Папа, кто там пришел?
Это слово «папа», этот звонкий детский голос мгновенно привели Глеба в чувство. Ребенок? Откуда тут ребенок? И где Нина?..
Глеб отпустил Куделина – тот, шатаясь, держась за горло, отступил назад, закашлял.
– Папа! – в прихожую из комнаты выскочил мальчик лет четырех, кудрявый, пухлый и хорошенький – настоящий купидон. Мальчик являлся точной копией Валентина Куделина.
Куделин кашлял, пытаясь что-то сказать, воздух со свистом входил в его легкие. А Глеб стоял, потрясенно глядя на мальчика. Убивать при ребенке его отца Глебу совершенно не хотелось. «Тоже мне Отелло… – с отвращением к самому себе, к Куделину, к Нине, ко всему миру подумал Глеб. – Господи, как все пошло, гадко как…»
– Папа, ты чего кашляешь? – спросил с тревогой мальчик. – Ты простудился? Давай я тебе микстуры принесу!
– Нет, Санечка, не надо… – наконец смог с трудом произнести Куделин. – Это мне слюнка не в то горло попала…
– Папа, тебе постучать по спине? А это кто?
– Никто. Санечка, ты иди… Это ко мне дядя пришел… – сипел Куделин.
За другой дверью, ведущей, вероятно, в кухню, загремели кастрюлями, засвистел закипающий чайник. Еще за одной из дверей заиграла музыка. Еще дальше, в глубине, раздался грохот отодвигаемой мебели. Глеб только сейчас осознал, что квартира была полна людьми…
– Валя, кто пришел? – закричал незнакомый женский голос с кухни.
– Я вас умоляю… – давясь кашлем, со слезами на глазах, прошептал Куделин. – Только не при Зиночке… Она ничего не знает! Я вас умоляю…
Из кухни выглянула женщина лет сорока, пухленькая, с круглым румяным личиком, с веселыми кудряшками на голове. Выражение ее лица было настолько веселым, простодушным, детски-открытым, наивным, что Глеб окончательно впал в ступор.
– Здрасте… – радостно сказала женщина, с интересом разглядывая Глеба. Потом повернулась к мужу. – Валька, ты чего раскашлялся?
– Папа слюнкой подавился. Не в то горлышко слюнка попала… – живо объяснил матери мальчик.
– Это ко мне, Зина, с работы, – уже не кашляя, отрывисто объяснил Куделин. – Насчет накладных за последний квартал… Нам поговорить бы с товарищем?
– Конечно… Потом обедать все сядем, – понимающе кивнула Зина. – Мы только что с дачи… Завтра же первое сентября, столько дел! – Она повернулась к Глебу. – Бардак жуткий, вы извините. И вы с нами садитесь. Саня… Санечка, идем со мной, не мешай папе.
Зина Куделина утащила купидона на кухню.
Из комнаты на кухню тяжелым шагом прошел подросток, вернее, уже юноша лет девятнадцати-двадцати, в длинной черной футболке, разрисованной черепами, и драных джинсах. Дико кудрявый, суровый и смешной в своей угрюмости.
– Мама! – басом заорал юноша, не обращая никакого внимания на Глеба. – Скоро еда? Я сейчас с голоду подохну… мама, ты обещала котлет по-быстрому сделать!
– Ваня, не ори, я по телефону разговариваю… – в коридор выглянула девчонка лет двенадцати, вся в розовом, вся в стразах и бантиках – точно живая кукла. – Ой! – Она увидела Глеба и скрылась в глубине квартиры.
– Лиза, ты успеешь с девочками поболтать, лучше вещи разбери… – задорно закричала из кухни Зина Куделина.
– Пойдемте, Глеб, – глядя на Глеба умоляюще, со страхом и надеждой произнес глава семейства. – Обсудим все.
И что было делать Глебу? Он молча пошел за Куделиным, через анфиладу комнат.
Квартира у семейства Куделиных оказалась огромная, забитая вещами и игрушками, небогатая, но уютная. Здесь все говорило о семейной, счастливой, наполненной жизни. И дети – если, конечно, их можно было как-то оценить за те мгновения, что наблюдал за ними Глеб, – казались нормальными, вполне милыми детьми, любящими своих родителей. Если честно, Глеб хотел бы таких детей. Только своих, разумеется. И столько же. На хрена Валентину Куделину Нина?! А жена какая у Куделина славная…
Куделин привел Глеба в спальню – широкая двуспальная кровать, незастеленная, подушка на полу, из выдвинутого ящика торчит кусок простыни. Здесь было душно, жарко, резко пахло мужским одеколоном…
Куделин закрыл за собой дверь и повернулся к Глебу.
– Где Нина? – спросил Глеб, стараясь не вдыхать этот теплый, сонный запах спальни. В этой кровати недавно спала Нина…
– Она уехала. Домой. Час назад. Едва успела выйти, и тут мои вернулись с дачи… – тихо произнес Куделин. – Она уже дома, наверное.
«Разминулись», – подумал Глеб. Потом догадался: Нина затем и звонила ему на сотовый – хотела сообщить, что скоро будет.
– Я знаю, – сказал Глеб. – Я все знаю. Вы с Ниной уже много лет вместе. Мне доложили…
Убивать Валентина Куделина Глебу больше не хотелось – с того самого момента, как он увидел детей Куделина. Глеб не мог причинить боль этим детям. Перед детьми, даже пусть и чужими, он был совершенно беззащитен.
Валентин Куделин помолчал, то и дело сглатывая. Выглядел он, надо сказать, скверно. И совсем не напоминал счастливого соперника…
– Вот что… – начал Глеб, но договорить не успел – Куделин вдруг опустился перед ним на колени:
– Простите.
– Я к вам и пальцем больше не прикоснусь. Не бойтесь, – остановил его Глеб.
– Я не об этом, – пробубнил Куделин, не поднимая головы. – Не говорите ничего Зине. Если Зина узнает…
Он замолчал и смахнул со щек слезы.
– Не скажу, – тихо, зло ответил Глеб. – Я уйду сейчас.
– Нет, стойте… – вскинулся Куделин. – Стойте… Глеб, давайте поговорим.
– О чем?
– О Зине. Если она узнает…
– Я не скажу ей. Клянусь, – с отвращением повторил Глеб.
– Вы не понимаете, Глеб… – Куделин опять смахнул слезы со щек. Он теперь смотрел Глебу прямо в лицо, снизу вверх, продолжая стоять на коленях. – Что-то ужасное творится, что-то неправильное. Так жить нельзя.
– Опомнился… А о чем ты все эти двадцать лет думал? – Глеб автоматически перешел на «ты».
– Ни о чем. Все было хорошо. Я был счастлив с Зиной, ну и Нина… такой красивый роман… простите.
– Живи и дальше так. Можете спокойно встречаться с Ниной. Я ухожу от нее.
– Нет… Я не то говорю, не так… Мне страшно. – Куделин, кряхтя, встал с колен, отошел к окну.
– Чего тебе страшно?
– Я не хочу так жить. Это неправильно. Нет-нет, я не оправдываюсь! Я исповедуюсь. Знаете, даже рассказать было некому, а теперь… теперь я говорю все это вам, именно вам, Глеб. Если Зина узнает, что я столько лет… – Куделин, не договорив, схватился за голову.
– Что будет?
– Она не выдержит. Вы не представляете, как она меня любит. Как она любит детей… Она – самая лучшая жена на свете. Но она из тех людей, которых нельзя обижать. Нельзя, и все тут! Зина – такая трепетная, нежная… Я готов за нее умереть.
– Как странно… – удивленно произнес Глеб. – Ты готов за нее умереть, и ты изменяешь ей двадцать лет. Как это понять?
– Да. Да! Я поэтому и не видел ничего дурного в том, что с кем-то встречаюсь, ведь главное – я люблю Зиночку, я бы никогда ее не оставил…
– Ты идиот. Разве это утешит твою жену? Ведь двадцать лет – коту под хвост. Все вранье. Двадцать лет вычеркнуты из жизни. Не было любви, все – вранье, – четко повторил Глеб. В данный момент он говорил уже о себе.
– Вот-вот! Я думал – ничего страшного, а потом понял, каким это ударом станет для Зины. Разве утешит ее то, что я останусь с ней, что я не брошу ее с тремя детьми? Я уже предал ее… И дети! – с мукой в голосе протянул Куделин. – Если они узнают…
– Я никому ничего не скажу, – в третий раз повторил Глеб. – Они не узнают.
– Мы три раза с Ниной расставались. Вы не думайте, что мы с ней все это время… Потом она появлялась, и все вспыхивало вновь. Так красиво, так романтично… Но когда мы сошлись с ней в третий раз, после рождения Санечки… Это было словно против моей воли. По привычке, наверное. Она позвонила, я согласился на встречу… зачем?.. По привычке, да.
– Я никому ничего не скажу, – в третий раз повторил Глеб. – Они не узнают.
– Мы три раза с Ниной расставались. Вы не думайте, что мы с ней все это время… Потом она появлялась, и все вспыхивало вновь. Так красиво, так романтично… Но когда мы сошлись с ней в третий раз, после рождения Санечки… Это было словно против моей воли. По привычке, наверное. Она позвонила, я согласился на встречу… зачем?.. По привычке, да.
– А что, ты не мог послать Нину?
– Мне страшно. Пожалуйста… заберите ее. Заберите ее от меня.
Глеб был ошарашен. Но тем не менее он понимал Куделина. Нина – женщина упорная. Упрямая. Скала! Просто так не расстанется со своим любовником.
– Значит, Нина тебя любит, – решил Глеб. – Я вот только не понимаю, какого хрена она за меня эти годы цеплялась?..
– Я могу объяснить, – поспешно ответил Куделин. – Она говорила, что женщина не должна жить одна. Это неправильно, неприлично, стыдно и… даже пошло. Нина так и повторяла: «Вот расстанешься ты, Валя, с женой, и я тогда уйду от мужа…»
– На здоровье она не жаловалась? – неожиданно спросил Глеб.
– Кто? Нина? Да нет вроде… вот у меня, знаете, сердце стало пошаливать… Я не для жалости это говорю, а просто… Как будто в груди оно, сердце, так шевелится, прыгает, переворачивается, хлюпает… как живое существо… я его чувствую! И это все из-за вины… Я больше не люблю Нину. Вот сегодня – еле ее выпроводил. Думал – а ну как Зина с детьми чуть раньше приедет?.. Это же ужас… Завтра первое сентября. Всем в школу, в институт, в садик Санечке… Я так больше не могу. Заберите ее. Заберите, Христа ради!
– Куделин. Куделин, вот скажи… зачем Нина аборты делала? Если она тебя так любила… – не слыша собственного голоса, спросил Глеб.
– Так это не мои дети. Это от вас, – просто ответил Куделин. – Я ведь не дурак. Я понимал, что не могу свою жизнь с Ниной связывать. А она… вы простите, она не хотела ребенка от вас, она хотела – от меня. Это у нее целью было, идеей фикс – от меня родить.
– А почему ты так думаешь?
– Так она мне сама об этом говорила, прямым текстом! – удивился Куделин. – «Хочу от тебя ребенка, Валя!»
– Это понятно, что говорила… – пробормотал Глеб. – Но деторождение – процесс непредсказуемый… Если она встречалась с двумя мужчинами – откуда Нина могла знать, от кого… забеременела?
– Так она же все специально рассчитывала! Чтобы наверняка! – дивясь несообразительности Глеба, воскликнул Куделин. – С математической точностью… У женщин же есть этот… цикл. Дни овуляции, которые можно определить с помощью специальных тестов… Другие тесты… Потом, она подстраховывалась. Вам говорила, что… э-э… не может, а мне… наоборот. – Куделин покраснел, потупил глаза. Он уже откровенно поражался Глебовой несообразительности.
«Нина твердила, что у нее проблемы по женской части. Что она вряд ли сможет родить, хотя есть шанс, пусть и небольшой… – вспомнил Глеб. – Значит, от меня детей она точно не хотела…»
– А почему… почему она не хотела от меня ребенка? – опять не слыша собственного голоса, спросил Глеб. – Чем я был плох для нее?..
– Дело не в вас… То есть я этого не знаю… Но Нина твердила, что хочет ребенка только от меня!
– А почему – от тебя?..
– Она надеялась, что тогда я уйду из семьи. Все просто.
– А ты… ты свою Зину не хотел бросать…
– Да, – кивнул Куделин. – И потом, вы извините… раз уж мы обсуждаем такие тонкие, интимные вещи… я вам честно скажу – я хочу детей только от Зины. Это такая проблема, такой казус… Почему-то хочется детей только от определенного человека, а с чем это связано – я не знаю… Может, любовь. Может – физиология, что-то на грани животных инстинктов. Я до безумия люблю своих детей – но, знаете, не только потому, что они – мои… Но и потому, что они – и моей жены тоже!
Глеб молча смотрел на Валентина Куделина.
– От одной женщины детей не хочешь, а от другой – хочешь. И у женщин, наверное, так же. От одних мужчин они жаждут родить, от других – нет, – продолжил Куделин задумчиво, с печальной мечтательностью. – Мне нравится заводить с Зиной детей. Мне нравится, когда Зина, именно Зина – беременна. Так мило, так трогательно… Роды, волнения, хлопоты… Незабываемое. Я хороший отец – все говорят. У нас чудесные дети. Я бы и от четвертого ребенка не отказался, честно. Но только от Зины. Хотя последние роды, Санечки, – очень тяжелыми были. Кесарево Зине пришлось даже делать…
Глеб молчал. Внутри его все похолодело, окаменело.
– Вы не думайте, я любил Нину… И мне не жалко было подарить ей ребенка, если уж ей так приспичило. Не жаждал, но и не жалко, – оговорился Куделин. – Вы уж простите, но раз мы так откровенно… Я вам все скажу. Но Нине ребенок был нужен только для одной цели – увести меня из семьи. А я этого не хотел! Вы не представляете, в какой ад превратились наши с Ниной последние встречи… Заберите ее.
– Что? – едва слышно отозвался Глеб.
– Заберите ее. Уберите ее, – с тоской, страстно произнес Куделин. – Я не хочу… я устал. Я хочу жить честно. Быть чистым, открытым, не бояться каждого звонка, каждого скрипа двери… Хочу засыпать счастливым и просыпаться с улыбкой… Чтобы не было этого камня на душе, этой жабы в моей груди! Та, первая любовь, уже исчезла… Я не люблю Нину. Все прошло.
Глеб кивнул. Повернулся к двери, вышел…
В коридоре столкнулся с Зиной Куделиной.
– Уходите? – удивилась она. – А то садитесь с нами обедать… Лиза! Ваня! Все готово!
Глеб молча покачал головой.
– Не надо, Зина, человеку некогда, – мягко остановил жену Куделин. – До свидания, Глеб, я надеюсь, с накладными будет все в порядке.
Глеб вышел из квартиры, дверь за его спиной закрылась. Словно во сне, спустился в лифте вниз…
То, что рассказал ему сейчас Куделин, было, конечно, для Глеба открытием. Но это открытие его не удивило.
Так должно было быть.
Двадцать лет нелюбви. Двадцать лет погони за призраками. А разве он сам, Глеб, не виноват в том, что боялся (или ленился, или не хотел?) заглянуть правде в глаза?
Глеб сел в машину, захлопнул дверь.
– А-а… О-о… А-а-а! – зарычал он, стиснув кулаки. – О-оо… Ааа!!!
Он рычал, орал, кричал во весь голос. Все эти двадцать лет лжи выходили из него, выдавливались из его легких. И когда он проорался как следует – лишь тогда ему стало легче.
И он понял, что не хочет никого убивать – ни Куделина, ни неверную жену свою – Нину… А бог с ними. Пусть живут, как им угодно. Их дело.
А он, Глеб, хочет увидеть Евгению. Он, кажется, влюбился… Но влюбился не потому, что вознамерился клин клином – выбить из себя любовь к Нине. Нет, Нина тут ни при чем… даже если бы жена была верна ему, все равно он пошел бы следом за девушкой с высокими скулами, за девушкой, у которой верхняя губа похожа на лепесток цветка…
Потому что он сам влюбился в Евгению – и все тут.
И едва Глеб вспомнил о Евгении – всю его тоску опять как отрезало…
Глеб взял в руки телефон, намереваясь позвонить Евгении, но в этот момент телефон зазвонил сам – на экране выскочило фото жены. Нины.
– Алло, – нехотя, сорванным голосом ответил Глеб.
– Глеб, это я… Что у тебя с голосом? Ты простыл? Ты пил опять? Господи, Глеб, ты так человеческий облик скоро потеряешь… – с тревогой и раздражением воскликнула Нина. – Ты где?
– А ты где?
– Точно, пьяный… С утра пораньше! Ты хоть не за рулем, я надеюсь?
– За рулем.
– Вот наказание… – застонала жена. – Глеб, ты меня слышишь? Ты вообще соображаешь?.. Я тебе что говорю – я дома, я уже приехала с дачи…
– Молодец.
– Ты скоро будешь? Я звонила, ты не отвечал… Глеб, ты где? – Нина уже неистовствовала.
– Далеко. Нина, ты меня не жди.
– Это еще почему? – насторожилась жена. – Слушай, мне это не нравится… У меня уже сердце болит. Мазуров, ты хочешь, чтобы у меня сердечный приступ случился? Ты моей смерти желаешь, да?
«Господи, какая она скучная, – подумал Глеб. – Скучная и примитивная. Почему я раньше этого не замечал? Вот и долбит, и долбит одно и то же…»
– Нет, не хочу, – вздохнул Глеб. – Живи себе.
– Глеб…
– Нина, я не приеду сегодня. Да, и вот еще что… Я встретил женщину.
– Что-о-о?..
– Я встретил женщину. Она славная, она очень мне нравится. Я тебя больше не люблю…
И Глеб нажал на кнопку отбоя. Если раньше он хотел поговорить с Ниной по душам, высказать ей свою боль, то теперь ему было все равно. Зачем слова, зачем объяснения… Главное он ей уже сказал. Не люблю и не вернусь. Все.
Нина пыталась позвонить еще несколько раз, но Глеб каждый раз отклонял вызов.
* * *Нина отшвырнула от себя сотовый, так и не дозвонившись мужу.
От гнева, от бессильного отчаяния у нее задрожали руки, на глаза навернулись слезы. «Допился до белой горячки!» Ни словечку мужа она не поверила.
Глеб явно был пьян и бормотал какую-то ерунду… Что встретил женщину, что больше не любит ее, Нину… Такое можно было только в алкогольном опьянении ляпнуть.