- Москва будет крутой горкой, - сказал Крамер.
- Почему же? Бок имеет пятьдесят одну дивизию и полторы тысячи танков.
- Я беседовал с генералом фон Тресковым...
- Вот как! - отозвался адмирал.
- Если нам и удастся обойти Москву, то растянутость фронта превысит наши возможности. Генерал обеспокоен тем, что в Берлине мало думают о возможностях.
Взгляд Канариса оставался мягким, добродушным; и ничто не выдало сразу возникшего интереса.
- Да, Фриц, - сказал он, - практика быстро исправляет наши иллюзии, но лишаться иллюзий трудно. Вот что и ведет к большим катастрофам. Глупых людей слишком много на земле, чтобы с ними бороться. Можно, правда, использовать глупость, уверяя, что в ней скрыта истина.
По лицу капитана адмирал заметил, что тот ничего не понял, хотя и силился выразить глубокомысленную догадку. Высказанные же Канарисом фразы были завуалированным, искаженным отражением его мыслей о том, что в Берлине сидят не очень умные деятели, но и адмирал и все генералы находятся с ними в одной колеснице. Поэтому здесь, в России, им всем нужна победа любой ценой, ибо в случае поражения никто не уйдет от гнева масс и ответственности за это поражение.
Они замолчали, так как подходил Брюнинг. Капитан торопливо развернул газету.
- Это не партизаны, господин адмирал, - доложил Брюнинг. - Регулярная часть. Но всего десять или пятнадцать штыков. Итальянцы блокировали лес, только русским опять удалось вырваться. Захвачен пленный.
- Мне бы хотелось допросить его, - сказал Канарис. - Где найти переводчика?
- Это легко... Крамер владеет русским языком.
- Ах вот как! - улыбнулся адмирал. - Не сочтите за труд, капитан...
III
Итальянские солдаты угрюмо разглядывали немцев.
Вымокшие, усталые, они подпрыгивали, чтобы согреться на холодном ветру, и переругивались, так как молчать итальянец более двух минут не в силах... Адмирал хорошо знал итальянский язык.
- Эй, Люкино, ты еще не князь Боргезе, - говорил один. - Что же прятался за меня, когда русский начал стрелять?
- Я подумал, что твой лоб, как броня.
- Только и закапываем своих, - говорил другой, с характерной тосканской певучестью, в которой будто скрывались шорохи пальм и ленивые порывы сирокко. - Девять человек... А эти немцы раскатывают на "мерседесах".
- Ты бы видел, как они жрут, - сказал другой.
- Помалкивайте! - рявкнул капрал.
Убитые итальянцы лежали около грузовика. Пленный без сапог, в дырявых носках и разорванной куртке летчика стоял на мокром, грязном снегу. Из простреленной шеи сочилась кровь. Губы его запеклись, почернели. Маленький смуглый итальянец, выразительно жестикулируя, пытался объяснить, что его сейчас расстреляют и теплые штаны больше не понадобятся, к господу богу вполне прилично явиться без штанов. А он дает за них сигарету. Русский непонимающе косился, затем наклонил голову с крутым затылком:
- Иди ты к!.. Я бы и вас перестрелял, но автомат заело.
- За-а-эло, - нараспев повторил итальянец это удивившее его мрачной звонкостью русское слово.
К немецким офицерам выбежал молодой франтоватый лейтенант. Он торопливо начал докладывать, путал фразы.
- Говорите по-итальянски, - остановил его Канарис.
- О, синьор! - радостно воскликнул тот. - Как это приятно! Вы бывали в Риме? Я чувствую это...
Канарис только улыбнулся и спросил, как захвачен русский Оказалось, этот летчик прикрывал других, а те увели с собой в лес итальянского офицера. Вероятно, им нужен "язык", чтобы идти к фронту. Летчик захвачен как партизан, и есть приказ коменданте [Генерал (тал.).] расстреливать таких на месте.
- Узнайте, Крамер, - нахмурился адмирал, - где его сбили?
Русский выслушал, и белые молодые зубы его как-то опасно сверкнули в короткой усмешке. Он бросил несколько фраз.
- Говорит, что его не сбили, - перевел Крамер. - Он сбил "юнкере" и таранил второй самолет. А теперь ругается Сожалеет, что у него здесь отказал автомат.
Русский, подняв голову к небу, вдруг тихонько запел.
- Да он поет, - сказал Крамер адмиралу. - Что-то про косы русской девушки и бантики.
Слушая капитана, адмирал глядел на русского. В такие минуты людям свойственно укрывать страх за истерической бравадой. Но лицо русского было спокойным. Канарис отвернулся и зашагал к "мерседесу".
- Синьор колонель! [Господин полковник! (итал.)] Лейтенант-итальянец остановил Брюнинга, начал уговаривать, чтобы забрали этого русского. Мешая итальянские фразы с немецкими, он зтолковывал, как неприятна ему роль обыкновенного палача, тем более что в Италии палача не считают даже за человека.
- Это ваше дело, - поняв наконец его, рассердился Брюнинг. Отпустите-ка мой рукав.
Захлопнув дверцу машины, Брюнинг возмущенно качнул головой:
- Итальянцы не способны усвоить элементарной дисциплины. Какая бестолковая нация!
- Всякой нации, - засмеялся Крамер, - что-то плохо дается: американцам - вежливость, русским - точность, французам - постоянство... А немцам школьные уроки истории... Извините, господин адмирал. Это еще студенческий каламбур.
Бронетранспортеры и "мерседес" тронулись, объезжая убитых. Адмирал взял газету, лежавшую на сиденье. В ней был напечатан "документальный рассказ"
о поединке немецких солдат и русских танков. С первых строк захватывало какой-то суровой мужественностью. "Земля и небо горели. Дым изрыгал смерть.
И двигались танки..." Адмирал читал, как германские солдаты среди подожженных машин приняли бой, все погибли в огне. А русские танкисты бежали, охваченные суеверным ужасом. Рассказ был написан Оскаром Тимме.
- Брюнинг, - проговорил адмирал, - вы читали?
- Нет. Очень мало времени.
- Эффектно, героично... Но командующего армией за такие бои надо судить.
- - Ведь эта газета для солдат, - уточнил Брюнинг.
- Ах так? - Канарис лишь теперь посмотрел название газеты, шевельнул бровями, как бы осуждая свою рассеянность. Две глубокие складки от его крупного носа спускались к уголкам рта, отчего верхняя губа точно провалилась между щеками.
На шоссе делалось все теснее. По лесным просекам из деревень выезжали самоходные орудия, колоннами шли пехотинцы в белом снаряжении, на обочинах стояли танки, грузовики. Фельдмаршал уже дал распоряжение, и штабной механизм группы армий "Центр" заработал с немецкой пунктуальностью. Эта переброска войск должна создать у русских впечатление, что готовится отсюда наступление, а не охват Москвы. План, разработанный абвером, намечал также массовую заброску диверсантов.
- Сколько человек готово у вас, Брюнинг? - поинтересовался Канарис.
- Около тридцати Все находятся под Можайском, рядом с аэродромом.
- Надо торопиться, - сказал Канарис. - И продолжайте операцию "Шутка". Я всегда считал главной задачей разведки: путать карты врага. Наши потери десятков людей спасут тысячи солдат на фронте.
Он смотрел в запотевшее окно, думая, что скоро ударит мороз, грязь на дорогах подмерзнет вместе со следами артиллерийских повозок, танков, солдатских сапог. Многие из этих солдат будут убиты, многие танки и повозки будут превращены в груды разбитого металла и дерева, но следы их земля сохранит до весны.
В Смоленск адмирал вернулся поздно вечером.
Фельдмаршал фон Бок, пригласив его к себе, дал прочитать наброски приказа группе армий "Центр" на продолжение операции "Тайфун".
"14.Х. 1941 г.
Совершенно секретно.
1. Противник перед фронтом группы армий разбит и отступает, переходя местами в контратаки. Группа армий преследует противника.
2. 4-я танковая группа и 4-я армия без промедления наносят удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника, прочно овладеть окружающей Москву местностью, а также плотно окружить город.
2-я танковая армия с этой же целью должна войти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы, прикрываясь с востока, охватить Москву с юго-востока, а в дальнейшем и с востока.
Линией прикрытия с востока после окружения Москвы должен являться рубеж: Рязань - Ока у Коломны - Загорск - Волжское водохранилище.
Разграничительная линия для окружения Москвы с юга и севера между 2-й танковой армией и 4-й армией будет установлена в зависимости от развития обстановки Кольцо окружения города в конечном счете должно быть сужено до Окружной железной дороги. Всякая капитуляция должна отклоняться. В остальном поведение по отношению к Москве будет объявлено особым приказом.
3. 2-я армия основными силами наступает южнее 2-й танковой армии, ее головные части прежде всего должны достигнуть реки Дон с целью лишить противника возможности оперативного использования этого района, а также для предотвращения давления противника на южный фланг 2-й танковой армии.
4 9-я армия и 3-я танковая группа должны не допустить отвода живой силы противника перед северным флангом. Основное направление удара на Вышний Волочек При дальнейшем продвижении к северу армия прикрывает свой фланг с востока севернее Волжского водохранилища.
Группа армии "Север" имеет задачу атаковать силами южного фланга 16-й армии находящегося перед ней противника и организовать его преследование..."
Когда адмирал дочитал, фельдмаршал спросил:
- Я полагаю, фюрер будет доволен?
- Несомненно, - кивнул адмирал.
Фон Бок вызвал адъютанта и приказал ему отнести это в штаб для разработки конкретных действий всех частей группы армий.
IV
С наблюдательного пункта 5-й армии хорошо просматривались извилистые линии окопов, догорающее село и коробки ползущих танков. Село было в ложбине.
Эта ложбина теперь напоминала большую пепельницу с грудой незатушенных окурков, над которыми вился, растушевывался по небу дым. Кругами летал над Бородинским полем двухфюзеляжный самолет-разведчик.
В селе окруженном немцами, еще дралась какая-то часть- бухали минометы, слабо доносилась перестрелка.
Ходы сообщения армейского НП заполнили телефонисты связные, бойцы штабной охраны. Генерал Лелюшенко, всего пять дней как назначенный командующим этой армией - в кожаном пальто, без фуражки, выделяясь этим среди других - говорил по телефону, одновременно поглядывая в стереотрубу и делая пометки на карте.
- Фланг растяните... Людей не дам! Своими обходитесь. Писарей в дивизии много. Вот и резерв. А больше ни метра назад! Танки? Я их отсюда вижу. Нарочно катаются чтобы засечь артиллерию. Дураками считают нас.
Третьи сутки армия вела непрерывные бои. Местами противник оттеснил дивизии, глубоко вклинился в боевые порядки, а теперь наращивал ударную силу, чтобы расколоть линию фронта и прорваться к Москве.
Невзоров стоял в узком ходе сообщения. Ему было приказано выяснить, налажена ли связь по радио с дивизиями, пробивавшимися из Вяземского котла? Генштаб рассчитывал этими войсками уплотнить здесь оборону. Но в штабе армии ничего сказать не могли.
Две группы разведчиков, посланных в тыл немцам, еще не вернулись. А на рассвете захватили "языка", который сообщил, что много русских и несколько генералов, двигавшихся по тылам немцев, попали в ловушку.
- Как же это вышло? - спросил Невзоров у капитана из армейской разведки.
- "Язык" тут сидит. Метров двести.
- Хорошо бы уточнить, - сказал Невзоров.
Капитан повел его в овражек за наблюдательным пунктом. Десятка три мотоциклистов собралось тут.
Штабные автобусы были укрыты копнами соломы.
- Оборона вроде кружева теперь, - рассказывал капитан. - Иные батальоны сзади нас. Под утро два немца-связиста заплутались и к хозроте линию телефона вывели. Обозники беседовать начали с каким-то штабом... доходчивым русским языком. А мы голову ломаем, из-за чего у фрицев переполох. Может, думаем, наши прорываются?
Этот невысокий молодой капитан, со смешливыми глазами, длинным розоватым шрамом на лбу, с плохо выбритым узким подбородком, был в замызганной шинели и солдатской шапке. Он то и дело весело поглядывал на Невзорова.
- Дивизия ополченцев где занимает оборону? - спросил Невзоров.
- Левее. Уже знаете?.. Да, шестьдесят танков. Это не фунт изюма. Один полк смяли.
- Какой? - Невзоров остановился. - Какой полк?
Тот назвал полк, в котором была Марго.
- И что же? - спросил Невзоров.
Капитан покачал головой:
- Танкисты фельдмаршала Клюге [Фон Клюге - командующий 4-й армией.] здесь пленных не берут. Огнеметами выжигали траншею.
Невзоров ежедневно читал сводки потерь на фроктах. А мысль о том, что в сводке добавится безликая единица, зачеркивающая неповторимую взбалмошность Марго, лукавый смех, теплоту глаз - все, живо хранимое памятью, - словно оглушила... Он просто не думал о странности человеческой психики, где не действуют законы математики, а единица оказывается значимее больших чисел, и эта странность определяется тем, что все, не затрагивающее чувство, смещается в более или менее абстрактные понятия. Не думал он и о том, что именно этот парадокс человеческой психики дает политикам возможность толкнуть массы на битву, когда созрели условия, хотя люди давно поняли бессмысленность войн. Эмоциональный опыт истории плохо передается по наследству...
Он как бы в тумане сейчас видел Марго, с растрепанной прической, немного запыхавшуюся, в легком ситцевом платье, бегущую к нему через сквер у Большого театра. И даже не понял, отчего вдруг капитан присел.
Снаряд разорвался у наблюдательного пункта.
- Вы подполковник, не истинный штабник, - засмеялся капитан. - Те сразу носом землю роют...
- Идемте, - глухо сказал Невзоров.
- Я как раз в дивизии ополченцев был, - прибавил капитан. - Двадцать семь танков горело. И штук десять бронетранспортеров. Полк зажали в колечко, но дальше двинуться не могли...
У замаскированного грузовика ходил коренастый боец в телогрейке. На соломе поеживался от колючего ветра "язык". Он был смуглый, черноволосый, с темными блестящими глазами, видно живой по натуре, а сейчас испуганный, отчего лицо застыло, маленький рот напрягся. Желтая тонкосуконная шинель, высокое кепи с галунами не подходили к русской зиме. Увидев командиров, он вскочил и, разведя локти, прихлопнул ладони к бедрам.
- Чистокровный француз - усмехнулся капитан. - Из Вердена. И фамилия Брюньон... Только Пьер, а не Кола.
- Француз? - переспросил Невзоров.
- Oui... oui... France... - закивал пленный. - Je suis francais [Да, да... Франция... Я француз (франц.).].
- Немцы притащили сюда их легион. Четыре батальона во Франции только наскребли, - пояснил капитан. - И за день мы ополовинили.
Пленный вдруг о чем-то заговорил, будто всхлипывая и сильно картавя.
- Что болтает? - спросил капитан.
- Говорит, что их обманули... немцы обманули, - сказал боец. - Вроде обещали, что на парад в Москву едут.
Лицо этого бойца показалось Невзорову очень знакомым. А француз торопливо произнес еще несколько слов.
- Про каких-то сумасшедших говорит, - -перевел боец. - Я же французский плохо знаю.
- Ша, браток. Подполковнику спросить кой-чего требуется. Да мы ни в зуб ногой... Уяснил?
Боец улыбнулся, поглядывая на Невзорова:
- Мы знакомы... Шубин я. Ну еще у Галицыной тогда были.
- Да. да, - отозвался Невзоров. - Конечно, вспомнил.
- Ну вот... Елки-моталки! - воскликнул капитан, удивленный тем, что Невзоров без радости, отчужденно и холодно принял встречу со старым знакомым.
- Как пленного взяли? - спросил Невзоров.
- Да сам он и взял, - ответил капитан. - Молодчага парень!
- Наступали они, - проговорил Шубин. - А мы в контратаку. Элементарно.
Француз напряженно следил за их лицами, очевидно пытаясь угадать, что говорят и как решится его судьба.
Острый кадык его дергался, будто, не раскрывая рта, он поспешно глотал что-то.
- Меня интересует, - сказал Невзоров, - где перехватили наших? Сколько было там генералов?
Шубин, растирая толстым пальцем лоб, начал медленно строить фразу. На шее у него висел автомат, за брезентовым поясом торчала граната. И лишь то, как он растирал лоб, напоминало прежнего чудака-студента.
- Je veus supplio! [Я вас умоляю! (франц.)] - воскликнул пленный и стал что-то быстро объяснять.
- Говорит, что не знает... Слышал об этом... И еще:
можно ли наказывать за то, чего не совершил он... Справедливость должна быть выше... предубеждений, - коротко перевел Шубин и спросил у Невзорова: - Давно из Москвы?
- Часа три.
- Сила! И Галицыну видели?
- Нет, не видел, - сухо проговорил Невзоров. - Что ж, капитан, с этим "языком" бесполезно терять время. Куда его денете?
- Мыслишка есть, чтобы отпустить, - хитро щурясь, сказал капитан. - В целях культурно-массовых общений... Утихнет немного, и отведем его за передок.
И будь здоров.
Невзоров понял, что решило так более высокое начальство, имея определенную цель. Но было странно думать, как пленный уйдет назад, где ему вручат автомат или огнемет. И главное, ни у капитана, ни у Шубина это не вызывает протеста.
- Что ж, - сказал он, хмурясь. - Идемте, капитан.
V
У оврага разорвались два снаряда. Потом на склоне холма, заслоняя небо, метнулись черные султаны дыма.
Невзоров едва успел спрыгнуть в траншею.
Позиции, хорошо видимые раньше, окутало завесой гари; казалось, и воздух там стал черным. А с юга плыли немецкие самолеты в белых облачках разрывов. Гул их моторов даже не был слышен.
Командарм теперь надел каску и в бинокль разглядывал "юнкерсы". Штабной полковник занял его место у телефонов.
- Танки на стыке прорвались, - доложил он.
- А, черти! - сказал командарм. - Нашли лазейку... Выдвигайте артиллерию.
- "Тополь"... "Тополь"! - закричал полковник в трубку. - Гости с коробочками идут. Увидел? Выдвигай музыкантов на прямую дорожку. Что гостей считать? Лишь бы огурцов у тебя хватило...
Этот нехитрый шифр, ясный любому, но упорно используемый для телефонных разговоров, чтобы враг, который сумеет подслушать, не догадался, означал:
танки где-то на стыке миновали рубеж, идут далее и замаскированной батарее приказано встретить их. Лица командиров, стоящих здесь, обрели выражение тревоги.