Эти странные сущности – и не живые, и не мертвые – формировали процесс эволюции всех известных нам форм жизни. Геномы человека и других животных – это не просто (или скорее – не только) самодостаточные «апериодические кристаллы», которые проходят мутацию каждый в свое время, с результатом чего работает естественный отбор. Геномы постоянно подвергаются воздействию разнообразных внешних сил, в том числе вирусов. Вирусы заставляют нас понять, что главная роль не всегда достается нам: они демонстрируют, что наше существование является результатом взаимодействия самых разных сил и предметов: буддисты называют этот процесс «взаимозависимое возникновение» или «взаимопроникающее бытие».
Жизнь – это информация, но это и материя: около 60 % (или 65 % по весу) кислорода, 18 % углерода, 10 % водорода, 3 % азота, 1,5 % кальция, 1 % фосфора и менее 1 % других элементов. Каждый человек – субстрат для 100 трлн бактерий и еще большего числа вирусов. Но это не все. Эволюционирующие свойства и комплексные адаптивные системы не менее реальны, чем материя или потоки энергии и информации, составляющие формы жизни. Произведения Шопена (просто для примера) можно определить как значки на бумаге, вибрации воздуха, вызванные ударами молоточков по струнам пианино, или биты электронной памяти. Но все эти определения не дают представления о музыке Шопена. Танцор – это нечто большее, чем просто его ДНК.
Что такое красота и почему она важна для нас? У некоторых эволюционных психологов есть, как они считают, ответ на этот вопрос. Чтобы понять это, они предлагают рассмотреть четыре взаимосвязанных феномена. Во-первых, в созданном человеком объекте (произведении искусства, музыки и т. д.) мы видим проявления качеств другого человека, таким образом возникает с ним сопряжение (Джордж Сантаяна сформулировал это так: «Сама чувственная сторона нашего эстетического восприятия… обязана нашей сексуальной организации, возбуждаемой внешним источником»). Во-вторых, мы видим красоту в облике и поведении других форм жизни, которые, будь они созданы человеком, сообщили бы нечто лестное о своем создателе; то есть крылья бабочки, танец птицы-поганки, расцветки коралловых рыбок или песня соловья – это универсальный язык «льстеца и трубадура», на котором с нами говорит природа{32}. В-третьих, эстетическое представление о «хорошей форме» соответствует понятию эволюционно «стабильной формы» с точки зрения естественного отбора. И в-четвертых, общие законы, управляющие сложными неживыми системами, приводят к появлению «аттракторов», полных гармонии и порядка (таких как снежные кристаллы или фазы луны). А поскольку люди стремятся усмотреть доказательства проявления воли и намерения во всем, что их окружает, то они начинают видеть в этих неживых феноменах доказательства существования духов, богов или других сил, вызывающих у нас благоговейный трепет.
Действительно, это объяснение в какой-то степени отвечает на наш вопрос. Но оно имеет и определенные ограничения. Во-первых, наше восприятие формируется не только под воздействием эволюционного наследия, но и, как отмечал Дэвид Юм, исторических обстоятельств. Само слово «красота» имеет для каждого из нас особое культурное значение и ассоциации. Когда красота к V в. н. э. стала частью европейского мировоззрения благодаря работам Плотина и Аврелия Августина, она понималась, как созидательная сила сродни самому космосу. Но ее значение и связанные с ней ассоциации продолжали развиваться в нашем исторически обусловленном сознании в соответствии с другими факторами, в том числе с новыми концепциями, такими как представления о совершенстве в XVIII и XIX вв. или утверждения некоторых художников XX в. о том, что отныне физическая красота не имеет значения.
Еще один недостаток интерпретации понятия красоты эволюционными психологами заключается в том, что она ничего не говорит о том, как мы воспринимаем и чувствуем красоту. Красота помогает нам понять, что вещи существуют независимо от наших привязанностей или эмоций, какими бы сильными они ни казались. Красота заставляет нас полностью концентрироваться на ней самой. И то и другое способствует развитию науки и делает нас умнее.
«В физике красота не обязательно гарантирует истину, но приближает к ней» (Мартин Гарднер).
Один взгляд на Iridogorgia заставляет серьезно задуматься о природе красоты и других не менее важных вопросах. У этого животного есть собственная уникальная красота. Чтобы выжить в условиях, где не так много пищи, оно превратилось в спиралевидную сеть, усыпанную жемчужинками, как паутина росой; это животное имеет самоподобную форму, нередко наблюдаемую во Вселенной. Iridogoria вместе с ее новооткрытыми родичами – только в 2007 г. было обнаружено три новых вида Iridogoria – способны подстегнуть интерес и воображение. (Может быть, прав биолог Стивен Кэрнс, и разнообразие видимой нам жизни на мелководье в значительной степени рождено в глубине, скрытой от наших глаз.) Открытие этих новых форм и новых миров, а также осознание угрозы, которую деятельность человека представляет для их существования, – ведь мы уничтожаем их гораздо быстрее, чем нам до этого казалось, – ставит перед нами новые задачи и возлагает новую ответственность, дает нам новые возможности правильных или, как сказал бы Спиноза, красивых поступков.
Астрофизик Мартин Рис заметил, что в Средние века европейцы думали, что Вселенная намного меньше и срок ее существования гораздо короче, по сравнению с тем, что нам известно теперь. Несмотря на это, величие их мечтаний поражает. Они могли посвятить всю жизнь строительству какого-нибудь великого собора, даже не надеясь увидеть завершенной свою работу. Сегодня, используя наши намного более обширные знания и совершенные технологические возможности, о чем могли бы мечтать мы теперь?
Японская макака
Macaca fuscataТип: хордовые
Класс: млекопитающие
Отряд: приматы
Семейство: мартышковые
Род: макаки
Охранный статус: с минимальным риском
Поскольку мы не знаем, как будет развиваться этика, нельзя считать нерациональными большие надежды.
Дерек ПарфитМы – обезьяны с пушками и деньгами.
Том УэйтсТемпература воздуха градусов двадцать ниже нуля, но японские макаки сидят неподвижно, как буддийские монахи, наслаждаясь горячей водой источника и демонстрируя абсолютное равнодушие к холоду. Не вызывает сомнений, что это умные обезьяны – одни из самых изобретательных и легко приспосабливающихся приматов на планете. Правда, эта картина не показывает нам, что только самые «главные» макаки группы наслаждаются теплой водой, низших в иерархии к ней не подпускают. Менее удачливые сбились в тесную группу на холодном воздухе, им, очевидно, очень неуютно. Их жизнь обычно короче, чем у главарей, и полна страданий. Так что картина, с одной стороны, очень милая, с другой – жестокая и безжалостная. Поведение японских (или как их еще называют снежных) макак на самом деле напоминает скорее гангстеров якудза, чем монахов.
Члены элитного клуба. Высшее общество макак наслаждается горячей ванной в холодный день
У японских макак длинные красные морды и близко посаженные, как у Джорджа Буша-младшего, глаза. У них густая шерсть, обычно серебристо-серого или коричневого цвета, значит, они отлично приспособлены к холодному климату гор. Зимой густая шерсть покрывает все их тело и голову, как парка, помогая выжить в засыпанных снегом лесах и на берегах замерзающих рек – в их естественных местообитаниях. Эта шерсть – прекрасный пример адаптаций: ни один другой примат, кроме человека, не научился выживать в таком холодном климате, а человеку для этого понадобились теплая одежда и огонь. (Купание в горячих источниках, судя по всему, макаки открыли для себя относительно недавно, подражая людям после Второй мировой войны, и популярны горячие ванны только у нескольких групп макак.) Но в целом род макак весьма примечателен. Его разнообразные виды были, по крайней мере до появления человека, самыми успешными и самыми распространенными приматами на Земле: более 20 различных видов обитает в Евразии и Африке. Многие, например хохлатый павиан, известный своим черным панковским или готским окрасом, находятся на грани исчезновения. Но японская макака и ее континентальный родственник макака-резус чувствуют себя вполне неплохо благодаря своей способности умилять нас, а когда это не срабатывает, манипулировать нами или обманывать нас.
Приматы – отряд млекопитающих. Он включает лори, лемуров, обезьян Старого и Нового Света, гиббонов и человекообразных обезьян.
Здесь, у горячего источника, места немного, и борьба за выживание жестока. Вот вам в миниатюре мир жесткой конкуренции, где сила – это право, а преданность распространяется только на очень узкий круг членов семьи, да и то не всегда. Как и во всех группах макак, здесь есть доминирующая семья, которой достаются самые уютные места и самые вкусные кусочки. Эту семью возглавляет самка, которой помогает самец. Самец получает определенные привилегии за выполнение силовых функций. У самки обычно есть несколько отпрысков от этого самца или предыдущих любовников. Если самец вдруг заболевает или становится слишком слабым, он просто изгоняется. Положение главной семьи в иерархии группы таково, что даже старшие члены других семей уступают даже самым младшим членам доминирующей, хотя они и могут попытаться немного их попугать, если никто не видит. Время от времени другие семьи группы организовывают тактические союзы и устраивают заговоры с целью свергнуть доминирующую семью, и, если это удается, бывшие доминанты оказываются в самом низу иерархической лестницы.
Приматы – отряд млекопитающих. Он включает лори, лемуров, обезьян Старого и Нового Света, гиббонов и человекообразных обезьян.
Здесь, у горячего источника, места немного, и борьба за выживание жестока. Вот вам в миниатюре мир жесткой конкуренции, где сила – это право, а преданность распространяется только на очень узкий круг членов семьи, да и то не всегда. Как и во всех группах макак, здесь есть доминирующая семья, которой достаются самые уютные места и самые вкусные кусочки. Эту семью возглавляет самка, которой помогает самец. Самец получает определенные привилегии за выполнение силовых функций. У самки обычно есть несколько отпрысков от этого самца или предыдущих любовников. Если самец вдруг заболевает или становится слишком слабым, он просто изгоняется. Положение главной семьи в иерархии группы таково, что даже старшие члены других семей уступают даже самым младшим членам доминирующей, хотя они и могут попытаться немного их попугать, если никто не видит. Время от времени другие семьи группы организовывают тактические союзы и устраивают заговоры с целью свергнуть доминирующую семью, и, если это удается, бывшие доминанты оказываются в самом низу иерархической лестницы.
Подобные мрачные аспекты жизни японских макак, макак-резус и других видов дали повод приматологу Дарио Маэстрипьери назвать этот род живым воплощением макиавеллианского интеллекта, имея в виду книгу Никколо Макиавелли «Государь», которая считается руководством для тех, кто стремится к аморальной власти. Маэстрипьери видит определенное сходство между макаками и людьми: в обоих случаях успех нам обеспечили самые жестокие наши качества. Поддразнивая своих читателей, он пишет:
К тому времени, как люди начнут глобальную атомную войну, на Земле не останется больших обезьян, так что в Планету обезьян она не превратится. Но есть шанс, что макака-резус на тот момент еще выживет.
Описываемое Маэстрипьери поведение макак резус вполне соответствует действительности и подтверждается данными других приматологов. Даже среди членов доминирующих семейств манипуляций и махинаций достаточно, чтобы посрамить род Борджиа. Вывод Маэстрипьери: политика, построенная на грубой силе, – это и отправная, и конечная точка на пути к власти – по-видимому, подтверждает «теорию лакировки» (veneer theory), согласно которой люди, хотя и кажутся часто готовыми заботиться о вас и сотрудничать, на самом деле руководствуются исключительно собственными интересами. Но эта теория не дает полного представления ни о макаках, ни о людях в различных обстоятельствах и условиях, так что не стоит на ее основании пытаться представить наше будущее.
«Если бы матери макак помогали своим старшим дочерям, – пишет Маэстрипьери, – власть дочерей в семье увеличивалась бы по мере того, как их число росло, и в конце концов дочери бы взбунтовались против своей матери. Вместо этого мать поддерживает самую младшую дочь, уменьшая таким образом власть старших дочерей при рождении каждого последующего детеныша женского пола и обеспечивая поддержку младшей дочери в случае бунта старших…»
Отношение к приматам (отряд млекопитающих, включающий лемуров и других, в том числе человекообразных, обезьян) существенно отличалось в разное время и в разных культурах. В индуизме культ бога-обезьяны Ханумана подразумевает, что большинство индусов считают макак священными животными. В Древней Японии японских макак чтили и иногда посвящали им храмы. В Китае особенно ценили гиббонов за их красивое пение. Но в Китае и Японии, да и во многих других частях света обезьяну принято считать символом человеческой глупости. Широко распространены на свитках изображения обезьян, пытающихся выловить из воды отражение луны. В Европе и средиземноморских странах отношение к обезьянам изменялось неоднократно, что отлично описывает Рэй Корбей, как «попеременное очеловечивание и бестиализацию и человека, и обезьяны». Древние египтяне как минимум одну обезьяну, павиана, считали достойной уважения и даже присвоили ей статус священного животного. Отношение римлян было более враждебным, а европейцам в Средние века и в начале современной истории обезьяны (причем тогда не различали мартышек и обезьян) казались отвратительными или даже дьявольскими созданиями (в средневековых бестиариях обезьяны часто описываются как воплощение дьявола), выражением необузданных сексуальных влечений (шекспировский Отелло в приступе ревности кричит о «блудливых обезьянах») или символами человеческой высокомерия и глупости (слова Изабеллы в пьесе Шекспира «Мера за меру»: «А гордый человек, / Минутной куцей властью облеченный, – / Не понимая хрупкости своей / Стеклянной, нутряной, неустранимой, – / Как злая обезьяна, куролесит / У господа, у неба на виду – / И плачут ангелы»{33}).
Отношение к обезьянам начало понемногу меняться в XVII в., когда европейцы узнали о существовании обезьян, которых теперь относят к человекообразным. Схожесть их анатомического строения с человеком, очевидная у шимпанзе (которых европейцы впервые увидели в XVII в.), орангутана (в XVIII в.) и гориллы (в XIX в.), оказала сильное влияние на взгляды естествоиспытателей. Может ли существование этих обезьян служить доказательством правдивости древних сказаний о диких людях? Могут ли они, как предположил шотландский оригинал лорд Монбоддо, быть нашими близкими родственниками? Такие вопросы заставили более терпимо и благосклонно относится к обезьянам по крайней мере философов и ученых. Монбоддо, например, даже утверждал, что человека и орангутана объединяет способность испытывать стыд. Но глубоко укоренившиеся настороженность и неприязнь европейцев было не так-то легко изжить. В течение 100 лет после открытия горилл в конце XIX в. их продолжали считать злобными монстрами, хотя такое описание и противоречит истинной природе этих мирных вегетарианцев.
То, что философы XVIII в. только подозревали, Чарльзу Дарвину и следующим поколениям биологов удалось убедительно продемонстрировать: обезьяны и люди произошли относительно недавно от общего предка. Частные записи Дарвина, сделанные в 1838 г., за 19 лет до публикации «Происхождения видов», суммируют его теорию и следствия из нее: «Происхождение человека теперь доказано… метафизика должна процветать… Тот, кто понимает павиана, делает больше для метафизики, чем Локк…» Как и многие записи, сделанные на скорую руку лично для себя, эти строки могут показаться несколько туманными. Они означают примерно вот что: «Теория естественного отбора доказала, что человек – часть царства животных. Поймите животное, которое является нашим ближайшим родственником (павиан в данном случае означает всех обезьян), и вы сделаете больше для понимания нашей сущности, чем великие философы, такие как Джон Локк».
Дарвин видел, что новое понимание сможет пролить свет на острейший вопрос его (и нашего) времени: что является неотъемлемой и неизменяемой частью человеческой природы, а что формируется под влиянием внешних сил и где в этом уравнении место разума. Джон Локк предполагал, что изначально ум человека является «чистым листом»: для построения картины мира нужны только обобщения на основании личного опыта. Другие, в том числе Иммануил Кант и Сэмюэль Тейлор Кольридж, наоборот, были уверены, что в нашем развитии доминируют уже готовые инстинктивные стороны человеческой натуры. Собственная интуиция Дарвина, если верить другой записи 1838 г., подсказывала ему, что на самом деле ответ находится где-то посередине и для человека, и для животных:
Трудно сказать, где у животного – инстинкт, а где – разум, точно так же и у человека: невозможно сказать, что идет от врожденного, а что от сознательного… поскольку у человека имеются тенденции к наследованию, то и его разум не так сильно отличается от разума звериного…
Сегодня мы видим, что считать конкуренцию и борьбу единственным объяснением всех проявлений жизни, включая мотивацию и психологию высокоорганизованных существ, не менее ошибочно, чем считать, будто возвратно-поступательное движение поршней в двигателе машины означает, что и автомобиль должен двигаться туда и обратно. В то время такой вывод казался отнюдь не очевидным, хотя сам Дарвин, без сомнения, понимал, что в его теории остается место и для морали, и не видел никакого противоречия между жесткостью эволюционного процесса и мягкостью его продуктов.
Мысли Дарвина проницательны и глубоки. Но часто их неверно истолковывают или же придают слишком большой вес одной их части в ущерб другой. Тема, которая была в центре внимания тогда и продолжает оставаться не менее важной сейчас, – борьба за существование, изложенная в третьей главе «Происхождения видов». В этой главе природа изображена не как идиллическая английская деревушка, а как арена всеобщей борьбы, в которой каждый вид размножается с максимальной скоростью, на которую только способен. «Облегчите то или иное препятствие, смягчите хотя бы незначительно истребление, и численность вида почти моментально возрастет до любых размеров». Поэтому разрушение, которое каждому виду наносится хищниками, болезнями, климатом и другого рода бедами, нужно рассматривать как позитивный фактор.