Книга о самых невообразимых животных. Бестиарий XXI века - Каспар Хендерсон 31 стр.

В мире, где далеко не все безоблачно, где полет комара или альбатроса служит военным моделью при создании машин-убийц, все же остается надежда, что люди придумают полеты, не столь губительные для окружающей среды. Наверное, они будут связаны с использованием возможностей человеческого тела, но не будут при этом требовать особой смелости или безрассудства.

Использующиеся сегодня вингсьюты – в конечном итоге всего-навсего куски ткани. Чтобы человек действительно мог легко парить в воздухе, чтобы планеризм, не говоря уже о полетах, стал доступен всем, понадобится нечто более совершенное, нечто, что мы пока еще не можем себе представить. Может быть, когда-нибудь изобретут вингсьют, который будет сверхлегким и послушным человеку, обладая при этом способностью удерживать человека в воздухе, и тогда мы приблизимся к осуществлению мечты о полете. Но и такие вингсьюты все равно останутся всего-навсего приспособлением. Настоящий полет – полет в узком пространстве между глубоким океаном и открытым космосом – настоящий полет, отличный от сенсибилизированных систем виртуальной реальности, почти наверняка останется только мечтой. Такова правда жизни.

Не так уж плохо отдавать себе отчет о пределах своих способностей. Это позволяет нам больше ценить красоту полета других созданий и напоминает о том, что, как бы невероятно это сейчас нам ни казалось, когда-то существа размером с человека, такие как кетцалькоатль, умели летать.

Южные киты

Тип: хордовые

Класс: млекопитающие

Отряд: китообразные

Семейство: гладкие киты

Охранный статус: под угрозой вымирания

В 2008 г., возможно, впервые с 1600-х гг., ни один северный гладкий кит не погиб от рук человека.

Несколько лет назад мне посчастливилось отправиться на небольшом судне к архипелагу Свальбард в Северном Ледовитом океане (в него входит остров Шпицберген). От красоты скал, ледников, диких птиц и животных просто захватывало дух. Эта красота особенно бередила душу, оттого что мир, кажущийся вечным, стремительно меняется вследствие глобального потепления. Но особенно поразило меня кое-что, недоступное зрению. Однажды вечером находившийся с нами на борту музыкант с помощью подводного микрофона решил послушать звуки глубин. Он записал серию разных посвистов: они начинались на очень высокой ноте и постепенно, очень медленно опускались все ниже и ниже. Звук, напоминал свистульку или терменвокс, только нежнее и богаче, и, казалось, отражался эхом от дна океана, и можно было представить где-то в глубине поскрипывание и шуршание ракообразных.

Когда океан в хорошем расположении духа, игра света на его постоянно меняющейся поверхности просто зачаровывает. Но звуки из глубины моря – это нечто другое. Они позволяют увидеть скрытое, подобно тому, как капли дождя, падающие на листья, или колокольный звон среди холмов дают возможность слепому представить пейзаж вокруг. Для нас, пассажиров судна, те звуки с морских глубин изменили наш взгляд на все вокруг: мы больше не качались на недружелюбных стальных ледяных водах океана, мы летели на космическом корабле над таинственным невидимым миром.

Звуки, которые мы слышали в тот день, – простые и повторяющиеся – издавал тюлень. Но этот факт не делал их менее удивительными или красивыми. Все на свете творит музыку своей жизнью, утверждал Джон Мюир. И только позже мне пришло в голову, что тогда особенно важным было не присутствие, а отсутствие. Какие-нибудь три сотни лет назад в этих водах могли плавать тысячи китов, и издаваемые тюленем звуки могли быть частью настоящего концерта разнообразных песен и голосов, а не одиноким зовом в пустоте.

Биолог Роберт Пейн так описал первый раз, когда ему довелось услышать запись «песни» китов, сделанную для ВМС США Фрэнком Уолтингтоном в Атлантическом океане: «Я как будто вошел в темную пещеру, где эхо перекатывались волнами вперед и назад в темноте… Вот что делают киты: они дают океану голос». Пение китов настолько поразило Пейна и его коллегу Скотта Маквейна, что они решили пристальнее его изучить и обнаружили нечто неожиданное. Звуки китов не хаотичны, как, скажем, лай собаки. Звуки, издаваемые горбатым китом, являются элементами ритмических, точно повторяющихся последовательностей – так что это песня в самом прямом смысле слова.

При поддержке Маквея и других Пейн использовал эти записи для создания альбома. Продажи диска «Песни горбатого кита» (Songs of Humpback Whale), выпущенного в 1970 г., составили 30 млн экземпляров – это самые популярные записи звуков живой природы в XX в. Для многих представителей поколения, первым увидевшего фотографию Земли из космоса, песни кита стали саундтреком популярных идей защиты окружающей среды и ощущения ценности и взаимозависимости всех форм жизни. Эти звуки были даже записаны вместе с человеческими приветствиями и музыкой на пленку, отправленную в космос на корабле Voyager в 1977 г. Киты всегда казались нам какими-то особенными существами. «Почему люди относятся к китам иначе, чем, скажем, к рыбам? – задается вопросом морской биолог Карл Сафина. – Потому что у них самый большой мозг из всех известных нам животных? Нет, это потому, что их песни находят отклик в той части нашего мозга, которая реагирует на песню. Причина не в интеллекте, причина в душе».

Южных или настоящих китов в океане вокруг архипелага Свальбарда почти не осталось; и причина этого печального обстоятельства отражена в их имени – они были «настоящим» объектом охоты. Плавают они медленно и обитают в прибрежных водах, так что охотиться на них очень просто. Их туши не тонут, так что их легко доставить из воды на сушу. Кроме того, это отличный источник китового жира, мяса и китового уса, являющихся ценным товаром. Охота на китов поставила их на грань вымирания.

Родовое название «южные киты» объединяет четыре вида: северный (североатлантический) гладкий кит, южный гладкий кит, японский кит и гренландский или полярный кит. Все четыре вида относятся к семейству гладких китов (Balaenidae). Первые три состоят друг с другом в более тесном родстве, чем с гренландским китом, и внешне очень похожи – хотя последний их общий родственник жил, вероятно, 5–6 млн лет назад. Их туловища имеют темный окрас, округлую форму, широкую спину без спинного плавника. Даже самые мелкие взрослые особи длиннее знаменитого лондонского двухэтажного автобуса – их длина около 11 м. Многие особи достигают 17 м, некоторые еще больше. 17-метровый южный кит может весить 65 т – в 9 раз тяжелее автобуса.

Пасть южного кита начинается прямо под глазами и, будучи закрытой, образует изгиб, похожий на застарелый шрам от удара сабли на лице пирата. Верхняя челюсть похожа на крышку на огромной чаше нижней челюсти. С внутренней стороны верхней челюсти расположено несколько сотен пластин китового уса. Они напоминают зубцы расчески, но только огромные, больше человеческого роста и острые. Добывает еду кит таким способом: заглатывает воду, неплотно смыкает челюсти, оставляя небольшую щель и двигая язык вперед и вверх, проталкивает воду через пластины, как через решето, а всякого рода ракообразные – от веслоногих до криля – и другие мелкие животные остаются у него во рту, тем кит и питается.

Чтобы представить, как выглядит пасть кита, длина которого составляет до трети от общей длины его туловища, приложите тыльную сторону своего кулака к носу так, чтобы суставы пальцев оказались у лба. Тогда ваши пальцы будут напоминать многократно уменьшенные челюсти кита.

Северный, южный и японский гладкие киты отличаются утолщенными светлыми участками кожи вокруг рта и на голове. Это ороговевшая кожа – следствие заражения китовыми вшами (а на самом деле паразитами из семейства ракообразных, Cyamidae: они меньше 3 см в длину и питаются тканями китов). Возможно, когда-то в ходе эволюции этим ракообразным, предназначавшимся киту на обед, удалось выбраться из его челюстей и закрепиться снаружи, чтобы уже самим питаться своим охотником.

Если бы не человек и не косатки, время от времени нападающие на детенышей, жизнь южного кита была бы просто идеальной: круговорот еды, песен, сна и секса. Прав был Лоуренс, писавший в своем стихотворении «Киты», что в море «самая горячая кровь». Самцы не соревнуются друг с другом во время брачных боев, а просто пытаются произвести больше спермы, чем остальные, во время многочисленных и беспорядочных половых связей. Половые органы взрослого самца могут весить до одной тонны – больше, чем у каких-либо других животных. Самки обычно крупнее самцов. Потомство они приносят раз в три года: беременность продолжается год, затем мать вскармливает детеныша в течение года и еще один год восстанавливается. Детеныши рождаются около 5 м в длину и весом около тонны. Они очень быстро растут и к моменту окончания вскармливания молоком могут быть уже в два раза больше. Молодые киты продолжают жить с матерью в течение нескольких лет, причем между ними устанавливаются очень тесные и близкие отношения.

Гренландские киты обычно крупнее остальных трех видов южных китов и достигают 21 м. Их рты – больше, чем у голубых китов, – самые огромные на планете, с пластинами китового уса 3–4 м и языком 5 м в длину и 3 м в ширину. При этом рачки и другие животные, которых они выцеживают из воды с помощью этого гигантского сита, настолько малы, что в одной чайной ложке уместились бы целые сотни. Взрослая особь съедает несколько сотен килограммов ежедневно. Череп гренландского кита особенно крепкий: кит может пробивать им лед толщиной до 60 см. Барри Лопес в своей классической книге «Сны Арктики» (Arctic Dreams) так описывает их:

…Кожа на ощупь шероховатая, как грубая бумага, бархатного черного цвета с мягким сероватым оттенком. Под подбородком и на животе кожа белая. Темно-коричневые глаза размером с воловьи практически незаметны на огромной голове. Дыхало в форме вулкана заметно выдается, что позволяет киту дышать через разломы льда.

У гренландского кита самые большие запасы жира по сравнению с любыми другими китами. Хотя название северный кит (Eubаlaena glacialis), означающее «кит во льдах», дано североатлантическому виду, оно больше подошло бы гренландскому киту, ведь именно он живет среди льдин, а корм находит подо льдом.

Есть две основные популяции гренландских китов: восточная, включающая всех обитающих в восточных водах канадской Арктики, в Гренландии и в некоторых других местах, таких как архипелаг Шпицберген, и западная – та, что живет в Беринговом, Чукотском морях и море Бофорта.

Гренландские киты чрезвычайно общительны. Самцы с огромным удовольствием исполняют свои «песни»: мелодия идет вверх-вниз, вверх-вниз. Как пишет музыкант и философ Дэвид Ротенберг, хотя их песни не такие сложные, как у горбатого кита, все-таки они достаточно разнообразны, чтобы их можно было считать частью культуры. Песни – один из способов, позволяющий гренландским китам общаться и подбадривать друг друга во время плавания во тьме среди льдов. У этих китов очень большая продолжительность жизни. Так, одна особь с необычной белой головой (этому киту дали имя Налуталик), встречалась мореплавателям возле Баффиновой земли на протяжении 100 лет; последний раз в 2006 г. В 1995 г. экипаж китобойного судна инупиатов из Уэйнрайта на Аляске обнаружил два каменных гарпунных наконечника в желчном пузыре убитого ими кита. Такие каменные наконечники не использовались с тех пор, как западные профессиональные китобои завезли в этот регион металлические инструменты и продали их местному населению более ста лет назад.

Коренное население Арктики по-прежнему, хотя и с ограничениями, продолжает охотиться на гренландского кита, серого кита и других китообразных. Это право предоставлено им международными договорами, поскольку китовая охота признана частью культурного наследия этих народов. Да, они действительно сохраняют традиционные методы охоты, но далеко не всегда. Так, они охотятся на быстрых моторных лодках, и, по крайней мере до недавнего времени, в России некоторые использовали гарпуны со взрывным зарядом.

Самые древние из дошедших до нас изображений китовой охоты – наскальные петроглифы на каменном островке Пангудэ в современной Южной Корее, датируемые 6000–1000 гг. до н. э. На них люди в маленьких лодках преследуют кита, по-видимому, южного. Они вооружены гарпунами с наполненными воздухом пузырями – это заставляло кита быстрее уставать, а также позволяло отслеживать его местонахождение, когда измученного кита забивали. Точно такой же метод продолжал использоваться на тихоокеанском северо-западе Америки до начала XX в.

Археологические находки позволяют предположить, что люди охотились на китов в Беринговом проливе и Чукотском море уже в 200 г. до н. э., а к 800 г. н. э. эскимосы севера Аляски, принадлежащие культуре туле, уже вели китобойный промысел в открытом море на значительном удалении от берега. Техника китовой охоты (в основном на гренландского кита) позволяла им получить большое количество мяса, китового жира и даже строительный материал – они строили каркасы своих хижин из ребер и челюстей китов, что позволило им стать доминирующей культурой в североамериканской части Арктики. Китобойный промысел заставлял их добираться даже до Гренландии. Этот воинственный народ хоронил своих многочисленных китобоев и воинов между нижней челюстью и лопаточной костью кита.

Наиболее ранние сведения о китовой охоте в Европе относятся к Скандинавским странам и Англии Темных веков. Вскоре после окончания I тыс. н. э. охота на китов ради насущных потребностей сменилась китобойным промыслом ради наживы. Центром промысла стал Бискайский залив. В XI–XII вв. основными торговцами китовым жиром и мясом были баски, которые к тому времени стали профессиональными китобоями, благо в их прибрежных водах северный гладкий кит обитал в изобилии. Насколько важным было их влияние, дает понять версия, связывающая происхождение слова «гарпун» с баскским словом arpoi («быстро хватать»), притом что баски – единственный народ из живущих на территории Западной Европы, говорящий не на индоевропейском языке.

Оужие, которое сегодня мы называем гарпун (то есть копье с зазубринами), появилось задолго до возникновения китовой охоты. Оно использовалось еще 40 000 лет назад для охоты на гиппопотамов в Восточной Африке и 20 000 лет назад для охоты на тюленей в Европе.

В отличие от ужасов охоты, в средневековых бестиариях кит предстает как некое фантастическое существо, в частности упоминается его сладостное и манящее дыхание. Возможно, это связано с тем, что кашалоты отрыгивают амбру – вещество, связанное, вероятно, с процессом пищеварения; в высушенном виде амбра имеет приятный земляной запах и используется в парфюмерии как фиксатор аромата. Правда, в бестиариях сладостное дыхание связывается с происками дьявола, готового проглотить грешников. В то же время нередко киты служат плавучими островами – на благо какому-нибудь святому, решившему отслужить мессу в открытом океане. А бывает, что моряки, надумавшие по ошибке развести на спине кита костер, погибают, когда животное от неожиданной боли ныряет на дно. Последняя история вдохновила на создание не одной удивительной картины и продолжала пользоваться популярностью еще в XV в., когда Уильям Кэкстон включил ее в свою энциклопедию «Зеркало мира» (Mirror of the World) – первую иллюстрированную книгу, напечатанную в Англии.

В реальном же мире по мере уменьшения численности северных гладких китов в близлежащих водах баскам приходилось заплывать все дальше в поисках добычи. К 1530 г. центр их промысла сместился уже к водам вокруг Лабрадора и Ньюфаундленда. Здесь в течение следующих 80 лет они истребили десятки тысяч северных гладких китов (а также гренландских). В условиях сокращающихся популяций и растущей конкуренции со стороны других европейцев китобойный промысел басков постепенно сходил на нет и практически полностью прекратился к середине XVIII в. Вскоре после освоения английскими колонизаторами Северной Америки в начале XVII в. они начали охотиться на южных гладких китов, в большом количестве обитавших у побережья Массачусетса. Менее чем за сто лет они практически полностью уничтожили популяцию, насчитывавшую от 5000 до 10 000 особей, а по некоторым предположениям даже больше. Китобои-янки вынуждены были охотиться уже на другие виды, обитавшие дальше от берега. В начале XIX в. капитан китобойного судна Уильям Скорсби-старший, на счету у которого больше 500 убитых китов, утверждал, что ни в одном из его плаваний ему не удалось встретить южного кита. Одного случайно сохранившегося представителя выследили и убили в 1951 г. Сегодня численность северных гладких китов составляет 300–400 особей. Они зимуют у побережья Флориды и Джорджии, а весной, летом и осенью уплывают к Нью-Йорку или Новой Шотландии. Причислены к вымирающим видам.

Китобои из Нидерландов, Англии и других стран, в том числе те, кого обучали промыслу баски, охотились на гренландского кита (и северного гладкого кита) в водах у Свальбарда и Гренландии уже в начале XVII в. Позже британцы расширили область охоты на восток канадской Арктики. До прихода в эти воды китобоев здесь обитало несколько десятков (а возможно, даже сотен) тысяч гренландских китов. Огромная часть их была уничтожена, но все-таки их осталось достаточно, чтобы вид хотя бы частично восстановился, после того как в XX в. китобойный промысел наконец запретили. Сейчас этот вид имеет статус «вызывающего наименьшие опасения».

Японский и южный гладкий киты стали объектом охоты гораздо позже северного и гренландского, но охота на них велась не менее активно. В Японии китобойный промысел возник уже к 1500 г., но серьезных масштабов достиг только к 1700 г. – с появлением европейских, русских и американских китобоев. За 100 лет была практически полностью уничтожена популяция в несколько десятков тысяч. Только в течение 1840-х гг. было убито 30 000 особей. В настоящее время японских китов осталось всего несколько сотен, и их дальнейшее существование находится в неменьшей опасности, чем северного гладкого кита.