Ух, как я был счастлив! И родители мной гордились. А потом Чернобыль… Отец туда поехал по долгу службы и по зову сердца, он такой был, ну и нахватался там… Через полгода сгорел. А мама еще пожила, порадовалась моим успехам, внука понянчила. А потом ее парализовало. Два года она лежала, даже говорить не могла. Моя жена не выдержала, забрала сына и ушла. Вот тут я узнал, почем фунт лиха! Всему научился. В общем-то справлялся, только глаз маминых вынести не мог… Она так страдала, когда я ее обихаживал. Потом, к счастью, нашлась одна женщина—баптистка, которая согласилась за ней ходить, и мама успокоилась. Я тогда мало зарабатывал, все деньги уходили на сына и сиделку, вот и начал сниматься в сериалах, за них платили прилично. Я поначалу не относился к этому серьезно, а именно сериалы и принесли мне настоящий успех. Единственное, что могу сказать, – я всегда работал честно… А потом мама умерла, и я остался один. Жена хотела вернуться, но я не принял… Один раз она меня предала, значит, легко предаст и еще.
– А что ж больше не женился? Думаю, недостатка в претендентках у тебя нет.
– Что верно, то верно, – засмеялся он. – Но знаешь, Шадрина, неохота связывать себя… Я все сам умею и живу так, как хочу, никому не отчитываясь. Мне хорошо…
– Я тебя понимаю, в одиночестве есть много прелести.
– Конечно! А особенно когда ты целыми днями и ночами на людях… Зимой я живу в Москве, летом стараюсь как можно чаще бывать здесь. Знаешь, я в детстве ненавидел эту дачу, меня заставляли тут вкалывать на огороде, воду таскать… Когда мама слегла, я хотел продать к черту эту халупу, но дача была записана на ее имя, доверенности не было, словом, канитель, а времени ни на что не хватало, замотался и не продал, а потом, уже после ее смерти… Как сейчас помню, какие-то неприятности были, устал как бобик и буквально приполз сюда. А тут сирень, соловьи поют, воздух свежий. Ну я и пропал. А когда начал вещи разбирать, нашел письма отца к маме, он часто уезжал надолго на полигоны и писал ей… Такие хорошие письма, чистые, наивные в чем-то, сейчас, наверное, таких писем уже никто не пишет… И в этих письмах он мечтает о своем домике за городом, а в более поздних, когда домик уже был, дает маме советы, как в его отсутствие сделать то-то и то-то… И я понял, что просто не имею права продать… И сносить не хочу, вот и взялся сам тут колупаться… Иногда с другом приезжаю, он инженер-строитель, дельные советы дает…
– А поклонницы тебя тут не одолевают?
– Пока, слава богу, нет, – засмеялся он. – Динка, слышишь, как соловьи поют? А в твоем этом городишке есть соловьи?
– Да что ты, откуда?
– А у тебя есть… друг? – спросил он вдруг шепотом.
– Друг или любовник, что тебя интересует?
– Любовник!
– Нет, сейчас нет. А вот друг есть.
– Просто друг?
– Просто друг!
– Он что, импотент? Или голубой?
– Ни то ни другое.
– Значит, слепой?
– Да нет, зрячий!
– А, понятно, полный идиот!
– Напротив, очень умный человек.
– Тогда, наверное, он Квазимодо и ты не видишь в нем мужчину, да?
– Ну что ты, он весьма привлекателен. Но у нас просто дружеские отношения.
– Ну, не знаю, может, я ваших европейских штук не понимаю. Но я точно не голубой, не идиот и определенно не импотент…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сказать – ничего. Я просто хочу тебя…
Я проснулась от странного звука, какого-то железного лязганья. И вдруг откуда-то из глубин памяти или даже подсознания всплыло: это разматывается цепь на вороте колодца! Боже, неужто еще есть такие колодцы? Я вскочила и подбежала к окну. Да, колодец, а у колодца в одних трусах стоит Костя. Вот он вытащил ведро и опрокинул на себя. Восторженно вскрикнул, видно вода холодная, и стал опять спускать ведро. Мне стало завидно.
Я завернулась в простыню и крикнула:
– Костя!
Он повернулся ко мне и выпустил из рук железную ручку. Ведро с грохотом ринулось вниз, а он медленно пошел ко мне, встал под окном. У меня захватило дух от выражения его лица.
– С добрым утром, Шадрина.
– Костя, я тоже хочу вот так, водой из колодца.
– Так в чем проблема?
Он протянул руки:
– Иди ко мне!
– Прямо в окно?
– Конечно, прямой путь всегда короче!
И он вытащил меня через окно и на руках отнес к колодцу.
– Но вода ледяная, учти!
– Ничего, выдержу!
– Ну смотри!
Он вытащил ведро.
– Не передумала?
– Нет!
На лавочке возле колодца стоял ковшик. Он зачерпнул им воду из ведра.
– Попробуй, а то потом скажешь, что я не предупредил…
Вода была ледяная, даже зубы заломило, но такая вкусная, кажется, я никогда еще не пила ничего вкуснее.
– Давай! – решительно заявила я и зажмурилась.
– С головой?
– Ой нет, с головой не надо!
– Слушаюсь. Ты простыню-то сними.
– Нет, не стоит…
– Да чего уж там! – ласково улыбнулся он. – Снимай, снимай, я тебя потом в нее заверну!
Он сам снял с меня простыню, и не успела я опомниться, как окатил меня ледяной водой.
Я взвыла:
– Ой! Ой!
– Тихо, весь поселок перебудишь! Рано еще! – И он накинул на меня простыню. – Ну как?
– Здорово!
– А еще разок слабо?
– Ничуть!
– Правда?
– Чистая правда.
Он опрокинул на меня еще одно ведро, а потом подхватил на руки и отнес в дом, на кровать, где мы и остались еще надолго. Но в половине десятого он сказал:
– В одиннадцать у меня репетиция.
Мы вдвоем мгновенно прибрались, успели даже выпить кофе с подсохшим лавашом и копченым сыром.
– Куда тебя отвезти?
– До первой стоянки такси.
– Ни в коем случае. Ты где обитаешь? На Сретенке? Я успею. На самый худой конец опоздаю на репетицию на десять минут. Не каждый день все-таки сбывается то, о чем мечтал тридцать лет. Должен заметить, что ушат холодной воды в иных случаях не охлаждает пыл, совсем даже наоборот, ты согласна?
Глава восьмая Школьная подруга
Что это со мной? Я совершенно не в себе. Все время вижу перед собой его глаза, слышу голос, такой красивый, нежный, и по минуткам вспоминаю эту ночь… Наверное, все это зря, ничего хорошего это не сулит, но зачем думать о будущем, надо наслаждаться сегодняшним днем. Хотя, собственно говоря, сегодня наслаждаться я могу только вчерашним днем, да и то не днем, а вечером. И ночью. И ранним утром с ушатом холодной воды. А сегодня – после репетиции у него запись на телевидении, вечером спектакль, а после спектакля он уезжает в Петербург, где снимается в очередном сериале. И вернется только через два дня. Но обещал звонить. А вот Рыжий что-то не звонит. Хотя зачем мне Рыжий? Но все-таки, почему он не звонит? Странно, наверное, решил, что погорячился… Ну и прекрасно. Но что мне делать, куда себя девать? Я хотела вечером пойти в театр, посмотреть на Костю, но он мне категорически это запретил.
– Не смей, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты видела меня в этом спектакле, не люблю его. И вообще не смогу играть, если ты будешь в зале. Не вздумай прийти тайком, я тебя все равно учую и провалюсь. Поклянись, что не придешь.
Пришлось торжественно поклясться. Сидеть дома просто не было сил. А я ведь толком и не видела Москвы. Пойду погуляю, приведу в порядок мысли и чувства… Я быстренько приняла душ, переоделась и вспомнила, что надо зарядить мобильник. Но его в сумке не оказалось. Где же он? Кажется, я забыла его на даче у отца, потому что у Кости я его из сумки не доставала. Но без телефона я как без рук… И Рыжий наверняка звонил. Пришлось волей—неволей позвонить отцу.
– Папа!
– О, Динь-Динь! Как дела?
– Хорошо, спасибо. Папа, я, кажется, забыла свой мобильник у Мальвины на столе.
– Совершенно верно, я звонил тебе домой весь вечер, но напрасно.
– Да, я очень поздно вернулась.
– Тебя можно понять, он поистине неотразим, твой Костя.
– Папа, это совсем не то…
– Хорошо, хорошо, вот что, Динь-Динь, я скоро еду в город, может, мы пообедаем вдвоем, а? Ты еще не была в «Пушкине»?
– В каком Пушкине?
– Прелестный ресторан на Тверском бульваре. Приглашаю тебя.
– Спасибо, с удовольствием. Мне, кстати, никто не звонил?
– Кажется, нет. Итак, давай в два часа на углу, у магазина «Армения». Договорились?
– Конечно, только не забудь телефон. Положи его в карман прямо сейчас!
– Ты меня держишь за маразматика?
– О нет!
Почему-то после этой ночи встреча с отцом уже не вызывала никаких отрицательных эмоций, и не возникало ни малейшего напряжения. Подумаешь, пообедать с отцом в «прелестном» ресторане, что в этом особенного? И тут зазвонил телефон. Тося Бах.
– Динка, где тебя черти носят? Или просто к телефону не подходишь, а мобильник выключен, что за дела?
– Да замоталась я, Тоська, извини!
– Так и быть. Надеюсь, сегодняшний вечер у тебя свободен?
– Да!
– В таком случае записывай адрес, жду тебя к восьми часам! К ужину.
– Как прекрасно жить в Москве! Обедаю с отцом, ужинаю с подругой! Будет кто-то еще?
– Конечно, только не забудь телефон. Положи его в карман прямо сейчас!
– Ты меня держишь за маразматика?
– О нет!
Почему-то после этой ночи встреча с отцом уже не вызывала никаких отрицательных эмоций, и не возникало ни малейшего напряжения. Подумаешь, пообедать с отцом в «прелестном» ресторане, что в этом особенного? И тут зазвонил телефон. Тося Бах.
– Динка, где тебя черти носят? Или просто к телефону не подходишь, а мобильник выключен, что за дела?
– Да замоталась я, Тоська, извини!
– Так и быть. Надеюсь, сегодняшний вечер у тебя свободен?
– Да!
– В таком случае записывай адрес, жду тебя к восьми часам! К ужину.
– Как прекрасно жить в Москве! Обедаю с отцом, ужинаю с подругой! Будет кто-то еще?
– Никого не будет, я просто жажду потрепаться с тобой как когда-то. А завтра можем съездить к моим на дачу, они страшно хотят тебя видеть! Ну все, я помчалась, еще куча дел. В восемь жду! Целую.
…– Ох, Динка, какая ты стала… Сразу видно – иностранка!
– Мне тут все говорят, что я иностранка, даже бабушка! А я совсем себя так не ощущаю. Мне тут хорошо…
– Да, выглядишь ты просто здорово, глаза блестят, и вся какая-то… Ты не влюблена часом? А? Ох, подозрительно… Кстати, тебя вчера Иванишин нашел?
– Да, – как можно безразличнее ответила я. Зачем всей Москве знать про наш роман? Да это еще и не роман. – Я была у отца на даче.
– И что?
– Ничего. Поговорили чуть-чуть, договорились встретиться, когда он вернется из Ленинграда.
– Из Ленинграда! Из Санкт-Петербурга, темнота!
– Знаю, но мне как-то непривычно еще.
И вдруг я поняла, что мне безумно хочется говорить про Костю, что-то узнать о нем, хоть я и понимала, что это ох какой нехороший признак – похоже, я здорово влюбилась. Кто бы мог подумать?
– Слушай, а он что, правда хороший актер?
У Тоськи сделался мечтательный вид.
– А черт его знает, какой он там актер! Но мужик – невероятный!
– В каком смысле? – испугалась я.
– Красив, сексуален и все такое… А то, о чем ты подумала, мне, увы, неизвестно. Я для него только старый товарищ! Но баб у него – тучи!
– Господи, откуда что берется, был просто смазливенький мальчик… Слушай, у тебя есть его фотография?
– Были где-то в журнале, я посмотрю. А ты что это так им вдруг заинтересовалась?
– Просто любопытно, что я в этой жизни упустила.
– Геморрой!
– Что? – не поняла я.
– Геморрой ты в жизни упустила!
– У него геморрой? Откуда ты знаешь?
– О господи! Ты с Луны свалилась? Теперь так говорят.
– Как говорят?
– Ну раньше говорили – морока, головная боль и все в таком роде, а теперь говорят просто – геморрой, или сокращенно гимор.
– Какая гадость!
– Ну извини, у нас сейчас еще и не такие гадости говорят. Ты пока что общалась со своими интеллигентными родственниками, довольно престарелыми, а пообщайся с молодежью – вообще ни фига не поймешь. Ты, например, понимаешь выражение «фуцин голимый»?
– Фуцин голимый? Это еще что?
– Да в том-то и дело, что сама не знаю! Уж лет десять слышу, а понять не могу. Одно знаю – это обидно, быть голимым фуцином.
– Бред!
– Что делать? Ох, Динка, у нас же тут все с ног на голову перевернулось.
– А я думала, наоборот, с головы на ноги!
– Ну, в принципе, конечно, сейчас все-таки мы ближе к норме. Но когда, считай с рождения, стоишь на голове, то потом трудно встать на ноги и научиться нормально ходить. Шатает, понимаешь ли…
Ох, как далеко мы ушли от Кости… Но вернуть ее прямо к разговору о нем опасно, она может что-то заподозрить. К тому же надо спросить и о ее жизни. Рассказ будет долгим, это я чувствовала. И грустным…
– Да понимаешь, все как-то по-идиотски сложилось, – вздохнула старая подружка. – Есть муж, но только в паспорте, есть сын – но он на меня насрал…
– То есть?
– Ну с мужем разбежались, это уже второй. Первый, отец Лени, вообще слинял неведомо куда… Даже алиментов не платил… Но черт с ним и с его алиментами, мне вскоре попался вроде бы приличный мужик, любил-обожал, Леньку как родного принял и тот к нему привязался, «папа, папа», а что ему, Федя появился, когда Леньке всего два года было, несмышленыш… Я счастлива была безумно, Маруся помогала растить его, мать тогда еще работала… А я училась то одному, то другому, времена-то поменялись, политика засасывала, а я, ох какая я рьяная демократка была…
– А теперь ты коммунистка, что ли?
– Боже упаси! Я и сейчас демократка, просто уже не такая рьяная… Не активистка…
– Понятно. Тось, а дальше-то что?
– Дальше? Федька начал погуливать. Я бы ничего не заметила, но нашлись доброжелатели…
– Больше всего на свете ненавижу доброжелателей! – вырвалось у меня.
– Понимаю. И разделяю, но куда денешься… Я хотела закрыть глаза, будто ничего не знаю, но не получилось. Врать не умею, в этом вся беда. Вот мало-помалу и дошло до расплева. И он слинял. Мы не разведены, но он живет с другой бабой, а я при пиковом интересе…
– Ну а сын?
– Сын связался с жуткой девкой, просто оторви да брось… Хамка, серая как валенок, ничего не знает и даже не хочет знать, грязнуха… Ужас! Но я честно попыталась с ней смириться, пустила в свой дом, а она…
– Что? – испугалась я. – Обокрала тебя?
– Нет, чего не было, того не было, но… Жила в доме как гостья, ни посуду помыть, ни сготовить, ни… Одним словом, когда я в корзине для грязного белья… Извини, но это соцреализм, короче – когда я там обнаружила ее менструальные трусы, ничем не прикрытые даже, я психанула и выгнала их…
– И что теперь?
– А они и рады. Подхватились и уехали.
– Куда?
– Сперва на Алтай подались. Эта гадина его в какую-то секту затянула. А теперь они со своим гуру в Тибете.
– А там с наркотиками не…
– Сейчас не знаю, а раньше нет…
– Он с тобой не общается?
– Поздравляет раз в год с днем рождения. Открытку присылает. И все.
– Сколько ему лет?
– Двадцать два.
– И он не учится?
– Учился, поступил на журфак, все честь по чести, пока эту сучку не встретил. Она ему мозги набекрень свернула, он университет бросил, говорил, что хочет бежать от суеты…
– Господи, Тоська, а может, надо бы его оттуда вызволить?
– Да как его вызволишь… Она его крепко держит, он парень красивый, умный…
– Ну, насколько я понимаю, эти качества ему там не пригодятся. У меня два студента тоже в Тибет ездили… Нормальные вроде ребята, но вернулись… Даже вспоминать неохота. Конечно, в Тибете есть и настоящие мудрецы, наверное, и чистые помыслами люди, но сколько же там всяких шарлатанов…
– Уж мои-то точно к шарлатанам попали, там эта девка верховодит, Ленька сам, может, и отличил бы овец от козлищ, но она ему глаза застит… Да ну, не хочу об этом говорить! Это ж нынче мода такая, способ убежать от ответственности за себя и близких… Все, хватит! Ну, расскажи о себе, я все, все хочу знать.
Я рассказала. Умолчав о событиях последних дней.
– Да, Динка, потрепала нас жизнь, но ты еще ого-го! А я…
– Не выдумывай, ты прекрасно выглядишь!
– А толку? Ну ладно, к черту! Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты знаешь, странное дело, я вот как вздумала организовать встречу, стала всех обзванивать, искать… Вообще-то картина неплохая складывается, вопреки ожиданиям. Помню, папа мне говорил: не стоит это затевать, либо никого не найдешь, либо только расстроишься, годы уж больно трудные выпали вам, но нет, многие очень даже неплохо устроены, многие уехали, и там тоже не пропали, вот как ты, например, но что интересно – девчонки наши… Только у троих из шестнадцати нормальная семья: муж, дети. У Таньки Скворцовой даже внучка родилась, а остальные – бобылки!
– Да?
– Представь себе! Замужем у нас Скворцова, Лушина и… да, Томка Ермакова. У этих все о’кей, а остальные…
– Погоди, а Надя Коваль, у нее же трое детей!
– А ты почем знаешь?
– Костя сказал, что она с ним в театре работает.
– Это правда, но муж у нее запойный, к тому же бабник жуткий и трое ребят на шее… Алинка Когтева вообще спилась… Сережа Филатов тоже спился. Говорят, бомжует где-то…
– Значит, лучше всех устроен Костя?
– Костя? Нет, он не устроен лучше всех, он просто самый знаменитый. А самый богатый у нас Тема Сударов. Полуолигарх!
– Как это полуолигарх?
– Ну, богатый, но на настоящего олигарха не тянет. Он, между прочим, спонсирует нашу встречу!
– А Вадик Первушин что?
– О, он большой босс на телевидении, Ванька Дрожжин в администрации президента… Лийка Биктемирова открыла в Москве несколько бутиков, красивая стала, шикарная, в рыжий цвет выкрасилась, ей идет, но тоже одна… Венька Гордон в Израиле, Милка Нейман тоже. Она, кстати, приедет, обещала. Она знаешь кто? Детский хирург… А своих детей нет. Не представляю Милку со скальпелем… В общем, пораскидало нашего брата…
– А сколько все-таки будет народу?
– Нас было двадцать девять в классе, так двадцать человек наберется.