– Алло, миссис Гарсиа? К вам посетитель, мисс Кэтрин Бэйли.
О. МОЙ. БОГ.
Побледнев, я в ужасе разеваю рот и съеживаюсь точно яблоко в микроволновке.
Мне кранты.
Пол вешает трубку.
– Пожалуйста, мисс Бэйли, поднимайтесь.
– Э-э, что? – я мигаю.
– Миссис Гарсиа просила вас подняться, – терпеливо повторяет он.
Просила?
– Проводить вас?
– Нет-нет, все в порядке, – на автомате проговариваю я, отцепившись наконец от ресепшена. – Спасибо огромное!
Неуклюже метнувшись к лифту, я нажимаю на кнопку и быстро забираюсь в пустую кабину. Забавно, но инцидент с Марком неожиданно отходит на второй план, и теперь меня гораздо больше беспокоит встреча с матерью девушки, чье место я заняла. На панели мигает «31», я отклеиваюсь от стены и неохотно вышагиваю в холл.
Меня мутит. Колени подкашиваются и давление стучит в висках. Что я ей скажу? Почему вы возненавидели человека, спровоцировавшего смерть вашей единственной дочери? Бред. Она как минимум выставит меня вон и будет права.
Я проплываю мимо табличек с четырехзначными цифрами, и моя паника постепенно перерастает в липкий страх.
Очнись, Кэтрин! Что ты творишь? Не ходи к ней.
Крутанувшись на пятках, я судорожно решаю немедленно покинуть «Four Seasons», но от судьбы, как говорится, не убежишь.
– Кэтрин? – окликает меня низкий прокуренный голос с сильным испанским акцентом.
Черт!
Испуганно заглядываю через плечо и ловлю на себе ее острый пронзительный взгляд, от которого кровь стынет в жилах.
– Извините. Я, кажется, обозналась, – шепчу я.
– Разве? – она сардонически усмехается. – Проходи, не стесняйся.
Распахнув для меня дверь, Марта спокойно возвращается в свой номер, а я обреченно увязываюсь за ней, не имея ни малейшего понятия, как себя вести. Инстинкты подсказывают мне, что я совершаю огромную ошибку, но теперь слишком поздно искать пожарную лестницу. Я сама подписалась на эту авантюру и будь я проклята, если уйду отсюда ни с чем.
– Присаживайся, – сухо предлагает она, продвигаясь в глубь комнаты.
Я рассеянно плюхаюсь в кресло, замерев в напряженной позе, а она непринужденно устраивается напротив меня, и мы погружаемся в неловкое молчание.
Что дальше? Меня запытают до смерти или сразу прибьют? – думаю я, изучающе глядя на нее.
Она похожа на Мануэлу. Такие же темные волосы, большие выразительные глаза, смуглая кожа… и отпечаток скорби на лице.
– Итак, зачем ты пришла? – интересуется Марта, устремив на меня свой пристальный взор.
– Поговорить о Мануэле.
– Что ты хочешь узнать? – невозмутимо спрашивает она.
– Об их с Робертом отношениях.
При упоминании о Роберте ее губы сжимаются в тонкую линию, а некогда надменный взгляд наполняется горечью.
– Отношениях? – брезгливо выплевывает она. – Я бы назвала это кошмаром. Ублюдок погубил мою дочь.
Ублюдок?
– Прошло уже столько лет, а ваша ненависть к нему до сих пор не иссякла?
– Шесть. В июне будет шесть лет. И да, я по-прежнему ненавижу его всем сердцем, – ожесточается она, потрясая меня своим признанием.
Прикусив язык, я молча, с видом загнанного в угол зверька, наблюдаю, как она неторопливо встает с дивана, подходит к столу и, потянувшись к хрустальному графину, наливает себе воды.
– Мануэле было всего девятнадцать, когда она повстречала Эддингтона, – рассказывает Марта, – и она моментально потеряла от него голову. Что ж, я ее не виню. Красивый, умный, богатый… какая молоденькая девушка не мечтает о принце из сказки? – она делает короткий глоток. – Их связь завертелась настолько стремительно, что через месяц она уже собрала свои вещи и переехала к нему.
– В Сохо? – уточняю я.
– Да. Раньше он делил эту квартиру со своим братом, но с появлением Мануэлы между ними разразилась вражда, и вскоре он попросил Майкла съехать оттуда. Моя девочка, – с грустью продолжает Марта, – она была красавицей! Мужчины толпами увивались за ней, заваливали ее подарками, но она не обращала на них никакого внимания. Из-за него. Этот тип околдовал ее, как чертов дьявол!
Залпом осушив стакан, Марта бросает на меня долгий пытливый взгляд и усмехается.
– Я видела статью в «Пост», – заговаривает она вновь, обманчиво мягким тоном. – Видела, как вы оба позировали перед камерами, изображая пылких любовников. Как ты считаешь, Кэтрин, каково было мне читать заголовок «Роберт Эддингтон женится»? Каково было сознавать, что убийца моей дочери счастлив?
– Он не счастлив, – угнетенно бормочу я. – Он очень переживает.
– Переживает? – фыркает испанка. – Не смеши меня, девочка. Этот эгоистичный монстр заботится лишь о своей собственной шкуре! – прикрикивает на меня она, выплеснув наконец всю свою злобу.
Да что эта истеричка вообще знает о его «шкуре»? Что она знает о нем?
У меня заканчивается терпение.
– Он не монстр, – хриплю я, глянув на нее исподлобья. – И ему тоже тяжело, поверьте.
– Неужели? – Марта открывает рот, чтобы добавить еще что-то, но осекается. – Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Юная и наивная… – она сочувственно качает головой. – Он уничтожит тебя, глупенькая. Разжует и выплюнет.
– Нет, никогда.
– Он ничтожество, Кэтрин, пойми! – в ее черных глазах бушует огненное пламя. – Будь моя воля, я бы давным-давно засадила этого негодяя за решетку, чтобы он не разгуливал на свободе в обличье добропорядочного гражданина! Он обязан поплатиться!
– Да он и так расплачивается, Марта! – в отчаянии реву я. – Вот уже шесть гребаных лет он ни на минуту не забывает ни о ней, ни о своем неродившемся ребенке!
– Своем? – прыскает женщина, заставляя мои внутренности содрогнуться. – Подонок льстит себе.
Что?
Я вскакиваю с места и вопросительно смотрю на нее.
– Что вы сказали?
– Это был не его ребенок, – хладнокровно сообщает она.
Не его?
Мои мысли лихорадочно скачут, в горле колотится пульс, и ощущение такое, будто меня накрыло цунами.
– Она изменяла ему?
– Не неси чушь! – вспыхивает Марта. – Мануэла была самый чистой, самой порядочной девушкой на свете!
– Которая изменяла ему, – настаиваю я, закипая от бешенства.
– Она не изменяла! – огрызается женщина, залившись багровой краской. – Эддингтон превратился в настоящее чудовище! Мучил ее, подозревал! Что ей оставалось делать? Тот парень, Дилан, он стал для нее отдушиной, спасением от той демонической страсти, которая превращала ее жизнь в ад!
Господи Иисусе, как драматично!
Я с трудом удерживаюсь от ехидного смешка.
– И что же помешало ей выбраться из этого ада?
– Эддингтон сделал ей предложение.
Я морщусь.
– И она приняла его?
– Да.
– Почему?
– Потому что любила!
– Любила и спала с другим?
Абсурд.
– Она запуталась, – виляет Марта. – Забеременела и не успела разорвать помолвку.
Офигеть. Нет, это невероятно!
То, с какой легкостью эта лицемерка оправдывает поступок своей вероломной дочери и топит обманутого ею человека, просто поражает меня. Вот уж двойные стандарты.
– Мануэла приняла от Роберта кольцо, согласилась выйти за него замуж и, будучи его официальной невестой, продолжала спать с неким Диланом? И вы называете это порядочностью, чистотой? – меня передергивает.
– Не смей упрекать ее! Кому, как не тебе, знать, что…
– Что? – я развожу руками. – Все эти годы вы носили в себе эту жестокую правду и ни разу, ни разу не удосужились рассказать ему!
– А чего ты хотела? Чтобы я нарядилась в костюм матери Терезы и помчалась облегчать его участь? Этого больного сукиного сына, лишившего меня моей единственной дочери?! Да будь он проклят! – орет она, сотрясая стены вокруг.
Все, с меня хватит.
Закинув на плечо сумку, я быстро, насколько позволяет мое подавленное состояние, пересекаю комнату и буквально вываливаюсь в холл.
– Ты пожалеешь, что связалась с ним! Не будь дурой!
Я зажмуриваюсь.
Мне нужно на воздух… мне нужно уйти.
* * *На улице я пытаюсь разложить все по полочкам.
Минусы: Роберт сойдет с ума, когда я поведаю ему о визите к Марте.
Плюсы: возможно, правда о ребенке поможет ему избавиться от гнетущего чувства вины, которое так сильно отравляет его жизнь. Нашу жизнь…
Я застегиваю пальто и обхватываю живот руками. Нет, только не сейчас. Я не выдержу второго раунда, к тому же я голодна и мне необходимо успокоиться. Взглянув на часы, я задумчиво плетусь по тротуару и слышу, как в кармане пищит телефон.
Дерьмо, это Роберт.
И он наверняка подсчитал, что теоретически у меня недавно закончилась лекция и я пошла на ланч. Не отвертеться…
Я беру трубку.
– Алло.
– Привет, детка! – бодро отзывается он, наполняя мою душу трепетом.
Я беру трубку.
– Алло.
– Привет, детка! – бодро отзывается он, наполняя мою душу трепетом.
– Привет.
– Ты в порядке?
Нет.
– Да. Просто утомилась немного.
– Хочешь, я приеду и пообедаем где-нибудь вместе? Я соскучился.
– Уже?
Он смеется.
– Конечно. Я постоянно скучаю по тебе. А ты по мне нет?
– Тоже, – я улыбаюсь. – Но у меня всего двадцать минут, ты не успеешь, – лгу я.
– Прогуляй, какие проблемы? – беззаботно предлагает он.
Знал бы он, какую глупость я учудила.
– Не могу. Вопреки твоим упорным попыткам вырастить из меня неуча, я бы хотела получить диплом и обзавестись профессией.
– Звучит серьезно.
– А то.
– О’кей, тогда я не стану препятствовать твоим грандиозным планам. Увидимся дома? Я закончу часов в семь.
– Отлично. Я закажу пиццу.
– Что, стряпня миссис Кларк больше не впечатляет тебя? Смотри, я ведь могу уволить эту растяпу.
Я цокаю языком.
– Перестань! Я в восторге от миссис Кларк, а ее кассуле[21] на редкость восхитительное, но порой девушке требуется фастфуд.
Роберт хмыкает.
– Ладно, уговорила, – он на секунду откладывает трубку в сторону и раздает кому-то распоряжения. – Прости, детка, мне пора. Жду не дождусь, когда увижу тебя голой, – добавляет он шепотом.
– Взаимно, – вторю ему я. – Я люблю тебя.
– Я тебя тоже, малышка. Пока.
– Пока.
* * *Мы с Робертом обосновались в гостиной перед телевизором. Он сидит на диване, поставив ступни на журнальный столик, а я лежу у него под боком, подтянув колени к груди.
На экране Ченнинг Татум исполняет роль Марка Шульца в «Охотнике на лис», но сдается мне, что кто-то не в восторге от выбранного мною репертуара.
– Терпеть не могу борьбу, – ворчливо проговаривает Роберт, вытерев рот салфеткой.
– Почему?
– Не знаю, – он пожимает плечами и отхлебывает пива из банки, – не мое.
Обняв меня за талию, он наклоняется и с беспокойством заглядывает мне в глаза.
– Ты точно в порядке? Ты какая-то тихая, – он бережно отводит прядь с моего лба и трется носом о мою щеку.
– Точно. Я просто устала. Кстати, Мексика отпадает.
– Отпадает? – он подозрительно щурится.
– Да, – подтверждаю я, – и не прикидывайся, будто не рад! – я шутливо стукаю его по ребрам, он растерянно улыбается.
– Я безумно рад, Кэтрин, но объясни хотя бы причину. Ты передумала?
– Вроде того, – интересно, если я раскрою ему все подробности, он взбесится? – Сегодня я случайно узнала, что Рейнольдс, ну тот злополучный режиссер, пригласил всех наших девчонок на вечеринку в отель. Кхм, в полночь…
– Ты шутишь? – на его прекрасном лице отражается ужас.
– Нет, – шепчу я.
– Кэтрин, я ведь предупреждал тебя. Рейнольдс и ему подобные…
– Я знаю, знаю, – отрывисто говорю я, приложив палец к его губам. – Прости, ты был прав. Я идиотка и впредь буду всегда советоваться с тобой. Не злись на меня, ладно? Пожалуйста!
Он хмурится.
– Я не злюсь, но…
– Обещаю, больше никакой самодеятельности, – заверяю его я, и это срабатывает.
Пораженный моей покладистостью, Роберт заключает меня в свои крепкие, собственнические объятия и, уложив меня на спину, наваливается сверху.
– Что ты делаешь? – хихикаю я, когда он перебрасывает через меня ногу и встает надо мной на колени.
– Хочу взять тебя на диване, – рычит он, расстегивая свои джинсы.
Я прикладываю ладонь к его выпуклой ширинке, стискиваю твердый восставший член, и в этот момент к нам заявляется незваный гость.
– Проклятие! – сокрушается Роберт, запрокинув голову назад. – Кого черт принес?
– Может, Риз?
Он быстро застегивает штаны и слезает с меня.
– Не дай бог! Пойду проверю.
Проводив его влюбленным взглядом, я подбираю с пола пульт и выключаю ди-ви-ди.
Из коридора доносятся приглушенные голоса – это явно не тетя. Я выпрямляюсь и, закутавшись в белый махровый халат, иду на разведку.
– Привет, кузина, – здоровается со мной мрачный как туча Майк.
– Привет! Дай угадаю, ты поссорился с Кристиной и приперся искать утешения в логове двух скучных амеб?
– Не совсем так, – они с Робертом переглядываются. – Нам надо поговорить, бро. Наедине.
Почувствовав себя лишней, я тактично киваю.
– Пойду приберусь там, – буркаю я, указав на захламленный столик в гостиной.
Роберт уводит Майкла в свой кабинет, и сердце мое пускается вскачь.
Что это значит?
Я чую беду.
Глава 18 Пари
– В чем дело? – спрашиваю я, прикрыв за собой дверь.
Майк качает головой, мол, ты не захочешь знать.
– Майк, – с нажимом повторяю я. – Снова азартные игры? Сколько ты проиграл теперь?
– Не сколько, а что, – обогнув кресло, он становится напротив книжных полок и поднимает на меня виноватый взгляд. – «Барракуду», – сообщает он тихим, убитым голосом, – я, блин, проиграл твой клуб.
Свожу брови на переносице, не совсем понимая, какого хрена он несет.
– Но ты не можешь его проиграть. Он принадлежит мне, у тебя нет доли.
– Да, но… ему пофиг.
– Кому – ему? – в глубине души меня гложет нехорошее предчувствие, а колебание этого кретина лишь усиливает нарастающую панику. Я вижу, что на сей раз он и впрямь влип. По-настоящему.
– Черт подери, Майк!
– Ему, Джиму Феррана! – отвечает он наконец.
Я задерживаю дыхание.
О нет. Не может быть, чтобы мой брат связался с этим паршивым сукиным сыном, от которого я и сам в прошлом с трудом отделался. Майк знал об этом, я рассказывал ему, но проклятие – он никогда меня не слушает!
– Не говори мне, что повязался с этим ублюдком. Не говори, блин, этого, Майк! – в легких густеет воздух, я захожусь в хриплом грудном кашле и судорожно тянусь к ящику, где обычно храню ингалятор. Сраная астма! Как же достало это дерьмо! И как же достал мой брат, вечно норовящий сунуться в какую-нибудь задницу!
– Роб, извини, – с сожалением бурчит он, глядя, как я прыскаю из баллончика в рот. – Что теперь делать, а? Я по уши в дерьме. Мы по уши в дерьме!
– Мы не в дерьме, – на выдохе произношу я немного погодя. – Передай этому хрену, что никакой «Барракуды» он не получит. Клуб мой, пусть отваливает.
– Ему наплевать, Роб. У меня есть три дня, чтобы принести ему бумаги о передаче права собственности. Если я не появлюсь, мне кранты, – обреченно заключает он. Я еще никогда не видел его таким подавленным, загнанным в угол. Ему угрожают?
– Кранты? Ты сам-то веришь в эту ерунду? – скептически проговариваю я, смутно припоминая, на что именно способен этот гадкий итальянец. Нет, только не Майк. Я не позволю…
– Это не ерунда, брат. Похоже, я влез не в свои сани.
Внезапно на его глазах выступают слезы, и он устало сползает по стене вниз.
– Эй, ты чего? – я опускаюсь на корточки и тереблю его за плечо. – Майк, все будет хорошо. Обещаю.
– Ни хрена, – шепчет он между всхлипами, – прости меня, старик. Долбаный покер! – он стукается затылком об стену.
– Где вы играли?
– На какой-то дрянной квартире в Куинсе. Мудак устроил целое представление! Велел мне нацепить повязку, чтобы я не запомнил дорогу, прикинь?
– Это он умеет.
Я аккуратно сажусь на пол и оборачиваюсь на скрип открывающейся двери.
– Вам что-нибудь нужно? – интересуется Кэтрин, уронив озадаченный взгляд на вытирающего щеки Майка.
– Нет, детка, спасибо. Мы сейчас придем.
Она кивает и неохотно исчезает из вида.
Держу пари, она умирает от любопытства разузнать, что же здесь происходит, и дуется, что ее негласно выпроваживают вон.
Женщины…
– Я сам все улажу с Ферраной, Майк. Дай мне его номер.
– Говорю тебе, ему пофиг! Ты не сможешь его переубедить! – вскидывается на меня брат, словно это я причина всех его бед.
– И что же ты предлагаешь? – я развожу руками. – Отдать ему клуб? Этот дом, «Девелопмент» и девушку мою заодно?
– Блин, че ты несешь? При чем тут она? – он запускает пятерню в волосы и скребет по макушке. – Это я задолжал ему. Я, понимаешь? А тебе известно, что такое карточный долг. Я обязан расплатиться, иначе…
– Иначе что? – сквозь зубы рычу я. – Он убьет тебя?
– Нет… возможно… черт, мне по-любому не отвертеться!
– Майк, ты не какой-то там задрипанный бродяга, чтобы вот так запросто, без последствий, превратить тебя в пыль. Твое положение – это твой щит.
– Щит? – фыркает он. – Роберт, речь идет о Джиме Ферране, а не о гребаном торчке из Бронкса. Ты знаешь какой он…
Знаю. И от этого у меня закипает кровь.
– Феррану я беру на себя, не лезь к нему. А ты поживи пока у нас, о’кей? Я найму тебе охрану.
– Охренеть! – он закатывает глаза. – Секьюрити? Мне? Ты с дуба рухнул, чувак?