Эсэсовец хохотнул и послал ей воздушный поцелуй. Затем повернулся к поверженному противнику и сказал:
– Поднимайся с земли, слэв.
Сорок Шестой послушно поднялся. Фридрих резко провернулся вокруг собственной оси и ударил бугая-слэва каблуком по лицу. Громила, сбитый с ног ударом, снова рухнул на землю.
– Почему он поддается? – тихо спросил Егор у Шрама.
– Потому что его противник ариец, – так же тихо ответил тот.
Тем временем Фридрих подошел к Сорок Шестому. Остановился от него в паре шагов и презрительно крикнул:
– Вставай и дерись, славянское отродье! Ну же!
Слэв хотел подняться, но молодой офицер подскочил к нему и пнул его сапогом по ребрам. Сорок Шестой снова повалился в пыль. Фридрих засмеялся, потом поднял ногу и изо всех сил ударил Сорок Шестого каблуком в лицо. Нос Сорок шестого хрустнул, на лицо ему хлынула кровь.
Штандартенфюрер Клосс усмехнулся и слегка похлопал в ладоши:
– Браво, Фридрих. Отличный пример превосходства арийской расы над расой, чье единственное призвание – служить нам.
Молодой нацист ухмыльнулся и зашагал к Юле. Остановился перед ней, посмотрел ей в глаза и спросил:
– Эй, красавица, хочешь прокатиться на машине?
Юля отвернулась и хотела уйти в дом, но молодой нацист быстро подскочил к ней и схватил ее за руку:
– Идем в машину, красотка! Я намерен оказать тебе эту честь!
– Господин оберштурмфюрер, – окликнули его сзади. – Вы еще не закончили.
– Что? – Нацист удивленно завертел головой, выискивая источник наглого звука.
– Я здесь, господин оберштурмфюрер.
Фридрих повернулся на голос. Егор Волков стоял перед ним, чуть склонив голову набок.
– Чего тебе нужно, слэв? – неприязненно спросил молодой офицер.
Егор улыбнулся:
– Господин штандартенфюрер устроил для нас настоящий праздник. Но ведь сражение еще не окончено, не так ли? Господин штандартенфюрер пожелал, чтобы я дрался с Сорок Шестым, но вы, господин оберштурмфюрер, будучи великолепным бойцом, лишили меня такой возможности.
– Ты смеешь делать мне замечание, слэв?
Егор покачал головой:
– Ни в коем случае. Я просто предлагаю вам попробовать свои силы в бою со мной. Если, конечно, вы не устали.
– Устал? – На лице молодого нациста появилось свирепое выражение. – Да я разорву тебя на куски голыми руками!
– Не сомневаюсь, господин офицер.
Несколько секунд все молчали. Жители Резервации разглядывали землю, нацисты – молодой и старый – смотрели на Волчка со смесью изумления, презрения и ярости.
– Глупец, – прошептал кто-то за спиной у Егора. – Он убьет тебя.
Первым с изумлением справился штандартенфюрер Клосс.
– Фридрих, мне не нравится тон этого слэва, – отчеканил он.
– Мне не нравится в нем все, – холодно произнес молодой офицер. – Но если тон этого раба показался вам наглым, он за это ответит. Здесь и сейчас!
Молодой нацист резко развернулся и, сжав кулаки, ринулся на Егора. Подойдя к Егору вплотную, нацист молниеносно ударил его кулаком в лицо. Если бы не стена, в которую ткнулся спиной Волчок, ему бы не устоять на ногах. Удар рассек губу, и на подбородок Волчку хлынула кровь. Егор сжал зубы. Все его тело болело, словно его выкручивали, как выкручивают мокрое белье.
Пытаясь не обращать внимания на боль, Егор шагнул к противнику и поднял руку для удара, но в этот момент Фридрих двинул ему кулаком под дых. Егор согнулся пополам, и тут сапог нациста ударил его в лицо. Волчок рухнул на землю.
Фридрих запрокинул назад светловолосую голову и залился лающим смехом.
– Эй, слэв! – весело окликнул он. – Ты решил прилечь и отдохнуть? А как же наш бой?
Егор тяжело поднялся на ноги и повернулся к противнику. С неожиданной звериной жестокостью Фридрих ударил Егора в лицо. Потом еще раз и еще.
Егор падал и вставал снова.
Три раза он оказывался на земле, но всякий раз упрямо поднимался. Четвертый удар был просто сокрушающим. Егор долго оставался без движения, прислушиваясь к накатывающей волнами боли, прежде чем понял, что снова лежит на земле и пялится в свинцовое небо.
Он хотел подняться, но нацист яростно пнул его сапогом по ребрам. В груди у Волчка хрустнуло.
– Это тебе за наглый тон, раб! А это – за твой наглый взгляд!
На этот раз нацист пнул по ключице. Потом нагнулся, сгреб комбинезон Егора за ворот и поясницу, напрягся и швырнул своего противника на стену дома. Пролетев три метра, Егор ударился о стену и рухнул на землю.
Фридрих подошел к нему и поставил сапог Егору на грудь. Штандартенфюрер Клосс, наблюдавший за дракой из машины, весело засмеялся.
– Ты играешь с ним, как кошка с мышкой, Фридрих! – крикнул он. – Мне это нравится! Однако пора покончить с этой жалкой тварью!
Лежа на земле, Егор набрал полные пригоршни пыли и когда нацист повернулся к нему, швырнул пыль противнику в глаза. Фридрих с воем отшатнулся. Егор, сцепив зубы, как мог быстро поднялся на ноги. Затем, почти не соображая, что делает, ринулся вперед и с размаху ударил нациста головой в лицо. Фридрих вскрикнул и со стоном повалился на землю. Егор шагнул к нему, но проклятый немец с невероятной скоростью вскочил на ноги и вцепился Волчку руками в горло.
Пальцы у нациста были просто железные. Волчок силился оторвать их от себя, но не мог. Фридрих, глядя ему в глаза, усмехнулся и холодно отцедил:
– Тебе конец, слэв.
Егор почувствовал, как помутилось у него сознание, и быть бы ему мертвым, если бы в эту секунду Сорок Шестой, который до сих пор лежал без движения, не поднялся на ноги. Верзила тряхнул головой, сжал кулаки и пошел на немца.
Фридрих услышал шум и резко обернулся. Сорок Шестой как раз заносил кулак, чтобы ударить нациста. Скорость реакции Фридриха была невероятной. Его руки взлетели вверх и блокировали удар здоровяка в самой верхней точке. Схватив слэва за запястья, немец вывернул их, а затем с легкостью отшвырнул верзилу к дому.
Сорок Шестой с грохотом приземлился возле крыльца. Удар ошеломил его, и Фридрих, воспользовавшись этим, прыгнул на бугая, нашарил на земле кусок камня, схватил его и несколькими сильными ударами раскроил Сорок Шестому череп.
Парень был уже мертв, но молодой нацист, не в силах остановиться, продолжал бить его камнем по голове, превращая череп в костяную кашу.
– Сдохни, раб! Сдохни, падаль! Сдохни!
Но внезапно занесенная в ярости рука замерла. Когда боль прошла по всему телу, оберштурмфюрер издал вопль удивления и медленно повернул голову. На шею Фридриху закапала кровь. Из уха у него торчала металлическая спица, отломленная от экзо-скелета.
Не меньше десятка солдат бросилось на Егора, выхватывая на ходу оружие.
– Не убивать! – крикнул штандартенфюрер Клосс.
Егора схватили, заломили ему руки за спину и несколько раз ударили прикладами в живот.
Штандартенфюрер выскочил из машины и подбежал к распростертому на земле молодому немцу.
– Фридрих! – крикнул Клосс, опустившись перед ним на колени. Затем взял его за плечи и легонько тряхнул. – Фридрих!… – Голос штандартенфюрера дрожал. – Ты слышишь меня? Фридрих!
Молодой офицер не отзывался. Клосс наклонил голову и прижал ухо к груди парня. Послушал несколько секунд, выпрямился и медленно поднялся на ноги.
Вид у штандартенфюрера был сокрушенный. Он повернулся и посмотрел на Волчка, висевшего на руках у солдат. Глядя ему в глаза, пожилой нацист холодно и отчетливо проговорил:
– Ты убил моего близкого друга, раб.
Егор отплюнул кровь, усмехнулся и сказал:
– Он неплохо дрался… Но был слишком самонадеян.
Штандартенфюрер издал горлом страшный звук, выхватил из сапога кнут, шагнул к Егору и с размаху хлестнул его по лицу. Из ссадины потекла кровь. Клосс отшвырнул кнут, вынул из кобуры серебристый револьвер и приставил дуло ко лбу Волчка.
– Господин штандартенфюрер, – дрожащим от страха голосом обратился к нему старости. – Правила Резервации не позволяют…
Штандартенфюрер развернулся, ткнул дуло револьвера старосте в живот и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал глухо. Староста покачнулся и рухнул в пыль.
Клосс усмехнулся и громко произнес, обращаясь ко всем присутствующим:
– Кажется, револьвер выстрелил сам. Просто беда с этими старыми револьверами.
Он снова взглянул на Егора. И с ненавистью отчеканил:
– Напрасно ты думаешь, что я тебя застрелю, слэв. Ты будешь умирать медленно и мучительно. Я прикажу сдирать с тебя кожу по сантиметру. И все это время ты будешь под капельницей, чтобы не сдохнуть раньше времени. Прежде чем ты умрешь, от тебя останется один скелет с лохмотьями тухлого мяса на костях.
– Я слышал, что Правила Резервации не разрешают убивать слэвов без суда, – прохрипел Егор.
– Я слышал, что Правила Резервации не разрешают убивать слэвов без суда, – прохрипел Егор.
– Тебя никто не будет убивать, слэв. Ты сдохнешь сам.
Штандартенфюрер Клосс шагнул было к машине, но вдруг остановился и снова посмотрел на Егора. Взгляд его был холоден и тяжел.
– Я передумал, слэв, – сказал он вдруг. – Ты победил в драке и заслуживаешь награды. Награда будет щедрой. Сегодня же тебя доставят к доктору Морелю, и он сделает с тобой то, о чем ты даже не мечтал. Он превратит тебя в арийца! – Клосс усмехнулся, блеснув белыми, крепкими зубами, и добавил: – Ты заменишь мне Фридриха.
Егор сплюнул кровь и хрипло осведомился:
– Напялишь на меня его форму и будешь водить вокруг меня хоровод в одних подтяжках?
Однако Клосс не ответил на выпад.
– Ты пройдешь через процесс биоандроидной модификации, – спокойно сказал он. – И если в процессе ты сдохнешь – а это случается довольно часто с представителями низшей расы, – то смерть твоя будет мучительной и страшной. До встречи, слэв!
Штандартенфюрер повернулся и зашагал к машине. Один из солдат поднял автомат и ударил Егора прикладом по затылку. Голова Волчка свесилась на грудь, он потерял сознание.
Глава 5 Модификация
1
В углу белой комнаты, склонившись над раковиной, мыл руки старик в белом халате. Он был невысок и полноват. Лицо старика было морщинистое, темя – лысое, глаза – голубые, как у арийцев, но с крошечными карими вкраплениями, а с его красного затылка на плечи спускались длинные седые волосы.
Вымыв руки, старик закрутил кран, вытер руки о белое полотенце и повернулся к Егору.
Взглянув на пленника, пристегнутого к кушетке ремнями, он весело произнес:
– Чем же ты так разозлил штандартенфюрера, парень?
– Прикончил его любовника, – ответил Егор.
Доктор присвистнул:
– Надо же. И как это произошло?
– Оберштурмфюрер убил Сорок Шестого. А я убил оберштурмфюрера.
Доктор посмотрел на Егора удивленным взглядом:
– Вот как? Гм… Значит, старина Клосс решил наказать тебя, подвергнув биоандроидной модификации? Весьма оригинально.
Волчок потрогал языком распухшие губы, поморщился и хрипло спросил:
– Кто вы такой?
– Меня зовут доктор Морель, – сказал старик.
– Вы Морель? – не поверил своим ушам Егор.
– Да. Вижу, ты слышал обо мне, слэв?
– Вы были лейб-медиком Адольфа Гитлера.
Доктор самодовольно улыбнулся:
– Верно. Сейчас уже немногие об этом помнят. А вы, простите, откуда об этом знаете?
– В книжках читал.
– В книжках? – Доктор Морель нахмурился. – Не знал, что слэвам позволено читать что-то, кроме Библии.
– А может, ничего больше и не надо? – Егор напряг руки, пробуя ремни на крепость.
– В каком смысле? – не понял доктор.
– В том смысле, что в Библии есть все, что необходимо человеку.
– Необходимо для чего?
– Для того, чтобы правильно выстроить и прожить свою жизнь.
Морель прищурил дряблые, морщинистые веки и насмешливо уточнил:
– Так вы правоверный христианин?
– А вас это удивляет? – ответил Егор вопросом на вопрос.
– Не то чтобы удивляет, но… Я довольно хорошо разбираюсь в людях, и вы показались мне умным парнем. А, будучи доктором, я не могу относиться к христианскому учению без презрения.
– Почему?
– Христиане презирали тело и даже из болезни умудрялись делать добродетель. Они наделяли болезнь моральными характеристиками и считали ее карой или испытанием. А порой – особым, душеспасительным состоянием, в котором человек становится более совершенным. По-моему, подобное превознесение болезни – это чистейший бред.
– Нацисты запретили христианство? – спросил Егор.
Доктор Морель покачал головой:
– Нет. Христианство – религия стадная. Она учит послушанию, а отсюда следует, что христианами легче править, чем нехристианами.
Егор попробовал на прочность ремни, стянувшие ноги.
– А что, если я скажу вам, что нацисты – просто злобные свиньи, возомнившие себя богами? – язвительно проговорил он.
Морель не обиделся.
– Это ваше мнение, юноша, и оно ничего не стоит, – спокойно заявил он.
– Так уж и ничего?
Доктор улыбнулся и велеречиво изрек:
– Сильнейшие преодолевают осуждающие оценки. Мир создан так, что в нем всегда существовала иерархия сил. Повелевающие должны повелевать, подчиняющиеся – подчиняться. Так было всегда.
Егор молчал, размышляя над тем, есть ли у него шанс высвободиться, и поглядывал на железный шкаф у противоположной стены. В подобных шкафах обычно держали оружие.
– Знаете, юноша, – снова заговорил бывший лейб-медик, – меня не удивляет, что мы, немцы, победили всех прочих в великой войне. Мы не любим унывать. Кто сохранил и воспитал в себе крепкую волю вместе с широким умом, имеет более благоприятные шансы для возвышения. Кто может повелевать, находит таких, которые должны подчиняться.
Он подошел к железному столику, на котором были разложены шприцы, ампулы и хирургические инструменты – скальпели, пилы, карнцанги.
– Война унесла множество индивидов высшей породы. Но кто уцелел, тот силен, как черт.
– А как насчет морали? – поинтересовался Егор.
Доктор взял один шприц, подумал и положил его на место. Взял другой и задумчиво произнес:
– Мораль ограждала неудачников, приписывая каждому бесконечную ценность. Если предположить, что вера в эту мораль погибнет, то неудачники утратят свое утешение – и погибнут тоже. Тот, кто хочет властвовать, должен осознать фальшивость любой морали. Он должен сказать: мораль – это я!
Егор усмехнулся и сказал:
– Вислоухий властелин – над ослами господин.
Доктор посмотрел на него с удивлением.
– Вы читали «Заратустру»? – недоверчиво спросил он.
– Было дело, – ответил Егор. – Деление на господ и чернь – это старая песня, ей уже несколько тысяч лет.
– Это не просто деление на господ и чернь, – возразил Морель, – эта структура более сложная и развитая. Главная ее цель – рождение высшей культуры. А такая культура возможна только на широком основании крепко сплоченной посредственности.
Доктор вздохнул.
– Конечно, система эта не будет работать, пока мы не воспитаем в подчиненных расах определенные качества. Качества, способствующие раболепному служению и беспрекословному подчинению.
– И как вы намерены это сделать? – поинтересовался Волчок.
– Во-первых, нам поможет современное машинное производство, построенное на эксплуатации человека человеком. Во-вторых, неоценимую услугу окажет нам мораль рабов, которая воспитывает в человеке качества орудия. Такой моралью является христианство.
– В вашей «системе» есть противоречия, доктор. С одной стороны, вы признаете только силу и стремление к господству, приводящие к рождению новой расы людей, а с другой – ратуете за высшую духовность. Но ваш «сверхчеловек» оказывается просто могучим и лютым животным.
Доктор нахмурился. Было видно, что слова Егора ему не понравились. Однако он взял себя в руки и спокойно возразил:
– Моя «система» основана на стремлении вырваться из порочного круга ложных ценностей.
– Таких, например, как безусловная ценность человеческой души?
– Я устал с тобой спорить, слэв. Да мне, немцу, и не пристало это делать.
– Бракованному немцу, – поправил Егор, глядя на карие вкрапления на голубых радужках доктора.
Лицо доктора слегка потемнело, но он совладал с собой и невозмутимо проговорил:
– Возможно. Но все-таки немцу.
– Сколько бедолаг прошло через ваши руки, доктор? Скольких вы подвергли вивисекции, а потом убили?
– Я не считал, – улыбнулся Морель. – Но твой случай исключительный. Тебе предстоит долгий путь биоандроидной модификации. Я буду делать из тебя настоящего арийца.
Егор хмыкнул:
– Думаете, получится?
– Этого я не знаю. Но процесс будет мучительным. Мы будем модифицировать клетки твоего тела. А те, что умрут, заменим искусственными.
Егора осенило.
– Фридрих был вашим детищем, доктор? – спросил он.
– Оберштурмфюрер Граубергер? – Морель усмехнулся. – Да. Его создал я. Исходный материал был неплох, и все же мне пришлось здорово потрудиться, чтобы сделать из него настоящего арийца. Но я вправе гордиться своей работой.
– Гордиться? – Егор насмешливо прищурился. – Этот истукан даже не был человеком.
– Около пятнадцати процентов его тела мне удалось сохранить. Так что, Фридрих Граубергер был человеком.
– Ваш Фридрих был фарфоровым истуканом, куклой. И кстати, из него получились прекрасные черепки.
Лицо доктора Мореля осталось неподвижно, но словно покрылось серым налетом. Он разомкнул тусклые губы и сказал: