– Да, – отозвался он. – Тогда что тебя заботит?
Она помотала головой.
– Твое оправдание для многих неважно попахивало. Ты помнишь, что писали об этом газеты? «Неподражаемый Лещинский вновь обвел присяжных вокруг пальца», «Адвокат отпускает убийцу на свободу».
– Ну и что? Пусть пишут. Всем ведь рты не заткнешь.
– Да. Но на следующий день ситуация перевернулась, и убийцей объявили уже Лещинского, – заметила она. – Ты, надеюсь, не веришь в то, что адвокат задушил эту девчонку?
– Чужая душа – потемки, – пожал плечами Кренин. – Лещинский – не святоша, но мне как-то трудно представить его в роли убийцы.
– Да и на извращенца он не похож, – выразительно заметила Василиса. – Но вдруг кому-нибудь придет в голову сопоставить эти два дела и перевести стрелки на тебя?
Чиновник дернулся. Игра в детективов начинала действовать ему на нервы. Он привык решать проблемы по мере их поступления. Это жена просчитывала все на несколько шагов вперед. Уму непостижимо, когда она успела раздобыть путевки и подготовить диктофон?
– Знаешь, давай не будем загадывать, – попросил он Василису. – Дело Лещинского находится в суде, так что будем считать, что убийца уже найден.
– Как ты думаешь, он выпутается?
Кренин хмыкнул:
– Разумеется. Ты разве не знаешь, он всегда выходит сухим из воды…
Глава 24
Лежнев взглянул на скамью подсудимых, и его губы скривились в презрительной усмешке.
– Разумеется, я знаком с ним. Он выступал защитником по делу Кренина. Кажется, его фамилия Лещинский.
– Испытываете ли вы к подсудимому неприязнь? – задавал вопрос Немиров.
– Разумеется, особой приязни я к нему не питаю. Ведь он защищал убийцу моей сестры. Но и вражды у меня нет.
– Подсудимый считает, что вы совершили убийство Гуляевой только для того, чтобы подставить его.
– Чушь полная. Я не способен на убийство.
– Все-таки вам придется сказать, что вы делали в ночь с тридцатого апреля на первое мая.
– Я был в своем садовом доме…
Лещинский слушал допрос Лежнева, понимая, что это его единственная надежда. Если присяжные посчитают, что алиби свидетеля подтверждено, то дальнейшая борьба не будет иметь смысла. Хуже всего то, что Лежнев держится безупречно, демонстрируя по отношению к нему холодную отстраненность, а не злобное остервенение. Если бы присяжные увидели его истинное лицо, услышали тихую угрозу «Ты мне заплатишь!», они бы наверняка критически отнеслись к его басне о ночи, проведенной в садовом домике. Значит, его задача предельно ясна: вывести Лежнева из себя. Но сделать это нужно аккуратно, так, чтобы его оружие не выстрелило в него самого. Итак, как это будет выглядеть?
– Вы помните суть вердикта, вынесенного присяжными в отношении подсудимого Кренина? – задал Лещинский первый вопрос.
Лицо Лежнева помрачнело.
– Они оправдали его.
– Значит, присяжные решили, что ваша сестра, Лара Лежнева, не погибла от рук подсудимого?
– Да, они посчитали так.
– А вы согласны с вердиктом?
– Нет, – сухо ответил свидетель. – Я по-прежнему считаю, что Ларису убил именно Кренин!
– Простите, что приходится вам об этом напоминать, но мной были обнародованы факты того, что ваша сестра встречалась с другими мужчинами, и любой из них мог…
– Это ложь! – вспыхнул Лежнев. – Это подлая клевета.
– Но в деле фигурировали свидетели, справка из вендиспансера…
– Вы просто фальсифицировали доказательства, представив мою сестру гулящей женщиной. Такой она никогда не была. Лариса походила на цветок, нежный и невинный.
Лещинский пожал плечами.
– Я не знал, что невинные девушки встречаются с женатыми мужчинами и занимаются сексом с ними прямо на рабочем столе. Я сожалею, но это горькая правда, подтвержденная дюжиной свидетелей.
– Оставьте в покое мою сестру! Сейчас судят вас, а не ее. Отвечайте за свои поступки и не трогайте своими грязными руками честь Лары. Вы не стоите ее мизинца!
Судья стукнул молоточком.
– Подсудимый, не провоцируйте свидетеля. А вы, Лежнев, будьте спокойнее. У нас тут не место для кулачных боев.
Лещинский вежливо кивнул, показывая, что он принял замечание к сведению. Лежнев же бросил на судью презрительный взгляд. Правый глаз у него задергался в нервном тике. Должно быть, он вспомнил, как несколько месяцев назад в этом же зале другой судья зачитал убийце его сестры оправдательный приговор.
– Вы же знаете, я только выполнял свой профессиональный долг, – примирительным тоном обратился Лещинский к свидетелю.
– Засуньте себе свой долг знаете куда? – крикнул Лежнев, сжимая кулаки. – Вы – подлый сукин сын!..
– Свидетель! – грохнул молоточком судья. – Вы переходите допустимые границы. Я накажу вас за неуважение к суду.
– А! – махнул рукой Лежнев. – Какая мне теперь разница!
– Почему вы так ненавидите меня? – спрашивал Лещинский, с удовольствием наблюдая, как раздуваются ноздри свидетеля. Спокойный тон адвоката возбуждал его сильнее, чем быка развевающийся плащ тореадора.
– Я считаю, что таких людей, как вы, надо уничтожать! – в горячке выплюнул Лежнев. – И если хотите знать, я даже рад, что так получилось. В любом случае наказание вы получите по заслугам.
– Ну, вот, а еще говорили, что не испытываете ко мне вражды, – с огорчением произнес Лещинский. – Зачем вы мне угрожали? Помните? В день вынесения оправдательного вердикта.
– Жаль, что я не убил тебя тогда на месте! – заявил Лежнев, от волнения переходя на «ты». – Самодовольный ублюдок!
– Ну, довольно! – окрикнул его судья. – Пристав, выведите свидетеля из зала.
Лещинский без сожаления смотрел на то, как мужчина в форменной одежде выводит под локоть упирающегося Лежнева. Последнее, что он увидел, прежде чем за свидетелем затворилась дверь, это его взгляд, полный дикой первобытной ненависти…
Свидетель Китаев явился в суд в белоснежной рубашке, наглухо застегнутой на все пуговицы. Видно было, что он волновался, но на вопросы Немирова старался отвечать обстоятельно.
– Подсудимого знать не знаю. Слыхивал только, что он адвокатом работал. Вроде как людей защищал.
– Ну а что вы скажете насчет событий тридцатого апреля? – интересовался прокурор, желая навести свидетеля на воспоминания о давней попойке. Алиби Лежнева нужно было подтверждать.
Китаев понимающе кивнул.
– В ночь на первое мая я со своим знакомым Сашкой Лежневым сидел в его садовом домике и пил водку. Потом мы спали, а утром опохмелялись. Вот, в общем-то, и все.
– Скажите, уезжал куда-нибудь Лежнев в течение ночи?
– Нет.
– Но, может быть, в то время, когда вы спали…
Китаев покровительственно улыбнулся:
– Ну а вы могли куда-нибудь уйти после литра «беленькой»?
Прокурор недовольно поморщился. Черт знает, с кем ему приходится работать! А ведь он дал ему подробные инструкции. Не хватало еще, чтобы присяжные раскусили, что за фрукт этот Китаев.
– Напомню, что нас интересует Лежнев, – сказал он с напором. – Мог Лежнев незаметно для вас покинуть садовый дом?
– Он был мертв! – поторопился исправить положение перепуганный Китаев. – Вернее, Лежнев был пьян. А вообще он был мертвецки пьян…
Лещинский следил за свидетелем, как кот за мышью, пытаясь представить, на чем его можно будет подловить. Он видел, как потеет Китаев, отвечая на вопросы прокурора. Кажется, он даже догадывался, почему в жаркий летний день тот наглухо застегнул воротник рубашки.
– Итак, все происходило тридцатого апреля, – начал Лещинский свой допрос. – Вы пили.
– Да, я пил. Лежнев пил тоже.
– А двадцать первого апреля вы пили?
Китаев почесал лоб.
– Не помню точно. А что было двадцать первого апреля?
– Не важно. А можете сказать, что было тридцатого мая?
– Нет. Я уже не помню.
– Но тридцатое мая было позже тридцатого апреля, – заметил Лещинский. – Вы должны помнить.
– Не-ет, – испугался свидетель. – А что, еще кого-то убили? Мне Сашка ничего об этом не говорил.
– А что вам Сашка говорил?
– Что меня будут спрашивать про тридцатое апреля и что мне нужно сказать, что мы вместе пили. А про май он ничего не говорил…
Пятна пота под мышками стали отчетливо видны. На лбу проступили капельки влаги.
– Так почему вы нам рассказывали про ваш ночной загул? – продолжал допрос Лещинский.
– Так Сашка же просил! – с отчаянием воскликнул свидетель. – У него сестру замочили. А адвокат – подонок… Ох, это же вы! Вы выпустили жулика на свободу. А Сашка – пацан правильный, хотя и фраер. Грех ему не помочь. Но вы не подумайте! Мы по-честному пили, а потом уж как получилось. Он меня спросил: «Пойдешь в свидетели?»
– И вы пошли. Пацан сказал – пацан сделал. Так, что ли?
– Именно так, гражданин начальник.
Лещинский улыбнулся.
– Какие-то слова вы все странные употребляете? Пацан. Это мальчик, что ли?
– Именно так, гражданин начальник.
Лещинский улыбнулся.
– Какие-то слова вы все странные употребляете? Пацан. Это мальчик, что ли?
Китаев замотал головой. Казалось, что воротник рубашки душит его, впиваясь в кожу. Волнуясь, он забывал наставление прокурора – говорить только «да» или «нет», во всех других случаях использовать русский литературный язык. Жаль, что с литературой он в последний раз сталкивался в школе!
– Пацан – это хороший человек, значит, – выдавил он через силу. – По понятиям не живет, но никому не гадит.
– Как я сразу не сообразил! – притворно изумился Лещинский. – А вы, значит, по понятиям живете?
Китаев рванул ворот. Стремительно в сторону отлетела пуговица. Обнажились разрисованные диковинным цветом ключицы. Свидетель смутился еще больше, заметив любопытство заседателей, вне всяких сомнений заинтересовавшихся верхним фрагментом росписи.
– И вправду жарко! – сочувственно заметил Лещинский. – Но вы не смущайтесь. Кого сейчас удивишь татуировкой.
– Да по глупости сделал, когда еще первую ходку делал, – брякнул Китаев и покраснел. – Я хотел сказать…
– Мы поняли, – ободряюще улыбнулся подсудимый. – Вы имели в виду, когда вас отправили на зону впервые.
– Именно так, – сглотнул слюну свидетель.
– А сколько раз, если не секрет, вы там бывали?
Прокурор взвился с места:
– Протест, ваша честь. Вопрос не имеет отношения…
Но он опоздал. С губ свидетеля уже сорвалось слово:
– Пять!
Присяжные встревоженно зашевелились на своих местах.
– Уважаемые заседатели! – встрял судья. – Вопрос не имеет отношения к делу. Прошлое свидетеля нас не должно волновать. Постарайтесь не принимать сведения о бывших судимостях Китаева к сведению. Вычеркните их из памяти, словно их и не было.
Но вред обвинению уже был нанесен. Люди не привыкли доверять пятикратно судимым свидетелям, даже если они говорят чистую правду.
– Представьтесь, кем вы работаете? – задал вопрос прокурор.
– Я – инженер, – ответил невысокий, крепкий молодой человек. – Работаю в фирме по продаже систем видеонаблюдения.
– Вы обслуживаете дома или офисы?
– Среди наших заказчиков есть физические и юридические лица.
– Как насчет нашего подсудимого?
– Господин Лещинский является нашим заказчиком. Как я понимаю, система до сих пор находится на нашем обслуживании.
– Что она из себя представляет?
– О! Это великолепная техника, – оживился инженер. – Несколько цифровых камер установлены по периметру дома. Изображение передается на монитор, который, в свою очередь, находится в холле. По желанию заказчика изображение записывается и может быть потом просмотрено как в виде ролика, так и отдельно по кадрам.
– Скажите, поступали жалобы от заказчика на работу установленной системы видеонаблюдения?
– Нет. Она работала прекрасно.
– Вам известно, насколько регулярно пользовался заказчик вашей системой?
Мужчина вопросительно повернул голову:
– Не понял вопрос.
– Ну, может быть, господин Лещинский выключал систему или пользовался ею только тогда, когда был в отпуске?
Инженер энергично затряс головой.
– Не-ет! Какой в этом смысл? Система была включена все время. Заказчик – человек состоятельный. Он опасался краж или других незаконных проникновений на его территорию.
– А на самом деле возможно ли проникнуть в дом, оставшись незамеченным для системы видеонаблюдения?
Мужчина довольно рассмеялся.
– Возможно. Если вы – невидимка. Камерами напичкана вся территория. Даже если вы удачно обойдете некоторые из них, все равно вас зафиксирует другая. Я сам принимал участие в разработке проекта и могу сказать определенно: в дом Лещинского незамеченным проникнуть нельзя!
– Ну а если на время отключить систему?
– Тогда это неизбежно зафиксируется на экране. В верхнем углу показывается число и время. Если вы отключите систему, произойдет провал. Например, пятое сентября десять часов утра. Потом сразу пятое сентября восемь часов вечера. Это невозможно не заметить.
– Принимали ли вы участие в просмотре записи за тридцатое апреля и первое мая?
– Да, конечно. Меня привлекали к делу в качестве специалиста.
– Видели ли вы «провалы» в записи?
– Нет, запись шла непрерывно.
– Были ли замечены вами посторонние лица, попавшие в кадр в указанный период?
– Нет. Я видел только домработницу. Она ушла в полночь и пришла в семь часов утра.
– Вы не могли перепутать домработницу Лещинского с каким-то другим человеком?
– Это исключено, – покачал головой инженер. – Картинка на экране цифровой камеры получается четкая, не размытая. Кроме того, эту женщину я хорошо знаю в лицо. Хорошая работница, ответственная. Буквально за три дня до происшествия она вызывала нас, просила провести профилактический осмотр системы.
– Ну и как? Вы его провели?
– Разумеется, все работало как часы!
– Отлично. У меня нет к вам вопросов.
Глава 25
Лещинский вел свою защиту замечательно, проявляя находчивость и мастерство. Но, даже несмотря на это, зрители, присутствующие в зале, сходились в одном: подсудимый, похоже, и вправду виновен, а теперь пытается профессионально замести следы.
Журналист одной из местных газет посвятил этому отдельную статью под броским заголовком «Капкан на адвоката»:
«Вне всяких сомнений, представить блестящего адвоката Лещинского виновным в убийстве дико и неправдоподобно. Он – непревзойденный судебный оратор, щедрый меценат и яркий герой светской хроники. На первый взгляд у него нет причины убивать. Вся его жизнь – сплошной успех. Но взглянем фактам в лицо. Задушенная девушка обнаружена в его постели, и нет ни одного разумного довода, объясняющего этот вопиющий случай. Линия защиты, избранная Лещинским, о некоем злоумышленнике, пробравшемся в его дом под покровом ночи, мягко говоря, притянута за уши. Позволю себе поделиться с читателем несколькими соображениями по этому поводу. Некоторым выдающимся лицам, добившимся карьерных высот, присущ внутренний кризис, выражающийся в потере интереса к жизни, в скуке и пресыщенности своими бесконечными победами. Веруя в собственную исключительность, такие личности часто теряют почву под ногами и начинают вести себя неадекватно. Кто-то находит утешение в вине и наркотиках, кто-то намеренно создает себе экстремальные ситуации. Их заводит само осознание того, что они ходят по лезвию бритвы. Господин Лещинский давно понял, что конкурентов среди адвокатов у него нет. Он не проиграл ни одного дела и уверовал в то, что сам подобен Богу. Совершив убийство, он бросил судьбе вызов. Присяжные стоят перед нелегким выбором: склонить головы перед харизматичностью главного героя и закрыть глаза на упрямые факты или все же осудить того, чье славное прошлое вызывало у них совсем недавно зависть и почитание».
– Ну и что? Что ты думаешь об этом? – спросила Елизавета, кидая газету на стол и принимаясь за кофе.
Они сидели с Тараскиным в небольшом уютном кафе, под рыжим абажуром, наблюдая, как по стеклам полощет дождь. Кроме шелеста дождя до них доносилась негромкая музыка.
– Я думаю, это может оказаться правдой, – задумчиво ответил Тараскин. – У вас, кстати, не возникало мысли, что наш блестящий адвокат мог попросту свихнуться?
– С чего бы это? – приоткрыла рот Дубровская. Откровенно говоря, у нее не хватило воображения представить себе, что кумир всех молодых адвокатов может оказаться не в своем уме.
– Смотрите, здесь же все просто, – пожал плечами Тараскин. – Журналист прав. У Лещинского снесло крышу, и он решил, что может вершить судьбы других людей. Такое, кстати, бывает у выживших из ума судей и прокуроров. Вы «Десять негритят» читали? Ну, то, что у Агаты Кристи? Помните, каких дел натворил там судья в отставке, задавшись мыслью сотворить идеальное преступление?
– Все это я читала, – раздраженно заметила Лиза. – Скажу только, что Лещинский – не судья, и у него нет бредовой идеи карать грешников.
– Значит, он будет первым адвокатом, у которого поплыли мозги, – не сдавался Тараскин. – Лещинский всю жизнь защищал преступников, талантливых и бездарных. Обдумывая защиту, адвокат всегда проводит детальный анализ самого деяния, отмечая «проколы» клиента и даже сетуя на то, что тот мог бы оказаться умнее. Скажите, положа руку на сердце, вы никогда не думали, что могли бы совершить преступление более искусно?
Последний вопрос Елизавету застал врасплох. Честно говоря, иногда она злилась на некоторых своих незадачливых клиентов не столько за то, что они совершили преступление, сколько за то, что они сделали это глупо. Конечно, она ужасалась при мысли о том, что, подыскивая для преступника хитроумные способы совершения деяния, она фактически оправдывала само преступление. Но факт оставался фактом: странные для нормального человека мысли ее голову все же посещали. К примеру, почему очередной недотепа залапал пальцами все предметы в чужой квартире? Он что, не слышал про отпечатки пальцев и необходимые в этом деле перчатки? Как строить защиту, если десяток свидетелей указывают на твоего клиента? Он что, не мог подобрать для совершения своего паскудства темное время суток?