– Знаешь, я всегда отрицала убийство как способ достижения цели, – созналась Лиза. – Но насчет всего остального я была не столь категорична. Ты считаешь это ненормальным?
Тараскин пожал плечами:
– Люди с равной настойчивостью пытались изобрести вечный двигатель и придумать идеальное преступление, – заметил он. – Однако вернемся к Лещинскому. Вы отрицаете такую возможность?
– Я не знаю, – искренне ответила Дубровская. – Вернее, я не думаю о его помешательстве. Слишком уж здорово он ведет свою защиту. Но Лещинский – игрок. Он сам мне что-то такое говорил… Сравнивал суд с театром, противопоставляя главных и второстепенных персонажей, талант и бездарность. Если рассмотреть это преступление как игру…
– С этого-то все и начинается, – сказал Тараскин. – Он, разумеется, причислил себя к талантам. Почему тогда вам он не добавил реплик? Неужели ваша роль так и останется без слов?
Елизавета горестно вздохнула:
– Он доверяет только себе, и в этом его можно понять. Я для него слишком молода и неопытна. Если бы речь не шла о его жизни, он позволил бы мне некоторую самостоятельность. Но, признаться, я уже засиделась на скамейке запасных и боюсь ввязаться в драку.
– Но Лещинский проигрывает! Это все говорят, – воскликнул Тараскин. – Самое время ему помочь.
– Знаешь, я пока подожду, – сказала Лиза. – Он надеется на успех, и кто его знает? Вдруг все еще получится… Да перестань ты, в конце концов, крошить хлеб. На нас уже официантка смотрит!
Толстощекая девушка в форменной юбке и в самом деле смотрела на них искоса, не понимая, что можно так горячо обсуждать, имея на двоих по чашке кофе и половинке сдобной булочки.
Елизавета все-таки решилась на еще один разговор с Лещинским. Ее оскорбленное чувство собственного достоинства восставало против общения с человеком, демонстрирующим ей холодное пренебрежение, но она понимала, что должна сделать это. Непотопляемый корабль защиты, как легендарный «Титаник», шел ко дну, а капитана судна не покидало ощущение того, что все еще можно спасти.
Лещинский чувствовал себя в последнее время неважно: немного осунулся, похудел, а в его глазах, прежде излучавших уверенность и силу, теперь затаилась тревога. Но он с отчаянием утопающего держался за свою прежнюю идею о виновности Лежнева.
– Владимир Иванович, – начала Лиза трудный разговор. – Я вчера блуждала по Интернету и побывала на некоторых форумах, где обсуждают наше дело.
– Никогда не делайте этого, во всяком случае, в течение процесса, если не хотите раньше времени опустить руки, – сказал он, презрительно изогнув губы. – Некоторые люди используют Интернет как сточную канаву, в которую сливают все свое дерьмо.
Елизавета заметила, что Лещинский, поначалу с охотой демонстрировавший свое трепетное отношение к языку, в последнее время все чаще стал использовать бранные выражения.
– Если вы не любите Всемирную паутину, тогда давайте посмотрим, что пишут в прессе, – спокойно предложила она.
– Нашли где смотреть! – нервно рассмеялся адвокат. – Все журналисты продажны по своей сути. Я знаю, что они уже давно повесили старину Лещинского. Проклятые писаки!
– Но, Владимир Иванович, их мнение в какой-то степени отражает то, что творится в головах наших присяжных, – возразила Лиза. – Заседатели приходят домой и, несмотря на все запреты судьи, лезут в Интернет, читают газеты и слушают телевизор. Их интересует чужое мнение. Они боятся ошибиться! Вы правы, многие из тех, кто пишет про вас статьи, уже вынесли свой приговор. И он, к сожалению, не оправдательный.
– Присяжные решат по-другому, вот увидите, – пообещал Лещинский, и в его тоне Елизавета услышала ожесточение.
Она вздохнула. Похоже, разговор обещал оказаться бесполезным.
– Вы выбрали неподходящую фигуру, – сказала она. – Лежнев – не тот человек. Если бы вы говорили о Кренине, у вас была бы надежда.
– Как вас, должно быть, достал этот чиновник, если все последнее время вы говорите мне про него, – усмехнулся Лещинский. – Ну да, я спас этого негодяя, но у него, хотя бы из чувства благодарности, не могла возникнуть идея подвести меня под монастырь!
– Какое чувство благодарности может быть у негодяя? – спросила Лиза. – По-моему, вы обманываете себя.
– Кренин знал, что я его выручу, – бросил адвокат, заводясь с полоборота. – Я его вытащил один раз, вытащил бы и другой, если бы в этом возникла необходимость. А такое бы случилось, поверьте! Кренин – больной человек, но не настолько безумный, чтобы не осознавать, что я – его палочка-выручалочка! Я сделал для него все. Я, можно сказать, вывернулся наизнанку. Думаете, у его жены случайно появился любовник? Да никакого любовника не было. Это актер, великолепно сыгравший свою роль.
Елизавета не верила своим ушам. Должно быть, у маститого адвоката и вправду поехала крыша, если он сейчас говорит ей такие вещи. Но Лещинский не собирался останавливаться.
– … Не было никакой справки из диспансера, не было никаких любовников Ларисы. Она на самом деле была… Как там сказал ее брат? А-а, как невинный цветок! Это все придумал я! Кто бы до этого еще мог додуматься? Если бы не я, этот чиновник с замашками извращенца мотал бы сейчас срок и обслуживал своей задницей половину зоны! Думаете, он не знал это?
Дубровская поморщилась. Откровенность адвоката пугала ее.
– Тем более, – подала она робкую реплику. – Кренин – фигура более благодатная для того, чтобы строить на нем свою защиту. Оставьте в покое Лежнева. Он не сделал вам ничего плохого. Давайте озвучим в суде новую версию…
– Но Кренин не виноват, – усмехнулся Лещинский. – Всю ночь после освобождения он провел дома. Так что, следуя вашей логике, мы не должны бросать на него тень.
– Но он убил Лару. Так что пусть справедливость, хоть запоздало, но восторжествует! – возразила Елизавета, чувствуя воодушевление от осознания того, что преступник понесет заслуженное наказание.
– Черта с два! – обозлился Лещинский. – Вы предлагаете заявить мне, что я сфальсифицировал доказательства? Да вы подставляете меня под новую статью! С убийством Гуляевой прогноз еще не ясен, и есть надежда. Таким же образом я выставлю себя полным дураком и отрежу себе путь к спасению.
– Но что тогда делать? – с отчаянием воскликнула Лиза. – Просто сидеть и смотреть, как дело катится по наклонной плоскости?
– Вам делать ничего не надо! – заметил Лещинский. – Кстати, сейчас я готовлю для вас речь в прениях. Вы должны будете ее заучить, чтобы не повторилось прошлого конфуза. Вы обещаете, что будете четко следовать моим инструкциям?
– А разве у меня есть выбор? – со вздохом спросила Елизавета.
Глава 26
Домой в этот день она пришла грустная, полная дурных предчувствий. В ее памяти вдруг всплыли все слышанные ею ранее ядовитые комментарии, которыми охотно обменивались коллеги, обсуждая победы адвоката Лещинского. Как жаль, что в силу своей недальновидности она долго считала, что речь идет об обыкновенной человеческой зависти.
Взять хотя бы то знаменитое дело о шелковых шароварах, о котором ей в первый же день поведала свекровь! Еще тогда Елизавета могла задуматься и понять, что главный враг господина Лещинского – сам господин Лещинский, с его непомерным тщеславием и чрезвычайно пластичной совестью. Но что бы это изменило? Пожалуй, ничего. Владимир Иванович – взрослый человек с уже сформировавшимися взглядами, и переделать его ей не под силу.
– Что случилось? – спросила Лизу свекровь, пользуясь рекламной паузой. – На тебе лица нет. Мне кажется, тебе нужен солярий.
– Боюсь, что это мне не поможет, – кисло заметила Лиза. – Хорошее настроение не купишь за деньги.
– Тут ты права, – неожиданно согласилась свекровь. – Тогда делай, как я. Ищи положительные моменты в мелочах. У меня все отлично по двум причинам. Во-первых, сегодня покажут две серии моего любимого фильма. Ну а, во-вторых, я нашла способ присматривать за Дусей, не тратя на нее своего драгоценного времени.
Испугавшись, что свекровь начнет посвящать ее в содержание двух серий любимого фильма, Елизавета поспешила перевести разговор на тему воспитания их беспокойной гостьи. После того, как Клара канула в темную ночь, прихватив с собой пару чемоданов с вещами, стало ясно, что пребывание Дуси в их доме, возможно, затянется на неопределенный срок.
– Ну так что Дуся? – спросила Елизавета.
Конечно, она была в курсе того, что рыжая девчонка обожает плескаться в воде, хотя совсем не умеет плавать. С наступлением жарких дней борьба с бесовкой обострилась. Дуся лезла в небольшой пруд, находившийся на территории их парка. Но за ней нужен был постоянный присмотр. Понятно, что домашняя прислуга, занятая ежедневными делами по уборке и готовке, не могла взять на себя роль нянек. Андрей и Елизавета сутками пропадали в городе, и все тяготы надзора и контроля над малолетней родственницей легли на плечи Ольги Сергеевны. Но она никак не могла решить: как можно одновременно быть у пруда, наблюдая за девочкой, и смотреть любимый сериал, находясь при этом в доме? Она пыталась закрыть девчонку в комнате, что, естественно, не было решением проблемы, учитывая то, что любимых сериалов и подруг у нее было многим больше десяти. Она закидывала девочку книгами, позволяя читать все, даже справочник по судебной медицине. Но Дуся была непреклонна, заявляя, что хочет гулять в парке. Масло в огонь подливал еще и Мерцалов, говоривший каждый раз одно и то же:
– Ну так что Дуся? – спросила Елизавета.
Конечно, она была в курсе того, что рыжая девчонка обожает плескаться в воде, хотя совсем не умеет плавать. С наступлением жарких дней борьба с бесовкой обострилась. Дуся лезла в небольшой пруд, находившийся на территории их парка. Но за ней нужен был постоянный присмотр. Понятно, что домашняя прислуга, занятая ежедневными делами по уборке и готовке, не могла взять на себя роль нянек. Андрей и Елизавета сутками пропадали в городе, и все тяготы надзора и контроля над малолетней родственницей легли на плечи Ольги Сергеевны. Но она никак не могла решить: как можно одновременно быть у пруда, наблюдая за девочкой, и смотреть любимый сериал, находясь при этом в доме? Она пыталась закрыть девчонку в комнате, что, естественно, не было решением проблемы, учитывая то, что любимых сериалов и подруг у нее было многим больше десяти. Она закидывала девочку книгами, позволяя читать все, даже справочник по судебной медицине. Но Дуся была непреклонна, заявляя, что хочет гулять в парке. Масло в огонь подливал еще и Мерцалов, говоривший каждый раз одно и то же:
– В конце концов, мама, ты посадишь глаза, сидя весь день перед телевизором. Погуляй с Дусей. Тебе полезен свежий воздух!
Ольга Сергеевна начинала ненавидеть свежий воздух и движение, пока в ее голову не пришла оригинальная идея.
– Я использовала технику, вот и все дела! – всплеснула она руками. – Третье тысячелетие на дворе, а мы, как пещерные люди, привязаны к ребенку.
Елизавета хотела что-то возразить по поводу древних людей, но свекровь тем временем ткнула пальцем в монитор, расположенный сразу возле входа в гостиную.
– Система видеонаблюдения, – пояснила она. – Я просто смотрю, в какой зоне находится наша девочка, и реагирую, если в этом есть надобность.
И действительно, в нижнем правом сегменте Елизавета увидела маленькую фигурку, растянувшуюся на банном полотенце.
– Как ты помнишь, в этом уголке камера нам всегда показывала то, что происходит на дальней площадке. Там есть такая хорошенькая лужайка, где сейчас и загорает Дуся. Она читает книжку, а я смотрю телевизор. Здорово, правда?
– Здорово, – согласилась Лиза. – А как же пруд?
– Пруд находится прямо в противоположной стороне, – обрадованно заявила Ольга Сергеевна. – Теперь я спокойна. Девчонка всегда под присмотром. Что ни говори, в этих новомодных штуках всегда есть толк!
Елизавета вспомнила, сколько проблем доставила им система видеонаблюдения, установленная в доме Лещинского. Пожалуй, тот фильм, смонтированный из кадров видеосъемки роковой ночи, стал самым веским доказательством обвинения, которое известный адвокат так и не смог опровергнуть. Он мог воздействовать на людей обманом и хитростью, но заставить камеры изменить отлично настроенное изображение и выдать иллюзию присутствия чужого человека он не мог. Лещинский тоже был не всесилен.
Лиза вышла на улицу, чтобы развеять дурные мысли. Стоял замечательный день, один из тех, которые лучше проводить в деревне, а не в городе, где раскалившийся асфальт и автомобильные пробки делают существование вообще невыносимым. Дул легкий ветерок, доносящий с собой запахи костра. Елизавета обогнула дом и зашагала по мощенной плитками дорожке в ту сторону, где за кружевными кронами лип и мохнатыми лапами елей находился искусственный пруд. Там, во всяком случае, она могла остаться наедине со своими мыслями, не опасаясь, что ее одиночество будет нарушено любопытными вопросами свекрови или внезапным появлением мужа.
Дорожка, извиваясь вдоль высаженных в линию цветов, бежала вниз. Здесь не было темных деревьев и густого подлеска, как в парке Лещинского, по обе стороны росли садовые розы, не кроваво-красные великаны, как в любимой оранжерее Ольги Сергеевны, а белые, розовые, золотистые – воплощение изящной простоты. Их прелестные головки, утомленные жарким днем, склонились в сторону Елизаветы, словно отвешивая ей поклон. Взмахнув крыльями, пролетела бабочка, похожая на диковинный цветок.
Дубровская подняла с земли упавший лепесток и, растерев на ладони, поднесла к лицу. До нее донесся запах, душистый и крепкий, не такой пряный, как у его собратьев, скрученных в пожухшие трубочки на земле, но живой и манящий, как и сам розовый куст.
Незаметно она достигла конца тропинки, где цветы уступили свое место кустарнику, те, в свою очередь, деревьям. Пройдя сквозь увитую вьюнком арку, Елизавета была близка к своей цели, как вдруг почти рядом раздалось осторожное покашливание. Она повернула голову…
– Ты что здесь делаешь? – набросилась она на ничего не подозревающую Дусю, растянувшуюся на полотенце рядом с прудом.
– Книжку читаю, – пробормотала девочка, старательно прикрывая руками название.
– Вижу, что читаешь. Однако Ольга Сергеевна велела тебе находиться на лужайке, в стороне от пруда.
– Но я не лезу в пруд, – возразила Дуся.
– Все равно обманывать взрослых нехорошо, – менторским тоном изрекла Елизавета, прикидывая в уме, как удобнее избавиться от девчонки, чтобы посидеть в одиночестве на берегу. – Сейчас Ольга Сергеевна увидит в монитор, что ты переместилась к пруду, и мигом примчится сюда. Не веришь? Говорю тебе, она не спускает с экрана глаз. Давай засечем время.
Лиза взглянула на часы, чтобы замерить оперативность свекрови. Стрелка стремительно бежала по кругу, но Ольга Сергеевна появляться не спешила. Должно быть, начали трансляцию первой серии ее любимого фильма.
– Ну, ладно! – заявила Лиза, понимая, что непослушание девочки без ответа оставить нельзя. – Я позвоню ей.
Быстро набрав знакомый номер, Дубровская искоса посмотрела на девчонку. Дуся делала вид, что ей все равно.
– Ольга Сергеевна, – сказала она в трубку. – Ваша система никуда не годится. Дуся сейчас рядом с прудом.
– Не говори чепухи! – веселым голосом отозвалась свекровь. – Я вижу на мониторе вас двоих, и вы находитесь на лужайке.
– Говорю же вам, мы у пруда! – терпеливо возразила Елизавета.
– Не разыгрывай меня, – веселилась Мерцалова. – Как вы можете быть у пруда, если я вас вижу. У пруда у нас нет камер.
– Тем не менее мы тут, – теряя терпение, проговорила Лиза.
– Пошевели рукой, – попросила свекровь. – Ага! Вижу, ты подняла ногу. Может, хватит водить меня за нос?
Дубровская рассерженно посмотрела на Дусю.
– Оставайся на месте и ни шагу в сторону. Поняла? Я сейчас вернусь.
Она помчалась обратно, уже не обращая внимания на цветы и запахи. Оптический обман должен был чем-то объясняться. Вбежав в холл, Лиза остановилась как вкопанная. Изображение Дуси находилось в правом нижнем сегменте…
– Ты обманула меня, – обвинила она девочку. – Я тебя просила не менять место.
– Я оставалась здесь, – разводила руками Дуся, словно говорила правду.
Но Лиза-то знала, что верить человеку, чье лицо сплошь усыпано оранжевыми точками, нельзя. Рыжие всегда обманывают. Но беспокойные зеленые глаза смотрели на нее искренне.
– Ладно. Рассказывай тогда, как ты это делаешь, – сказала Дубровская, догадываясь, что есть какой-то секрет. – Как ты смогла обмануть камеру видеонаблюдения?
Последний вопрос эхом отозвался в душе, заставив Лизу внимательнее взглянуть на девчонку. Но та крутила головой с рыжими проволоками волос и отвечать не торопилась.
– Говори, – тряхнула ее Лиза. – Мне это нужно знать!
– А мне нужно было сходить с тобой на место преступления, а ты меня надула, – ответила Дуся, состроив рожицу. – А взрослые так не поступают.
– Согласна, – выдохнула Дубровская. – Я возьму тебя, куда захочешь, если ты мне скажешь, в чем тут дело.
– Честно? – прищурила правый глаз девочка.
– Честно. Говори!
– Да проще простого, – пожала плечами рыжая вертушка. – Я только повернула камеру. Показать?
Она перебежала дорожку и, остановившись перед деревянной аркой, на которой и была закреплена камера, в два счета перевернула объектив. Теперь он смотрел в сторону лужайки…
…Елизавета была так ошеломлена открытием, которое ей, как на блюдечке, преподнесла Дуся, что, позволив рыжей бестии играть камушками на берегу пруда, она на всех парах бросилась в дом. Расчет ее оказался верен. Теперь нижний сегмент экрана, показывающий живописную поляну, был пуст.
Открытие требовало осмысления, и Дубровская, взобравшись с ногами на пуф, уставилась на экран с сосредоточенностью человека, впервые увидевшего телевизор. Итак, метод невидимки, проникшего в дом Лещинского, был основан на учете так называемых мертвых зон. Разумеется, специалисты, устанавливающие оборудование, стремятся свести к минимуму наличие мест, не обозреваемых камерами наблюдения. Они располагают их в наиболее значимых местах, откуда наиболее вероятно может произойти вторжение непрошеных гостей. Передние и задние ворота, парадное крыльцо, терраса охраняются надежно, но контролировать весь периметр участка и каждое окно хозяин не считает целесообразным. Значит, злоумышленник проник в дом адвоката через «мертвые зоны». Ну, или, в конце концов, через те, которые он превратил в «неактивные», повернув камеру видеонаблюдения в другую сторону. Но подобный маневр нужно было произвести заранее, за день, за два до дня «X». Кто это мог сделать? Теоретически любой, посещавший дом Лещинского в это время: техник, дворник, электрик, маляр и прочие личности. Нереально найти среди них убийцу, но попытаться все же стоит. Тем более выхода у них все равно нет. Судебное следствие неуклонно идет к своему финалу.