На обочине дороги, съехав двумя колесами в придорожную канаву, застрял колесно-гусеничный бронетранспортер, в открытом кузове которого была смонтирована счетверенная 20-миллиметровая зенитная установка. Она выглядела неповрежденной, и, когда мы приблизились, из кабины этого бронетранспортера выпрыгнули два совсем молодых зенитчика и принялись отчаянно размахивать руками.
Я замедлил ход и совсем остановил свой «Тигр», так что Хелман смог, перекрывая шум и лязг продолжающей движение колонны, переговорить с этими солдатами.
– Вы что-нибудь знаете о расположении русских? – крикнул он, до пояса высунувшись из башни.
– Думаю, что они близко, герр полковник! – крикнул, перекрывая шум колонны, один из этих парней. Эти двое напомнили мне оборванных школьников в своих пилотках, дырявых рукавицах и потрепанных шинелях, с пятнами обморожения на носах и щеках. – Но у нас нет ни радио, ни телефонной связи. Мы сбили русский самолет, – с гордостью добавил он.
– Мы видели его и поздравляем вас. Ваша зенитка на ходу?
– Если вытащить ее из канавы, то она в порядке. И у нас еще есть горючее на пару дней.
Взяв на буксир, мы вытянули колесно-гусеничный бронетранспортер с зениткой из канавы и вывели его на дорогу, отведя зенитке место в колонне за одним из «Ханомагов». Теперь у нас было хорошее прикрытие от воздушных атак, а солдаты-зенитчики, похоже, знали свое дело. Пока что забот у них было немного, поскольку туман надежно прикрывал нас сверху, а видимость справа и слева не превышала сотни метров.
– Идеальная погодка для отступления! – крикнул мне Курт из-за кожуха трансмиссии. – Скоро уже подойдем к реке. А Хелман, – вполголоса добавил он, – Хелман заработает дубовые листья для своего Железного креста.[39]
– Ты так полагаешь? – Сквозь выбитый стеклоблок моего прибора наблюдения проникал наружный воздух, лицо у меня замерзало, несмотря на вязаную маску и очки, которые были на мне. – Почему?
– Как же ты не понимаешь? Теперь он командует небольшой оперативной группой, в которую входит даже зенитка и все прочее. Берлинские газеты небось уже величают нас «Боевой группой Хелмана, спасителями Восточного фронта». Он приведет боевую группу к реке, прикроет переправу и спасет весь фронт от падения. Да вдобавок ко всему еще и доставит ценного языка, знающего коды и шифры и черт знает сколько еще всего ценного, что будет колоссальным подарком для ребят из разведки. Лучше просто не бывает, разве не так?
– Ты думаешь, эта женщина что-нибудь знает насчет шифров и дислокации русских?
– Думаю, она знает намного больше, чем говорит. Кстати, и сам Хелман так думает. Бог мой, с каким же рвением примутся за нее ребята из абвера. К тому же она просто красотка.
Я вспомнил ее профиль в холоде ночи и тонкий запах ее волос.
– Черт побери, – пробормотал вдруг Вильф. – А это что еще такое?
Наша колонна как раз втягивалась в небольшой лесок, и рядом с дорогой из тумана над нашими головами выступали голые сучья какого-то высокого дерева. Я успел заметить, что с одного сука рядком свисали несколько тел – всего шесть – с петлями на шеях. Мы проехали под ними, а затем, еще через несколько метров, под другим таким же деревом, с которого свисали трое казненных. Их тела, похоже, висели здесь совсем недавно, все они были мужчинами, в русской военной форме, стеганых ватниках и валенках.
– Это партизаны, – послышался в ТПУ голос Хелмана. – Куда лучше им висеть здесь над нами, чем бродить в лесу вокруг нас. Наши войска, по-видимому, зачистили эту местность. А у нас нет времени для ведения разведки местности, так что мы пойдем прямо через лес.
Висевшие на деревьях тела казненных слегка вращались под действием выхлопных газов; по мере того как мы продвигались вперед, их глаза, казалось, следили за нами.
– Партизаны так близко к реке? – спросил я у Курта.
– Похоже на то, что наши ребята расправились с ними, когда шли к ней, – хмыкнул он. – Гляди-ка, вон там еще одно такое дерево.
Дорога постепенно превратилась в довольно узкий проход сквозь лес, деревья подступали к нам ближе, у многих из них на ветвях висели мертвые тела. Туман в лесу становился менее плотным между деревьями, и я начал различать в глубине леса большие затененные пространства, в которых могло скрываться что угодно. Наши машины стали замедлять ход и сбиваться в кучу, и Хелман в башне принялся проклинать медлительных водителей, требуя очистить дорогу.
Один из «Ханомагов» сошел с дороги, извергая белые клубы дыма от горящего масла, его экипаж стал выбираться наружу, пытаясь понять, что случилось с мотором. Я заметил фигуру русской пленницы у кормовой двери бронетранспортера, она стояла, все так же склонив голову и сгорбившись, два охранника стояли рядом. Здесь же были и две медсестрички, они опирались спинами на борт машины и выглядели усталыми после всех своих похождений. Хелман из башни крикнул стоявшим около «Ханомага», спрашивая, в чем дело, когда со стороны тропинки, уходившей несколько впереди по дороге в лес, полыхнуло огнем.
Это было красно-оранжевое пламя, оно буйно пронеслось над землей, осветило деревья, а затем погасло. Над уходящей в лес тропкой поплыл едкий дым, а три оставшихся «Ханомага» поспешили отъехать с дороги, пулеметчики из их экипажей приникли к своим МГ-42. Я провел танк вперед по освободившейся дороге и продвинулся до уходящей в лес тропки, Курт приник к прикладу своего пулемета, готовый в любой момент открыть огонь, а в башне над нами Хелман запрашивал по радио командиров других танков.
Наш танк развернулся на дороге и стал под углом к тропке в лес – и я увидел огонь, поднимающийся над ближайшим к нам «Тигром».
– Неужели пожар в машинном отделении? – пробормотал я вслух, но ситуация оказалась куда более серьезной.
Вся корма «Тигра» полыхала огнем, горящая жидкость стекала по корпусу и уже образовала небольшую лужу на дороге. Наполовину высунувшийся из башни заряжающий пытался сбить пламя огнетушителем – и, когда он работал им, его голова дернулась, а череп разлетелся на несколько осколков, которые, крутясь, унеслись в смешанный с дымом воздух. Тело танкиста подалось вперед и сползло по корпусу машины в лужу горящего бензина на земле.
– Scheisse! Снайпер! – чертыхнулся Курт.
Я услышал, как высунувшийся было наружу Хелман нырнул обратно в башню, с лязгом захлопнув за собой люк; башня с орудием развернулась, и весь корпус танка отдался эхом, когда Вильф открыл огонь из спаренного с орудием пулемета по деревьям, сбивая схваченные морозом сучья.
У экипажа горящего «Тигра», стоящего на лесной дороге, оставался выбор – либо сидеть в машине и поджариваться заживо, либо попробовать спастись. Откинув крышки люков, они рванули из танка как кролики, прыгая на землю и со всех ног спасаясь под прикрытие брони нашего танка. Фонтанчики грязи взлетали над дорогой, выбиваемые пулями снайпера, который старался достать их на этом пути к спасению. Ему удалось попасть в ногу одного из бегущих танкистов. Упав на землю, тот попытался было зажать рану в бедре руками, но получил вторую пулю в туловище и распластался на земле. Один из его товарищей попытался было прийти ему на помощь, но в свою очередь был сбит с ног пулей, которая попала ему в грудь и, выйдя наружу, срикошетировала от брони нашего танка. «Ханомаг» придвинулся, закрывшись нашей броней, его пулеметчик выпустил длинную очередь вдоль линии деревьев, выпускаемые им по двадцать пуль в секунду разносили стволы деревьев на щепы, перемешанные со льдом.
В ту секунду, когда «Ханомаг» миновал тела лежащих на дороге жертв снайпера, из леса снова ударила струя пламени.
– Да это огнеметчик, – пробормотал Курт, открывая огонь из своего пулемета в сферическом шарнире.
Со стороны лесной тропинки снова вырвалась струя пламени – буквально возникнув из густой тени, она захлестнула стоявший перед нами «Ханомаг», превратив его в клубок огня. Я увидел, как эта струя залила пулеметчика «Ханомага», припавшего к своему МГ, превратив всю его фигуру в пылающий факел, а затем пламя стекло в открытое сверху десантное отделение бронетранспортера. Кормовые двери «Ханомага» распахнулись, оттуда вырвались двое мотопехотинцев в горящей на них униформе, а затем еще несколько человек, полностью объятых пламенем. Все они бросились в снег и грязь дороги и принялись кататься по ней, стараясь сбить пламя.
Курт продолжал вести огонь из пулемета за горящий бронетранспортер, прочесывая очередями лесные заросли, но я никак не мог разглядеть его цель и видел только огонь трассеров, летящих в заросли леса. Мы оказались в незавидном положении – зажатые между деревьями, фронтом к лесу, полному теней, на узкой дороге, забитой стоящими и еле двигающимися машинами.
– Он около поваленного дерева, – крикнул Курт мне в ухо. – Я заметил его пламя. Он за поваленным деревом.
– Он около поваленного дерева, – крикнул Курт мне в ухо. – Я заметил его пламя. Он за поваленным деревом.
В самом деле, в темноте леса просматривалось поваленное дерево – сучковатый искривленный ствол, наполовину занесенный снегом. Я заметил, как около него поблескивает снег, отражая свет горящего небольшого газового фитиля, расположенного у дульного среза огнемета и воспламеняющего горючую жидкость в момент ее выброса. Подобравшись поближе к танку, огнеметчик мог за несколько секунд уничтожить 60-тонную (56-тонную. – Ред.) махину – направив горящую жидкость сквозь жалюзи моторного отсека, залив ее сквозь неплотно прилегающие крышки люков или ослепив механика-водителя, у которого нет стеклоблока в приборе наблюдения, который мог бы защитить его лицо…
Над моей головой рявкнуло 88-миллиметровое орудие, и разрыв осколочно-фугасного снаряда поднял и отбросил на несколько метров в сторону ствол упавшего дерева. Увы, без всякой пользы – струя горящей жидкости пронеслась над дорогой в нескольких метрах от нашего «Тигра» и накрыла и так уже горящие на земле тела танкистов, добавив к ним еще пламени. Теперь уже и «Ханомаг», и другой «Тигр» полыхали вовсю – «Ханомаг» вместе с мертвым пулеметчиком, все так же опирающимся на свой МГ, и «Тигр» с башенным стрелком, обвисшем в люке; теперь машина стояла уже в озерке разлившегося по дороге и полыхающего бензина. Запах горящей человеческой плоти проник и в наш танк сквозь отверстие выбитого стеклоблока прибора наблюдения: тошнотворный запах перебил даже вонь горящего бензина.
Курт продолжал стрелять из пулемета, но и огнеметчик не унимался: новая струя горящей огнесмеси залила наше ведущее колесо правой гусеницы и покрыла толстым слоем пламени свес брони над гусеницей. Еще один такой «подарочек» из леса, и мы заполыхаем, как наши товарищи. Я подал танк назад, но тут же наткнулся на какое-то препятствие позади нас. Хелман из башни крикнул мне, что это был другой «Тигр». Мы, стало быть, наткнулись на наших товарищей – в результате, как я понял, два наших столкнувшихся танка могут попасть под один выстрел этого огнеметчика из леса и заполыхать общим костром.
Я включил переднюю передачу двигателя и подал «Тигр» вперед так резко, что его передняя часть даже приподнялась над землей, а затем бросил машину в лес, свалив несколько деревьев. Курт продолжал работать пулеметом – и теперь даже я различил огнеметчика: высокого бойца, припавшего к своему напоминающему винтовку оружию, из дула которого еще падали на землю капли горящей жидкости, это оружие было соединено шлангом с двумя баллонами у него за спиной. Он пригнулся, ошеломленный, когда деревья начали падать рядом с ним. Но, увидев наш танк, он овладел собой, выпрямился и навел свое оружие на нас, но Курт опередил его очередью из своего МГ-34.
Трассирующие пули МГ прошили огнеметчика, пробили баллон с огнесмесью у него за спиной и разметали горючий состав трассера султаном огня, когда вонзились в деревья. Скрывавшийся на своей позиции неразличимый ранее в тени огнеметчик внезапно был охвачен пламенем – спиральный столб огня взвился метров на двадцать или тридцать в воздух над ним. Он упал на землю и скорчился в огне, а я сдал задним ходом танк и, прихватив с собой пару деревьев, застрявших среди катков, вернулся к покинутой было дороге.
Здесь предо мной предстал совершенный хаос.
«Тигр», на который мы натолкнулись, когда сдавали задним ходом, стоял поперек дороги, заблокировав ее, две горящие машины перед ним полыхали, объятые пламенем, тела погибших танкистов на земле горели столь же неистово, как и боевые машины, которые они только что покинули. В паре сотен метров впереди этой группы в охранении стоял другой «Тигр», медленно поворачивая башню и время от времени выпуская пулеметную очередь по лесу. Наш новый колесно-гусеничный бронетранспортер с зенитной установкой тоже был здесь, стволы счетверенной зенитной установки были развернуты горизонтально; ее расчет прочесывал прицелом линию деревьев, порой выпуская очередь 20-миллиметровых трассирующих снарядов, которые разносили в щепки стволы довольно крупных деревьев.
– «Ханомаг», – пробормотал Хелман. – Эта проклятая пленница. Давай обратно к «Ханомагу», Фауст.
Я повел танк прямо на деревья, валя их и пробивая себе дорогу в обход перекрывшего путь «Тигра». Стволы деревьев и их вырванные из земли корни мелькали перед нами, когда мы пробивали просеку в группе лип, но затем мы снова выбрались на дорогу и направились к группе бронетранспортеров.
Один из «Тигров», который оставался с бронетранспортерами, атаковала разъяренная толпа партизан, которые карабкались на его корпус, вооруженные бутылками и гранатами. Танк не мог двигаться, поскольку одна из его гусениц была перебита, но, хотя он и вел огонь из своих пулеметов, ничего не мог поделать с окружившими его нападающими. Другой «Тигр» сдал назад, предусмотрительно выдерживая дистанцию, и вел огонь из своих пулеметов по осаждаемому танку, очевидно пытаясь таким образом освободить своих товарищей. Мотопехотинцы высадились из своих бронетранспортеров и вступили в рукопашную схватку с другой группой русских, которые набросились на них, появившись из леса с винтовками, автоматами и ручными гранатами.
Схватка была отчаянной – с людьми, которым нечего терять и которые использовали против своих противников все оружие, которое имели. Один из мотопехотинцев, явно расстреляв все свои патроны, принялся работать прикладом своего карабина, а потом, улучив момент, примкнул штык, стал уничтожать партизан им, нанося удары в туловище и шею. Другой, отбросив в сторону опустевший МП-40, схватил саперную лопатку и принялся уничтожать врагов ею. Очередь из тяжелого пулемета перерезала его пополам, вырвав его внутренности, которые упали на снег еще исходящими паром в холодном воздухе. Я, останавливая «Тигр», увидел русского перед передним броневым листом нашего танка, который забросил гранату на закрытый башенный люк. Граната, однако, отразилась от брони и упала в придорожную канаву, взорвавшись там. Курт расправился с ним короткой очередью из своего МГ, и наш танк остановился, гусеницами подмяв под себя его тело.
«Ханомаг» с русской пленницей в нем был как раз перед нами.
– Моя пленница, – сказал Хелман. – У меня есть планы на эту проклятую пленницу. Бог мой, да ведь там же еще и эти медсестры, и раненые. И все они в этом «Ханомаге».
Вильф припал к прикладу своего пулемета, поводя стволом вправо и влево, но…
– Они все перемешались, – сказал он. – В этой куче я обязательно зацеплю наших.
Хелман выругался, и я увидел заливший башню жидкий свет дня, когда он откинул крышку башенного люка.
– Фауст, давай за мной, – приказал он.
Я сглотнул набравшуюся в рот слюну, взял мой автомат с держателя на корпусе танка и открыл свой люк.
Холодный лесной воздух заполнил мои легкие, а предстоящие опасности внезапно обострили все мои чувства. Хелман уже бежал через дорогу по направлению к «Ханомагу», в котором должны были находиться медсестры. Бронетранспортер был окружен партизанами, стрелявшими в его стальные борта и пытавшимися прикладами своих винтовок выбить кормовую дверь.
Оставшиеся в живых мотопехотинцы сражались врукопашную, стараясь оттеснить новую группу нападающих от «Ханомага». Один из них, потеряв свою каску, поднялся в полный рост и очередями из МП-40 отвечал на винтовочный огонь, который вели засевшие в лесу партизаны. Три попавшие в него пули заставили только опустить автомат, но не могли свалить его на землю. Один подобравшийся к нему сбоку партизан взмахнул казацкой шашкой и снес мотопехотинцу голову.[40] Кровь яркой дугой повисла на мгновение в воздухе и, дымясь, окрасила снег на земле.
При виде такой смерти своего товарища мотопехотинцы издали крик ярости и с удвоенной силой стали теснить нападающих в лес, гоня их туда прикладами и ударами штыков. Однако там, в лесу, оставалось еще немало партизан.
Я подумал: «Боже мой, сколько же их там может быть?» Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле, что сотворили с ее жителями и с их громадной и пустынной родиной.
Оторвав наконец взгляд от леса, я посмотрел на «Ханомаг», в котором должны были быть медсестры, наши раненые и русская пленница. Из его десантного отделения доносились стоны и крики на немецком языке. Хелман выпустил очередь из своего МП-40 по толпе партизан у его кормовой двери, а я пристрелил тех двоих или троих, которых миновали пули полковника и которые поворачивались к нам, поднимая свои автоматы. Мои противники распластались на земле, но из бронетранспортера все еще доносились выстрелы, особенно громкие из-за того, что они звучали среди его металлических поверхностей, и мы бросились к распахнутой кормовой двери.