Он вернулся в комнату, взял радиотрубку городского телефона и позвонил на домашний Матильде.
После истории в ночном клубе, когда его мобильник оказался у неизвестной ему девушки, они с Матильдой были в ссоре. Уверенная в его измене, она не желала слышать никаких оправданий.
На том конце трубку никто не брал. Тогда он набрал номер ее мобильного.
– Алле, – услышал он довольно быстро. Тон Матильды был чересчур спокоен и не предвещал легкой беседы. Но все-таки она с ним разговаривала. Возможно, и удастся уломать ее приехать сюда, мелькнуло в голове писателя.
– Привет, ты где? – ровным тоном как ни в чем не бывало начал разговор Кутыкин. – Вода вроде льется. В ванной, что ли?
– Может, и в ванной, – ответила Матильда. – Но не с тобой. Погоди-ка.
Судя по звуку, она положила мобильник куда-то – на полку или тумбочку.
– Алле, – воззвал Кутыкин. В ответ – молчание, и лишь по-прежнему плеск воды. Затем плеск в трубке прекратился, а после некоторой паузы его сменило жужжание.
– Алле, что там у тебя жужжит? Фен? – спросил он. – Аллё-о!
Наверное, отложила телефон и волосы сушит, подумал Кутыкин. Не могла поговорить, а потом включить фен. Специально волынит, хочет позлить, решил он. Прошло с полминуты, а жужжание продолжалось. Писатель еще раз аллекнул в трубку, наконец ждать ему надоело, и он уже дал было отбой, но тут жужжание прекратилось, и в трубке послышалась музыка, посудное звяканье и смутный гомон.
– Алле, – сказал он. – Ну что, высушила свой костер на голове?
Виталий знал, что Матильде нравится, когда он в разговоре с ней использует образы и метафоры. Это должно смягчить рыжеволосую бестию.
– А ты мозги свои просушил? – судя по тону, Матильда, однако, заводилась. – Ты вот можешь мне объяснить, почему у меня сейчас определился какой-то чужой номер? Ты с чьего-то городского звонишь?
– Не с чьего-то. Теперь это мой номер. Я здесь буду жить.
– Ты осознаешь, что это уже просто за гранью? Ты звонишь мне, чтобы сказать, что ты уже к кому-то переехал? Пипец!
– Дай мне сказать.
– Где твой мобильник?
– Мобильник? Мобильник у Ольги.
– Прикольное имя.
– Прикольное? Погоди. Итак, объясняю про мобильник. Я в ту ночь сильно датый был, и все получилось, знаешь, так быстро… Ну, короче, это неважно сейчас. Главное, что потом вообще такая феерия произошла, что вот теперь я здесь. Давай лучше встретимся и поставим точку над «i», идет?
– Поставим точку? А почему не по телефону?
– По телефону, честно говоря, как-то неудобно.
– Особенно по городскому, да? А она сейчас нас слушает?
– Кто?
– Кто-кто, эта… у которой твой мобильник застрял в… в руке. И я так понимаю, вынимать его оттуда ты не собираешься?
– А ты не собираешься послушать, что реально произошло? Ну неужели нельзя встретиться и спокойно – понимаешь? – спокойно поговорить. У тебя в голове какие-то дурацкие истории, а не реальные, понимаешь?
– Дурацкие истории – это по твоей части, бублицист.
Писатель скрипнул зубами. В ярости он стал рубить телефонной трубкой воздух, словно собирался разнести ее о край стола, останавливая движение лишь у самой столешницы. Казалось, если бы в этот момент его рука держала не телефонную трубку, а голову Матильды за ее красные волосы, то тогда он бы с удовольствием не останавливался.
Впрочем, Кутыкин предпочел успокоиться. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Сейчас Матильда была очень нужна ему. Еще раз глубоко вдохнув и выдохнув, он вновь приложил трубку к уху.
– Алле, что там за музыка у тебя? – спросил он довольно ровным голосом. – Ты можешь приглушить телевизор, или что там у тебя шумит? Плохо слышно.
– Я тебя плохо слышу, – сказала она в ответ и дала отбой.
Вот стерва, подумал Кутыкин.
– Ну и хер с тобой, дура! – со злобой крикнул он в трубку, издающую отбойные гудки.
Но тут откуда-то из недр стола донеслась мелодия, и Кутыкин, открывая один за другим выдвижные ящики, нашел телефон – тот самый зеленый мобильник, что оставила ему почитательница его таланта в ночном клубе «Moscow. dot». Писатель нажал на клавишу ответа.
– Алле, здравствуйте, – послышалось из трубки. – Это Оля. Я вам уже звонила. Извините за поздний звонок, но вы сами сказали звонить попозже. Я насчет обменяться обратно телефонами.
На ловца и зверь бежит, мелькнуло в голове у Кутыкина, она нестрашная вроде телка. Хотя спьяну все телки ничего. Ладно, посмотрим, может, она и заменит на сегодня Матильду.
– А, ну да, понял, – сказал он. – Здравствуйте-здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Извините, все время занят работой, пишу новую вещь, поэтому как-то трудно на чем-то другом сосредотачиваться…
– Ну, да, понятно. Гм. Вы сможете встретиться, чтобы поменяться мобильниками? В прошлый раз вы тоже заняты были.
– Оль, давай на «ты», хорошо? А то как-то слишком официально получается.
– Да, конечно.
– Ты сейчас где? Можешь подъехать в кафе на Мясницкую? Это около Лубянки, «Sweet home» называется. Надо уже действительно обменяться мобильниками, ну и вообще, посидим с тобой, кофейку попьем. Что скажешь?
Глава 15. Мясницкая
Виктор и Данила медленно двигались на Тоете по Мясницкой улице, все ближе подъезжая к цели своей поездки – зданию Федеральной службы безопасности на Лубянке. Благополучно улизнув из своей квартиры и из дома, они сочли разумным, с учетом всех обстоятельств, потихоньку вернуть термос с таинственным кенозином его хозяевам.
Автомобильной пробки в этот вечер здесь не было, и, свернув со Сретенского бульвара на Мясницкую, они могли бы домчать до ее начала, до Лубянской площади, за минуту. Но они медлили. Виктор включил аварийные огни, машина еле ползла на первой скорости, педали газа он даже не касался. С возвращением термоса было не все так просто.
Отъехав от дома, друзья вдруг поддались то ли панике, то ли усталости и решили вернуть кенозин «законным владельцам», и первой мыслью было послать термос на Лубянку посылкой. Но они быстро сообразили, что на почте придется заполнить анкету и предъявить паспорт, и у почтовиков останутся их данные. Так что возвратить термос «потихоньку» не получится. И они решили подкинуть его в приемную ФСБ.
Поначалу это казалось простым выходом из ситуации. Но, просчитывая, как это будет в реальности, они сообразили, что есть как минимум одна проблема. А именно: каким образом зайти в приемную и выйти из нее, не подставив лица под телекамеры наблюдения? Понятно, что вязаные шапочки с прорезями для глаз или женские чулки на головах в данной ситуации исключены. Ну, предположим, можно использовать кепки с длинными козырьками. Предположим. Но далее возникало другое затруднение. Рассуждая так и сяк о том, как бы половчее «забыть» термос в приемной, они всякий раз приходили к выводу, что сделать это незаметно не получится. Таких «забывчивых» граждан фээсбешники просто обязаны будут задержать прямо на выходе. Понятно же, что термос примут за бомбу, а их самих – за террористов. Словом, как ни крути, рассчитывать на то, что в приемной ФСБ все пройдет «потихоньку», вряд ли стоило – этот вариант был еще хуже почты.
– Так, стоп, – скомандовал сам себе Виктор и прижал машину к тротуару перед Кривоколенным переулком. – Ни на какую Лубянку мы не поедем. Мы пойдем пожрать. И подумаем, что делать.
И они вышли из Тоеты.
* * *
Между тем писатель Виталий Кутыкин, облаченный в светлый летний костюм и темную водолазку, в своих всегдашних темных очках, вышел из дома. В подворотне он глянул на наручные часы, однако не смог рассмотреть, какое они показывают время. Чтобы увидеть стрелки, пришлось снять очки, хотя можно было бы этого и не делать: он и без взгляда на часы знал, который час. По его прикидкам, Ольга должна была появиться в «Sweet home» не раньше, чем минут через двадцать. Кафе располагалось почти напротив нового жилища писателя, так что дорога от двери до двери не заняла бы у него и полминуты. Но ему хотелось немного пройтись перед встречей на свежем воздухе, и он специально вышел пораньше.
На улице было безлюдно. Писатель, сунув очки в карман, двинулся сторону Лубянской площади, наслаждаясь отсутствием суеты вокруг. Неспешно перейдя улицу, он достиг книжного магазина «Библио-Глобус», где остановился у витрины, в которой были выложены книги, в том числе и его последний роман «g». Это было приятное зрелище.
Было бы еще приятнее, подумал Кутыкин, если бы какой-то случайный прохожий сейчас увидел и узнал его. Ему нравились такие моменты, нравилось наблюдать, как меняются лица людей – растерянных от неожиданной встречи со знаменитостью и одновременно торопящихся стать приветливыми, рот растягивается в бессмысленно-радушной улыбке. И еще было бы лучше, если бы этим случайным прохожим оказалась женщина, молодая и красивая.
Оторвав взгляд от витрины, он медленно двинулся дальше и увидел, что навстречу идет стройная молодая женщина. Быстрым взглядом Виталий с вожделением оглядел ее фигурку. Он чуть повернул голову вправо и стал нарочито философским взглядом глядеть куда-то за Лубянскую площадь, в сторону Театрального проезда, не упуская при этом девушку из виду.
Она приближалась. Она шла тоже неторопливо и, конечно, не могла не обратить на него внимание. Да, безусловно, девушка увидела, вряд ли узнала с такого расстояния, но точно увидела его – зрелого мужчину, молодцеватого (Кутыкин подтянул живот), в этом элегантном костюме, с печатью думы на одухотворенном лице. Виталий краем глаза видел, что она смотрит на него, и по еле уловимым изменениям в ее походке он понял, что девушка была бы не против, чтобы и он столь же внимательно оглядел ее и оценил. Видя, что он все еще пялится в сторону, она тряхнула челкой, опустив взгляд. И он сообразил, что это подготовка к решительному, пристальному взгляду, которым она намерена одарить его, когда они уже будут на том расстоянии, когда он мог бы как-то образом поприветствовать ее и попробовать завести разговор…
Они сближались. Она – скромно опустив очи долу, а Кутыкин – глядя на нее в упор, словно охотник, отслеживающий жертву через оптический прицел винтовки. Да, он рассчитал все очень точно: метрах в четырех-пяти от него она стала поднимать голову. Но за долю секунды до того, как их взгляды должны были бы встретиться, он увел свой взгляд в сторону и придал лицу скучающее и пренебрежительное выражение. «Хочешь повысить самооценку за мой счет? – мысленно со злобой обратился он к ней. – Перебьешься, овца. Не будет тебе тут халявы».
Надо заметить, что, не будучи гомосексуалистом, Кутыкин, однако, не любил женщин. Хотя вместе с тем болезненно нуждался в их одобрении, подтверждении с их стороны собственной значительности. Он хотел их и одновременно изо всех сил пренебрегал ими. Мучился из-за этого, но ничего не мог с собой поделать.
За мгновение до того, как они уже должны были разминуться с девушкой у книжного магазина, Виталий глянул на ее лицо искоса и со злорадством отметил про себя, что она расстроилась. У самого Кутыкина настроение от этого улучшилось.
* * *
Выйдя из машины на углу Мясницкой и Кривоколенного переулка, Данила и Виктор стали оглядываться.
– О, это же моя альма-матер! – воскликнул Данила, махнув рукой в сторону здания Высшей школы экономики. – Надо же, а я только сейчас понял, что мы рядом с моим родным универом.
– Ностальгия? – спросил Виктор.
– Да нет, просто… прикольно… или не знаю…
– Или ностальгия, – заключил Виктор.
– Да черт с ней. Где сядем?
Друзья покрутили головами и, не сговариваясь, предпочли маленькое кафе «Шеш-Беш» в темноватом Кривоколенном переулке, словно в заведениях на сияющей огнями Мясницкой они были бы в меньшей безопасности.
Из названия кафе явствовало, на какую публику оно ориентировано, да и музыка внутри звучала соответствующая, но на входе их заверили, что помимо восточной кухни, здесь найдется и приличный выбор блюд на русский вкус.
Пока Виктор изучал меню, Данила отправился в туалет и, помыв руки, набрал – уже в четвертый раз за этот долгий день – номер мобильного Ксении. И она, до этого не поднимавшая трубку, вдруг быстро ответила, так что Данила даже растерялся, не зная, с чего начать разговор.
– Ты что, феном голову сушишь? – спросила она, когда рядом с Данилой незнакомый мужчина подставил руки под автоматическую электросушилку и та, истошно жужжа, начала гнать воздух.
Данила поспешил выйти из туалета.
– Нет, не сушу. Я же не женщина, чтоб голову феном сушить. У меня и так все сохнет быстро.
– Строгий какой. А что там теперь у тебя за музыка, телик смотришь? – голос ее был исполнен довольством, нежностью и умиротворенностью, и Данила сообразил, что на свой счет все это он никак отнести не может.
– Да нет, я в кафе. С Фигакселем. А ты где? Как у тебя дела?
– Отлично, отлично. Я сейчас на работе. Я вернулась на фабрику.
– Да, я уж слышал.
– Быстро слухи распространяются.
– Витек звонил Ольге, она ему сказала про это. А чего так поздно там сидишь?
– Меня пригласили обратно, так что…
– Ну да, надо оправдывать доверие начальства, да?
– Ну… да. А ты как? Как Витя?
– Нормально. Я – нормально. И Витек – нормально. Слушай, а почему ты работаешь на фабрике?
– В смысле? Где нашлась работа, там и работаю. Ты же вот в бычьем центре работаешь. Почему?
– Ну да. Но просто я вот все думаю, что художник с твоим характером должен где-то в другом месте работать.
– Это интересно – с каким таким характером?
– Да, может, не в характере дело. Не знаю, как объяснить, но у всего есть тайная причина, понимаешь? Ксюш, может, давай встретимся? Я вообще о многом хотел с тобой…
В этот момент Данила услышал в трубке, как какой-то мужчина повелительно позвал: «Ксюха, ты где? Я готов».
Ксения поспешно простилась с Данилой и дала отбой.
Спустя несколько минут Данила все еще стоял у туалета и никак не мог сообразить, куда ему надо идти и что делать; весь разговор с Ксенией, и в особенности скомканный финал, совершенно выбили его из колеи. По той торопливости, с которой Ксения прервала беседу, было ясно, что она принадлежит мужчине, по-хозяйски позвавшему ее. И чем именно этот мужчина собирался с ней заниматься, тоже было понятно. Уж точно не работой. В такое-то позднее время. Да и по приглушенному тону, с каким она разговаривала, можно было сообразить, что девушка не хочет, чтобы ее слышал ее мужчина. А главным, что лучше всего подтверждало подозрения Данилы, был радостный полусмешок-полувздох, который вырвался у Ксении после призыва незнакомого мужчины.
Единственное, что было не очень понятно для Данилы, почему все это так сильно задело его самого. Он попытался разобрать с этим. Действительно, почему? Они виделись с Ксенией всего один раз. Ну, да, между ними вроде бы возникло то, что называют искрой. Но и только. Ксения не давала никаких обещаний. Как и Данила. Собственно, для таких вещей, как обязательства друг перед другом, и оснований-то не было – они ведь едва знакомы. Ну, и в чем же дело?
«Так уж прямо запал на нее?» – мысленно задал сам себе прямой вопрос Данила. Но ответа в своей душе – столь же прямого, каким был вопрос – он не находил. Ну, вероятно, осторожно признал он, запал. А кто может устоять перед такой женщиной? Да, конечно, запал, хотя нельзя сказать, что слишком. Но тут возникал другой вопрос. Если он запал на Ксению не так уж чтобы напропалую, то тогда какого черта он чувствует себя сейчас, как побитая собака? Почему ощущает себя чуть ли не оплеванным? И почему все ярче в нем разгорается ненависть – нет, не по отношению к Ксении, и даже не по отношению к ее любовнику, а ненависть вообще ко всему? Отчего так хочется поквитаться со всем миром?
– Ну ты где? – спросил Данилу появившийся из-за колонны Виктор. – Жду тебя, жду. Я заказ уже сделал.
– Да? – Данила с трудом понимал, о чем идет речь. – Не знаю, что-то тут задумался… Гм… Ну, пойдем.
Они уселись за столик у стены, украшенной восточным ковром.
– Ну, как решаем? – спросил Виктор, когда официантка в юбке с бахромой, записав заказ Данилы, отошла от столика.
– Ни в какую долбанную приемную мы не пойдем, – мрачно сказал Данила.
– И снова в игре адмирал Ясен Пень, – ответил Виктор. – Спасибо за ценную, а главное, такую свежую мысль.
– Мы не понесем им кенозин, но не потому, что мы их боимся. Вот в чем главное – мы никого не боимся, – сказал Данила.
– А, – Виктор, казалось, был несколько удивлен.
– Мы же решили на кухне, что надо продумать, что мы хотим, что нам надо по жизни, – сказал Данила. – И уже потом будем решать, что делать с кенозином.
– Это – да. Но тогда к нам еще не вламывались дяди из ФСБ, – напомнил Виктор. – А теперь ситуация изменилась.
– Ничего не изменилось. То есть – да, ситуация изменилась, – выражение лица у Данилы было таким отсутствующим, что казалось, при этих словах он думал про что-то другое, не про обыск в их квартире. – Но мы должны не подлаживаться под ситуацию, а делать по-своему.
– Так об этом же и речь – что делать? Ты вообще можешь не ходить по кругу, а прямо сказать, что ты думаешь на эту тему?
* * *
Ксения вошла в кабинет Валерия Болотова. Из менеджеров фабрики резиновых изделий он был произведен в гендиректоры, но их отношения с Ксенией практически не изменились. После того, как Болотов уволил и снова вернул Ксению на работу, он по-прежнему был для нее начальником и любовником.
В этот вечер они в очередной раз задержались после работы на фабрике, чтобы побыть вдвоем. Оба (Ксения в Москве, а Болотов в подмосковном Бакове, где размещалась фабрика) все еще жили с родителями, и встречи на работе были удобны. Бесплатны, во всяком случае.