— Ребята располагайтесь, не стесняйтесь гонять Рональда, если вам что-то понадобиться. А я сейчас приду — мне надо выковырнуть из «кабинета» папочку.
— А я не верил, что у тебя мама некромант, — Троткар смотрел вслед ушедшему куда-то в направлении кухни Рональду со странным выражением лица.
— Я ее никогда не видела, — ну, или во всяком случае, была чересчур маленькой чтобы что-то запомнить. — И он не зомби. Просто дворецкий. Потомственный.
— Подтверждаю, — кивнула Лаэла, которая осматривалась по сторонам явно прицениваясь, сколько моя родной домик может стоить. — Они такие… у прадедушки в поместье похожий живет. А может быть и существует, тут никогда нельзя сказать точно. Наверное, ходячие мертвецы появились впервые, когда один из представителей этой профессии не стал обращать внимания на то, что умер и продолжил заниматься своими обязанностями.
— Может быть, — кивнула я, отгоняя видение отполированного до блеска скелета в знакомой одежде, распахивающего входную дверь особняка. — Ладно, сидите здесь и никуда не уходите. А то без проводника заблудитесь, и придется поисковую экспедицию организовывать.
Отец нашелся в лаборатории, но вопреки обыкновению там ничего не горело, не кипело и не булькало. Он обложился фолиантами, посвященными кровососущему племени, кипами исчерканных кривыми каракулями собственного почерка листков и пыхтел трубкой, очень напоминая маленький бородатый паровоз, механикам которого стоило бы устроить капитальный ремонт котлам.
— Здравствуй Клер, — а глаза у него конечно красные. Видимо, получив от меня письмо о скором приезде, всю ночь читал. Или все-таки еще раз увиделся с мамой и она его покусала.
— Я тоже рада тебя видеть, — попробовать, что ли повисеть у него на шее или лучше не стоит? Не помещусь же. — Чем занят?
— Думаю о будущем, — кажется, у нас проблемы. Чтобы заставить гнома, пусть даже полукровку, заниматься подобным ему нужно либо дать задачу рассчитать прибыль от финансового вложения, либо указать на пару-тройку сбывшихся примет пророчества о конце света. — И, боюсь, оно будет не слишком радостным.
— Что случилось? — даже гадать боюсь. Так, а куда бы здесь примоститься, если единственное кресло занято? Может на наковальню? Она вроде бы чистая.
— Пока ничего, — отец в задумчивости пожевал трубку. — Но прогнозы, составленные дядей твоей подруги Лаэлы, угрожающие.
— Ты знаком с ее родней? — вот уж чего-чего а этого не ожидала.
— История взаимовыгодных отношений эльфов и гномов в человеческом государстве длинна и для представителей налогового департамента смертельна, — усмехнулся один из самых богатых жителей государства. — Вообще это именно их, как лучших профессионалов, я когда-то нанимал искать Хенею. То, что ты подружилась с молодой представительницей клана спрятавшихся на свету, большая удача. Узнав об этом, восстановил старые знакомства и теперь осведомлен о ваших подвигах и проблемах даже лучше, чем ты думаешь. Эти хитрые лисы свое потомство без присмотра не бросят. Пока оно не повзрослеет, по крайней мере. И то, чего они нарыли, меня просто ужасает.
— Ну, за время моего обучения пару раз были мелкие неприятности и не совсем хорошие происшествия, — я лихорадочно начала вспоминать, чего же успела натворить. Так, семь попоек, в которых почти не пила, во всяком случае, ходила своими ногами, два дебоша, одна случайная кража… И зачем Торкат упер с лотка торговца мыло? Неужели купить нельзя было?
— На них мне чихать, — честно сознался папа. — Сам молодой был, глупости делал, юность для того и нужна. А вот то, что ты продолжила фамильную традицию и нажила врагов в контрразведке, избив и унизив сына одного из ее высокопоставленных сотрудников, это плохо. Пулю в плечо, тебе нанятые злым родителем отребья пустили именно по этой причине. А ведь хотели просто убить, хорошо Хильда рядом была. Почему, кстати, ты не взяла ее с собой на практику?
— Ну… — признаться честно, внятного ответа на этот вопрос у меня не было. — Получилось так.
— Получилось, — пробурчал отец. — А у меня чуть сердце не остановилось, когда узнал, что на поезд в котором вы ехали налет был. За что я ей плачу, спрашивается? Ладно, это потом с ней самой обсужу. Тоже мне нашлась телохранительница, подопечного больше чем на месяц от себя отпускающая… А еще Хенея опять объявилась и закупила столько товаров двойного назначения, что их хватит на небольшую войну. Если честно, удивлен, почему нас с тобой еще не пригласили на допрос под зельем правды.
— Где она появлялась? — вот это новость так новость. Надеюсь, не в городе? А то ведь придется бежать, свобода воли мне пока дорога.
— У моих подгорных родственничков, чтобы на их финансовых рынках кризис начался, — папа явно сегодня не в духе. — Черный лотос на взрывчатку меняет. Оптом.
То, что я еще не в подвале контрразведки не моя заслуга, а их недоработка. Пара лепестков этого магического растения заставит знающего пару заклятия базарного фокусника, а на две-три минуты стать самым счастливым архимагом мира. А потом начнется отходняк, который убивает каждого второго, но выживших навсегда оставляет с прибавкой к магической силе. Цветок этот идет на вес даже не золота. Алмазов.
— Хорошо хоть не меня ловит, — надо же найти в этом дне что-то положительное, верно?
— Угу, — вздохнул отец. — Крови то во фляжке много осталось?
— Почти полная, — честно созналась я. — К прикладывалась раз десять всего, не больше?
— Да ну? — поразился он и даже привстал из кресла. — Это у тебя так редко проявляется жажда?
— Ее симптомов вообще ни разу не чувствовала, — ну если не считать пару раз, когда вместе с гномами «почти не пила» чуть больше, чем нужно. Похмелье на описание этого бича вампиров, кстати, сильно походит, только оно вроде бы слабее. — Просто использовала кровь как легкий стимулятор.
— Странно, — отец пыхнул трубкой. — Очень странно. Уж раз в месяц-то накатывать обязательно должно было, я даже заговоренный бочонок своей крови уже заготовил, думал у тебя там на донышке осталась…
— Так она твоя? — поразилась я.
— А чья ж еще? — пожал плечами папа. — Не с Рональда же сцеживать, отравишься еще, кровопийцам содержимое вен рыб, лягушек и прочих холоднокровных противопоказано. Да и потом родственная вроде как должна сильнее действовать.
Хм, логично. Да и что-то такое нам преподавали в теории магии. Впрочем на практике при использовании и разработке различных ритуалов этот эффект почти никогда не используется, среди магов процент законченных моральных уродов не выше, чем среди простых обывателей.
— Действительно, странно, — согласилась с ним я. — Если верить тем грудам макулатуры, в которые ты зарылся, то после второй инициации я должна полюбить кровь всей душой, а мне она как-то абсолютно безразлична. Ну, примерно как кефир. Пить можно, но лучше налить в бокал чего-нибудь еще. Пап, а ты точно уверен, что мама была вампиром?
— Ну а кем же еще? Кровавое безумие есть, регенерация есть, способности к магии есть. Все совпадает!
— Но кровь то я не люблю. Ну, если только с мясом и гарниром.
Отец задумался, пролистал чего-то в своих книгах, но потом просто захлопнул их и махнул рукой. Ответа у него не было.
— Ладно… И вообще пап, я тебя хотела познакомить со своими друзьями. И они между прочим уже полчаса ожидают нас в малой гостиной под зорким взглядом Рональда.
Басовитый смешок, раздавшийся из широкой груди отца заставил меня очаровательно покраснеть.
— Моя принцесса до сих пор не любит присутствие дворецкого во время еды?
При этих словах папа подошел и заключил меня в свои теплые и такие надежные объятья, и как в детстве приподнял и закружил по каморке, сбивая в беспорядке раскиданные документы и шелестя страницами раскрытых томов. После чего опустил обратно на землю и удерживая за плечи отставил на расстояние вытянутых рук, изучая мое раскрасневшееся лицо с ехидным прищуром.
— Спасибо что вернулась дочка…
Не знаю, может быть в мире и существует какое-нибудь средство от девичьих слез, но к сожалению или к счастью оно не попадается у знакомых мне аптекарей. После этих слов в уголках моих глаз что-то предательски защипало и я наконец-то ощутила, что я дома. Не дома у отца промышленника и владельца большинства окрестных земель, ввязавшегося на свою и мою голову в конфликт с сильными мира сего, а дома у моего папы, моего единственного, самого близкого человека.
Улыбка, заполненная слезами, слезами радости и облегчения и моментально покрасневший и распухший носик, который хлюпает где-то в районе воротника отцовской рубашки. Что это если не счастье…
Кое-как приведя себя в соответствующий приличной девушке вид и для острастки пару раз ударив кулачком по широкой папиной груди, я все же вытащила его из лаборатории. Но несомненно он бы не был бы самим собой если бы не оставил последнее слово за собой. Уже перед самыми дверьми гостиной он немного притормозил и с загадочным видом шепнул мне на ухо:
— Рональда при гостях не взрывай! Договорились?
Вот зараза! За это он схлопотал острый локоток куда-то в район несуществующей талии.
Мои сокурсники папе понравились… да впрочем, ему нравятся все, кто не делал чего-нибудь, чтобы это исправить. Как будущим големостроителям и, значит, дальним родственникам изобретателей он даже показал им свою мастерскую, правда с категорическим наказом ничего не трогать. Который естественно выполнен не был, так как папа сам сунул Гроткару в руки деталь из какого-то хитрого сплава, вроде бы часть экспериментального колосника, которой планировал в ближайшем будущем заменить свое же творение. В результате все планы по ознакомлению друзей с моей родиной едва нее пошли кувырком, так как тройственный союз гномов оттащить от верстаков две хрупкие девушки просто не в состоянии физически даже если одна из них дампир. Спасла положение, как это и положено по всем канонам древних легенд, прекрасная эльфийка, которая непонятно откуда извлекла письмо, написанное ее дядей специально для папочки. Пока он изучал секретную документацию, я цапнула за ухо Торката, Лаэла поймала бороду Гроткара и мы все-таки смогли вывести их гулять.
Городок, будущих големостроителей после богатой и роскошной столицы впечатлил не сильно, вот если бы нас пустили в шахты… В принципе, в этом не было ничего невозможного, тем более для их будущей владелицы, но уже наступил вечер и народ из них потянулся по домам, а что за прелесть ходить по пустым подземельям где нет ни одного горняка? По улицам мы ходили до самой глубокой ночи и вернулись, когда на небе уже вовсю мерцали звезды.
— В целом как-то так поселение золотодобытчиков я себе и представлял, — вынес вердикт Торкат. — Вот только почему-то кабаков маловато и бордель всего один.
— Раньше было больше, — припомнила я историю своей родины. — Но когда лихорадка схлынула и основная масса авантюристов исчезла, оставив лишь убежденных старателей, то остальные позакрывались.
— Так всегда бывает со стихийно образованными поселениями, если бы не шахта, думаю сейчас здесь вообще был бы лишь частокол, медленно зарастающий бурьяном, — кивнула Лаэла и принюхалась. — Эй, мне кажется, или что-то горит?
— Из какого-нибудь камина, наверное, клуб дыма принесло, — пожала я плечами. — Хоть и лето на дворе, но их, бывает, зажигают.
И тут в отцовском флигеле прогремел взрыв…
Я полностью не помню эту ночь… не хочу вспоминать…
Лишь обрывки образов иногда всплывающих в мучающих меня до сих пор кошмарах… Именно в них — этом проклятье и этой каре — небольшие отрывки происходившего предстают перед моим взором. Гарь и дымные языки чадящего пламени. Рушащиеся, охваченные такими ласковыми, и вместе с тем такими злыми языками пламени балки перекрытий. Треск как живых, извивающихся от жара локонов и заполняющее все сущее отчаянье. И чьи-то руки мешающие, не дающие мне прорваться к отцу, к моему папе… который где-то там… В глубине сияющего багрянца… Папа!
Крик, вырвавшийся из моей груди, как пружиной подбросил меня с узкой полоски нар, прикрученных к стене и заставил зайтись кашлем от сломанных ребер. Вокруг была все та же уже ставшая привычной картина…
Тюрьма. Наша городская тюрьма. Глубокая настолько, что в ней даже особенно холодно то не было. Раньше тут пытались сделать шахту, но оказалось, что в рудной жиле много желтого металла только наверху и выработку забросили. А потом снова заселили. Перегородили штреки решетками, сделали нечто вроде кроватей, которые не удалось бы сдвинуть с места и горному троллю и периодически заселяли получившиеся «апартаменты» преступниками всех мастей. Ворами, бандитами, драчунами, проигравшимися в карты игроками, скорее спасаемыми от гнева кредиторов, чем наказываемые, а вот три дня назад сюда попали четверо молодых големостроителей, подозреваемых в поджоге и убийстве. Когда я после злополучного пожара, унесшего жизнь отца и большинства слуг, пришла в себя, то сначала даже не сразу поняла, что именно говорит констебль Майкл, который жил практически напротив нас. А когда поняла, то не поверила. Но сделанные из подавляющего магию хладного железа кандалы, уже защелкнутые к тому моменту на моих запястьях подтвердили, это не шутка.
— Я видел! Я все-все видел! Это она! — надрывался садовник, пока пепел родного дома еще тлел. — Перед тем как пойти гулять, она оставила под крыльцом какую-то красную тварь, похожую на железного паука! Диверсионный голем «Тарантул», так называется этот конструкт, выполняемый из красной меди, каких-нибудь часов и небольшого количества взрывчатки. Простейшая конструкция, вполне возможно этот тип магической машины был первым, который сумели изготовить маги после Эпохи Смерти. Даже студенту первокурснику вполне по плечу. Вся короткая псевдожизнь этого существа заключается в том, чтобы пробраться куда надо и вовремя взорваться ярким алым пламенем, прожигающем даже металл.
Мне предъявили обвинение в поджоге и многочисленных убийствах, которые я якобы совершила, чтобы завладеть наследством отца, свалив все на спонтанное самовозгорание, произошедшее в лаборатории папы. Если бы не свидетель, который видел, то, чего на самом деле не было, последнее бы никого не удивило, изобретатели, работающие с взрывающимися и горючими веществами умирают от своих изобретений едва ли не чаще, чем наркоманы от дурманных зелий. Обрадованный приездом дочери полугном чего-то не правильно рассчитал и лег спать, а проснуться не успел. Во всяком случае, я надеюсь на это. Гореть заживо — это больно. Но вряд ли моему родителю повезло умереть сразу, слишком уж услышанный разрыв был слабым. Как раз таким, который может дать неправильно приготовленный реактив или голем-диверсант. А я, изуверка такая, еще и алиби себе обеспечивала, шляясь с подельниками до самого момента трагедии по людным местам.
И если бы не садовник… о, как я мечтаю добраться до его шеи! Теперь он занимает почетное второе место в списке тех, кого Клер-Шатраэн-Отхильда-Дербас-Туиллойска обязательно убьет. Если сумеет. Первое досталось тому, кто и рассказал весь ход мыслей дочурки-отцеубийцы. Моему мучителю и следователю по моему же делу. Старшему лейтенанту разведки и контрразведки мессиру Райану Мисту графу Суагримскому, который по счастливой для правосудия случайности оказался в городе в день трагедии.
— О, я гляжу наша леди очнулась, — Бездна, легок на помине. Только бы он был не один, только бы он был не один, только бы… фух, пронесло, с ним двое стражников. Констебль Марк исчез в первый же день, сразу же, как только захлопнулась дверь решетки. И дело в свои руки взял отец обиженного мною до кровавых соплей дитятки. Начиналось все культурно. Он, как не самый последний маг мира, при свидетелях попытался прочесть мое сознание. Я раздиралась в противоречиях, пустить следователя в свой дампирский разум или не пустить, но не успела принять решение. Волшебник свалился на пол и забился в судорогах, а когда прекратил изображать из себя испорченного зомби, заявил, что заключенная при проверке своей памяти нанесла ему сильнейший ментальный у, который чуть не стал фатальным. И я бы действительно могла так поступить, менталист, залезший в чужую голову для чужого воздействия становится весьма уязвимым. Но его чары меня даже не затронули, а других магов в помещении допросной не было. Нападение на офицера было зафиксирован, свидетели удалились, а я в первый раз узнала, что чувствует пшеница, когда ее обмолачивают.
Первый день разведчик и его подручные даже ничего не спрашивали. Просто били, давая лишь небольшие передышки. Не мне, себе.
Гроткар, Торкат и Лаэла сидели по соседним камерам и, слушая мои крики, проклинали палачей на все лады, грозясь самыми страшными карами и угрозами дойти чуть ли не до богов с жалобами на самоуправство. Тех, кто ломал мне ребра, это волновало примерно так же, как мышь, грабящую амбар, стрекот сверчка.
Лишь на второй день мессир Мист соизволил задать мне первый вопрос, правда риторический.
— И чего же ты еще в сознании, то, а отродье?
— Чего вы добиваетесь?
Произнести эти слова было довольно непросто. Дело даже было не в том что каждый вздох раскаленными иглами вонзался в мое тело и не в том что распухшие губы и несколько выбитых зубов портили артикуляцию. Просто разговаривать с этой сволочью, привольно откинувшейся на принесенном стражниками в камеру стуле было просто противно. Мне больше всего на свете хотелось дорваться до его набякшего горлышка и сомкнуть на нем свои клыки, хоть и изрядно подпорченные сапогами стражников. Очень хотелось! Это было непередаваемое желание — даже большее чем легендарная тяга вампиров к крови. Да каких там вампиров — я просто физически ощущала теплую тягу в низу живота, представляя, как я дроблю клыками тонкие хрящики и позвонки его шеи. Это был бы экстаз… Экзальтация смерти… с каким бы удовольствием мне хотелось бы отбросить притягивающие к земле цепи и в стремительном прыжке прижаться к сидящему напротив меня ублюдку. Дампир… Вампир… какая разница? После всего случившегося я понимаю, что самое большое чудовище — самый страшный монстр на свете не обязательно должен иметь когти, чешую или клыки. Нет — достаточно новенького камзола, проклюнувшегося брюшка, синюшных брыльев дряблых щек и заполненной мерзостью души. Именно такое — назовем его существом, сидело и ухмылялось, видя мои страдания и самое главное принимая в них самое активное участие.