Минут через десять машина остановилась. Старик уверенно преодолел высокий борт, махнул на прощание водиле и затопал по дороге. Через минуту он обернулся — грузовик, казалось, застыл темно-грязным пятном в самом конце трассы. Но это только казалось, на самом деле машина медленно и верно удалялась. А скоро в дымке затерялось и это неясное пятно. Постояв немного на обочине, Беспалый направился к запыленному «уазику», стоящему у обочины. Осмотревшись и не заметив ничего настораживающего, Тимофей Беспалый сел в кабину и поехал в сторону поселка. На въезде он притормозил около телефонной будки, набрал нужный номер и, услышав уверенный голос сына, произнес:
— Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит.
И, не дожидаясь ответа, аккуратно положил трубку на рычаг. Зевнув, Тимофей Беспалый взглянул на часы. Выходило, что часа четыре он не доспал, а следовательно, придется добирать по возвращении. В преклонном возрасте нужно особенно заботиться о здоровье.
* * *В эту ночь Александр Беспалый решил заночевать в собственном кабинете. Благо для этого здесь имелись почти все условия: топчан, одеяло с подушкой и стакан крепкого чая, если вдруг ночью будет мучить жажда. Спалось ему отвратительно как никогда, удалось задремать ненадолго только под самое утро. А тут и вставать пора! Ополоснув лицо, подполковник Беспалый включил чайник, который тотчас деловито зашумел.
Неожиданно, едва постучавшись, в кабинет вошел встревоженный Кузькин. Обычно таких вольностей он себе не позволял, а значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Товарищ подполковник…
— Что случилось, мать твою! — в сердцах восклинул Александр Тимофеевич.
— В жилом секторе… — нерешительно начал старший лейтенант.
— Не мямли!
— Заключенные четвертого барака забаррикадировались изнутри и не желают выходить!
— Пуговицу верхнюю застегни! — неожиданно заорал Беспалый. — Не в сельском клубе!
— Виноват, — вытянулся Кузькин и расторопно принялся застегивать ворот.
— Чего они хотят?
— Сказали, что свои требования передадут вам лично в руки.
О том, что вода вскипела, чайник оповестил хозяина негромким щелчком. Беспалый с сожалением посмотрел на пустую кружку. Придется довольствоваться вчерашним чаем. Выпив остатки одним глотком, он направился к двери. Неожиданно зазвонил телефон. А это кто еще в такую рань?
Подняв трубку, он привычно произнес:
— Да.
— Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит, — услышал Александр Тимофеевич голос отца.
Во всяком случае, теперь ему стало не так тоскливо, как всего лишь несколько минут назад. Он хотел ответить, но в уши ударили частые короткие гудки.
— Паники не поднимать. Возможно, это провокация.
— Понял, товарищ подполковник, — устремился старший лейтенант следом.
Беспалый в сопровождении офицеров вошел в жилой сектор. Лагерь был залит светом — точно театральные подмостки. И место для трагедии выбрано очень удачно — тесная локалка, перегороженная поперек высоченными баррикадами.
— Спроси, чего они хотят? — повернулся Беспалый к Кузькину.
Вдруг от барака отделилась сутулуя фигура и направилась в сторону группы офицеров.
— Начальник, у меня к тебе ксива есть, — хрипло прокричал заключенный.
Беспалый посмотрел на говорившего, это был запомоенный зэк с погонялом Курица. Тонкость игры блатных заключалась в том, что на встречу к хозяину спешил не уважаемый пахан, наделенный полномочиями, а забитый и опустившийся зэк, о которого невозможно было вытереть даже ноги, чтобы не поморщиться при этом от брезгливости.
Подобной выходкой воры хотели показать отношение к своему барину и еще раз напомнить о том, как они его презирают. Хозяин обязан был ознакомиться с требованиями блатных, иначе они просто «разморозят» зону. Тонкость их хода заключалась в том, что как только подполковник Беспалый возьмет из рук запомоенного маляву, так тут же зашкварится сам. А следовательно, по мнению заключенных, автоматически попадет в касту отверженных.
Курица приближался с самодовольной улыбкой.
— Гражданин начальник, ты бы записочку-то взял, — помахал листком бумаги опущенный.
— Стоять! — закричал Беспалый. И когда Курица застыл, сурово распорядился: — Кругом, марш! Если не хочешь гнить в карцере!
— Начальник, а как же малява? — слабо запротестовал запомоенный.
— Бегом! — сорвался подполковник на крик и, когда Курица побежал к бараку, повернулся к Кузькину: — Хватит играть в эти игры. Дашь им час на размышление. Если откажутся… Вызовем спецназ. Пускай поучат их уму-разуму!
— Есть, товарищ подполковник!
Подбежал взволнованный дежурный:
— Товарищ подполковник…
— Ну что там еще стряслось?
— У нас побег!
— Вот как, кто же бежал? — постарался выглядеть удивленным Александр Тимофеевич.
— Точнее, не совсем убежал… Тут звонила со склада Нина Волкова, труп нашли в кузове грузовика. Застрелили прямо в лоб.
— Опознали, кто это был? — деловито спросил подполковник Беспалый.
— Да. Это заключенный Клещ.
— Клещ? — не сумел сдержать удивления Беспалый.
— Так точно, Клещ… Только непонятно, почему он пошел в бега. Как будто всегда на хорошем счету был.
— С ним больше никого не было?
Дежурный пожал плечами:
— Волкова больше ни о ком не говорила.
— Та-ак, ясно, — протянул подполковник. — Вот что, дать бунтовщикам пятнадцать минут на размышление. Ни секундой больше! А потом взломать барак! Не исключено, что вместе с Клещом бежал кто-то еще. Мы должны знать — кто именно. Может, именно он и пристрелил Клеща.
— Будет кровь, — осторожно предупредил старший лейтенант Кузькин.
— А мне плевать! — заорал подполковник. — А потом, с каких это пор ты вдруг сделался таким мягкотелым? Тебе все ясно?!
— Так точно, товарищ подполковник! — снова вытянулся старший лейтенант.
* * *Кеша Штырь состоял в пристяже Ореха и даже претендовал на роль одного из подпаханников. Причем этот пацан до последнего времени считался весьма путевым, и воры даже имели на него серьезные виды. Возможно, уже сейчас он разгуливал бы в сане положенца, если бы нелегкая не занесла его в компанию к Ореху. Собственно, и сейчас для Штыря еще не все было кончено, косяков за ним не числилось, и если он поведет себя правильно, то вряд ли кто-нибудь из воров напомнит ему о прошлых шалостях.
Со Штырем следовало провести разъяснительную работу. В последний раз.
Мулла посмотрел на часы. Скоро Варяг будет вне зоны досягаемости. Чтобы помочь смотрящему, блатные минут через пятнадцать должны устроить кипиш.
Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, Заки Зайдулла направился к баньке. Орех со Штырем любили поплескаться. А пятница и вовсе была для них святым днем. В парную заходили только после полуночи и парились почти до самого утра. Чтобы не скучать, каждый из них брал по две «девки» и водки, и полуночное время проходило весело и незаметно.
Мулла посмотрел в окошко. В небольшом чистом предбанничке стоял Штырь во весь рост и сладко потягивался, а трудолюбивый пидор, стоя на коленях, вытирал ему испачканный конец вафельным полотенцем. Все правильно, таков порядок!
Усмехнувшись, Мулла откинул недокуренную сигарету и потянул на себя дверь. Штырь не удивился его вторжению. Пьяно посмотрев на гостя, он произнес:
— Водку будешь, Мулла? Еще осталось! — Он взял бутылку со стаканом.
— У меня пост, — серьезно произнес Заки.
Штырь непонимающе уставился на Зайдуллу. Какой может быть пост, когда тебе наливают? Недоуменно поморгав, он отставил стакан в сторону и отпил из горлышка пару больших глотков. Хотя кто его, этого Муллу, поймет, может, ему и вправду нельзя!
За крепкой дубовой дверью кряхтел Орех — это «шестерки» охаживали пахана вениками.
— Если водку не будешь, тогда чего тебе надо? — искренне удивился пацан.
Собственно, Штырь был парень простой и весь его жизненный интерес сводился к трем нехитрым вещам: сладко поесть, крепенько выпить и поиметь молоденького, с девичьей кожей петуха.
— Базар один серьезный есть, — весомо проговорил Мулла, присаживаясь на лавку.
— А-а, вот оно что… — И, посмотрев на пидора, Штырь хмуро буркнул: — Пшел отсюда! — И когда тот ушел в подсобку, крепко прикрыв за собой дверь, Штырь спросил, поставив на подоконник бутылку: — Так о чем базар-то, Мулла?
— Тебе привет от Ворона.
— От Ворона?! — в восторге выдохнул Штырь.
— Да. Малявку я вчера от него получил. Спрашивает, как, мол, поживает мой крестник?
* * *С Вороном Штырь был знаком по Крестам, куда угодил пятнадцать лет назад за рэкет. Смотрящим тюрьмы в то время был Ворон — Вадим Сукачев. Он имел отдельную камеру и свободно расхаживал по коридору в мягких удобных кроссовках и в теплом спортивном костюме. С воли ему бесперебойно поступал неплохой грев, а на столе, кроме традиционных коньяка и водки, можно было увидеть разнообразные заморские ликеры да ананасы, до которых он был большой охотник. Сытно жилось в Крестах Ворону…
В его камеру частенько захаживали высокие милицейские чины, они травили друг другу анекдоты и рассказывали разные воровские байки. Ни для кого не было секретом, что Ворон был одним из хозяев Крестов, и начальник тюрьмы, чтобы не сделать опрометчивый шаг, частенько советовался с законным вором, как решить судьбу того или иного арестанта. Это был некий тандем, вдвоем они вели политику казенного дома. Зэки знали, что Ворону иногда разрешалось тайно покидать стены тюрьмы, чтобы в диком разгуле, где-нибудь на окраине города, на берегу Финского залива, в окружении красивых девок, скрасить бесцветное тюремное проживание. Потом он отлеживался дня два в камере и лечил гудевшую голову холодным пивом. В его камере стоял огромный холодильник, в котором не переводилось свежее пиво.
В Кресты Ворон попал не случайно — таково было решение воровского сходняка. В последние годы там воцарился беспредел, и даже рядовая «прописка» молодняка, которая в обычных СИЗО больше напоминала шутку, здесь принимала формы изощренного издевательства и нередко заканчивалась для новичков трагически. Хуже всего было то, что «отмороженные» первоходки сумели навязать тюрьме свой порядок, больше подходивший для вольера с оголодавшими волкодавами. Здесь торжествовал сильнейший, как в джунглях. Молодняк также стал участвовать в судилищах и сурово карал новичков даже за совсем невинные проступки, совсем не подозревая о том, что тем самым нарушает правила Тюрьмы.
Воры в законе всполошились только тогда, когда зараза беспредела перекинулась на другие чалки, а за Крестами прочно укрепилась репутация кузницы петухов. В зонах для них теперь отводились не углы около входа, как было во все времена, а возводились целые бараки. Страшно было то, что они попадали в касту отверженных задолго до того, как им разъясняли тюремные традиции. И часто в запомоенных оказывались весьма перспективные пацаны.
Воры в законе больше не могли терпеть это — в крытки и зоны были направлены крепкие смотрящие и положенцы, которым сходняк дал чрезвычайные полномочия. Зарвавшиеся тюремные беспредельщики вскоре были сурово наказаны и разделили участь тех, кого они сами еще недавно унижали и презирали.
Устроившись в Крестах, Ворон отменил «прописку», пообещав сурово наказывать за ослушание. Первым, к кому он применил свою кару, был блатной по кличке Слизняк, который осмелился опустить восемнадцатилетнего паренька только за то, что тот был с ним не очень почтителен и не пожелал проходить «прописку».
Узнав об этом, Ворон, пользуясь своими привилегиями, явился вечером в камеру к Слизняку и на его веселое приветствие сурово отозвался:
— Не слышу в голосе почтения! Что это за дурная манера обращаться к коронованному запанибрата? Изволь по имени и отчеству!
— Ворон… В натуре… С каких это пор?..
— Как?! Ты не знаешь моего имени и отчества? А чего ты тогда требовал от пацана, которого опустил сегодня утром? Он тоже не знал чалкин устав, а ты ему гребень нацепил! Не по понятиям, паря… Ну-ка, мужики, повеселитесь над Слизняком вволю!
К вечеру блатной Слизняк переродился в рядового петуха, и довольные мужики пинками затолкали недавнего пахана под нары.
Штырь появился в Крестах через неделю после этого случая. В его хате верховодил вор по кличке Шмыга. Разглядев вошедшего новичка, он довольно хмыкнул под громкий хохот братвы:
— Вот этот ишак и повезет меня к параше.
Штырь попытался было сопротивляться, но, когда Шмыга все-таки запрыгнул ему на спину и воткнул пятки в бока, то, недолго думая, опрокинул наглеца прямо на парашу.
Шмыга упал на спину, разбрызгивая вонючую жидкость во все стороны. Когда он, отряхиваясь, поднялся, кто-то из мужиков со смехом бросил:
— Вот тебя ишак до самой параши и довез… как ты и просил!
— Зашкварился, Шмыга! — загалдели сидельцы со всех сторон.
— Да вы что, мужики… — опешил вор.
— А ну не подходи, зашкваренный, а то пришибем! — раздались угрожающие голоса.
— Да какой я вам зашкваренный, если бы не этот мерин…
— А ты словами не бросайся и голос на мужиков не поднимай, — высказался степенный арестант лет сорока. — Чего хотел, то и получил. А если кого-нибудь из нас попытаешься зашкварить, то до рассвета тебе не дожить… Скажем, что чифирем подавился.
О Штыре на время забыли, а он стоял, спокойный и неподвижный, словно могучий утес посреди бушующего моря, раздумывая, как ему следует вести себя дальше.
— Пусть Ворон нас рассудит! — пожелал наконец Шмыга.
— Пусть рассудит! — согласился степенный арестант. — Это его право.
Ворон появился после отбоя. В новом спортивном костюме, гладко выбритый, он, казалось, сел в тюрьму только для того, чтобы отдохнуть от городской суеты и накопить побольше сил для новых подвигов.
— Так, значит, вы говорите, мужики, что Шмыга хотел, чтобы этот новичок довез его до параши?
— Да, Ворон!
Смотрящий горестно вздохнул:
— Я тебя не узнаю, Шмыга! Что на тебя нашло? Мне ли тебе объяснять, коренному обитателю тюрьмы, что за каждое оброненное слово нужно отвечать. Ты себя повел как первогодок. Если бы мне сказали, что так поступил захарчеванный фраер, который пришел с воли и не знает наших порядков, я бы поверил… Но ты?! Шмыга, ты прекрасно знаешь, что новичку нужно растолковать правила! — Ворон ткнул пальцем в стоявшего рядом Штыря. — Это должен был сделать ты, как смотрящий хаты, для того ты и поставлен! Только после этого с него можно спрашивать. А потом, разве он «козел», чтобы возить блатаря до параши?
Ворон говорил спокойно, но его сиплый голос в примолкшей хате звучал, как колокольный набат. Или приговор.
— Ворон, я хотел пошутить, — попытался оправдаться Шмыга.
— Пошутить?.. Что я слышу? Каждая шутка имеет свои границы. Если ты таким образом пошутил бы с одним из нас, то, поверь мне, никто не оценил бы твоего остроумия. Так почему его должен понять этот парень? Ты дважды зашкваренный, Шмыга. Первый твой грех — это беспредел, а второй — ты выкупался в параше!
— Ворон…
— Я все сказал. Пошел прочь! А ты откуда? — Смотрящий повернулся к Штырю.
— Питерский.
— Питерский?! — И первый раз за время разговора лицо Ворона осветилось радостью. — Откуда именно?
— С Лиговки.
— Вот это да! — продолжал восторгаться Ворон. — Я ведь и сам с Лиговки! Знаешь что, парень, ты мне нравишься. Завтра я переговорю с Антонычем, чтобы тебя перевели ко мне. Как тебя величать?
— Кеша… Петров.
— А погоняло?
— Еще не обзавелся.
— Будешь теперь Штырем. Больно уж ты долговязый. Не обидно?
— Нет, — улыбнулся Кеша.
Штырь прожил в одной хате с Вороном четыре месяца, а потом его по этапу отправили в марийские леса. Но встреча с известным вором в законе не прошла для него бесследно, и от Ворона он успел перенять многое — умение завоевывать внимание братвы, неторопливость в суждениях. Штырь ловил себя на том, что порой сипел точно так же, как Ворон.
* * *— Я давно его не видел, хотелось бы встретиться, после того как откинусь… Передай ему об этом, — попросил Штырь.
— Передам, — отвечал Мулла.
— Где он сейчас?
— За бугром, — последовал короткий ответ. — Но я к тебе не за тем.
Заки Зайдулла вытащил клочок бумаги и протянул ее Штырю.
— Узнаешь, чей почерк?
Блатной лениво взял клочок бумаги, осмотрел его со всех сторон безо всякого интереса и вернул обратно.
— Узнаю… Ореха малява. Ну и что с того?
— А ты почитай! — мягко, но одновременно требовательно настоял Зайдулла.
Штырь, нахмурившись, стал читать. И чем дольше он вникал в текст, тем суровее становилось его лицо.
— Ну и дела, — понемногу трезвел Штырь. — Это что, на полном серьезе? Без базара?
— Мне что, перекреститься, что ли, чтобы ты поверил? — усмехнулся Мулла.
— Ну, бля буду, непонятки какие-то! — воскликнул Штырь. — Что делать-то теперь?
— Этой суке все равно не жить, — объявил Заки Зайдулла, забирая у Штыря клочок бумаги. — Вопрос решенный. Сам знаешь, тень упадет и на тех, кто с ним рядом был.
Штырь посуровел:
— Мулла, ты не играй втемную, к чему ты клонишь?
Заки Зайдулла аккуратно сложил маляву и положил ее в карман бушлата.
— Пригодится еще… Тебе, Штырь, здорово придется попотеть, чтобы отмыться. И то неизвестно, получится ли, потому что ты ближе всех к суке стоял… Извини, брат, тебя придется вызвать на толковище. А на нем, сам знаешь, крутануть бабочку не получится, фраеров там нема! — развел руками Мулла.
Штырь проглотил ком, внезапно набухший в горле.
— Что присоветуешь, Мулла?
— Тяжелое твое дело, паря, — честно признал Заки, — но выход есть!
— Говори!
— Ты можешь искупить вину… Если заткнешь этого ссученного! Это не моя воля, так решили блатари!