Однако старая вражда до сих пор не утихла, и Клим с удовольствием освободил бы город от Монаха и его дружка Сереги, да вот незадача: есть человек, с которым всем, кто рассчитывал обделывать в городе свои дела, приходилось считаться. Звали этого человека Петров Владимир Иванович, от роду ему было около шестидесяти, из них лет двадцать он сидел, а в бандитских спорах играл роль третейского судьи. Так вот, Сережка Геббельс по неведомой причине очень был симпатичен этому самому Петрову со смешной кличкой Папа.
Я слушала Орлова и диву давалась. По какому принципу братва живет и существует, было для меня загадкой, то есть принцип, конечно, ясен, но на фига им, к примеру, этот Папа? Какая от него польза Климу или тому же Монаху? Может, они опасаются, что в противном случае вцепятся друг другу в горло и жизнь станет чрезвычайно насыщенной, но недолгой?
Орлов что-то пытался объяснить мне, но сам в своих словах до конца уверен не был, а тут мне вовсе стало не до них, потому что он вдруг сказал:
— У Монаха с Климом лютая вражда. Пару раз они едва не прикончили друг друга. — Тут он помедлил и добавил:
— В тот раз Монаха искал Клим. С тобой развлекались его ребята.
«Так отчего ж вы их тогда не арестовали?» — хотела спросить я, но только рукой махнула. Однако имя запомнила. Ладно, парни, я сама с вами разберусь, по-своему.
— Сейчас они вроде помирились, потому что воевать глупо, когда вокруг такое творится. — Что «такое», Орлов уточнять не стал, но и так было ясно. — Кстати, по имеющимся у меня сведениям, многолетняя дружба Монаха с Геббельсом дала трещину, чего-то дружки не поделили.
Я ничего такого не заметила, поэтому словам Орлова значения не придала, а вот Серегиной кличке в очередной раз подивилась.
— Господи, ну почему Геббельс?
— Так ведь похож… — обиделся Евгений Петрович.
Следующие три дня я просматривала свои записи, разглядывала потолок и носа не высовывала из квартиры. Два вечера Док радовался моему домоседству, на третий спросил:
— В чем дело?
— Ты имеешь в виду казино? — поинтересовалась я, хоть и так знала.
— Конечно. Я был уверен…
— Не хочу мозолить глаза Монаху, — пояснила я. — Все должно выглядеть совершенно естественно.
— А вдруг он тебя все-таки узнал?
— Ну и что? Тогда я его тоже узнаю. С трудом, но вспомню.
— Ему ведь наверняка известно, что произошло с тобой…
— Необязательно, — утешила я. — К тому же почти три года — большой срок. Если узнает, придется сказать, что наша предыдущая встреча из разряда неприятных и помнить ее нет никакого желания.
— Будь осторожна, — помолчав, попросил Док.
Вечер мы провели тихо, возле телевизора, как парочка пенсионеров. Док уже собрался домой и вдруг сказал:
— Вчера случайно встретил своего бывшего соседа… Встреча не из приятных… Хороший был мужик.
— Почему был? — поддержала я разговор. Док пожал плечами.
— Едва узнал его.
— Пьет?
— Пьет. Да и что прикажешь делать? Была семья, работа, теперь только квартира осталась.
— А что случилось? — спросила я.
— Жуткая история. Прошлым летом у него погибли жена и дочка, девчушке четыре года не исполнилось.
— Авария?
— Случай нелепый и совершенно дикий. Был такой тип в городе, по кличке Сотник, кому-то очень на нервы действовал. Вот по нему и полоснули сразу из двух автоматов в самом центре города. Он скончался в больнице, а еще трое — на месте стрельбы: старик-пенсионер и моя бывшая соседка с дочкой. Все произошло совершенно неожиданно, никто опомниться не успел, а посреди улицы «Ауди» в дырах и трупы.
— Стрелявших, конечно, не нашли?
— Не нашли. Ни милиция, ни он сам. Виктор служил в спецназе, пытался найти убийц…
— Не нашел и по русской привычке запил? — подсказала я.
— Зря ты так, — обиделся Док за соседа. — Хороший был мужик. А то, что пьет, так это от безнадеги. Не руки же на себя накладывать?
— Да, этого делать не следует, — согласилась я. Док, увлекшись, стал рассказывать об этом самом Викторе, перечисляя его достоинства. Парень был в Чечне, много чего в жизни повидал, а то, что такой человек ушел со службы и запил, объяснялось просто: отчаянием. Мол, чего мы стоим, если белым днем в центре областного города укладывают людей из автоматов, а мы лишь разводим руками?
Сначала его не хотели отпускать, но Виктор упорно пил, часто срывался, работать с ним становилось все трудней, и в конце концов его уволили, правда, из уважения к былым заслугам по собственному желанию. Теперь он трудился дворником в родном жэке, и пить ему уже никто не мешал. Док по этому поводу очень сокрушался. История эта меня неожиданно заинтересовала.
— Я бы хотела с ним встретиться, — сказала я.
— С Витей? — не понял Док. — Зачем?
— Такой человек может нам пригодиться.
— Он пьет, Варя…
— Это с безнадеги. Если увидит в жизни смысл — завяжет. Ты ведь сам говоришь, мужик стоящий. Где его можно найти?
— Дома, наверное, где же еще?
— Дома не годится, — покачала я головой. — Встреча должна выглядеть случайной.
— Тогда в пивнушке, недалеко от нашего дома… от его, — поправился Док.
На следующий день мы отправились на разведку. Район, где когда-то проживал Док, выглядел безрадостно. Ранее мне здесь как-то не приходилось бывать, и теперь, глядя в открытое окно машины на бесконечный ряд одинаковых пятиэтажек, мрачных даже в солнечное утро, я решила, что если человек здесь родится и вырастет, то вскорости непременно запьет.
Пивнушка прилепилась сбоку одного из панельных монстров. Хлипкое сооружение без окон, с покореженной дверью, которая открывалась с леденящим душу скрежетом. Взглянув один раз на это чудо, я поняла, что женщина моей красоты и прикида появиться здесь не может.
В пивнушку отправился Док, вернулся через минуту.
— Его нет, — сказал отрывисто.
— Что ж, подождем, — кивнула я. — Время есть.
Подъехать к своему бывшему дому Док не решался, боясь встретить супругу.
Ожидание оказалось весьма неприятным. Апрель выдался на редкость жарким, и сидеть в машине вскоре стало просто невыносимо. Мы вышли и не спеша прогулялись, Док поглядывал на дверь пивнушки, когда она издавала очередной зловещий скрежет.
Через полчаса вернулись в машину, меня разморило, и я уснула. А проснулась от того, что Док коснулся моего плеча и позвал:
— Варя.
Я открыла глаза, спросонья пытаясь понять, чем я здесь занимаюсь, а Док добавил:
— Вон он…
Виктор шагал по тротуару к пивнушке в компании двух человек. Группа выглядела колоритно. В центре шел дед с белыми длинными волосами и белой бородой до пояса, на плече у него висела гармошка, одет он был в старый спортивный костюм и калоши на босу ногу. Приглядевшись получше, я поняла, что деду нет и пятидесяти, и подивилась.
Справа от него виднелся упитанный коротышка, на его ногах не только галош, вовсе ничего не было, так и шлепал по асфальту босыми ногами. Штанины широких брюк небесно-голубого цвета были подвернуты, а одна прихвачена бельевой прищепкой. Это намекало на то, что у босоногого имелся велосипед, впрочем, необязательно, может, у людей мода такая. Из-под короткой майки выпирал живот, а руки от плеч до ногтей были сплошь покрыты татуировкой. Слева от деда возвышался мужик лет тридцати пяти, высокий, широкоплечий. Одет в штаны защитного цвета, кроссовки и темную рубашку с длинными рукавами. Он курил на ходу, пальцы заметно дрожали. Несмотря на эту дрожь, красноту лица и явную маету с перепоя, Виктор выглядел в этой компании человеком случайным. Как видно, решил жить по принципу — чем хуже, тем лучше.
Троица скрылась за скрипучей дверью, и скоро из пивнушки полились разухабистые переливы гармошки. Несколько голосов с чувством выводили: «За твои зеленые глаза…»
— Пьет он не так давно, — сказала я. — Человеческого облика еще не лишился, одет чисто, с утра изловчился побриться, несмотря на похмелье.
— Он почти каждое утро ездит на кладбище, — невесело сообщил Док.
— Не волнуйся. — Я потрепала его по плечу. — Если все пойдет, как я думаю, мы твоего приятеля вытащим… — Док взглянул на меня недоверчиво, но промолчал. — Мне к нему присмотреться надо, — продолжила я. — Значит, придется тебе пригласить его в ресторан.
— Почему в ресторан, а, к примеру, не домой?
— Лучше мне появиться случайно… да и тебе тоже. Встретились, решили поговорить, зашли выпить.
— Что ж мне, на него облаву устраивать?
— Почему бы и нет, если это пойдет ему на благо?
Док спорить не стал, вышел на тротуар и принялся прогуливаться от перекрестка до пивнушки, а я опять задремала и едва не проглядела встречу Дока с бывшим соседом. Повернула голову и увидела, что они стоят посреди тротуара, двое дружков прошли чуть вперед, Виктор им махнул, и они зашагали восвояси. Док с приятелем тоже пошли, не спеша и в другую сторону.
Виктор шел прямо, но чувствовалось, что он пьян. Я завела машину и поехала следом. В нескольких кварталах отсюда находилось кафе «Ивушка», туда Док и повел бывшего соседа. Выждав в машине минут двадцать, я направилась в кафе. Оно мало чем отличалось от пивнушки. Окна, правда, были, но такие грязные, что лучше б их вовсе не было, шторы не отдавали в стирку лет пять, не меньше. Обслуживала клиентов пожилая неряшливая баба с изрытым оспинами лицом и в парике рыжего цвета, из-под него по щекам катились струйки пота. Вентиляторы не работали, с кухни шел отвратительный запах горелого масла и чего-то мясного. Посетителей было немного, при моем появлении все повернули головы и уставились с таким видом, точно у меня на голове пылал костер или сидел живой заяц. Конечно, заявилась я зря: в таком месте мне просто нечего было делать. Ведь сказала Доку: ресторан, а он притащился сюда…
Под пристальным взором буфетчицы я прошла к кассе и попросила стакан сока и булочку, показавшуюся мне съедобной. Тут Док повернулся и окрикнул:
— Варя! — А я, изобразив смущение, направилась к нему.
Он поднялся, пододвинул мне стул и сказал, обращаясь к Виктору:
— Знакомьтесь, это Варя, а это мой сосед Виктор.
Я улыбнулась, а Виктор хмуро кивнул. Перед ними стояла бутылка водки, два стакана, по две порции салата и горячего. Я пристроила рядышком свой сок и повертела в руках булку, не зная, что с ней делать. В конце концов взяла и съела.
— У вас праздник? — спросила я, кивнув на бутылку.
— Давно не виделись, — ответил Док. Виктор в мою сторону не смотрел принципиально: во-первых, стеснялся, во-вторых, после гибели жены остальные женщины вызывали в нем странную обиду, почему они живы-здоровы, а вот Алла… ну и так далее. В общем, общались мы больше с Доком, хотя интересовал меня Виктор, точнее, его мысли. Кто хоть раз разговаривал с пьяным, знает: дело это нелегкое и требует большого терпения. Могу вас уверить: копаться в мыслях пьяного и того хуже. Мой мозг подвергся серьезной перегрузке, но в конце концов выяснилось, что напрягалась я не зря.
Виктор Алексеевич был человеком незаурядным и очень интересным. Фамилия у него была боевая — Скобелев, и сам он парень хоть куда, несмотря на то, что последнее время задурил и часто припадал к бутылке. Док за него беспокоился напрасно, такие не спиваются. Самое позднее осенью Виктор Скобелев встал бы как-нибудь утречком, вымел из квартиры всякий хлам, вкупе с дружками-алкоголиками, и начал новую жизнь, конечно, если бы не сложил голову в кабацкой драке до этого времени или не попал под машину по пьяному делу.
В настоящее время он искоса на меня поглядывал и думал: «Пить надо завязывать, на человека не похож… приличные люди уже стороной обходят». Выудив все, что мне было нужно на данном этапе, я взглянула на часы, поднялась и сказала:
— Мне пора. Счастливо отдохнуть.
Док приподнялся и поцеловал мне руку, а Виктор кивнул.
Док явился ближе к вечеру, слегка навеселе.
— Ну, что скажешь? — поинтересовалась я.
— Ты имеешь в виду Виктора?
— Конечно, про тебя я и так все знаю.
— Слушай, почему он тебя заинтересовал?
— Потому, что нам может понадобиться помощь. Как думаешь, годится он в помощники?
— Бандитов он готов душить голыми руками.
— Пожалуй, насчет голых рук он преувеличивает, а злоба — плохой советчик, разве нет?
— Ты же видишь, человек потерялся. Парень он стоящий, только вот что делать, не знает.
— Если стоящий, так мы научим. Он офицер и человек чести. Поэтому подкарауливать врагов и бить их по башке поленом не может, воспитание не позволяет. Вот если б ему хороший человек, да не просто хороший, а властью облеченный, дал приказ да еще душевно с ним побеседовал…
— Ты о чем? — насторожился Док.
— Так… думаю вслух. Завтра с утра пойду к твоему Скобелеву в гости. Как считаешь, часов в восемь я застану его трезвым?
Виктор точно был трезв, причем без признаков вчерашнего перепоя. Чисто выбрит и явно после душа: зачесанные назад волосы были мокрыми. Я позвонила, он открыл дверь и теперь стоял на пороге своей квартиры, не в силах скрыть недоумения.
— Здравствуйте, — сказала я без улыбки. — Я хотела бы с вами поговорить. Можно войти?
— Входите, — кивнул он, сдвинувшись в сторону и явно теряясь в догадках. Объяснения моему визиту он не находил, а поверить, что вчера я в него безумно влюбилась, все же не мог.
— Разговор серьезный и, возможно, долгий, — заметила я. — Можно я сяду?
— Конечно.
Мы устроились в кухне друг напротив друга. Увиденное мною лишний раз подтвердило, что алкаш Виктор липовый, в квартире царила чистота, которую в силах поддерживать далеко не каждая женщина: ни тебе посуды в раковине, ни бутылок под столом, в общем, ничто не указывало на пьянство хозяина.
На маленьком диванчике у окна сидел плюшевый медведь. Заметив мой взгляд, Виктор поднялся и отнес медведя в комнату.
— Вы по какому делу? — спросил он сурово, когда вернулся.
— В двух словах не объяснишь, — сказала я. — Вы извините, если мне придется быть чересчур многословной. О криминальной ситуации в городе вам, должно быть, известно?
— Известно, — усмехнулся он и стал смотреть в окно, теряясь в догадках на мой счет. Ждал он чего угодно, вплоть до того, что будут предлагать хороший заработок в охране какой-нибудь фирмы, но, разумеется, не угадал.
— Законы, которые мы имеем на сегодняшний день, не в силах остановить рост преступности. Политинформацию я вам читать не буду, сами все знаете. Скажу одно: есть группа людей, которую такое положение дел не устраивает. Это не государственная организация, а просто группа единомышленников, ставящая своей задачей борьбу с преступностью. Люди у нас серьезные и дело свое знают. Кое-каких успехов мы уже смогли добиться за последние месяцы…
— Вы это серьезно? — с надеждой спросил он.
— Конечно. — Странные все-таки существа люди: интересно, чему он так обрадовался?
— Я знаю, что много всякой сволочи было арестовано, так ведь многих подержали да выпустили…
— Разумеется, я ведь сказала, что законы наши желают лучшего. Поэтому и была создана глубоко законспирированная организация…
— Значит, вчера Леонид Андреевич…
— Леонид Андреевич здесь совершенно ни при чем, — заверила я. — Мы просто воспользовались старым знакомством, чтобы получше к вам приглядеться.
— Мы? — Он явно заинтересовался.
— Если вы надеетесь узнать, кто эти «мы», вынуждена вас разочаровать, мне известно немного. Я только выполняю поручения и не задаю лишних вопросов. Если вы согласитесь сотрудничать, дело будете иметь только со мной. Практика проверенная, надежная, я связной и ничего больше.
— А что должен делать я?
— Выполнить приказ, если таковой последует. — Приказ? — Он чуть заметно усмехнулся, и я в ответ тоже.
— Виктор Алексеевич, мы к вам долго приглядывались, прежде чем решились на этот разговор. Не думаю, что определенного рода приказ вызовет в вашей душе смятение. Для чего-то вы спрятали в родном подполе два автомата с большим количеством патронов к ним, а на даче под крыльцом, в железном ящике, зарыли винтовку с оптическим прицелом. Если желаете, я могу подробно рассказать, когда и каким образом это оружие к вам попало. Пьянствуя и ожидая, когда вас выгонят с работы, вы не теряли времени зря, так ведь? Пластиковая взрывчатка, пяток гранат, пистолет… я что-нибудь забыла? Вы твердо знали, что в один прекрасный день все это вам понадобится. Можете считать, что этот день наступил.
Скобелев думал ровно семь минут. Потом улыбнулся.
— Я согласен, — сказал он просто.
— Не спешите. Мы не хотим, чтобы вы потом сожалели о своем решении.
— Кто-то из моих знакомых состоит в вашей группе? — спросил он.
— Организация стоила бы немного, начни я отвечать на подобные вопросы… Да и знаю я крайне мало, только то, что необходимо.
— Я хотел бы встретиться… — начал он, а я с улыбкой покачала головой.
— Если у вас возникнут сомнения, вы можете выйти из организации, ничего не опасаясь. Я исчезну из города, и таким образом связь оборвется. — Я несла эту чушь и сожалела, что не люблю детективы и шпионские фильмы, приходилось импровизировать на ходу. Сожалела и одновременно поражалась тому, как охотно Скобелев во все это верит. — Не думаю, что у вас будет много работы, в основном мы предпочитаем руководствоваться законами. Только в случае, когда закон совершенно бессилен, а преступник перешагнул все возможные границы…
— Я должен вернуться на работу? — деловито спросил он.
— Это ваше дело. В личную жизнь своих соратников мы не вмешиваемся.
Поговорив еще немного в таком же духе (к примеру, пришлось перечислить послужной список Скобелева со всеми вынесенными благодарностями, хорошо, память у мужика железная, а то что бы я делала?), мы перешли к более интимной беседе, и я почти дословно повторила один памятный разговор, состоявшийся у него в Чечне в армейской палатке с человеком, которого Скобелев глубоко уважал. Человек этот погиб спустя четыре месяца. Конечно, Виктор об этом знал. Моя осведомленность произвела впечатление, он начал взирать на меня с чувством, подозрительно похожим на благоговение, и уже ни в чем не сомневался. Только спросил: