– Вот, прошу… Сюда, в эту палату.
В просторной комнате стояло четыре кровати. На одной спал тучный дядька, две другие были пусты, хотя и вполне обжиты, поверх них лежали вещи (их владельцы гуляли, наверное), на четвертой тоже кто-то был, укрытый одеялом. Пахло хлоркой, рыбным супом… Тоскливый больничный запах.
– Будулай, любезный наш… Спите? – позвал Герман Остапович. – К вам гости. Примете?
Человек под одеялом заворочался.
– А? – невнятно отозвался он.
– Я говорю – гости к вам, Будулай.
Одеяло медленно поползло вниз. Соня с интересом смотрела… Она даже забыла о своем обмороке.
– Драсти, – тихо сказал Будулай, садясь на продавленной кровати. Это был пожилой, очень худой мужчина с абсолютно седыми, длинными, чуть вьющимися волосами – до плеч. Со смуглым узким лицом и яркими карими глазами, глядевшими с доверчивым любопытством. Абсолютно детскими, чистыми глазами… Тонкий нос, седые брови… Черты лица правильные, точеные. Идеальные. Только чуть впалый рот – у старика почти не было зубов.
– Будулай, это Соня. Познакомься…
– Соня… – повторил старик.
– Господи… – выдохнула Соня. – Может, он?
– Похож? – с интересом спросил доктор.
– Да, очень похож на моего мужа… О-очень! – Соня была потрясена. Хотя, с другой стороны, все восточные, смуглые лица казались ей похожими.
Соня подошла ближе, села перед стариком на корточки.
– Здравствуйте, Будулай!
Старик улыбнулся и протянул к ней руки. Устоять перед этим движением было невозможно, и Соня обняла Будулая. Худое, слабое тело – ребра можно пересчитать… В ноздри ударил запах дешевого стирального порошка и… травы. Да, так пахнет трава, когда ее косят на газонах… Запах чуть острей и сильней, но… этот запах напоминал запах… Исы!
«Ну я же не животное… чтобы вот так, по запаху…» – остановила себя Соня.
– Драсти, Соня! Как дела? – спросил Будулай.
– Все хорошо! – Соня улыбнулась, встала. Она была очень взволнованна. Шагнула назад, к доктору. Пошатнулась. Тот быстро подхватил ее под руку.
Соня оглянулась – сзади, в дверях, толпились люди – кто в пижамах, кто в чем, нянечки в белых халатах.
– Ой, батюшки, неуж родня у нашего Будулая нашлась? – высморкалась в платок какая-то тетка. – Прям как в кино…
– Я не знаю… – пожаловалась Соня. – Как понять? Правда, очень на моего мужа похож. Очень! Сейчас… – спохватившись, полезла в сумочку, достала фото Исы. К сожалению, небольшое – три на четыре. Все заахали, принялись разглядывать снимок.
– Похож!
– Да где ж похож…
– Нет, похож, похож!
– Да этот-то, на снимке, посветлее…
– Где ж сынок-то этот? Чего сам не приехал?
– Скоро приедет, – поспешно сказала Соня. – Нет, надо обязательно генетическую экспертизу…
– Тише, тише, ни к чему больных волновать! – разогнал всех доктор. – Сонечка, на сегодня хватит. И вам, и Будулаю надо отдохнуть. Идемте, Соня, я вас провожу…
Доктор отвел Соню на женскую половину больницы.
– Вот, будете здесь пока, в этой палате… У нас тут только Дашенька… Дашенька, к вам соседка!
Дашенька – вялая молодая девица – никак на Соню не отреагировала.
Ужин был скромным – филе какой-то рыбы без костей и картофельное пюре. Чай.
Ночь. Тишина. Только где-то далеко в коридоре гремит кто-то ведрами. В соседней палате поет женщина. Безумие… Безумие, что она, Соня, согласилась добровольно остаться здесь!
Соня встала рано утром, умылась, причесалась, привела себя в порядок – слава богу, что хоть какие-то вещи взяла с собой в дорогу. Весь вчерашний день ей казался сном. «Уеду… скажу Герману Остаповичу, что меня вызывают в Москву, и уеду! А с Будулаем пусть Иса разбирается… Зря я без него сюда поехала. Но ничего, выпустят Ису, он, может, генетическую экспертизу решит сделать… От меня одной все равно никакого толку!»
На соседней кровати лежала Дашенька и разглядывала потолок.
– Дашенька, до свидания… – сказала Соня и, не дожидаясь ответа, вышла из палаты.
Постучалась в кабинет главврача. «Надо попрощаться и медицинскую карту мою взять!» – подумала она, открывая дверь.
– Сонечка, что ж вы встали… Скоро обход! – Зубов потер лицо. – Вот, всю ночь не спал… Гадал над вашей картой.
– Да, насчет карты… Герман Остапович, я ее заберу, и мне надо… – начала Соня, но тут же сбилась. – И что? – с недоверием, с мучительным любопытством спросила она. – Разгадали?
– Кажется, да. Садитесь.
– Ух ты… – Соня опустилась в кресло. – Неужели? Нет, я не верю…
– Бился я, бился… Вы, Сонечка, ходячая загадка. Все в норме, а в обмороки падаете… Я и так, и этак вашу карту изучал… Физически вы действительно в порядке. Никаких зацепок! Но мне пришла в голову одна идея… Я ее проверил – и, кажется, все сходится.
– Что сходится? – шепотом спросила Соня.
– Вот, смотрите. Тут зафиксированы все ваши визиты к врачам, выписки из больниц… «Крымова Софья, поступила в приемное отделение двадцать первого декабря…» «Крымова Софья, поступила третьего ноября, доставлена «Скорой» после того, как потеряла сознание на улице…» «Крымова Софья, жалобы на потерю сознания в день обращения…» Опять число, месяц, год.
– Разве дата имеет значение? – спросила Соня.
– Еще какое. Вы помните эти дни?
– Помню… не все, но помню. Обычные дни… А что? – пробормотала Соня.
– А какая в те дни была погода? – Зубов смотрел напряженно, внимательно, гипнотизируя Соню взглядом.
– Обычная погода… Н-не помню! – «Может, он тоже псих? Говорят, безумие заразно… Столько лет общался с сумасшедшим и сам… того. При чем тут погода?!» – подумала Соня, но, естественно, никак не стала озвучивать свою догадку.
– Я нашел в Интернете архив погодных сводок, сверил даты. В те дни, Сонечка, когда вы теряли сознание – стояли пасмурные, облачные дни.
Соня молчала.
– Слушайте дальше… Осенью, зимой, весной – вы теряли сознание чаще, чем, например, летом. Зимой – чаще, чем весной или осенью. Пик обмороков – декабрь. Декабрь, самый темный месяц в году…
Соня перевела дыхание. Нет, какой-то смысл в словах доктора был, но… Разве может человек потерять сознание от того, что на дворе пасмурно?
– Вы мне не верите. Ох… – вздохнул Зубов. – Вы слышали о циклотимии, Сонечка?
– Что это? Никогда не слышала…
– Слышали-слышали! – засмеялся доктор. – Пушкина в школе изучали?
– Да-а…
Соня захлопала глазами.
Осень в Михайловском – сколько стихотворений он написал тогда! – продолжил доктор, словно не замечая ее недоумения. – Осень для Пушкина была самым продуктивным, если так можно выразиться, временем года. Вдохновение, подъем работоспособности… Весной – наоборот, весной Пушкин страдал. А у вас, Сонечка, другое – вам осень не показана. Ваше лучшее время – лето. А Пикассо? – спохватился Герман Остапович. – У этого художника тоже были периоды творческого взлета, зависевшие от времени года… Я вам скажу: циклические ритмы настроения отчетливо зависят от длины светового дня, широты местности и многого другого. Помню, был у меня пациент, который осенью срывался с места, его тянуло путешествовать. Он был как птица – стремился на юг. Туда, где солнце. Где тепло.
– Значит, я сумасшедшая? – растерянно спросила Соня.
– Нет. Это не сумасшествие. Это лишь легкое отклонение от нормы… А нормы-то, собственно, и нет… У всех нас свои заскоки. У вас, Сонечка, просто сезонная зависимость. Вы сильнее, чем прочие, страдаете от плохой погоды.
Соня вспомнила вчерашний день. Свинцовые облака на небе…
– Я всегда любила лето… – сказала она. – Но я не думала, что так завишу от него…
– Не от лета. Сейчас конец июня, а вы все равно потеряли сознание, – поправил доктор.
– А от чего я завишу?
– Вы не догадались, Сонечка? Вы зависите от солнца.
– От солнца… – эхом отозвалась Соня.
– Вы – дитя солнца. Пока оно светит, вы счастливы и довольны. Вас ничего не беспокоит. Но стоит солнцу уйти, как ваше настроение резко меняется. Вплоть до того, что вы начинаете терять сознание. Причина ваших обмороков – сугубо психологическая. И сколько еще таких детей солнца… – главврач с улыбкой махнул рукой.
– А от чего я завишу?
– Вы не догадались, Сонечка? Вы зависите от солнца.
– От солнца… – эхом отозвалась Соня.
– Вы – дитя солнца. Пока оно светит, вы счастливы и довольны. Вас ничего не беспокоит. Но стоит солнцу уйти, как ваше настроение резко меняется. Вплоть до того, что вы начинаете терять сознание. Причина ваших обмороков – сугубо психологическая. И сколько еще таких детей солнца… – главврач с улыбкой махнул рукой.
И Соня вдруг ему поверила – окончательно и бесповоротно. Она ведь и сама могла догадаться! Господи, но это ж так очевидно…
– Дети солнца. Я – дитя солнца. Красиво звучит… И что мне делать? – спросила она. – Это лечится?
– Лечится. Есть специальные препараты. Только оно вам надо? Куда проще уехать.
– Куда?
– Туда, где солнца больше. Там вам никакие таблетки не понадобятся. Юг. Сочи, например. Краснодарский край…
«Уехать… – подумала Соня. – Легко сказать! Куда я уеду – из Москвы, от Элеоноры, от Снежаны. От Исы! Он там, под следствием, а я… Нет, без Исы я никуда не поеду. А работа? Как я без работы? На что жить? Ерунда…»
– Нет, Герман Остапович, вы мне все-таки выпишите лекарств, – решительно произнесла Соня. – Пока мне еще на этой широте жить!
– Хорошо, как скажете. Только я бы вас еще денек-другой пронаблюдал!
– Ладно, – согласилась Соня.
После того как доктор поставил ей диагноз, стало как-то легче на душе… И уже не так страшно было оставаться в больнице.
Соня в то же утро снова отправилась навестить Будулая. Поговорила с ним о каких-то пустяках. Потом, чтобы хоть чем-то занять себя, принялась рисовать старика. В наличии был только кусок картона и карандаш – Соне и этого хватило…
Тучи за окном разошлись, засияло солнце… Больные в палате, соседи старика, выбрались в сад. Настроение у Сони улучшалось с каждой минутой, прибавилось оптимизма, сил, энергии. «Замечательный доктор какой – Герман Остапович! – думала Соня, рисуя. – Столько лет со мной другие врачи бились, а он – с ходу загадку разгадал… Солнце! Мне не хватало солнца…»
– Будулай, вы бы хотели найти своих родных? – спросила Соня.
– Да… Ой хотел! – закивал старик. – Ой как хотел…
– Может, найдете скоро. Сына.
– Сына? Не дочь? Ты – не дочка моя? – старик потянулся за жестяной кружкой, отпил воды.
– Нет, что вы! – засмеялась Соня. – Да мы и не похожи. У меня есть… муж, так вот он, может быть… Но об этом рано говорить, не хочу вас зря обнадеживать!
– Как мужа зовут?
– Иса, – штрихуя фон, коротко сообщила Соня.
– Иса. Иса… – кружка выпала из его рук, покатилась по полу.
Соня подняла кружку, поставила ее обратно на тумбочку.
– Да, Иса.
– Я устал. Я спать хочу! – Будулай откинулся на подушку, закрыл глаза.
– Спите. Не буду вам мешать…
«Бедный! Он совсем старенький, слабый… Даже если он не отец Исы, все равно – надо навещать его хоть иногда!» – решила Соня. Она тоже ушла в сад.
Сияло солнце, теплое и ласковое. Соня была счастлива, она в эти минуты не боялась будущего, была полна оптимизма.
Перед обедом Соня вернулась в палату к старику. Будулай еще дремал. Соня хотела уйти, но тот вдруг слабым голосом позвал:
– Иса…
– Как вы? – подошла к старику Соня, села рядом с кроватью. – Это я, Соня. Помните меня?
– Иса… – старик приоткрыл глаза и схватил Соню за руку. – Мера бэта… Мера бэта! Мера ек лэрка хэ! Иса! О, Иса, мудже кья кэрна чахие?!
Соня вытаращила глаза. «На каком это он языке? По-цыгански, наверное…»
– С вами все в порядке? Позвать доктора? – с тревогой спросила она.
– Иса жив! Я искал Ису. Он жив.
– Вы искали Ису?
«Может, память стала возвращаться к нему? Он услышал имя сына и вспомнил…» – подумала Соня.
– Значит, Иса – ваш сын? Вы вспомнили?
Старик бормотал на незнаком языке. Соня хотела позвать Германа Остаповича, но Будулай держал ее цепко.
– Будулай, миленький, вы не волнуйтесь только!
– Я не Будулай, я Гопал… Я король Гиндостана!
«Ага… – вздрогнула Соня, почему-то вспомнив любимый фильм детства – «Иван Васильевич меняет профессию». – И тебя вылечат, и меня вылечат…»
– Я сейчас! – Соня наконец отцепила от себя старика и побежала за Германом Остаповичем.
Когда они вернулись, старик продолжил бормотать на все том же незнакомом языке, но по-русски уже не стал отвечать.
– По-моему, он бредил… – сказала Соня. – Сказал, что он король. Король Гопал из Гиндостана.
– Это бывает. Гопал? Пусть будет Гопалом. Может, правда так его зовут… Ну а насчет короля… Я ведь, Соня, и Наполеонов навидался, и царя Петра лечил… – вздохнул главврач. – Наталья Петровна… – обратился он к медсестре. – Сделайте нашему Будулаю укольчик успокоительного… Соня, а мы пойдем, пусть старик поспит. Пойдемте в сад.
В саду Соня поведала главврачу, как получилось, что старик вдруг так изменился.
– …Понимаете, Герман Остапович, я при нем сказала имя… своего мужа. Ну предполагаемого сына Будулая… Только я это часа два назад сказала… А разволновался он недавно, только что!
– Память возвращается не сразу, постепенно! Возможно, наш Будулай действительно… родственник вашему супругу!
– Он мне не супруг, – зачем-то призналась Соня. – Он мне жених пока еще…
– Да ладно вам, Сонечка! Это все мелочи… Муж, жених… А это что у вас? Боже, какая красота!
Главврач заметил в руках у Сони рисунок.
– Вы сами рисовали? – спросил он.
– Да. Я, вообще-то, не совсем художница…
– Вы художница, Соня… Да еще какая! – Зубов рассматривал портрет Будулая (или, по уточненным сведениям, Гопала). – То есть я не специалист в этом, но… Вы знаете, вы не должны действительно злоупотреблять таблетками. Лекарства, они подавляют творческую активность… Творчество – тот род священного безумия, без которого так скучна жизнь… Что было бы, если бы Пушкина пичкали таблетками?.. Мы лишились бы его гениальной поэзии! Послушайте, Соня, а ведь наш Будулай действительно может быть не цыганом, а жителем далекой страны Гиндостан. Гиндостан – рядом с Индией?
– Кажется… – сказала Соня. В географии она разбиралась слабо, никогда не знала, в какой части мира находится, например, государство Андорра или Буркина-Фасо. Или тот же Гиндостан! Название «Гиндостан» она слышала, но где это государство точно находится, что там происходит… Страна третьего мира, короче.
– Да-да! Индия, Пакистан, Афганистан, Гиндостан. Гиндостан – где-то между Индией и Бангладешем. Там живут в основном индусы. Язык у них – хинди. А Гопал – имя из индийских фильмов, да! – взволнованно произнес Герман Остапович.
– Кажется… – Соня попыталась вспомнить хоть какой-нибудь индийский фильм.
– Будулай – не цыган? А что? Он действительно может быть индусом! Ну если угодно – гиндостанцем… Кстати, есть теория, что цыгане – это выходцы из Индии. Вот почему они так похожи! Да, наш Будулай может быть действительно выходцем из Гиндостана. Мне как-то в голову не приходило. И зря. Сейчас же полно мигрантов, откуда они только не едут… Что-нибудь было известно о национальности отца вашего мужа?
– Ничего. Говорили, что отец приезжий, иностранец… что Иса, возможно, «дитя фестиваля»… Что-то в этом роде! Тетку, воспитывавшую моего мужа, Ису, такие вещи совершенно не интересовали, а сам Иса ничего не помнит, поскольку, как я уже сказала, он был слишком мал тогда… когда его отец исчез.
– А теперь нашелся… Вы говорите, они похожи? – спросил Герман Остапович.
– Да. Очень. Значит, Иса – наполовину индус… – задумчиво заключила Соня. – Действительно, настоящее индийское кино получается! Ой… а вдруг этот Будулай… Гопал то есть – настоящий король?
– В этом я сомневаюсь! – засмеялся доктор. – Старик, может быть, действительно выходец из Гиндостана, но вот в то, что он король, царь, раджа, махараджа, эмир, падишах… кто еще? – я не верю. Мои пациенты часто путают реальность с выдумкой, желаемое выдают за действительное. Половина в их рассказах – правда, половина – чистейшей воды фантазия. В которую они, бедняги, верят… Ну хочет считать себя королем наш Будулай-Гопал – пусть считает. Не будем его разочаровывать.
– Не будем, – согласилась Соня. – Иса наверняка захочет его забрать к нам… ну после того, как… как разберется со своими делами.
– Вы не против?
– Нет. Это отец моего мужа. Несчастный старик… Мне его жалко, – честно призналась Соня. – Вот я – шибко нормальная, что ли? Без солнца в обмороки хлопаюсь. Он – королем себя вообразил. Да… а в Гиндостане тепло?