Холод - Андрей Геласимов 19 стр.


Следователь замолчал, обводя взглядом серьезные лица.

– И что теперь? – уже без всякого вызова проговорила притихшая Зинаида. – Что с нами будет?

– С вами? – усмехнулся следователь. – С вами ничего не будет. Вы же под крылом у Данилова. А вот городу придется несладко. Там уже творится непонятно что. Есть жертвы.

– Простите, – сказал Павлик, поднимая брови. – Там что, люди гибнут?

– А вы как хотели? – следователь уставился на него. – Беспорядки в такой ситуации неизбежны.

– Это правда? – Павлик перевел недоверчивый взгляд на Данилова.

Тот потер лоб, затем спрятал лицо в ладонях и просидел так несколько секунд. Все остальные напряженно ждали его ответа.

– Очень спать хочется, – сказал Данилов из-за ладоней. – Всю ночь на ногах…

Зинаида резко поднялась со стула.

– Так, мне надо в город! У меня там двоюродная сестра с детьми и тетка.

– Сядь, – глухо сказал Данилов, убирая руки от лица.

– Поехали! – Она дернула мужа за рукав свитера. – Или ты опять будешь ждать его разрешения?! Тёма, отвези меня! Надо узнать, как они там.

– Конечно, – ответил ей сын и двинулся к выходу из гостиной.

– Хорошо, поезжайте, – спокойно сказал Данилов. – Машина у вас мощная, дорогая. Там как раз сейчас такие нужны.

– В каком смысле? – опешила Зинаида.

– В прямом. Людям транспорт хороший нужен, чтобы из города свалить. По деревням к родственникам разъезжаются. Но машины есть не у всех. Так что вас там ждут.

– Кто ждет?

– Слушай, вы там в Москве, похоже, вообще связь потеряли с реальной жизнью. Люди ждут.

Зинаида растерялась.

– Какие люди? Я не понимаю…

– Обычные люди. С арматурой, охотничьим оружием или битами. У кого что… Убивают там сейчас за машины. А ты одна с мальчиком собралась.

– Запугиваете?

– Нет. У меня вчера секретаршу убили. Утром труп нашли рядом с гаражом. Голова пробита чем-то тяжелым. И машины, разумеется, нет.

– Подожди… – Павлик беспомощно, как-то нелепо вскинул руки над головой. – Люда погибла?!

Данилов устало кивнул. У Инги заблестели глаза, и она склонила голову.

– Там вообще вчера был конец света, – продолжал хозяин дома. – Народу покалечили немерено. Давка страшная была на автобусных остановках, мародерство, грабеж… В магазинах кассы с болтами вырывали. Тех, кто пытался остановить, били. Причем били жестоко… Деревенские в основном дали жару. Первокурсники из студенческих общаг. Парни крепкие, никого не боятся. Жалости в них тоже никакой нет. На природе выросли. Мясо, караси, сметана. Все очень жирное, натуральное. Кровь бурлит.

Данилов перевел взгляд на следователя.

– Ты бы лучше вот этим всем занимался, а не вынюхивал тут про меня. Нашел время…

Следователь хотел что-то ответить, но осекся, глядя за спину Данилову. Тот обернулся. На пороге гостиной стоял полуголый Филиппов. Руки его были в бинтах, обмороженные щеки блестели от мази. Блуждающий взгляд не очень осмысленно скользил по сидящим за столом людям. Наконец он жалобно скривился и сильно осипшим голосом спросил:

– Извините, пожалуйста… Где я?

* * *

Водворенного в постель Филю по просьбе следователя немедленно оградили от всех контактов. Рита пыталась возражать и даже сымитировала небольшую истерику, но добиться ей удалось лишь того, что Филиппову была передана папка с рисунками.

Разложив их поверх одеяла, он ворошил эскизы перебинтованными руками. Пальцы плохо слушались, поэтому листы то и дело соскальзывали на пол. Филя провожал их коротким взглядом из-под отекших век и тут же хватался за новый. Ему не терпелось увидеть их все. Зрение подводило, картинки иногда расплывались, и он старательно моргал, отодвигая рисунок на вытянутую руку, ждал, пока мутноватое пятно обретет резкость. Из этих пятен у него в голове постепенно возникал созданный Петром жутковатый образ будущего спектакля.

– Гениально… – пробормотал он. – Вся декорация из мертвых тел… Зомби-торшер, зомби-кресло… Это Босх… Нет, это круче Босха…

– Ты прямо маньяк, – усмехнулся следователь, стоящий у двери. – Только очнулся, и за работу.

Филя покосился в его сторону заплывшим глазом.

– Я ради этого сюда прилетел… А ты кто?

– Не узнаёшь? – следователь улыбнулся. – Я Толик.

Филя помолчал.

– Какой Толик?

– Твой друг Толик. Мы в школе вместе учились… Ну, ты даешь. А я тебя сразу узнал. Даже в таком виде.

Филя опять помолчал.

– Ты изменился.

– Да ладно тебе, – махнул рукой следователь. – Это просто ты всё забыл.

– Я не забыл. Я тебя помню… Слушай, ты не знаешь, как я сюда попал?

– Знаю.

– Расскажешь?

– Не сейчас.

Филя отложил эскиз, который держал в руке, и внимательно посмотрел на следователя.

– Почему?

– Я здесь не за этим. – Толик достал из кармана удостоверение. – Мне надо тебя допросить.

Филя смотрел на имя в раскрытой перед ним красной корочке, на фотографию, сделанную, очевидно, несколько лет назад, но все равно не мог вспомнить этого Толика.

– Не напрягайся, – догадался тот о причине молчания. – Мы в параллельных классах учились. Ты мне однажды десять рублей дал. Большие деньги, между прочим, по тем временам.

– За что?

– Наш класс по школе тогда дежурил, а я тебя в туалете с сигаретой поймал. Ты решил откупиться.

– Взятка должностному лицу?

Толик мелко и как-то очень отрывисто засмеялся.

– Вроде того. Но если хочешь, могу вернуть. Тогда будет не взятка. Просто как бы взаймы.

– Мне все равно. Ты о чем хотел разговаривать?

– Так ты вспомнил или нет?

Толик испытующе смотрел на Филю. Судя по всему, для него это было важно.

– Вспомнил, конечно, – соврал Филя. – Как такое забудешь? А ты теперь, значит, вышел на новый уровень. По школьным туалетам пацанов больше не ловишь.

– Нет, – снова засмеялся Толик, и в неприятном смехе его отчетливо было слышно, что он доволен собой. – Мы теперь только по крупной рыбе.

– Кто это мы?

Толик слегка опешил.

– Ну, в смысле, я… Просто «мы» – это так говорится.

У него в лице у самого было что-то рыбье, и в моменты легкой растерянности это сходство проступало сильнее. Филе даже показалось, что он припоминает его. Был в школе кто-то похожий на рыбу.

– Ясно, – протянул Филя. – А то я подумал – вас тут много… Слушай, ты не в курсе, что со мной было вчера? Больно мне почему-то. Прямо по всему телу.

– Ты обморозился. Не в той одежде к нам прилетел. Да к тому же на ГРЭС авария.

– Авария? То-то мне вчера показалось… Странно все как-то было. А собака моя где?

– Не знаю. Я в доме собаки не видел.

– Понятно. А выпить тут есть?

– Данилов не пьет.

– Кто это?

– Хозяин дома.

– Ну, может, он для гостей держит. Слушай, сходи, поищи. А я пока с эскизами поработаю. Или купи. У меня вон там в пиджаке должны быть деньжата.

Толик не двинулся с места. Он молча смотрел на Филю, и, пока его взгляд наливался холодом, сам он тоже заметно менялся в лице. Из говорливой, немного пучеглазой, но при этом вполне симпатичной рыбки он превращался в губастого злобного ерша. На спине у него практически зримо встопорщился доисторический колючий плавник, бесцветные глаза округлились и стали поблескивать серебром, а губы некрасиво раздулись. До этого момента ему нравилось болтать с Филей, нравилось вспоминать. Он был доволен тем, что знаменитый однокашник отметил его жизненный рост. Однако стоило задеть его, проявить, как Толику показалось, пренебрежение, и он тут же ощетинился, немедленно стал самим собой. Его влажный, поблескивающий холодным металлом взгляд ясно говорил – со мной так не надо, школьные времена прошли, теперь меня замечают, я больше не пустое место.

Едва превращение в злую рыбку закончилось, Толик приступил к допросу.

– Ты был в машине с Неустроевыми, когда они ездили за реку?

– То есть за выпивкой ты не пойдешь? – загрустил Филя. – Может, хотя бы пива?

– Еще раз повторю свой вопрос. Ты ездил с Неустроевыми за реку сразу после того, как прилетел?

– Неустроевы – это Павлик и Зинаида, что ли?

– Да. И они утверждают, что ты был с ними.

– Ну, был. Просил в гостиницу меня отвезти, а они потащились на ту сторону.

– Зачем?

– Деньги какие-то везли. Сказали, что срочно.

Толик вынул из кармана блокнот и сделал в нем пометку.

– А что произошло на обратном пути?

Филя подумал немного, потом скривил губы и приподнял плечи.

– Ничего… А нет, вспомнил. На портовской трассе чуть не врезались в Риту. Летела как ведьма на шабаш.

Толик покачал головой:

– Нет, я имею в виду – до этого.

– До этого?… Ничего. Просто ехали.

Филя подумал немного, потом скривил губы и приподнял плечи.

– Ничего… А нет, вспомнил. На портовской трассе чуть не врезались в Риту. Летела как ведьма на шабаш.

Толик покачал головой:

– Нет, я имею в виду – до этого.

– До этого?… Ничего. Просто ехали.

– А на реке?

– Что на реке?

– Вы встретили кого-нибудь на реке, когда возвращались на эту сторону?

Филя вздохнул и прикрыл на секунду глаза. Под веками поплыли разноцветные шарики.

– Слушай, я чего-то устал. Давай потом… Или лучше узнай всё у них, у Неустроевых. Они смешные… И наверняка больше, чем я, помнят. У меня в последнее время, знаешь, проблемы с памятью…

– Павел Неустроев признаёт, что на обратном пути вы проехали мимо потерпевшего аварию автомобиля.

– А-а, ну да. Был там один чудак, соскочил с трассы. Вишневая «десятка», по-моему.

– Совершенно верно. Номерные знаки Р 466 ЕВ.

– Ну, этого я не помню, извини. Помню только, что он за нами с монтировкой долго бежал. Павлик очканул из-за своих денег и не остановился. Решил, что его ограбить хотят.

– Этот «чудак» пытался позвать на помощь.

– С монтировкой в руках? – усмехнулся Филя.

– У него в машине сидела беременная жена, – сухо сказал Толик. – В момент аварии она сломала ногу. А ваш автомобиль был уже третьим, который проехал, не остановившись. Очевидно, он был не в себе.

– Ты-то откуда знаешь?

– У них нашли записку с номерами проехавших машин. Ваш номер стоит третьим. После него еще четыре. Никто так и не помог.

– Записку нашли? – Филя непонимающе уставился на Толика.

– Да. В кармане одного из трупов. Они замерзли в своей «десятке». А вы проехали мимо, хотя могли им помочь.

Филя два или три раза моргнул, не отводя взгляда от следователя, но видел он сейчас совсем не его. Перед ним снова бежал по снегу тот нелепый человек с монтировкой, за которого именно он, так уж сложилось, решил – жить ему дальше или умереть.

Дверь за спиной у Толика распахнулась, и в комнату влетела Рита.

– Нет, ну вы совесть имейте, Анатолий Сергеевич! – порывисто заговорила она. – Я целое утро ждала, пока он очнется. Мне тоже поговорить надо!

Толик подошел к ней, развернул ее за плечи и, не сказав ни слова, вытолкнул из комнаты. Рита тут же забарабанила в захлопнувшуюся дверь.

– Ты ведь уже бросал людей в безвыходной ситуации, – сказал Толик, удерживая дверь, которая вздрагивала от натиска Риты. – Знакомое чувство?

– Я всё Данилову расскажу! – закричала за дверью Рита. – Про все ваши намеки и предложения!

Толик приоткрыл дверь и сильно толкнул не ожидавшую этого девушку. Филя услышал звук упавшего тела и короткий жалобный вскрик.

– Ты сдурел? – сказал он, садясь и опуская ноги с кровати.

– Лёг быстро! – скомандовал Толик. – Я с тобой не закончил.

Филиппов послушно улегся и натянул одеяло до подбородка. Толик наконец отошел от двери.

– Летом восемьдесят шестого твоя первая жена погибла при странных обстоятельствах, – начал он, надвигаясь на притихшего Филю. – Помнишь, как это случилось? Ты, разумеется, был ни при чем. Обычный несчастный случай. Человек отравился на даче угарным газом. И чего же тогда в этом странного, наверное, спросишь ты… Спросишь? Ну, давай, спроси меня – что в этом странного? И я тебе отвечу – то, что ты был на той самой даче. И как раз в ту самую ночь.

* * *

– Тварь… – бормотала Рита, открывая один за другим шкафы на кухне. – Гадина…

Левый рукав свитера у нее был закатан выше локтя и запачкан кровью. Время от времени она выворачивала руку, смотрела на большую некрасивую ссадину, осторожно касалась ее пальцем, шипела от боли и снова бормотала злые слова. Найдя наконец пластырь, она зубами разорвала упаковку, однако заклеить пораненное место не успела. В кухню вошла Инга.

– Рита, в этом доме есть валерьянка? – спросила она таким тоном, как будто само собой разумелось, что ее дочь должна знать всё о доме Данилова.

– Я не в курсе, – ответила Рита. – Но, думаю, вряд ли.

Инга уставилась на ее ссадину.

– Это кто? Филя?! – гнев закипел в ее голосе.

Она решительно развернулась, чтобы помчаться и немедленно предать виновного казни.

– Да при чем здесь он! – остановила ее Рита. – Просто на лестнице поскользнулась. Кто-то воду на ступеньки пролил… Наверное.

Инга замерла на пороге. Ярость еще клубилась у нее в сердце, искала выхода, но она скрестила на груди руки, запирая бурю в себе, и смотрела на дочь. Перед ней была та самая девочка, которой она совсем недавно говорила – не коси глаза, не корчи рожи на улице, не ковыряйся в носу. И ребенок, в ее понимании, должен был оставаться ребенком – таким, как был создан, таким, как пришел. Однако ее личная, ее собственная дочь в этом отношении сильно ее подвела. Инга, разумеется, не считала, что принесла себя в жертву детям, но какой-то благодарности она имела права от них ожидать. Муж ее жалкой щепоткой соли растворился в жизненных водах еще до рождения Риты, поэтому Инга воспитывала детей одна.

Вместо благодарности сын умчался за какой-то красавицей в Питер, едва красавицы начали интересовать его. Дочь бессовестно выросла. Все эти выскочившие откуда-то в последнее время девицы с тонкими шейками, изящными талиями, с пышной грудью ничуть не беспокоили Ингу до тех самых пор, пока она не почувствовала, насколько они презирают ее, насколько она для них пыль под ногами, прах и тлен – страшное будущее, на которое им противно даже смотреть. В определенный момент она ощутила исходящее от них высокомерие так явственно и так прямо, как будто жила в каком-то древнем Египте и была бесправной рабыней, а все эти твари были ее хозяйками. И вот теперь ее дочь ощутимо перешла на их сторону. У нее тоже появилась изящная талия и пышная грудь. Время от времени Инга пугалась, что, наверное, сходит с ума, но не могла с собой ничего поделать, считая Риту в каком-то смысле предательницей.

– Ты чего, мам? – сказала Рита, не понимая долгого молчания. – Фигня же… Просто локоть ушибла.

– Я состарилась, – глухо сказала Инга.

Рита надула щеки и обреченно помотала головой.

– Ну, началось, блин… Я же тебе говорила – не надо так думать. Хватит настраивать Вселенную в отрицалово.

– Ты о чем?

– У Тёмы книжка есть про буддизм, там написано, что мы сами проблемы к себе притягиваем, когда много думаем о них. Настраиваем Вселенную негативно.

– Я что, стареть перестану, если не буду об этом думать?

– Мам, ну чего ты? – поморщилась Рита. – Понимаешь ведь, о чем я. Помоги лучше пластырь приклеить.

– Нет, не понимаю. И не хочу понимать, – Инга на секунду замолчала, разглядывая дочь. – Свитер этот зачем снова надела? Сколько раз повторять – он слишком обтягивающий. Следователь на твою грудь пялился.

– Ничего он не пялился, – сказала Рита, сама в конце концов заклеивая пораненный локоть. – Он рисовал.

– Видела я, что он рисовал.

– Мама, хватит уже.

Рита расправила рукав и строго посмотрела на Ингу.

– Я не из-за себя, – быстро ответила та. – Можешь не беспокоиться. Я только из-за Данилова. Думаешь, ему сильно понравится, если на тебя вот так будут смотреть прямо у него в доме.

Говоря «вот так», она выпучила глаза, по-идиотски распахнула рот и, склонившись вперед, уставилась на грудь дочери.

– Надо посвободней носить вещи. Чтобы не пялились.

– Мама, ты достала уже со своим Даниловым, – раздраженно сказала Рита. – Я серьезно тебе говорю. У тебя самой какие-то бесконечные фантазии.

– Ничего не фантазии.

– Да? А кто себе грудь сделал, как только устроился в его компанию?

Инга беспомощно выставила перед собой руку.

– Рита, прекрати.

– Да ладно тебе, – продолжала ее дочь. – Я же знаю, как ты зажигала по молодости. В городе об этом легенды ходят. Вокруг тебя целая мифология.

– Рита, не смей так со мной разговаривать!

– Хорошо. Тогда скажи, где мой папа.

Инга ничего не ответила, и они обе стояли молча, глядя в глаза друг другу, пока в кухню не вошел Толик.

Профессиональное чутье, натасканное годами на любое проявление страха, ненависти, раздражения и прочих отходов загнанной в угол человеческой души, тут же подсказало ему, что он попал в любимую обстановку. По спине у него привычно побежали мурашки, но Толик взял себя в руки и удержался. Ему очень хотелось вмешаться, оседлать этих сильно встревоженных чем-то лошадок, использовать их конфликт в своих интересах, однако инстинкт подсказал, что лучше придерживаться плана.

Пройдя мимо Риты и покосившись на ее красиво обтянутую свитером грудь, он по-хозяйски открыл холодильник, секунду-другую подумал и вынул оттуда тарелку с нарезанной ветчиной.

Назад Дальше