Сэр Стюарт исчез и появился уже на другой стороне улицы. Я приложил такое же усилие воли, как и при прыжке на грузовик, припомнив его ещё раз. Я снова разлетелся на кусочки и собрался вместе, появившись уже рядом с сэром Стюартом, лицом к кирпичной стене.
— В следующий раз повернись по дороге, — посоветовал он.
Я фыркнул и посмотрел на боевиков.
— Что насчёт них?
— А что насчёт них?
— Разве мы не можем... не знаю, вселиться в них и треснуть башками об стену, что ли?
Сэр Стюарт выдал суровый смешок.
— Мы не можем войти против воли смертного. Такое — компетенция демонов, а не теней.
Я скривился.
— Тогда... что? Мы будем стоять, и смотреть, как они уходят?
Он пожал плечами.
— Я не желаю оставлять Мортимера одного на такое долгое время. Тебе стоит также иметь в виду, Дрезден, что рассвет не за горами. Он уничтожит тебя, если ты не в духовно защищённом месте, вроде жилища Мортимера.
Я нахмурился, глядя на небо. Городские огни стёрли всё, кроме самых ярких звезд, но в небе на востоке, низко над горизонтом, появился намёк на синеву. Рассвет — суровая штука как для духов и теней, так и для заклинаний. Не из-за сути добра и зла, а потому, что заря — время новых начинаний, и свет нового дня имеет тенденцию сметать сверхъестественные остатки дня вчерашнего. Для духовных существ, чтобы выжить во время восхода солнца, необходимо находиться в защищённом месте — святилище. Мой верный лаборант, Боб, имел такое святилище — в его случае это был специально заколдованный череп, предназначенный для защиты его от зари и дневного света, и служивший ему домом. Старого доброго порога для такого недостаточно, хотя моя старая квартира, вероятно, могла бы квалифицироваться как святилище, учитывая, сколько слоёв защиты я вокруг неё поставил.
Но у меня больше не было ничего такого.
— Возвращайся к Морту, — сказал я. — Было здорово поиграть в «Максимальное Ускорение» [11]с этими безголовыми, но это не защитит дорогих нам людей. Я собираюсь последовать за этими стрелками до их убежища, и посмотрим, что я смогу о них узнать.
Сэр Стюарт хмуро на меня посмотрел и сказал:
— Рассвет — не та штука, с которой можно рисковать. Я настоятельно советую этого не делать.
— Учту, — сказал я, — но моё единственное реальное оружие против них — знание. Кто-то должен его получить, и я единственный, кто не поддаётся отравлению свинцом. Это логичный выбор.
— Предположим, ты получишь информацию и сумеешь пережить рассвет, — сказала тень. — Что будешь делать дальше?
— Я передам её Мёрфи, а она использует её, чтобы вырвать языки плохих парней через их пупки.
Сэр Стюарт моргнул.
— Да уж... яркий образ.
— Пользуйтесь, — скромно ответил я.
Он покачал головой и вздохнул.
— Я восхищаюсь твоим духом, приятель, но это глупо.
— Ага. Но я должен оставаться собой.
Сэр Стюарт сложил обе руки за спиной и несколько раз постучал носком ноги по земле. Затем послал мне согласный кивок.
— Удачной охоты, — сказал он. — Если у тебя снова возникнут проблемы с привидениями, скачи, как сегодня. Они не смогут угнаться.
— Спасибо, — сказал я и предложил ему руку.
Мы обменялись рукопожатиями и он, развернувшись на каблуках, помаршировал обратно к дому Мёрфи.
Я недолго смотрел ему вслед, затем развернулся и поспешил за фигурами боевиков, теряющимися в снегопаде, мучаясь вопросом, как много времени у меня есть до восхода солнца, который сотрёт меня в ничто.
Глава тринадцатая
Плохие парни начали выгружаться, и я последовал за ними.
— Сюда, — сказал один из них. Это был молодой тощий парень, с кожей достаточно бронзового оттенка, чтобы выглядеть индейцем, хотя его спутанные рыжие волосы и курносый нос утверждали обратное. Его глаза имели странный оттенок коричневого, так что на свету выглядели почти золотыми.
— Что такое, Фитц? — сказал один из боевиков.
— Заткнись, — сказал Фитц. — Дай мне свою пушку.
Второй отдал своё ружьё, и Фитц оперативно вытащил магазин, вытряхнул патроны из патронника, и воткнул его в сугроб рядом с остальным оружием, которое нёс.
— Что за хрень? — сказал обезоруженный боевик и слегка стукнул Фитца в грудь.
Фитц запустил кулак в лицо второго со скоростью и жестокостью достаточной, чтобы впечатлить даже меня — а я видел некоторых шустриков в действии. Другой боевик сел задницей на снег и сидел там, держась руками за свой свежесломанный нос.
— Нет времени тупить, — сказал Фитц. — Вы все, гоните мне свои пушки. Или хотите объяснять ему, почему вы попытались загнать нас всех в тюрягу?
Остальные не выглядели счастливыми, но отдали своё оружие. Фитц разрядил его и бросил в сугроб. Затем, под его руководством, они принялись загребать снегом оставленные оружием дыры, маскируя его.
— Глупо, — сказал один из молодых парней. — Один из тех волков у нас на хвосте, а нам нечем себя защитить.
— Если один из тех волков пошёл за нами, мы получим Леди Оборванку на наши задницы, и от пушек толку не будет, — Фитц содрогнулся. — Упакуйте всё как следует. Без следов.
Потом он повернулся к тому, которого ударил, и сунул ему в руки немного свежего снега.
— Приложи к носу. Останови кровотечение. Не стоит оставлять позади себя кровь, если есть возможность.
Сидящий парень выглядел напуганным и делал всё, как ему говорил Фитц.
— Что мы делаем? — спросил другой стрелок. Он был меньше остальных, и сказал это без вызова в голосе, вопросительным тоном.
— Грузовик угнан. Они не смогут отследить его до нас, — пояснил Фитц, отряхивая снег с рук. — Даже если зима окончится завтра, пройдут дни, прежде чем это растает и они найдут оружие. Если повезёт, они никогда не смогут связать их вместе.
— Это долгосрочный план, — сказал малыш. — А мне бы — как ночь пережить.
Фитц почти улыбнулся.
— Ты хочешь разгуливать по улицам грёбаного Чикаго с боевым оружием в руках? Мы могли держать его вне поля зрения в грузовике. Но не снаружи.
Мелкий парень кивнул.
— Значит, нож я могу оставить?
— Не на виду, — сказал Фитц, поднял голову, прислушиваясь, и нахмурился. Сирены были обычным звуком для Чикаго в ночное время, но они перешли от фонового шума на что-то более громкое и близкое.
— Надо двигать, парни.
Фитц пошёл, засунув руки в карманы своего довольно лёгкого пальто. Остальные поспешили за ним, чтобы не отстать.
Я шёл следом за Фитцем, изучая его. Я был больше впечатлён молодым человеком после подлой атаки, чем во время покушения и гонки. Любой идиот может наставить пистолет и нажать спусковой крючок. Не все могут сохранять спокойствие и рациональность после автомобильной аварии, ответственно взвешивать ситуацию, и принимать — и исполнять — решения перед лицом оппозиции. Хотя атака была любительская, она не была глупой, и действия Фитца в ответ на внезапный рывок сэра Стюарта были включены в его планы, вероятно, так идеально, как позволит ситуация.
Фитц проявил сообразительность в трудной ситуации, он был прирождённым лидером, и у меня появилось скверное чувство, что он был из тех людей, которые никогда не совершают одну ошибку дважды. Он только что сделал всё возможное, чтобы убить несколько человек, за которых я очень беспокоился. Мозги плюс решительность — равно опасность. Мне нужно позаботиться о том, чтобы обезвредить его при первой возможности.
Я последовал за ними через холод, который больше не способен был ощутить, и упражнялся в исчезании. Я прыгал вперёд и назад от них, на карнизы над ними, стараясь не замечать при этом, что небо светлеет.
Что-то беспокоило меня в рыжеголовом пацане.
С приближающимися копами, орущей сигнализацией магазина, ранеными соратниками, при всеобщем ошеломлении... зачем тратить несколько дополнительных, жизненно важных секунд на то, чтобы разрядить ружья? Это стоило ему около полминуты времени, которое он никак не мог себе позволить терять. Зачем делать такое?
Я спросил себя, зачем я мог бы сделать нечто подобное. И единственный ответ, который смог придумать —чтобы тот, кто найдёт оружие, не смог им пораниться. Фитц намеревался изрешетить пулями небольшой чикагский домик, и, возможно, дома за ним, учитывая мощность их оружия, но озаботился безопасностью при его выбрасывании? В этом было противоречие.
Интересно.
Ещё более интересным был такой замеченный мной факт. Если уж кто-то замахнулся на моих друзей, я был бы рад сделать его своей мишенью, превратив его мир в шумное и опасное место, до тех пор, пока он не перестанет представлять угрозы. Я точно не стал бы хуже спать от этого.
Но я не имел сейчас возможности просто броситься в бой, чёрт возьми. И, в отличие от предыдущих случаев, те, кто угрожал моим друзьям, не угрожали также и мне. Я был в безопасности от Фитца и его команды, если только они не планировали бродить до восхода солнца, и я также не представлял опасности для них. Прежде я дымился бы в присутствии людей, которые пытались убить моих друзей. Но теперь...
Мы не представляли абсолютно никакой угрозы друг для друга. Из-за этого становилось трудно удержать моё кипящее возмущение от бешеного взрыва.
Фитц вёл их через заснеженные улицы, остановившись только один раз, чтобы проверить нос кровоточащего. Приложенный снег уменьшил потерю крови, но молодой человек был дезориентирован от падения и боли. У его команды были и другие мелкие травмы, и он зашёл в маленький круглосуточный магазин, появившись с бутылкой воды и экономичной упаковкой болеутоляющего. Он передал их мелкому любознательному парню и велел ему дать двойную дозу каждому и двигаться дальше.
Им потребовалось больше часа упорно тащиться через холод, чтобы покинуть Бактаун и проследовать в Саут Сайд. Множество людей считают, что Саут Сайд — это своего рода экономическая пустыня, разделённая нейтральными зонами гангстерских группировок. Это не так — или, как минимум, не везде так. Есть районы, в которых вам не стоит носить определённые цвета или самому быть определённого цвета, но они скорее исключение, чем правило. В основном Саут Сайд очень разнообразен, с большим количеством промышленных зон, и Фитц со своими побитыми пешеходами направились в район на окраине промышленного парка, в цеха, которые были закрыты и заброшены в течение нескольких лет.
Если рассматривать данный район сам по себе, то он представляет собой большое здание высотой всего в пару этажей, но покрывающее несколько акров земли. Снегоуборщики нагромоздили горы снега вокруг него, будто крепостные стены, не заботясь о необходимости сделать проход к этому официально никем не занятому зданию. Фитц и его команда подошли к стене снега в месте, в котором явно лопатами сделали узкую, и, похоже, скользкую лестницу. Автостоянка у здания была покрыта снегом фута на полтора, с единственной расчищенной лопатой дорожкой. Они последовали цепочкой к дверям, которые выглядели так, как будто они прочно закрыты на цепь, но Фитц погремел цепями и толкнул одну из створок, открыв ровно настолько, чтобы каждый из шайки тощих молодчиков смог протиснуться.
Я прошёл через дверь в стиле призрака, пытаясь проигнорировать дискомфорт, как это делал сэр Стюарт. Было всё равно больно — не настолько, чтобы выть от боли или типа того, но всё же слишком сильно, чтобы просто не считаться с этим. Может быть, просто требуется время для того, чтобы стать более «толстокожим». По крайней мере, там не было порога, который мог бы парализовать меня. Это место никогда не предназначалось в качестве жилья, и, очевидно, никто из тех, кто тут жил, не позаботился об этом специально. Полный процесс формирования порога никогда не был полностью объяснен или задокументирован, но это могло бы стать для меня хорошей идеей — получить более полное представление с точными ответами, почему и как, учитывая мои обстоятельства.
— Нет, это не хорошая идея. Сосредоточься, Дрезден, — пробормотал я. — Идея для тебя заключается в том, чтобы позаботиться о деле, поэтому тебе никогда не изучить всего о факторах окружающей среды, необходимых для длительной призрачности.
Фитц остановился, чтобы пересчитать вслух по головам свой оборванный отряд потенциальных гангстеров, пока они проходили внутрь здания. Это было производственное помещение, спроектированное, исходя из экономии, а не красоты. Окон явно не хватало, притом, что это явно была теневая сторона, и почти на рассвете свет от огней города и с неба отражался от свежего снега. Вдобавок было холодно, судя по тому, что дыхание превращалось у молодых людей в пар при каждом выдохе.
Фитц звякнул переносной лампой и зажёг её. Она была красной и очень слабой, едва позволяя различить разницу между полной и неполной тьмой. Для перемещения им этого хватало.
«Интересно», — подумал я вслух. В конце концов, я был нематериален. Призраки и материальная вселенная, кажется, состоят не в полностью односторонней связи, как считают смертные и физики. По-настоящему у меня не было зрачков, которые могли бы расшириться. Чёрт, коли на то пошло, свет, вероятно, проходил сквозь меня, иначе как ещё я оставался невидимым для всех? Это означало, похоже, что я на самом деле не мог видеть мир в традиционном смысле. моё восприятие было чем-то другим, чем-то большим, нежели свет, отраженный на химически чувствительную поверхность в моих глазах.
«Ведь не существует реальной причины, по которой бы я нуждался в свете, чтобы видеть, не так ли?» —спросил я себя.
«Нет», — ответил я.— «Не существует».
Я закрыл глаза на несколько шагов, и сосредоточился на простой памяти, когда, будучи ребёнком в приёмной семье, я впервые оказался в тёмной комнате, когда во время грозы вырубилось электричество. Это было новое место, и я слепо шарил вокруг, в поисках фонарика, или спичек, или зажигалки, или любого другого источника света, в течение почти десяти минут, прежде чем кое-что нашёл — декоративный снежный шар, посвящённый Олимпиаде в Лейк-Плэсид. Небольшой переключатель включил свет, который внезапно превратил красные, белые и синие снежинки, дрейфующие в жидкости, в сверкающие бриллианты.
Паника в груди ослабла, так как комната стала местом, где я снова мог безопасно ориентироваться, мой страх исчез. Я мог видеть.
И когда я снова открыл свои призрачные глаза, я смог увидеть коридор, через который мы прежде прошли, так же ясно, как если бы давно вышедшие из строя лампы дневного света над головой действовали в полную силу.
Быстрый, довольный смех вырвался из меня. Теперь я мог видеть в темноте.
— Так же, как... э... не могу вспомнить того Икс-мена, который вроде бы мог видеть в темноте. Или это было у Ночного Змея?.. Какая разница. Ещё одна суперспособность. Нет никакой ложки. Я тут полностью безложечный.
Фитц остановился как вкопанный, вдруг повернулся и поднял переносную лампу в мою сторону, расширив глаза. Он резко втянул воздух.
Я остановился и уставился на него.
Все вокруг Фитца встали безмолвно и совершенно неподвижно, реагируя на его очевидный страх мгновенным, инстинктивным умолканием, как у тех, кто имел веские причины опасаться хищников. Фитц осматривал зал неуверенно, перемещая свет, как будто это могло бы помочь ему видеть на несколько дюймов дальше.
— Адские колокола, — сказал я. — Парень, ты что, можешь слышать меня?
Фитц отреагировал, его тело немного дёрнулось, голова чуть склонилась набок, словно пытаясь найти источник тихого, как шёпот, звука.
— Фитц? — прошептал мелкий пацан с ножиком.
— Тихо, — сказал Фитц, по-прежнему всматриваясь.
Я сложил руки рупором у рта и заорал:
— Эй! Пацан! Ты меня слышишь?
Цвет уже покидал его лицо, но второе обращение к нему дало другую реакцию. Он облизал губы, быстро отвернулся и сказал:
— Показалось, что я что-то слышал, вот и всё. Ничего больше. Пошли.
Всё чудесатее и чудесатее. Я сунул руки в карманы моего плаща и прошелся вокруг Фитца, изучая его.
Он был где-то на дюйм ниже шести футов ростом, но выше остальных сообщников. Вряд ли ему набралось семнадцать, но его глаза были на десятки лет старше. Он должен был выживать собственными силами какое-то время, чтобы обладать таким спокойствием в его возрасте. И он должен был хоть немного знать о том, как практикующий маг может использовать кровь для насылания зла и хаоса на врагов.
У него были шрамы в углу левого глаза, как у боксёра — только боксеры получают их на оба глаза, и у них они разбросаны там вокруг. Здесь же они были на относительно небольшом участке. Какой-то правша бил его в одно и то же место несколько раз, время от времени. А я видел его скорость — это значило, что Фитц не пытался уклониться.
Блин-тарарам. Нас обстрелял Оливер Твист.
Фитцу и банде потребовалось около пяти минут, чтобы добраться до того, что когда-то было цехом. Он был пустой, с тридцатифутовым потолком. Крыша была из полупрозрачных стеклянных панелей, так что место весьма походило на нечто из фильма-катастрофы.
Оборудование было всюду оставлено в небрежении. Автоматическая сборочная линия бездействовала. Всё вокруг покрывали пыль и паутина. Пустые стеллажи и полки не позволяли понять, что тут изготавливалось раньше, но несколько половинок от стальных бочек были разбросаны по краям открытой площадки на полпути к цеху. Они были заполнены горючими отходами, по большей части дверями, отделкой и полками, которые наверняка были стащены из остальных частей здания. Рваные старые спальные мешки были разбросаны среди источников огня, вместе с мусорными мешками, в которых, похоже, находились скудные личные вещи.
Одна из металлических бочек имела сверху металлическую решётку — самодельная жаровня. Над ней присел человек. Он был тощий, практически как скелет, и носил только обтягивающие джинсы. Кожа его была рыхлой и бледной. Гладкая голова была покрыта грубо смотрящимися татуировками — символы защиты и сокрытия из нескольких традиций магической практики полностью окружали его череп. Ему стоило бы побриться — клочковатая борода росла неравномерными участками коричневого, черного и серого цвета.