– Эльдар, – неохотно выдавил Гелий. – Только он вряд ли что-то знает. И вообще он спит!
Лицо его при этих словах сделалось таким несчастным, что Александра невольно отвела глаза. Эльдар Мельников – странно, такое ощущение, что она уже слышала где-то это сочетание.
– Твои родители живы? – спросила, почему-то убежденная, что – нет. – Или вы вдвоем с братом?
Гелий резко кивнул, враждебно косясь на нее.
Эльдар – алкоголик, конечно. Один бог знает, какой воз приходится тащить этому худенькому парнишке! Не с его здоровьем так надрываться, чтоб еще и поминутно беспокоиться о старшем брате, который медленно, но верно убивает себя.
– А он где работает? – спросила просто так, из пустого, в общем-то, любопытства, движимая жалостью и желанием хоть как-то помочь пареньку, и была поражена яростным блеском черных глаз:
– В морге! В морге, понятно?! Ну чего вам надо, что вы все выспрашиваете?! Пропустите! Не хочу я с вами разговаривать!
И, толкнув Александру так, что она шарахнулась в сугроб, Гелий пролетел мимо – лицо яростное, руки стиснуты в кулаки. Хлопнул калиткой, взметнулся на крыльцо. Уже открывая дверь, оглянулся, ожег Александру взглядом – не то страдальческим, не то ненавидящим – и исчез.
А она так и стояла, одной ногой в сугробе, не ощущая, что в сапоге тает снег.
В морге? Эльдар вчера ляпнул: «Я пью только в морге». Вот почему от него так несло формалином!
В морге, это же надо…
Александра передернула плечами – и вдруг вспомнила, почему ей показались знакомыми эти имя и фамилия: Эльдар Мельников. Она узнала их от соседки Синцовых в Сергаче – той самой соседки, бывшей докторши, которая пересказывала ей акт вскрытия трупа сестры.
Патологоанатома, подписавшего акт, звали Эльдар Мельников.
* * *Две недели в Сергаче Карина не выдержала: только одну и то со скрипом. Если даже Нижний казался глухой, тихой провинцией, то что же говорить о городке?! Ну, повидалась с бывшими одноклассницами, ну, сходила на дискотеку. Иисусе!.. Второй раз ее туда и калачом не заманишь. Все поддатые, все матерятся, накурено в зале – не продохнуть! Танцуют, либо дико ржа и прыгая, либо переминаясь на месте, непристойно обжимая партнершу. И что за это время случилось с друзьями и подружками? Откуда этот снисходительный взгляд сверху вниз? Такое ощущение, что они радовались закату бывшей гимнастической звездочки, а также бывшей модели. А раньше так ликовали, так бурно встречали Карину, так выспрашивали о соревнованиях, смотрели кассеты с ее выступлениями, как любовные сериалы… Или ей это только казалось – будто кто-то радовался? А на самом деле всегда присутствовала затаенная, глубоко скрытая неприязнь? Проще говоря, зависть? Теперь она превратилась в злорадство. Чепуха какая-то… но обидная чепуха.
Родители, конечно, была счастливы ее приезду, но даже они вдруг начали раздражать Карину. Отец только и делал, что читал газеты и ругался. Причем ругал он все подряд. «Рабочего» и «Землю» – за то, что скучные, «Смену» и «Губошлепа» – за то, что грязно-желтые. Сейчас кругом писали о разоблачении грандиозной аферы с импортной бракованной курятиной, бельгийской, зараженной какими-то там диоксинами, которая, оказывается бурным потоком шла в Нижний, минуя таможенные барьеры. В деле было замешано множество высших инстанций, и отец просто-таки на стенку лез от всех этих разоблачений, поливая то мошенников, кормивших нижегородцев зараженным мясом, то милицию, которая раскрыла аферу лишь через год после ее начала. Карина курятину терпеть не могла, поэтому ее мало волновала эта ситуация. Да и отцу совершенно не с чего бесноваться, учитывая, что у них все свое, отнюдь не бельгийское: и куры, и молоко, и яйца!
Мама была далека от политики, но не от экономики. Она как-то особенно жадно выспрашивала о заработках Карины. Ну и что ей сказать? Что официальный заработок модели в Нижнем – 500 рублей в месяц? Да Карина еще и приплачивает Полозовой за тренинг. Конечно, выпадают и гонорары, но за них надо наизнанку вывернуться, а иногда и… Разумеется, о приснопамятном вечере в «Стеньке Разине» никто не знал, Карина не сказала о случившемся ни сестре, ни родителям, и все небось по-прежнему считали, что ее жизнь – одна сплошная развлекалочка, а остатки «гимнастических» сбережений неисчерпаемы. Сто баксов, которые привезла в Сергач Карина, ежась от стыда, что так мало (ну правда – не было лишних денег!), матери казались баснословным даром с небес. Она их сразу куда-то припрятала, потому что жили Синцовы в основном тем, что давало собственное хозяйство: две хрюшки, корова, куры и кролики, а также немаленький огород, дарами которого был набит погреб.
Ох уж это хозяйство… Нет, конечно, Карине не приходилось вставать в четыре утра, чтобы подоить корову (она бы умерла – ну, не в тот же день, но на другой – это точно!), однако ей приходилось пить это жирное молоко, есть этот по-особенному белый, слоистый, даже на вид толстый творог, эти огромные яйца с ярко-желтым желтком… Вдобавок, каждый день были блины или пироги – и домашняя колбаса с чесноком и гречневой кашей. Отказаться было немыслимо: обиделась бы мама, вдобавок такая вкуснотища, что рот сам открывается и жует, но уже через три дня Карина ощутила, что наливается лишними килограммами, как августовская тыква. Даже глаза сделались меньше, постепенно утопая в щеках. Надо было срочно что-то делать! Например, бегать по утрам, сбрасывая вес. Но в Сергаче девица, бегущая по улице ни свет ни заря, мигом опозорила бы свою семью. То есть эту несчастную неделю Карина ничего не делала, кроме маленькой, локальной гимнастики, с ужасом ощущала, как толстеет, – и считала дни.
Иванов так ни разу и не позвонил. Правда, Карина была к этому морально готова и уговаривала себя набраться терпения. Но сколько же можно терпеть?! Через пять дней она предприняла попытку связаться с ним сама, но неудачно. «Абонент в данное время недоступен», – сообщал приятный женский голос, и сообщалось это столь часто, что Карина начала ревновать к электронной незнакомке, которая знает, где Иванов, но не говорит. Не дожидаясь ноябрьских праздников, которые отец блюл свято и в доме начались бы сплошные пьянки и гулянки, она соврала матери, будто позвонила Александра и сообщила, что Карину срочно вызывают на отбор моделей для конкурса. И уехала в Нижний.
Кажется, она похудела, только еще добираясь от вокзала до дому! Провинциальная ленца мигом свалилась, как немодное платье. Но… телефонная незнакомка по-прежнему твердила одно и то же, как нанятая. Прошел день мучительных ожиданий, два и три… и вдруг однажды, когда Карина была дома одна, ОН ПОЗВОНИЛ!!!
– Привет, – сказал насмешливо. – Опять на линии огня? Сбежала, да?
Карина на минуточку похолодела, представив, как он звонил в Сергач, как прицепится теперь мама к этому звонку, начнет выспрашивать…
– Не волнуйся, – сказал Иванов, непостижимым образом поняв, о чем она думает. – Я туда не звонил. Так и знал, что ты долго не выдержишь и приедешь. И угадал, что характерно.
– Угадал… – выдохнула Карина, необыкновенно счастливая тем, что он помнил, думал о ней.
– В общем-то, правильно сделала, что вернулась. Теперь здесь вполне безопасно. Дела идут очень даже хорошо. Думаю, дня через три… сегодня какое? Девятое? Ну, скажем, числа 11-го будет возможность кое-что отметить. Потом скажу, а пока ничем этот вечер не забивай. Я позвоню накануне, уточню. Все, пока, мне некогда.
Карина прижала гудящую трубку к груди. Самое интересное, она не чувствовала ни малейшего возмущения, что кто-то распоряжается ею и ее временем, даже не спрашивая, как она к этому относится. Вот он – мужчина, который поступает именно так, как должен поступать мужчина! Не ждет милостей от природы и женщины – берет их сам.
Что же он скажет ей при свидании? Что будет отмечаться? Может быть, их помолвка? А почему бы и нет? Ясно же, что она ему нравится, – иначе с какой радости он спасал бы ее от Петрова, потом отправлял в Сергач, теперь вот позвонил и пригласил… Куда? Наверное, в ресторан – он ведь сказал, отметить. Надо посмотреть, как там дела с одеждой.
Карина достала любимое платье – купленное еще в Монако, совсем простенькое, но такое красивое, что она его надевала редко: женщины в клубок свивались от зависти, а мужики дурели. Но теперь ей именно это и нужно: чтобы мужик одурел.
Померила – и вытаращила глаза: платье всю жизнь болталось на ней, как на вешалке, а теперь – сходится еле-еле! В обтяжку!
Он сказал – через три дня… На пробежку немедленно!
Эти дни Карина моталась по саду Кулибина утром и вечером, как нанятая, а дома изнуряла себя голодовкой и гимнастикой. И к тому времени, когда Иванов позвонил опять, результат был достигнут – и вполне удовлетворительный!
– Ну, как насчет завтрашнего вечерка? – спросил Иванов со своей обычной насмешливой интонацией. – Гульнем маленько?
– Гульнем! – взвизгнула Карина.
– Завтра в восемь я за тобой заеду. Форма одежды парадная. Самая парадная! Нам предстоит роскошнейший банкет – и знаешь, где? Угадай с трех раз.
– «Виталич»? «Волжский откос»? «Русский лев»? – неуверенно назвала Карина.
– Мимо. Поедем в «Стеньку Разина»!
– Что-о?!
– Самое милое дело – праздновать победу на развалинах побежденной крепости, не так ли? – задушевно сказал Иванов. – Не переживай. Господин Римский там больше не работает. И вообще – там теперь все иное! Так что выходи завтра ровно в семь – буду ждать у подъезда. Договорились?
И он бросил трубку, не дожидаясь ответа.
«Что бы это значило? – изумилась Карина. – В «Стеньке Разине» все изменилось, Олега больше нет… Уволился? Там, наверное, новый хозяин? Кто?»
И ахнула, когда ответ просто-таки сам ворвался в голову: уж не Иванов ли?
Нет, он же вроде бы врач… Хотя нынче даже актеры содержат престижные харчевни. А, что толку гадать! Завтра все станет известно. И относительно судьбы Олега Римского, и относительно собственного будущего. И нечего забивать голову загадками-отгадками – надо заняться более насущными вопросами. Например, проверить, не стесались ли набойки на любимых золотых туфельках.
Карина открыла коробку, где всегда лежали туфли, – и ахнула. Коробка была пуста.
Бог ты мой… Да ведь они остались в агентстве!
Настроение мигом испортилось. Идти туда? Встречаться с Женей? Не лучше ли купить новые туфли? Только где найдешь такие? Любимое платье было сшито из ткани, которая на первый взгляд казалась черной, вполне обычной, но при движении играла мягким золотым блеском. Завораживающее зрелище! Даже глаза Карины казались золотистыми в этом сиянии. И туфли были обтянуты такой же тканью, что-то вроде стреча с люрексом, идеально подходя к платью. Обычные черные смотрелись вроде неплохо, но все же упрощали наряд. Нет, надо раздобыть именно те!
Может, заслать к Полозовой кого-то из девчонок? Карина позвонила Ане, потом еще двум девочкам, с которыми более или менее дружила, но, как назло, никого не было дома. Тогда она вздохнула поглубже – и начала одеваться.
Ее от этого не убудет. Сходит уж как-нибудь сама. Как учила Женька, сделай морду лопатой – и вперед!
* * *Что Высоково, что Лапшиха, наверное, были бы идеальной съемочной площадкой для приключенческого фильма. Переулки и закоулочки, бесконечные заборы, поленницы и кучи мусора – все это как нельзя лучше подходило, чтобы незаметно подкрадываться, следить из-за угла и преследовать кого-то украдкой, особенно если объект слежки о ней даже не подозревает.
С другой стороны, почему Гелий должен был чего-то опасаться? Вышел – и, даже не оглянувшись, пошел своей дорогой, не обнаружив за ближней поленницей полузамерзшую Александру. Она и сама не знала, почему продолжала зябко перебирать ногами и тискать руки в карманах, почему не уходила. Теперь известно, где работает Эльдар Мельников, то есть вполне можно съездить к нему в понедельник, настоять на разговоре. Нет же, вбилось ей в голову – непременно увидеться с ним сегодня! И не только с ним. Не оставляла надежда, что Влад все-таки там, у своего приятеля. Что-то такое мелькнуло в глазах Гелия при его имени, какая-то растерянность в них появилась. Так бывает с людьми, которые врать не любят, а приходится.
А может, Александра все это себе напридумывала, и ничего такого в глазах Гелия вовсе не мелькало? Но до такой степени не хотелось возвращаться домой, опять оставаться наедине с собой и телефоном, по которому хочешь не хочешь, а начнешь звонить Ростиславу, что она битый час топталась за поленницей, изредка осторожно выглядывая: не выходят ли люди с поминок?
Кстати, битый час – понятие в данном случае весьма условное. На самом-то деле Александра не знала, сколько прошло времени: часы с ее запястья неожиданно сгинули, а когда – неведомо. Пока чаевничали у Агнии Михайловны, они еще были: Александра отлично помнила, как смотрела на них. А потом исчезли. Наверное, стоило вернуться и проверить, не валяются ли они на тропинке, однако Александра не стала этого делать. Во-первых, боялась упустить Гелия, а во-вторых, почему-то была уверена, что все равно не найдет часов. Они, конечно, провалились в ту самую черную дыру, из которой когда-то вывалились ей под ноги. Она знала по опыту, что потерянные находки никогда не возвращаются, а потому даже не стала пытаться их искать.
Однако сколько можно сидеть за столом?! Честное слово, пальцы у нее просто оледенели!
И в этот момент распахнулась дверь.
На крылечко выскочил Гелий и, зябко втягивая голову в плечи, понесся по скользкой дорожке. Александра, с некоторым трудом управляя замерзшими ногами, ринулась следом, то и дело готовая отпрянуть за естественное укрытие, если Гелий обернется. Но он шел и шел вперед, пробираясь в глубину Лапшихи, и вот приостановился возле совсем уж неказистого домишки, ощутимо прилегшего набок, с темным от столетней грязи, подслеповатым окошечком. Нет, правда, на вид дому было не меньше сотни лет: может, его когда-то первым построили на склонах этого оврага, а потом уже прилепилась к нему прочая «нахаловка». Александра в очередной раз шарахнулась за угол, и опять напрасно: Гелий, не оглядываясь, отворил косенькую калиточку щелястого забора и вошел во двор, снова заботливо накинув петлю на столбик.
Так. И что делать дальше?
Александра задумчиво рассматривала ветхое пристанище братьев Мельниковых, начиная понимать, почему вездесущая Агния Михайловна ничего о них не знала. Дом выглядел настолько заброшенным, настолько вопиял о хозяйской руке, что сразу было ясно: Мельниковы здесь не живут, а квартируют. Возможно, не очень давно. Жилище это, конечно, выбрано ими из-за дешевизны, к тому же отсюда довольно близко к автодорожному техникуму Гелия и относительно недалеко до судмедэкспертизы, где работает Эльдар.
И тут она вспомнила, что не просто так, ради спортивного интереса, кралась за Гелием по лапшихинским закоулкам, и начала решительно снимать с калитки ржавую проволочную петлю.
Если Влад здесь, она попросит его помочь выяснить у Эльдара подробности насчет вскрытия. Если Влада нет, она сошлется на него. Якобы он просил Эльдара оказать своей знакомой всяческое содействие. Только еще надо, чтобы Эльдар был в состоянии такое содействие оказывать, а не лежал бы где-нибудь на диване или вовсе под столом в полной отключке!
Александра пошла по узенькой тропочке меж свежих сугробов, милосердно прикрывших убожество дворика, как вдруг что-то жестяно загрохотало, потом распахнулась дверь – и на крылечко выскочил Гелий.
Александра замерла, сконфуженно глядя на него, однако Гелий ее не видел. Страшно бледный, с черными провалами вместо глаз, он схватился за покосившийся столбик крылечка, но не удержался на ногах и сполз на ступеньки. Александра увидела, как задергались его ноги в разношенных кроссовках, и почему-то вспомнила, что вчера Гелий был обут в замшевые ботинки, которые с него неуклюже стаскивали друзья.
Это воспоминание вывело ее из ступора. Александра метнулась к крыльцу, быстро повернула скорчившееся тело Гелия, прижала пальцы к шее, отметив, какая у него холодная, липкая от пота кожа. Ого, как скачет пульс! Зубы его скрежетали так, что вот-вот сотрется эмаль, голова билась о доски.
«Хоть бы язык не прокусил!» Она сорвала с шеи шарфик, проворно сложила его в несколько раз и, с силой надавив на сведенные судорогой, худые щеки Гелия, заставила его разжать рот. Просунула ткань меж зубов, и мальчишка сразу вцепился в нее с такой силой, что на тонкой шерсти неминуемо должны были остаться дырки. Да ладно!
Александра высвободила левую руку Гелия и, разжав ладонь, наступила на мизинец, на миг похолодев от мысли, что сейчас раздавит худой мальчишеский палец. Жуткое средство, и далеко не столь эффективное, как уверяют старые знахарские книги, однако сейчас не было выбора. Или поможет, или… или нет.
Помогло! Сведенная судорогой шея медленно распрямилась, голова бессильно запрокинулась. Веки опустились на закатившиеся глаза. Ноги перестали колотить по ступенькам, тело обмякло. Зубы все еще сжимали шарф, но набухшие на челюстях мышцы постепенно расслаблялись. Скоро можно будет убрать шарф, не боясь, что Гелий прикусит язык. Еще немножко…
Александра выдернула шарф, пропитавшийся слюной, и осторожно, уголком обтерла пену, выступившую на губах мальчика. Расстегнула на нем одежду, расшнуровала кроссовки. Снимать не стала: они были ему свободны, как и куртка. Наверное, и их у брата взял, свои-то ботинки остались в больнице.
Да, этот припадок куда сильнее вчерашнего. Если бы приятели увидели Гелия в таком виде, то сразу поняли бы, что у него эпилепсия, а не просто обморок от слабости и недоедания!
Но сейчас-то он ведь должен был поесть на поминках! И что это за жирное пятно проступает на куртке? Да у него в кармане большущий кусок пирога с мясом. Про запас прихватил? Или нес брату?