И как подумаешь, что, не появись у него в пятницу Александра, он уже был бы дома… Пятница, чертова пятница! Зачем он задержался? Почему не уехал сразу после того, как покончил с Сычом?
Ах да, он ведь хотел сначала получить от старика подтверждение, что у Севки все хорошо, что не придется опять испытать весь этот кошмар. Кошмар, конечно, от себя не стоит скрывать, насколько тяжело ему приходилось. Особенно в последний раз… Тогда, четыре месяца назад, все прошло гораздо легче и проще. Сейчас ему казалось, что организовать почти невероятное сцепление случайностей, обеспечить точнейшую временную стыковку всех деталей операции и ее саму в первый раз было и в самом деле гораздо проще. Но когда выяснилось, что с Вадиком Черниковым вышла осечка, потому что автомобиль курьеров уже в Москве, уже на подъезде к Рублевскому шоссе, попал в пробку, не доехав каких-то пары километров до цели… Когда выяснилось, что все надо начинать сначала…
Вдобавок сошел с дистанции его первый фельдшер, Гошка Мирончиков. Это с Сычом он все время чувствовал себя как на острие ножа, а с тем жадюгой все основывалось на вульгарной купле-продаже. К сожалению, и этого фраера сгубила жадность. У него даже не хватило мозгов сообразить, что в основе всякого шантажа – собственная гибель. Ну, предположим, заложит он доктора Рутковского. Но ведь ассистировал ему именно Гоша, получивший за это совсем немалую сумму! И наивно предполагать, что Рутковский не потянет за собой подельника. Но до Гоши это почему-то не доходило. Он начал намекать… Правда, Владислав не допустил, чтобы дело пошло дальше намеков.
Можно сказать, от Мирончикова он отделался легким испугом. С Эльдаром оказалось сложнее. Потрясение, которое произвела на Гелия смерть его друга Вадика, было настолько сильным, что у него опять начались припадки, а ведь казалось, что они остались в Озерном – вместе с воспоминаниями о Петьке Ховрине, отрубленной голове Супера и застреленном Деме. Нет, конечно, Гелий ничего не подозревал, он даже помыслить не мог, что его брат знает о странной смерти Вадика больше, чем говорит, однако сама эта смерть была слишком ужасной и слишком внезапной, чтобы не травмировать и без того ранимого, чувствительного юнца. Владислав, конечно, не показывался Гелию на глаза, тот вообще не подозревал, что его спаситель тоже обосновался в Нижнем, однако от Эльдара Владислав узнавал самомалейшие детали о самочувствии Гелия и ни дня не чувствовал себя спокойным. Здоровье Гелия, его безопасность – это была та цепь, на которой он крепко держал Эльдара, но случись что-то с Гелием, и – Владислав это прекрасно понимал! – его брат мгновенно сорвется с крючка. Самым разумным было бы сразу отправить старшего Мельникова туда же, куда он отправил Гошку Мирончикова, но без Эльдара он пока не мог обойтись. Ведь предстояло еще раз пройти тем же самым страшным путем – путем риска и смерти… ради жизни Севки!
Странно, как странно – раньше, когда братишка был счастливейшим из смертных, баловнем судьбы, Владислав не мог припомнить, чтобы так любил его. Он много работал в кардиоцентре имени Бакулева, считался одним из самых перспективных молодых хирургов, ездил на стажировку к Дебейке, получал заманчивые предложения из Америки и Франции, – словом, жил своей жизнью, изредка допуская в нее преуспевающего отца и упоенного удачей младшего брата. Гордился им, да, но чуточку насмешливо, снисходительно, уверенный, что увлеченность Севки спортом – не более чем игра… ну да, только это оказалась игра со смертью.
Услышав приговор брату, узнав, что надежда на спасение практически равна нулю, потому что почти нет шансов получить донорский орган, он едва не сошел с ума от безысходности. Рядом сходил с ума Севкин отец, впервые за весь свой немалый век осознавший, что существует нечто неуловимое, чего не купишь ни за какие деньги, и это нечто называется очень просто – жизнь. Именно это убивало Корнилова: сознание, что нечеловеческие силы, потраченные им на создание мощного состояния, которое вроде бы должно послужить страховкой от всех превратностей судьбы, – эти силы потрачены зря. Несколько лет назад он не смог предотвратить гибель жены и дочери – именно потому, что еще не был так богат, чтобы оплатить две дорогостоящие операции. Теперь он мог позволить себе все… а судьба опять смеялась ему в лицо!
Одно время старик просто рассыпался на глазах, и поэтому неудивительно, что не ему, а Владиславу пришла в голову мысль: если что-то и может спасти Севку, то это именно большие, может быть, огромные деньги. На них будет куплено то главное, что лежит в основе всякого человеческого существования: счастливый случай.
Однако вышло так, что платить пришлось дважды.
Карина – это был вообще-то запасной вариант, неожиданно ставший основным. На первом месте стоял Вадик Черников – именно ради него операция была перенесена в Нижний Новгород. Но вот сорвалось дело… Между этими двумя смертями – Черникова и Карины – должно было пройти некоторое время, чтобы два «помолодевших» инфаркта подряд, случившиеся в дежурство доктора Рутковского, не ударили кому-нибудь в глаза. Каждый день он звонил старику, каждый день готов был услышать, что Севка не дождался.
Дождался все-таки!
Они следили за Кариной несколько дней. Предстояло свести воедино готовность чартерного рейса, его собственное дежурство и дежурство Эльдара с ежевечерней пробежкой Карины, а также обеспечить исчезновение сестры. На все это пришлось затратить немало сил и денег. Хорошо, хоть в вечер операции вокруг Карины не мельтешил ее кавалер, этот долговязый Иванов. Черт, каково же было изумление Владислава, когда он застал этого же самого Иванова практически в постели Александры!
В той самой постели, куда ему самому так и не удалось попасть…
Александра только и делала, что озадачивала его. Едва избавившись от угрозы смерти, она ринулась предупреждать Золотовых об опасности! Может быть, единственный раз за все это время Владислав от души посмеялся, представив изумление бедняги банкира. Но веселье его закончилось довольно быстро – в ту минуту, когда он вдруг увидел Александру во дворе подстанции «Скорой помощи», на похоронах своего второго помощника (а точнее, пособника, соучастника!) – Хведька Сыча, Федора Сычова.
Александра, Александра… Стоило ей заговорить о какой-то старушонке, которая видела «большой черный автомобиль», сбивший Карину, как Владислав с тоской понял, что Сыч не будет последним трупом во всей этой затянувшейся истории. Ну, о старухе не стоило беспокоиться, все с ней должно было пройти легко – так и прошло. А вот при виде Александры он чуть ли не впервые испытал щемящую печаль и пожалел, что снова придется убивать. И все-таки он комплексовал по этому поводу гораздо меньше, чем даже сам ожидал. Слишком устал, слишком хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
А вот не вышло – поскорее.
Если посчитать, в последние три дня он пытался расправиться с Александрой – сколько раз? Вечер пятницы, когда Иванов, оказавшийся Ростиславом Казанцевым, увидел его в квартире женщины, только что ставшей его любовницей. Пришлось уйти, чтобы не светиться, но вечер не пропал даром – Владиславу удалось прочно посеять в душе Александры семена недоверия к ее красавчику. Опять-таки имела место быть счастливая случайность – откуда-то на руке Ростислава взялся шрам, точь-в-точь как шрам этого хачика Асланчика, который из всей тройки «боевиков», нанятых Владиславом, оказался наиболее эффектным.
Вторая попытка была предпринята на другой день. Под тем предлогом, что им надо посетить частного детектива, его приятеля, Владислав намеревался заманить Александру в подъезд и сделать ей укол тубарина. Мгновенное расслабление всех мышц организма и внезапная остановка сердца. Идеальное средство убийства! Минут через сорок все компоненты тубарина полностью рассасываются, а за это время никто и не помышляет о вскрытии. Однако Казанцев на своем джипе сломал все его планы. Тогда Владислав завлек Александру к себе домой, но его замшелые соседи умудрились сорвать и этот план. Появление в дымину пьяного Эльдара, а потом этой крошечной защитницы собачьих прав вместе с ее телегвардией превратило трагедию в полный фарс…
И еще злополучная кассета попалась ей на глаза! Что, если именно эта запись соревнований есть дома у Александры? Тогда она рано или поздно просмотрит ее – и увидит там знакомое лицо. Тут уж концы с концами не свяжет только идиот!
Ошеломленный тем, насколько ситуация вышла из-под контроля, Владислав в тот вечер потащился к Александре домой, пытаясь смириться, что ему снова не удастся покончить с делом – слишком много народу видело, как он приехал сюда! Он с трудом держал себя в руках, но на лестнице внезапно появился Казанцев – и это стало последней каплей. Владислав представил себе длинную-предлинную, а может быть, и бесконечную вереницу дней, однообразных, как посмертные мучения грешника: он пытается покончить с Александрой, но поперек дороги снова и снова становится Казанцев.
Он не мог больше оставаться в Нижнем, нельзя было допустить, чтобы земля начала гореть под ногами! Все-таки предстояло жить дальше, он хотел работать, оперировать… делать свое дело не в устланном окровавленным полиэтиленом салоне «Скорой помощи», ежеминутно рискуя. Он хотел снова в свой центр, в свое отделение! Достаточно того, что Эльдар и его высокочувствительный брат камнями висели на шее, – невозможно будет перенести, если из-за какого-то назойливого поклонника Александры все окажется под угрозой! Именно поэтому он выстрелил в Казанцева… и сразу стало казаться, что удача снова протянула ему руку.
Гелия он, правда, наутро не нашел – мальчишка сбежал из больницы. Но зато все наконец-то закончилось с Эльдаром. Владислав притащил в этот оголодавший дом сумку с продуктами – этакий добрый самаритянин! – а также бутылку водки и пачку «сiли». Они вместе с Эльдаром сварили борщ… к этому времени Эльдар выпил достаточно, чтобы не понимать, что ест.
Он хотел дождаться Гелия, который, оказывается, отправился – ну не ирония ли судьбы! – на поминки по Вадику Черникову. Но это было слишком рискованно – брат Эльдара мог появиться не один, а с друзьями, поэтому Владислав решил уйти. Александра сейчас значила гораздо больше, чем припадочный Гелий, надо было сначала покончить с ней!
О ее связи с хирургом из Пятой больницы Костей Виноградским Владислав знал давно. Вместе с этим недоделком они пару раз выпивали в компаниях, а Костя славился своей болтливостью. Имя Виноградского сыграло свою роль: с его помощью удалось в воскресенье вечером выманить Александру из дому. И если боль уколола Владислава в самое сердце, когда она сломя голову понеслась к Казанцеву, который якобы валяется на больничной койке и зовет ее, то это была всего лишь мгновенная боль…
Он любил острую красоту естественных и искусственных совпадений, их возвышенный символизм. Почему-то для него особенное значение имело, что Александра погибнет там же, где погибла ее сестра.
Осечка!
Он не сомневался, что ни в какую больницу она больше не побежит, а вернется домой. Так и вышло. И Владислав вышел навстречу ей в подъезде.
О, как дрожал пульс на ее горле, когда они целовались рядом с подвальной дверью, и он отсчитывал последние биения ее жизни: «Три… два… один…»
И снова осечка! На сей раз на пути встал не ковбой-одиночка Казанцев, а весь Нижегородский ОМОН. «Долой полевых командиров!» Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Именно тогда он решил, что понедельник будет последним днем его жизни в Нижнем Новгороде. С утра, как порядочный человек, он отправится на дежурство, а к вечеру… С Казанцевым покончено, к Александре он больше не подступится. Это какой-то рок! К ней надо искать другие подходы. Он вспомнил Аслана с его любимым изречением: «Если не помогает паяльник, возьмите два паяльника» – и решил последовать этому совету.
Полночи было потрачено на то, чтобы связаться с Асланом и сговориться о деталях. Потом он вернулся в свою сырую берлогу и уснул.
Кажется, давно он не спал так крепко, так сладко! Только под утро странная тяжесть навалилась на сердце, но даже сквозь сон Владислав успокаивал себя, что это ерунда, просто он лежит на левом боку, надо перевернуться – и все. И тут перед его взором медленно прошел Казанцев – очень бледный, осунувшийся, с перевязанным левым плечом. Прошел, сосредоточенно глядя куда-то вперед, а потом обернулся, бросил на Владислава уничтожающий взгляд – и презрительно усмехнулся…
Больше уснуть не удалось. Он лежал в постели до семи, глядя в темное окно, а когда встал, еще раз дал себя клятву, что больше не вернется в этот дом.
В основном его вещи были в камере хранения на вокзале, ну, и в багажнике джипа кое-что. Остатки он собрал в сумку, которую забросил в салон «Скорой». Туда же положил и заветную кассету, наган дедушки Мельникова, который законно считал своим боевым трофеем, и миниатюрный шприц-автомат с тубарином. Таких шприцов у него вообще-то было два. Один был истрачен на старушку. Второй предназначался Александре. Но когда Владислав предложил его Аслану, тот с презрением отказался, больше веря в «ловкость рук».
Он уже застегнул сумку, как вдруг снова раздернул «молнию» и переложил револьвер и шприц в карманы. Нет, тут не какая-то сверхинтуиция сработала: просто Владислав побоялся, что водитель или фельдшерица вдруг да сунут нос в его сумку. Мало ли что бывает!
Дежурство шло своим путем – до тех пор, пока он не привез мужика с обострением холецистита в Пятую больницу и не услышал разговор дежурной приемного отделения с гардеробщицей. Разговор шел о странной девушке, которая вот только что, несколько минут назад, так взволнованно интересовалась состоянием раненого Ростислава Казанцева, чуть ли не плакала, а потом смылась куда-то и даже не стала дожидаться доктора Виноградского.
Владислав с трудом разжал пальцы, которые вдруг свело судорогой на спинке кресла-каталки. Издевательская усмешка Ростислава во сне… да неужели возможно этакое патологическое невезение?! Ну почему, почему он не усомнился в своих способностях стрелка и в этом старом, замшелом револьвере? Конечно, конечно, патрон перекосило, и этот проклятый пес привязался, но почему он потом не уточнил?..
А где бы он уточнил? Названивал бы по милициям и спрашивал, не обнаружен ли в черном джипе «Чероки» труп мужчины с огнестрельной раной? Идиотизм… А теперь оказывается, что Казанцев жив. И когда-нибудь он очнется и вспомнит, кто именно стрелял в него.
Владислав покачал головой. Это же надо, чтобы действительность так патологически совпала с выдумкой! Он замогильным голосом «Кости Виноградского» заманивал Александру в Пятую больницу – и ведь именно там оказался выживший Казанцев! А Костя Виноградский – его лечащий врач.
А эта странная девушка, которая им интересовалась, – кто она? Неужели Александра? Да нет, не может быть, с Александрой, наверное, уже покончил Аслан, а вокруг этого бабника Казанцева вьется еще один глупенький мотылек – такой же глупенький, какими были Карина и ее старшая сестра.
И тут же Владислав понял, что судьба даровала ему еще один шанс. Надо подняться на четвертый этаж и найти Казанцева. Никто не остановит человека в белом халате, ну а если даже и случится такая глупость, знакомство с Виноградским все спишет. Нет, не зря, не зря он положил в карман шприц. Не зря!
Владислав оставил фельдшерицу оформлять больного, а сам поднялся на четвертый этаж. Раненый, все еще не приходивший в сознание, лежит в послеоперационном блоке, в палате номер 15, – об этом с готовностью сообщили в приемном покое, где отлично знали врача «Скорой помощи» Рутковского. Выйдя из лифта, он одновременно нажал на «пуск», «стоп» и кнопку девятого этажа, заблокировав лифт. Если бы его спросили, зачем он это сделал, ответа Владислав не нашел бы. Инстинкт зверя, который путает след? Возможно…
Он никогда не был здесь, в хирургии, и сначала повернул не в тот коридор. Впрочем, заблудиться было трудновато. Вот дверь с цифрой 15. Палата с двумя окнами. Возле одного стоит кровать, на ней задрал седую бороду какой-то старикашка. Дедок, дыши носом, не рыпайся – останешься жив. На другой кровати, в путанице трубочек и проводов, – Казанцев. Лицо по цвету слилось с подушкой…
Владислав с ненавистью взглянул на его перетянутое бинтами левое плечо, достал шприц – и вдруг раненый открыл глаза, а потом его ледяные пальцы впились в запястье Владислава и вывернули его с такой силой, что шприц упал на пол.
Бесконечным казалось мгновение, пока они смотрели друг на друга… Наконец Владислав вспомнил про револьвер. Выхватил его, но позади внезапно раздался пронзительный крик, и кто-то рванул Владислава за плечи так, что он лишь чудом устоял на ногах.
Резко стряхнул с себя нападавшего, обернулся – и не поверил своим глазам, увидев Александру, отлетевшую к стене.
* * *Влад отшвырнул ее с такой силой, что от удара об стену онемело все тело, даже дыхание перехватило.
Громыхнула дверь; плотный, большеголовый человек в белом халате, небрежно накинутом на плечи, ввалился в комнату, держа в руке дымящуюся кружку, но, увидав наставленный на него револьвер, вошедший отпрянул с криком:
– Помогите! Сюда! Охрана!
В коридоре раздались взволнованные голоса и топот ног.
Александра попыталась проскользнуть к кровати Ростислава, но Влад вдруг шагнул к ней и резким захватом через горло прижал к себе, одновременно приткнув к голове револьвер. У нее подогнулись ноги, холод сковал тело, все силы разом кончились, и, когда Владислав попятился к окну, она покорно потащилась следом. Сквозь муть, занавесившую мир, видела расширенные глаза Ростислава, который пытался повернуться, но не мог даже голову поднять, словно сопротивление Владу отняло у него все силы.
Человек в белом халате кинулся вперед и замер, остановленный криком: