— Одного понять не могу, — сказал Рэй. — Зачем ты вернулась?
Меган откашлялась.
— Еще один исчез.
Казалось, она ожидала от него какой-то реакции, но видела по-прежнему лишь боль и растерянность.
— Это случилось восемнадцатого февраля, — продолжала Меган. — В тот же день, что исчез Стюарт Грин.
— Исчез? — переспросил Рэй.
— Да.
За его спиной переливалась огнями «Оранжерея Вентуры» — популярный ресторан, известный как «пивной сад». Любители пива с любопытством поглядывали на них. Меган взяла Рэя за руку и повела к дальнему концу «Люси», где располагался сувенирный магазин. Здесь их никто не увидел бы.
— Стало быть, — в голосе Рэя прозвучала какая-то странная нота, — проходит семнадцать лет, ты возвращаешься, и тогда же, не знаю, как это сказать, пропадает еще некто.
— Нет, я появилась уже потом, — возразила Меган.
— Зачем?
— Чтобы помочь.
— Каким образом?
— Помочь разобраться в том, что произошло тогда. Я старалась забыть, но он вернулся.
Рэй, в еще большей растерянности, только головой покачал:
— Кто вернулся?
— Стюарт Грин.
— Откуда ты знаешь? — Теперь в голосе Рэя появилась напряженность.
— Его видели.
— Кто?
— Это не имеет значения! — отрезала Меган.
— Ничего не понимаю. — Вид у Рэя и впрямь был растерянный.
— Да все ты понимаешь, Рэй.
— О чем ты?
— Я видела фотографию, которую ты отослал в полицию.
У Рэя от удивления челюсть отвалилась.
Получалось, и здесь пусто.
Меган уперлась ногой в стену сувенирной лавки, подтянувшись на руках, перешагнула через ограду, окружавшую «Люси», вынула из кармана старый ключ и показала Рэю:
— Идем.
— Думаешь, все еще подходит?
— Сомнительно.
Рэй больше не раздумывал. Следом за Меган он перемахнул ограду. Теперь они шли под брюхом «Слонихи», где находилось самое просторное во всей постройке помещение, направляясь к одной из задних ног. Меган нагнулась к замку, Рэй подошел к ней сзади вплотную, так что она чувствовала исходившее от него тепло.
Он изо всех сил старался скрыть боль в голосе, но у него не получалось.
— Почему ты сбежала в тот вечер?
— Ты сам знаешь, Рэй.
— Это ты его убила?
Меган так и застыла на месте.
— Что?
— Это ты убила Стюарта Грина?
— О Господи, нет, конечно. — Она вплотную подошла к нему и заглянула прямо в глаза. — Я никогда не говорила тебе, как грубо он со мной обращался. Бил.
— Думаешь, я сам не догадывался?
— Догадывался, наверное.
Ключ не поворачивался в замке.
— Тогда почему ты все же сбежала? — настаивал Рэй. — Расскажи мне про тот вечер.
— Я шла тропинкой в сторону старых развалин. Услышала шум, побежала в ту сторону, к большой скале, ну, ты знаешь это место.
Конечно, он знал, подтверждения не требовалось.
— Там в луже крови лежал Стюарт Грин… — Меган запнулась.
— И ты побежала прочь?
— Да.
— Испугалась, что полиция повесит это на тебя?
— Отчасти. — Из уголка глаза у нее выкатилась слеза.
Меган молчала, надеясь, что до конца ей объяснять все не придется. Что он сам поймет. Не сразу, но его глаза начали расширяться.
— О Господи, — проговорил Рэй, — ты решила, что это я.
Меган промолчала.
— Ты убежала, — медленно повторил он, — подумав, что это я убил Стюарта Грина.
— Да.
— Ты что же, испугалась меня? Или, наоборот, решила прикрыть?
— Тебя я никогда не боялась Рэй, — сказала Меган. — С тобой мне всегда было хорошо и спокойно.
Рэй покачал головой:
— Теперь ясно, почему ты не давала о себе знать. Почему не появлялась.
— Копы наверняка решили, что это моих рук дело. Или твоих. У меня просто не было другого выхода.
Рэй взял у нее ключ и сам стал возиться с замком. Вид у него был усталый и потерянный.
— Наверное, я появился там сразу после тебя, — сказал он.
— Стюарт все еще лежал?
— Да, в луже крови. Я подумал, он мертв. — Рэй закрыл глаза и повернулся. — И тут же помчался к тебе. Просто не знал, что подумать. Но тебя не оказалось на месте. Тогда я поехал сюда, к «Люси». Надеялся, что ты где-нибудь тут прячешься. Ждал. Но ты, конечно, так и не появилась. Я искал тебя. Годами. Не знал, жива ты или умерла. Ты мне на каждом углу мерещилась, в любом баре. — Рэй замолчал и снова повернулся к Меган. — А потом я на другой конец света отправился. В Лос-Анджелес, лишь бы отсюда подальше оказаться.
— И все же в конце концов вернулся.
— Да.
— Почему?
— Ты же знаешь, — пожал плечами Рэй, — как я ненавижу все эти мистические бредни.
Меган молча кивнула.
— Ненавидеть-то ненавижу, но все же что-то тянуло меня назад. Что именно — не знаю. Но тянуло неудержимо.
Она судорожно сглотнула, начиная догадываться обо всем.
— Вернувшись в Атлантик-Сити, ты отправился в парк, на то же место…
— Я туда хожу каждый год восемнадцатого февраля.
— И фотографируешь, — продолжила Меган. — Потому что в этом твоя жизнь, Рэй. Ты видишь мир сквозь объектив фотокамеры. Так ты его перевариваешь. И Карлтона Флинна ты тоже снял — в тот вечер, когда он исчез.
— Как ты об этом узнала?
— О чем ты, Рэй? Неужели я могу не узнать твою руку?
— А узнав, что подумала? — У Рэя чуть сел голос. — Что это я во всем виноват? Я убил Стюарта, а семнадцать лет спустя, в тот же самый день, убил этого, как его, Флинна. Так?
— Нет, не так.
— Почему не так?
— Потому что ты сам послал снимок в полицию. Только к чему так рисковать? Ты ведь, по сути, делаешь то же, что и я. Стараешься помочь. Помочь раскрыть ту давнюю тайну.
Рэй отвернулся, а у Меган снова защемило сердце. На глаза навернулись слезы.
— Я была не права, — с трудом выговорила она. — Все это время я думала… Прости меня, Рэй.
Он не мог себя заставить посмотреть на нее.
— Рэй, ну пожалуйста…
— Пожалуйста — что?
— Поговори со мной.
Рэй несколько раз глубоко вдохнул.
— Я по-прежнему каждый год бываю там в этот день. Сажусь на камень, думаю о тебе. О том, чего мы оба в тот вечер лишились.
— И фотографируешь? — Меган подошла к нему ближе.
— Да. Это помогает. Это не помогает. Словом, ты меня понимаешь.
Что правда, то правда — она его понимала.
— Выходит, фотография, которую ты послал в полицию…
— Ее у меня украли. Или по крайней мере пытались украсть.
— Как это?
— В тот день я работал, как на обычно, на Фестера — играл свою кретинскую роль папарацци на бар-митцве. А потом кто-то напал на меня на улице и унес камеру. Сначала я думал, что это обыкновенная кража. Но потом увидел в новостях снимок Карлтона Флинна и вспомнил про фотографию, которую сделал в парке. В компьютере имелся дубликат.
— И ты решил, что тот, кто напал на тебя…
— …убил их обоих — Стюарта Грина и Карлтона Флинна. Да.
— Ты сказал «убил». Но ведь мы не знаем этого наверняка. Они просто исчезли.
— Разве мы с тобой не видели Стюарта Грина в тот вечер? Тебе кажется, он мог выжить?
— Да. А тебе нет?
Рэй промолчал. Он смотрел вниз, качая головой. Меган подошла к нему вплотную, протянула руку, взъерошила волосы на лбу. Он совсем не изменился — был все такой же красивый. Она погладила его по щеке. Он закрыл глаза.
— Все эти годы, — заговорил Рэй, — я искал тебя. Без устали, без перерывов. Тысячу раз я воображал себе, что нашел.
— Ну и что, похоже, получилось?
Он прикоснулся к ее руке.
— У тебя не было обручального кольца.
Меган бережно опустила руку.
— Рэй, почему ты в этом городе, зачем ты работаешь на Фестера? Кто мешает заниматься тем, что ты любишь?
— Это мое дело, Кэсси.
— Но ты мне до сих пор не чужой.
— У тебя дети есть? — спросил Рэй.
— Двое.
— Девочки, мальчики?
— Сын и дочь.
— Прекрасно. — Рэй усмехнулся и покачал головой. — Стало быть, ты думала, что это я убил Стюарта Грина?
— Да.
— Да, конечно, так легче.
— Что ты имеешь в виду?
— Уходить. Ведь твой друг оказывается убийцей.
«А что, если это действительно так?» — подумала Меган.
Рэй задумчиво посмотрел на ее обручальное кольцо.
— Ты любишь его?
— Да.
— Но и ко мне у тебя тоже сохранилось чувство?
— Конечно.
— Но пересекать эту линию ты не хочешь.
— Сейчас — нет.
— Но чувство сохранилось, — продолжал Рэй. — Предполагается, что этого достаточно.
— Это немало, Рэй.
— Ты права. — Он накрыл ее ладони. Руки у него были большие, чудесные руки, и Меган снова почувствовала, как у нее подгибаются колени. Он попытался улыбнуться. — Если ты вдруг почувствуешь, что готова пересечь линию…
— …то дам тебе знать.
Он отдернул руку и отступил на шаг назад. Она тоже. Затем Меган повернулась, перешагнула через ограду, села в машину и тронулась с места.
— …то дам тебе знать.
Он отдернул руку и отступил на шаг назад. Она тоже. Затем Меган повернулась, перешагнула через ограду, села в машину и тронулась с места.
Какое-то время в зеркале заднего вида отражались очертания «Люси», но вскоре исчезли. Меган повернула на скоростную трассу и не останавливаясь поехала домой — к семье.
Глава 20
На фронтоне особняка Делла Флинна отсутствовала вывеска «Старина» просто потому, что это была бы своего рода тавтология. Господствующий цвет — белый. Ослепительно белый. Изнутри и снаружи. Колонны из белого, под мрамор, камня, белые обнаженные статуи, белая стенка плавательного бассейна, белые кушетки на фоне белых ковров и белых стен. И лишь одно яркое цветовое пятно — оранжевая рубашка Делла.
— Делл, милый, спать идешь?
Дария — миссис Делл Флинн Номер Три — была на двадцать лет моложе мужа. Она обладала таким соблазнительным бюстом, ягодицами и губами, какие только можно купить за деньги. Делл теперь любил именно таких женщин, напоминающих извивающиеся карикатурные фигуры, где все преувеличено — черты и размеры. Иным это казалось уродством, а Деллу — воплощением сексуальности.
— Нет пока.
— Уверен, милый?
На Дарии был светлый шелковый халат, под ним — ничего. Деллу так нравилось. Вообще-то Деллу хотелось, чтобы прежняя мужская сила — его постоянный жизненный спутник, его, если угодно, проклятие, стоившее жизни Марии, матери Карлтона, единственной женщине, которую он по-настоящему любил, — чтобы эта сила вернулась без помощи известных голубых таблеток. Но сейчас у него не было ни желания, ни потребности в этих таблетках.
— А ты ложись, Дария.
Она ушла в спальню — должно быть, подумал он, испытывая облегчение от того, что можно просто посмотреть телевизор и хоть на одну ночь избавиться от привычной смеси вина и таблеток. В конечном счете все женщины одинаковы. За исключением Марии. Делл откинулся на спинку белого кресла. Белый цвет — идея Дарии. Она твердила, что этот цвет воплощает чистоту, гармонию, молодость — в общем, обычная бодяга в духе нью-эйдж. Когда они познакомились, на Дарии было белое бикини, и единственное, чего Деллу тогда хотелось, — это сорвать его и растоптать, но сейчас он стал просто уставать от всего белого. Хотелось разнообразия. Хотелось ходить по дому, не разуваясь. Хотелось прилечь на старый зеленый диван в углу комнаты. Невозможно содержать в порядке абсолютно белый дом. К тому же такой дом — предвестник неудачи.
Делл выглянул в окно. Пил он не много. Его отец, ирландский иммигрант в первом поколении, владел небольшим пивным баром на Вентнор-Хайтс. Делл, по существу, там и вырос, а когда каждый день видишь, как люди надираются и как разрушительно выпивка влияет на здоровье, особого интереса к ней не испытываешь.
Но сейчас у него в руках была бутылка его любимого «Маккалан сингл молт» — ему просто необходимо было забыться. За свою жизнь Делл заработал кучу денег. Он изучил ресторанный бизнес вдоль и поперек, все секреты, все входы и выходы, и в какой-то момент пришел к выводу, что это довольно грязный способ обогащения. Тогда он переключился на ресторанное оборудование — скатерти, тарелки, столовое серебро, бокалы и так далее. Начинал скромно, но в конечном итоге стал крупнейшим поставщиком во всем южном Нью-Джерси. На вырученные деньги он приобрел недвижимость на окраине города, в основном частные склады, и сколотил целое состояние.
Да только какое это имело теперь значение?
У Делла раньше был свет в окошке — Карлтон. Его мальчик. Он исчез, и Делл места себе не находил, просто дышать не мог. Он не отрываясь смотрел в окно. Бассейн на зиму был закрыт брезентом, но Делл словно видел там сына, как он плавал вместе с приятелями, слишком густо матерился, заигрывал с любой куколкой, что на него смотрела. По правде говоря, его сын — единственный сын — был слишком мягкотел. Слишком много времени он проводил перед зеркалом, слишком много в спортивном зале, слишком злоупотреблял всякими кремами для кожи и щипцами для бровей, словно это достойно мужчины. Но когда сын улыбался ему, когда перед тем, как отправиться в ночной клуб, обнимал и целовал в щеку — а этого он никогда не забывал сделать, — Делл испытывал такую радость, такое чувство полноты жизни, что становилось ясно, просто ясно, и никаких доказательств не требовалось: затем он в этот мир и явился, чтобы такое чувство пережить.
И вот его сын, единственный незаменимый человек, действительно что-то значивший в его жизни, исчез.
И что же делать? Сидеть и ждать? Доверить заботу о своем чаде полиции? Играть по правилам в городе, где вообще не имеют представления о том, что такое честная игра?
Да что же он за отец тогда?
«О своем сам и пекись. Оберегай сына, чего бы это ни стоило».
Пробило полночь. Делл теребил висевшую у него на шее золотую цепочку с медальоном святого Антония — подарок Марии к десятилетию их свадьбы. «Святой Антоний, — сказала она тогда, — покровитель утраченного».
«Только нас не теряй, — добавила она, вешая ему цепочку на шею. А потом повесила такую же Карлтону. — Не теряй нас с Карлтоном».
Словно в воду глядела.
Из спальни доносились голоса — Дария телевизор смотрела, новый, 53-дюймовый стереофонический телевизор. А он, Делл, сидел у себя дома, посреди всей этой белой роскоши, — и не мог ничего сделать. Сидел здесь, беспомощный и тучный, в холе и неге, а его мальчик погибал где-то в холодной тьме. Или томился в одиночестве. А может, он попал в ловушку и рыдал от нестерпимой боли. Или исходил кровью и взывал к отцу, чтобы тот спас его.
Когда Карлтону было четыре года, он боялся скатываться с «больших горок» на детской площадке. Делл подсмеивался над ним, однажды даже размазней назвал. Карлтон расплакался. Это еще больше завело Делла. Наконец, чтобы сделать своему старику приятное (или заставить замолчать), Карлтон начал карабкаться по лестнице. На ступеньках было много ребятишек, они расталкивали друг друга. Карлтон, самый маленький, оступился и потерял равновесие. Делл, стоявший тогда вдалеке со скрещенными на груди руками, до сих пор помнил момент, когда малыш откинулся назад. Он бросился к сыну, понимая, что ни при каких обстоятельствах ему не поспеть, что он, отец, посмеялся над малышом, а тот упал с лестницы, и вот теперь выручить его он был бессилен.
Приземлился маленький Карлтон неудачно, подвернув, как птица крыло, руку. И закричал от боли. Этот миг Делл не забыл и никогда не забудет. Он не забудет ни ощущение собственной беспомощности, ни этот отчаянный крик. И этот крик словно зазвучал вновь, он звучал каждое утро, когда Делл просыпался, и раздирал ему внутренности, подобно осколкам снаряда.
Делл в очередной раз отхлебнул «Маккалана». За спиной у него кто-то осторожно откашлялся. В любой иной ситуации Делл бы мгновенно встал — он был из тех, кто реагирует на каждый звук. Помнится, Мария обращала на это внимание. Спал он чутко, ночами его мучили кошмары. Тогда Мария обнимала его, шептала что-то на ухо, успокаивала. А Дарию и канонадой не разбудишь. Со страшными снами самому приходилось справляться.
Видит Бог, он любил Марию.
До чего же счастлив он был, живя в той развалюхе на Дрексел-авеню, но к нему явились демоны, а Мария не смогла этого понять. Оборачиваясь назад, думая о том, что произошло, порой не находишь в этом ни малейшего смысла. Можно быть игроком, наркоманом, запойным пьяницей. Можно потерять дом, здоровье, деньги. Можно выходить из себя, даже агрессию проявлять, но если все дело, скажем, в выпивке, или наркотиках, или скачках, тебя поймут. Если есть любовь, она всегда поддержит. Но если демон, тебя преследующий, — это секс, если тебе потребно то, в чем нуждался Делл, чему в конце концов уступает любой нормальный мужчина, если просто поддаешься инстинкту, от чего никому нет вреда, как от выпивки или пилюль, разве что ревность пробуждается, — вот тогда никто тебя не понимает и ты утрачиваешь все, что имеешь.
В общем-то она сама во всем виновата, Мария. Воспитывать ребенка без отца. Не суметь простить или понять, каково это — быть мужчиной. Он любил ее. Неужели она и этого не понимала?
— Добрый вечер, мистер Флинн.
От этого голоса в комнате повеяло холодом. Делл Флинн медленно обернулся. От улыбок Кена и Барби температура упала еще на десять градусов.
— Вы нашли моего сына?
— Пока нет, мистер Флинн.
Вид у обоих был такой, будто они только что закончили исполнение песенки в популярной телевизионной программе Лоуренса Уэлка… или как там, бишь, называлось это дурацкое шоу, которое так любили его родители? Что-то связанное с семейством Кинг. И куда они все подевались? И почему, стоит увидеть их на экране, что одного, что другого, сразу тошнота к горлу подступает?
— В таком случае что вам нужно?
— Перед нами дилемма, мистер Флинн, — сказал Кен.