– Рисуй треугольник, – нетерпеливо подсказала Угоша. Антон прочертил пальцем по пластинке, послышался глухой звук, скрежет, потом что-то стукнуло, и дверь нехотя поехала в скалу.
– Ну же, ну! – услышала кикимора мысленную мольбу Антона. В это время дверь, отъехав не более чем на треть, остановилась.
– Похоже, дальше ей не хочется.
– Или не можется.
– Круглов, давай все-таки решим, кто пойдет, ты или я?
– Пипеткина, не будем начинать заново. Действуем по плану и без всякой самодеятельности.
Антон протиснулся в шлюзовую камеру. Дверь поползла на место. Как только последняя щелочка, связывающая внешнее и внутреннее пространство, исчезла, где-то зашипело, и уровень воды начал понижаться, обнажая стены. Гладкие, светло-серые, они выглядели на удивление новыми, хотя, по словам Игоря и Инны Тимофеевны, простояли несколько тысяч лет.
Пока Антон осматривался, вода, хлюпнув напоследок, куда-то ушла. Дверь шлюза отворилась, приглашая в длинный, слабо освещенный коридор.
«Сколько же там всего! И всякого! Хоть глазком бы глянуть. Эх, времени не хватает!» – подумал Антон и вдруг только сейчас по-настоящему понял, что здесь, в инертной атмосфере, у него нет возможности вынырнуть на поверхность и отдышаться, как это могла бы сделать, например, Светка.
Борясь с подступающей паникой, Антон нашел глазами нужную дверь, метнулся, вдавил кнопку. Механизм сработал исправно. Но то, что явилось глазам внутри…
Землетрясение завалило не только вход в тайник. Все, что хранилось за дверью, теперь вперемешку валялось на полу. Где-то в этой куче были и контейнеры с микроорганизмами.
От расстройства забыв об осторожности, Антон поднял один предмет, отложил, поднял второй. На каждом, непонятном, чужом, стояли какие-то опознавательные знаки, но непосвященному человеку они ничего не говорили.
Когда организм подал первый сигнал о том, что кислородный резерв подходит к концу, Антон опомнился.
Как он преодолел шлюзовую камеру, как, уже почти теряя над собой контроль, выбрался в тамбур и протиснулся во входную дверь – об этом лучше не вспоминать. Дальше были расширенные глаза такой же полузадохнувшейся Угоши и движение вверх: Чуня и Деля, почувствовав, что подопечные люди остались без кислорода, сделали единственное, что могли, – вытолкнули их на поверхность.
– Да что же это вы себе позволяете! – Крик Инны Тимофеевны стал первым осознанным впечатлением хватающих воздух пловцов.
– Ой… дайте… отдышаться… сейчас… все… объясню… – еле выговорил Антон и, ухватившись за Делин плавник, закачался на волнах. Когда дыхание кое-как установилось, он продолжил: – Инна Тимофеевна, в комнате, где хранятся контейнеры с бактериями, такой кавардак! Там ничего найти невозможно. Все на полу. Навалом, кучей. Я поэтому и задержался – не знал, за что хвататься.
– Надо было сразу уходить! Увидел, что бактерии не взять, – и на выход! Пойми, Антон, ты почти потерял голову, а она должна работать как часы. Четко и безотказно. Только с такой головой делаются серьезные дела. Впрочем… – женщина замялась, – они, похоже, на сегодня закончились. Хорошо, что все живы-здоровы. Я сейчас нырну, заблокирую вход, и возвращаемся. Жаль. Со временем мы завал расчистим, бактерии идентифицируем, и тогда…
– Нет уж! – взвизгнула кикимора. – Как это у вас все просто! Извините, конечно, за грубость, но засиделись вы на своем кладе. А у меня лес вот-вот погибнет, звери, деревья! Да я пятьсот раз готова нырнуть, чтобы найти эти ваши бактерии. Да я…
Угоша вдруг замолчала, выпучила глаза, затем завертелась, чуть притонула, расстегивая на шортах молнию, вынырнула и победно задрала руку с Гарпининым подарком:
– Вот!
– Точно! Ты молодец, Пипеткина! Молодец! – обрадовался Антон.
– Вы хоть объясните мне причину своего ликования? – подала голос Инна Тимофеевна, уже догадываясь, что приключениям предстоит продолжаться.
– Понимаете, я совсем забыла, что у нас есть один чудненький камешек. С помощью него можно отыскивать предметы, о которых ты не имеешь совершенно никакого представления. А ну, Круглов, вспоминай, что Гарпина говорила?
– Сейчас. Та-а-ак, вот ее слова: «Если ты что свое потеряешь или чужое найти хочешь, тогда камешек этот меж пальцами потри и мысленно скажи о желании. Тогда вещь, которую ищешь, тебе видимой сделается». Вроде ничего не перепутал.
– Бери камень, запасаем кислород и начинаем все с самого начала! – не терпящим возражений голосом распорядилась Угоша.
Теперь, повторно оказавшись в тайнике, помня все предыдущие ошибки, Антон постарался рассчитывать каждое свое действие, каждое движение. В результате в разоренную землетрясением комнату он попал значительно быстрее.
«Ну и свалка – жуть! Как же этот камешек на нужную вещь укажет? Запиликает, как радар? Голосом предупредит?»
Антон потер артефакт, произнес нужные слова и в ожидании уставился на разбросанные по полу вещи.
Вдруг один из ящичков, ничем не отличающийся от остальных таких же, привлек его внимание. Привлек настолько, что Антон шагнул к нему, нагнулся, поднял. Повертел, рассматривая. И, чем дольше эта вещь находилась у него в руках, тем яснее становилось, что он держит искомые бактерии.
Когда последние сомнения отпали, Антон нажал на кнопку, крышка откинулась. Внутри, в специальных отверстиях-гнездах, располагались цилиндры размером примерно с указательный палец. Вопреки ожиданиям, они оказались не стеклянными.
Антон вытащил два, захлопнул крышку контейнера и, понимая, что на этот раз все выполнил четко и быстро, поспешил к шлюзовой камере.
Перед самым шлюзом ему почудилось, что стены немного дрогнули. Не придав этому значения, радостный, он еле дождался, когда камера заполнится водой.
Но, едва дверь начала открываться, в образовавшуюся щель прорвался отчаянный зов Угоши: «Антон! Антон!» Не дожидаясь, когда дверь окончательно отворится, он протиснулся в тамбур и с ужасом понял, что вход в хранилище теперь завален огромной глыбой. И лишь небольшой просвет, в который можно просунуть разве что руку, соединяет пространство тамбура с внешним миром.
«Это конец» – мелькнула непрошеная мысль.
– Конец! Конец! Глупости какие! – донеслось до Антона возмущенное эхо. Он понял, что его уже слышат, и, стараясь взять себя в руки, ответил почти спокойно, так, чтобы не создавать опасную в таких условиях панику:
– Светка, давай думать быстро и здраво. Первое – сколько, по-твоему, у нас осталось времени?
– Минут пять-шесть.
– Прекрасно. Запас есть. Второе. Этот камень… Вы с Инной Тимофеевной сможете его отвалить?
– Нет, Антон, нет!
– Подожди, ты снова паникуешь, а надо думать. Помнишь, как хорошо ты про зеленый камушек вспомнила? Думай так же конструктивно. Ну что?
– Я стараюсь. Я… Ой! Есть! Раковина наших русалок! Понял?
– Да. Молодец. Надо же, как в сказке. Все артефакты сработали… Ломай ее скорее. Вероятность, что помощь успеет, небольшая. Но вдруг.
Угоша, умирая от страха за Антона и одновременно радуясь, что не оставила ракушку на берегу, вытащила ее из кармана, резко сжала. Тонкие стенки проломились, осколки раскроили ладонь. За рукой потянулся красный след. От возбуждения не чувствуя боли, кикимора догадалась, что порез неслучаен. Именно кровь должна привлечь сирен, традиционно питающихся, как известно, отнюдь не цветочным нектаром. Только бы они успели!
– Да, только бы успели… – повторил Антон, и Угоша поняла, что Круглов говорит правильные слова, чтобы ее не расстраивать. – Светка! Угнея! Ты же нормальная умная девчонка и понимаешь, что никакие сирены на помощь прийти не успеют. Их так мало, а море такое большое… Я тебя прошу, возьми контейнеры с бактериями и передай их людям. Если уж так со мной получилось, пусть хоть все не зря окажется.
– Нет, Антон, нет! О чем ты говоришь? – закричала она.
Вместо ответа из щели вылетели два небольших цилиндрика.
– Нет! Нет! – Угоша заплакала. Слезы, смешиваясь с водой, казались совершенно незаметными. Но только не для Антона.
– А ну не раскисать! Ты видела, что я тебе выбросил? Немедленно возьми и сохрани.
Угоша протянула руку.
– Антон, они у меня. Но ты не думай, что я уйду одна. Мы обязательно выберемся. Вместе, вдвоем. Обязательно!
– Да, я понимаю. Но прежде, Светка, я хочу тебе сказать. Тогда, с Октонией… Она просто попросила повторить за ней магические слова, чтобы вылечить вывихнутую ногу… Глупое такое заклинание…
– Не надо, Антон! Мне все равно, пусть будут хоть тысячи Октоний, только ты живи, пожалуйста, живи! Я хочу, чтобы ты не обижался на меня. Никогда-никогда! Мы будем с тобой вместе спасать лес, – Угоша почувствовала, как затрепетали ее легкие, моля о глотке кислорода, оттолкнула мгновенно подоспевших дельфинов, – мы спасем Кики, белок, Цока, лягушек спасем со всеми их головастиками, – теперь легкие уже не просили – требовали, а она говорила и говорила все, что взбредет в голову, лишь бы не молчать, лишь бы не поддаваться панике: – Мы будем заниматься вместе в лесной школе, и Гарпина расскажет нам много-много интересного! – Краем глаза Угоша увидела быстро плывущую к ней Инну Тимофеевну. – А потом! Ой! Как же мне хочется дышать!
– Плыви! Поднимайся наверх! Угнея! Я… – На самые важные слова, которые нужно было сказать обязательно, сил уже не хватило.
Инна Тимофеевна приблизилась, ухватила Угошу за руку, но кикимора оттолкнулась, и, прижимаясь к скале, за которой терял сознание Антон Круглов, произнесла единственное, что могла: «Я продолжаю заклятие и отдаю весь свой воздух и все свои силы человеку, которого люблю!»
* * *Небо. Совершенно черное и безлунное. И звезды. Огромные, яркие, колючие. Сначала она подумала, что это светлячки мерцают в траве. Затем ей вспомнились лампы на мостовой города, к которому успела привыкнуть и даже привязаться. И только потом разглядела самые обычные звезды.
Тела у нее не было. Одно сознание. Оно смотрело на звезды, слушало неясный плеск, покачиваясь на чем-то приятном и ласковом.
«Понятно, меня уже нет. Антона тоже нет. Мы умерли», – догадалась Угоша и закрыла глаза, больше не желая смотреть на небо. Без Антона оно стало ей неинтересным.
– Ну уж нетушки! – раздался знакомый голос, и ей подумалось, что так может говорить только совершенно живой Антон. – Наконец-то! Светка! С чего ты решила, что можешь целый час не приходить в себя?!
Еще не до конца веря своим ушам, она открыла глаза и снова зажмурилась, потому что совсем рядом увидела улыбающееся лицо Круглова. Чуть поодаль, в темноте, едва угадывалась голова и плечи Инны Тимофеевны. За ней – улыбчивые морды дельфинов. Угоша хотела помахать им рукой, но вдруг вода заволновалась и вытолкнула из себя два бледных лица с огромными нечеловеческими глазами. Если бы не пришедшее вовремя воспоминание о раздавленной раковине, не боль в разрезанной руке, морские просторы огласились бы жутким и не слишком учтивым воплем.
– Вы успели! – успокоившись, смущенно прошептала Угоша, понимая, что вынырнувшие сирены не могли не заметить ее реакции на свое появление.
– В последний момент, когда ты уже была без сознания, – ответила одна из морских красавиц, делая вид, что невольный возглас и расширенные от ужаса глаза не имеют к ней никакого отношения.
– Спасибо!
– Это наш долг перед разрушенной раковиной, – ответила вторая сирена.
– Сирены помогли отвернуть камень. Мы сразу же подняли на поверхность тебя, а потом – Антона, – пояснила уставшим голосом Инна Тимофеевна.
– Почему? Почему меня первой?
– После того как заклятие было переведено, шансов выжить у тебя не осталось. Но сирены применили свои методы. Ты жива…
– А Антон? Как он себя чувствует?
– Светка! Ты так спрашиваешь, словно меня здесь нет! Видишь, я – в полном здравии!
– С Антоном было намного проще, – продолжила разъяснения Инна Тимофеевна. – Отдав свой воздух, ты подарила ему несколько секунд, которых как раз хватило на нормальное, не слишком торопливое спасение.
– Сколько же я тут плаваю? – забеспокоилась Угоша. Сознание вернулось к кикиморе окончательно, и ее стали тревожить самые разные вопросы.
– Немало. Сирены тебе вернули только дыхание. Сознание не возвращалось около часа.
– И что, я, как медуза, телепалась тут на спине все это время?
– Да. Мы уже решили транспортировать тебя к берегу, но тут дельфины помогли.
– Как это?
– Деля с Чуней, видя, что ты не хочешь оживать, расположились по разные стороны от твоей головы и одновременно послали мощный ультразвуковой сигнал. Раньше я не видела, чтобы человека приводили в сознание таким способом, но это помогло, и ты очнулась.
Угоша протянула руку. Молодой дельфин, словно поняв, чего от него хотят, подплыл, прижался, она обняла его, прошептала:
– Спасибо, Чуня. Я тебя никогда не забуду! И маму твою, Делю, не забуду. И Плюху тоже.
– Кстати, Плюха отличился особо, – вспомнил Антон. – Когда тебя экстренно поднимали на поверхность, выпали контейнеры с бактериями.
– Как выпали?! – ахнула Угоша.
– Подожди, дослушай. Плюха это заметил и принес их во рту.
– А сейчас они где?
– У меня в кармане. Не беспокойся. Карман целый. Закрывается на молнию.
– Уф-ф-ф! – выдохнула Угоша. – Я уж думала, придется все начинать сначала.
– Ну и упертая же ты, кикимора, – вдруг заговорила одна из сирен. Ее голос, как и лицо, был так же прекрасен, нереален и холоден. – Мы с сестрой выполнили приказ раковины. Не хочешь ли ты отпустить нас? Запах крови, вытекшей из твоей руки, будит невероятный аппетит.
– Я надеюсь, вы меня не съедите? – усмехнулся Антон.
– Зря смеетесь, молодой человек, – осадила его вторая сирена. – Вы как раз в нашем вкусе. Да только у нас сейчас традиции поменялись. Есть морячков теперь считается занятием неприличным. Поэтому мы больше катранами пробавляемся.
– Это еще что за птица? – сконфуженно хмыкнул Антон, которого, несмотря на дружелюбный тон сирены, при упоминании об их изысканных вкусах прошибла нервная дрожь.
– Не птица – рыба. Небольшая местная акула. С метр длиной. Нам одной на двоих хватит. Только ее еще найти и поймать нужно, так что давайте прощаться. Передавайте привет русалкам, отдавшим вам раковину! – помахала рукой сирена и ушла в волну. Тут же по воде хлопнул огромный чешуйчатый хвост ее сестры.
– Мы даже их имен не узнали, – растерялась от такого поспешного бегства Угоша.
– А может, им этого и не хотелось, – задумчиво проговорила Инна Тимофеевна. – Сирены – народ странный, дикий.
– Скажите, а мы на поезд уже опоздали? – спросил Антон.
– Конечно, опоздали.
– Как же теперь быть? – заволновалась Угоша.
– Дельфины в такую темень нас непосредственно к берегу доставят. Переночуем у меня дома, я подготовлю вам таблички с описанием технологии использования бактерий… Договоримся, что ты, Антон, будешь отвечать тем людям, которые начнут спрашивать, что и откуда, а раненько утром я вас на такси к поезду отправлю. У вас хоть билеты-то обратные есть?
– Нет, конечно, – вздохнула Угоша. – Антончик, опять придется нам с тобой по вагону невидимками бегать.
– Ничего, фея, живые – побегаем!
Глава 10 Подсчитайте свои доходы, господин Бирюков
Хорошо говорить «побегаем», когда ты свеженький и выспавшийся. И совершенно другое дело, если перед этой самой беготней ты уже отбегал больше суток, потом в знойный летний день недовыспался с собаками на клумбе, а в завершение почти всю ночь занимался водным экстримом.
Но нет худа без добра. Уже в поезде, почти падая от усталости, Антон вдруг сообразил, что кроме купейных вагонов существуют вагоны плацкартные – тоже забитые под завязку пассажирами, еще более тесные и мало приспособленные для комфортного путешествия, но… Но есть в них одно существенное преимущество – третьи полки. Часть этих «льготных» мест обычно занимают сумками и чемоданами. Зато остаются и свободные, на которых можно лежать. Правда, бока после такого отдыха болят нещадно, но это лучше, чем мотыляться из коридора в тамбур и обратно, заботясь, чтобы тебя, невидимого, случайно не пришибли.
Когда поезд затормозил у последнего за поездку перрона, Антон и Угоша, оставляя в недоумении самых спешащих пассажиров – почему спереди пусто, а пройти что-то мешает, – первыми вбежали в здание вокзала. И для начала, отойдя в сторонку, покончили с невидимостью.
– Пипеточка, к кому вначале пойдем? – стараясь не отстать в толчее, спросил Антон.
– Даже не знаю. Вроде нужно к Ларисе. Она и волнуется, и новостей у нее, наверное, выше крыши. Но, если мы Варваре Евгеньевне бактерии не отнесем прямо сейчас, потом можем потерять слишком много времени.
– Тогда давай к ней.
Через несколько минут они уже стояли в автобусе, неторопливо совершающем привычный маршрут по городскому кольцу. Антон провожал глазами дома, деревья, киоски, прохожих и вспоминал крымскую абсолютно сумасшедшую ночь.
– Знаешь, Светка, у меня такое ощущение, что сейчас все мы – ты, я, Лариса, ребята, даже Влад – словно канатоходцы. От каждого шага зависит, будет ли следующий.
– А мне кажется, что время превратилось в малюсенькую такую веревочку. Ты только за начало ухватился, только подумал или сделал, а у тебя в руке уже самый ее хвостик… Антон, как ты думаешь, у нас получится?
– Что?
– Лес спасти, город. Получится убедить таких, как Бирюков, что Земля – она для всех?
Антон поднял руку, поправил съехавшую с Угошиного плеча ручку сумки, улыбнулся, глядя в зеленые, широко раскрытые глаза.
– Убедить? Нет, не думаю… Заставить, предложить более выгодный вариант – да, это получится.
– Но почему так, Антон, почему?
– Да потому, что в их компьютерах, – он постучал себя по голове, – нет такого блока, который был бы ответственным за совесть. Даже крошечного нет. Им, Светка, нечем понять, что это такое. А знаешь, что у них вместо совести?
– Нет… – Глаза Угоши распахнулись еще шире. – Не знаю…
– У них в голове стоит автомат по подсчету денег!