В. ПОЗНЕР: Я — могу. И поэтому меня не любят ни слева, ни справа. Но это вопрос другой. Я сейчас пытаюсь понять, кто такая Тина Канделаки на самом деле. В этом и смысл вопроса.
Т. КАНДЕЛАКИ: Да. Так я отвечаю… Выступая перед Медведевым во время встречи с большим правительством, я предложила: «Давайте создадим концепцию российского образования…» Почему я к этому еще неоднократно буду возвращаться? Кто заказчик сегодняшнего образования? Пятьдесят процентов студентов, заканчивающих высшие учебные заведения, не работают по специальности. 2,3 триллиона (я сейчас боюсь перепутать цифру) вложены в российское образование. Результат? Вы знаете, чему дети учатся в школе? Вы уверены, что они, заканчивая школу, поступая в высшие учебные заведения, получат гарантированно работу? Где эти 25 миллионов мест, о которых говорит Владимир Владимирович? В Ростехнологиях работает 900 тысяч человек. Каждый год Ростехнологии могут создавать 10 тысяч рабочих мест. Что это за рабочие места? Как нам сделать, чтобы эти рабочие места и наши студенты как-то связались друг с другом? Чтобы заказчик сформулировал, что ему надо от российского образования. Это самая главная задача, которая будет являться основой образовательной революции. Не случится этого — можем ходить на Поклонную, можем ходить на Болотную, но ничего не изменится. Во всяком случае глобально… Когда вы профессионал высшего уровня и понимаете, что за вас борются, вы не станете слушать своего начальника, который мелко выслуживается и говорит вам: «А сходи-ка ты, пожалуйста, на митинг и отметься», потому что вы уверены в своем уровне профессионализма. Давайте скажем людям правду. В советской системе образование работало на плановую экономику. Вы заканчивали высшее учебное заведение, и вас распределяли. В советской системе образования было понятно, куда вы пойдете дальше. А сейчас мы разве говорим нашим студентам, что ничего им не гарантируем? Мы говорим им, что конкуренция будет очень высока? Вы посмотрите на рынок (я людей на работу беру) — он перегрет. Профессионалов мало, за них идет борьба.
В. ПОЗНЕР: Наверное, так всюду? Возможно, так и должно быть? Мы же говорим о том, что необходима конкуренция. Вот вам симпатичен Прохоров как будто бы — вы как-то высказывались на эту тему. Он говорит: главное, чего нет в России, — это как раз конкуренция. Это главная проблема, с его точки зрения…
Т. КАНДЕЛАКИ: Упоминая Михаила Дмитриевича, не надо забывать, что он бизнесмен. В каждом бизнесе что основное? Прибыль. Но мы говорим о государстве и о президенте, и мы ведь не будем строить наше государство, исходя из стремления к максимальной прибыли? Мы должны думать о благополучии наших граждан.
В. ПОЗНЕР: Это все справедливо. Я говорил о том, что без конкуренции, очевидно, этот строй существовать не может. Вот коммунистический строй не имел конкуренции и провалился по самые, как говорится, помидоры… Я хочу вам пару вопросов задать про телевидение. Вы как-то сказали, что нынешние ведущие — это прокладка между рекламными блоками. Ругать телевидение вообще сейчас модно, только ленивый этим не занимается. Где были бы вы, Тина Канделаки, без телевидения сегодня?
Т. КАНДЕЛАКИ: Эта цитата вырвана из контекста. Я рассказывала о том, как устроилась на первую свою работу в Москве, на телеканал BIZ-TV, и Лена Зименко тогда вызвала меня в кабинет и сказала: «Запомни, ведущий — это прокладка между клипами». И она была абсолютно права на тот момент. Ведущий — это такая профессия, которая вводит в глубочайшее заблуждение людей не особо профессиональных, просто умеющих говорить. Им в какой-то момент начинает чудиться, что они оказывают влияние на умы. И меня это отрезвило тогда, я по сей день не уверена в том, надо ли мне вообще показываться по телевизору. Я каждый раз думаю об этом.
В. ПОЗНЕР: Недавно вы заметили, что доступ к массовому эфиру был закрыт для многих людей и, как следствие, идей. Кто виноват в этом?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я вам уже сказала: все мы. Кремль не является чем-то отдельным, мы все — участники общего информационного процесса. Меня всегда поражает, почему на «Эхе Москвы» делают то, чего не делают нигде?
В. ПОЗНЕР: Потому что это позволено.
Т. КАНДЕЛАКИ: Нет. Потому что Венедиктов…
В. ПОЗНЕР: Уверяю вас, потому что это позволено.
Т. КАНДЕЛАКИ: Я считаю, что нет такого правила отдельно для «Эха Москвы». Есть Венедиктов, который каждый раз идет и говорит.
В. ПОЗНЕР: Есть отдельное правило для «Эха Москвы», отдельное правило для «Новой газеты», отдельное правило для «The New Times». Потому что у них маленькая аудитория. Как только формируется большая аудитория, меняются и правила.
Т. КАНДЕЛАКИ: Хорошо. Так давайте скажем правду: у нас мало каналов, у нас нет конкуренции. Ларри Кинг всегда говорил: «Моя точка зрения — это точка зрения Теда Тернера».
В. ПОЗНЕР: А кстати — насчет каналов. Я не верю слухам, но кто-то мне говорил, будто президент Медведев настойчиво предлагает создать общественное телевидение и, возможно, вы будете его возглавлять.
Т. КАНДЕЛАКИ: Я думала, вы спросите о том, планирую ли я стать министром образования.
В. ПОЗНЕР: Нет. Путин уже на это ответил… Как вообще вы относитесь к созданию общественного телевидения, которое не зависело бы ни от власти, ни от рекламы?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я хочу в ближайшее время создать свой канал в Интернете.
В. ПОЗНЕР: Свой канал не может быть общественным.
Т. КАНДЕЛАКИ: Да. Я вам объясню. У нас уже было общественное телевидение, и чтобы ответить вам компетентно, мне надо поговорить со всеми людьми, в том числе и с вами, дабы понять, почему эта идея провалилась тогда…
В. ПОЗНЕР: Потому что ее не хотели. И не хотели на самом верху. В нашей стране политическая воля имеет колоссальное значение.
Т. КАНДЕЛАКИ: Весь вопрос в том, смогут ли сделать качественное телевидение?
В. ПОЗНЕР: Это неизвестно… Сейчас Марсель Пруст задаст вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать на них очень жестко, коротко. Каково ваше главное достижение?
Т. КАНДЕЛАКИ: Мои дети.
В. ПОЗНЕР: Когда вы были более всего счастливы?
Т. КАНДЕЛАКИ: В минувший Новый год.
В. ПОЗНЕР: Если бы вы могли изменить в себе что-то одно, что вы изменили бы?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я верующая и считаю, что если Господь задумал меня такой, то ничего менять не нужно.
В. ПОЗНЕР: Где вы больше всего хотите жить?
Т. КАНДЕЛАКИ: В России.
В. ПОЗНЕР: Из того, что принадлежит вам, чем вы более всего дорожите?
Т. КАНДЕЛАКИ: Ну конечно, я дорожу своими близкими — это мама и дети, у меня больше никого нет.
В. ПОЗНЕР: Какое ваше любимое занятие?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я буду выглядеть в глазах Марселя Пруста и в ваших бесконечно грузинской женщиной, но вынуждена сказать: я больше всего люблю проводить время со своей семьей.
В. ПОЗНЕР: Какова ваша главная черта, на ваш взгляд?
Т. КАНДЕЛАКИ: Любопытство. Оно мне и мешает, и помогает, это и моя сила, и моя слабость. Я всегда хочу узнать что-то новое, не могу остановиться.
В. ПОЗНЕР: Какой литературный герой вам ближе всего?
Т. КАНДЕЛАКИ: Дата Туташхиа.
В. ПОЗНЕР: О чем вы более всего сожалеете?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я сожалею о том, что моего папы нет сейчас со мной.
В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед богом, что вы ему скажете?
Т. КАНДЕЛАКИ: (говорит по-грузински)
ТИНА КАНДЕЛАКИ 06.02.12Интервью наделало много шума, главным образом из-за платья, в которое была одета — а некоторые сострили бы, раздета — Тина. Ярко-красное, плотно облегающее ее фигуру, глубокое декольте, подчеркивающее ее высокую грудь, — все это стало предметом горячего обсуждения и осуждения.
— Она решила соблазнить Познера, — говорили, — и она лажанулась, ей надо было прийти в чем-то скромном, без такого макияжа, она ошиблась адресом…
Вовсе не ошиблась Тина. Она совершенно точно знала, как возбудятся из-за ее внешнего вида, она на это рассчитывала. Чем больше я разговаривал с ней, тем яснее становилось, что эта женщина ничего не делает просто так, ничего не говорит просто так, что все у нее взвешено, все продумано, застать ее врасплох практически невозможно.
В. ПОЗНЕР: Какой литературный герой вам ближе всего?
Т. КАНДЕЛАКИ: Дата Туташхиа.
В. ПОЗНЕР: О чем вы более всего сожалеете?
Т. КАНДЕЛАКИ: Я сожалею о том, что моего папы нет сейчас со мной.
В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед богом, что вы ему скажете?
Т. КАНДЕЛАКИ: (говорит по-грузински)
ТИНА КАНДЕЛАКИ 06.02.12Интервью наделало много шума, главным образом из-за платья, в которое была одета — а некоторые сострили бы, раздета — Тина. Ярко-красное, плотно облегающее ее фигуру, глубокое декольте, подчеркивающее ее высокую грудь, — все это стало предметом горячего обсуждения и осуждения.
— Она решила соблазнить Познера, — говорили, — и она лажанулась, ей надо было прийти в чем-то скромном, без такого макияжа, она ошиблась адресом…
Вовсе не ошиблась Тина. Она совершенно точно знала, как возбудятся из-за ее внешнего вида, она на это рассчитывала. Чем больше я разговаривал с ней, тем яснее становилось, что эта женщина ничего не делает просто так, ничего не говорит просто так, что все у нее взвешено, все продумано, застать ее врасплох практически невозможно.
Пожалуй, среди всех моих гостей не было ни одного, который бы с таким жаром, с таким напором отвечал почти на все вопросы… не отвечая. Там, где можно было отвечать прямо, но при этом вызвать сочувствие и симпатию (например, в вопросе о том, почему она мечтает иметь свой личный самолет, отношение к маме, значение мамы), Тина «открывалась». Но там, где надо было обозначить свою пропутинскую, провластную позицию, она уходила от ответа, причем делала это блестяще (вопрос об участии в двух митингах, вопрос о своем отношении к этим митингам, вопрос о «Единой России», вопрос о Путине — «Вы хотите понравиться Путину?», говоря много, убежденно, выразительно, но когда оседало облако ее словесного фонтана, не обнаруживалось там… ни-че-го.
В какой-то момент я представил ее комсомольским лидером — думаю, она справлялась бы с этой ролью легко и абсолютно успешно. Красота (а она красива), помноженная на ум (а она умна), помноженный на абюсолютное отсутствие каких-либо убеждений, кроме одного — убеждения в необходимости добиться своего для себя и своих близких, — это мощная сила.
Многие смеялись над Тиной после этой программы — и совершенно напрасно. Потому что на самом деле это она смеялась над ними, это она сыграла для публики роль в пьесе «Тина Канделаки дает интервью Владимиру Познеру», и сыграла безупречно… почти.
Удалось все. И дебют, и миттельшпиль, а вот в самом конце партии она просчиталась. Ответ на вопрос «Что вы скажете, оказавшись перед богом», был давно ею придуман, не было в нем и намека на спонтанность. Ответ — необычайно длинный — был дан на грузинском языке, и был дан предельно выразительно, с оттенком трагедийности. Расчет заключался в том, что я обязательно попрошу ее перевести сказанное на русский. Но я не попросил. Я просто сказал: «Это была Тина Канделаки». Отчасти жаль, любопытно же, какую очередной ход придумала эта нетривиальная женщина. Потом, задаваясь вопросом, почему я всё же не попросил ее о переводе — ведь это произошло совершенно спонтанно, я понял — мне хотелось, чтобы мой последний ход был для нее неожиданным.
Так и получилось.
Дмитрий Смирнов 19 марта 2012 года
В. ПОЗНЕР: Глава Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Дмитрий Смирнов. Здравствуйте, Дмитрий Николаевич.
Д. СМИРНОВ: Здравствуйте, Владимир Владимирович.
В. ПОЗНЕР: Спасибо, что вы пришли. Давайте я задам принципиальный вопрос. Вы, отвечая на мои вопросы, будете говорить от своего имени или же от имени Церкви?
Д. СМИРНОВ: Только от своего.
В. ПОЗНЕР: И может ли ваше мнение быть другим, нежели мнение Церкви?
Д. СМИРНОВ: Тут все-таки вопросы, насколько я понимаю, частного порядка.
В. ПОЗНЕР: Как получится. От имени Церкви выступает только Собор, Синод и святейший Патриарх. Но в принципе, можете ли вы как священник Русской православной церкви высказать мнение, которое, предположим, не соответствует взглядам той же самой Церкви, или нет?
Д. СМИРНОВ: А я думаю, у меня таких нет.
В. ПОЗНЕР: Отлично. Я хочу начать с наиболее свежего — со скандала с феминистской панк-группой «Pussy Riot». Вы сказали следующее по поводу этой группы: «Есть определенный сорт людей, одержимый определенным духом тьмы, и они не могут ничего с этим поделать, поэтому идут на такие заведомо омерзительные акции. Тем самым они выражают то, что происходит у них в голове и в душе». Вопрос у меня такой. Если они ничего с собой сделать не могут, то, в общем, их и нельзя наказывать по закону. А все-таки их наказывают, причем по уголовному закону. Этого требовал ваш коллега господин Чаплин. Вы как относитесь к этому? Они заслуживают уголовного наказания, учитывая, как вы говорите, что они такие?
Д. СМИРНОВ: Дело в том, что у нас в нашей пенитенциарной системе содержится примерно 900 тысяч человек. Из них примерно треть ничего с собой сделать не могут. Но они по закону вменяемые люди. Что значит «вменяемые»? Им можно вменить. Поэтому эти молодые дамы — они, конечно, одержимые, но они вменяемые.
В. ПОЗНЕР: То есть вы, в принципе, поддерживаете идею уголовного наказания этих дам?
Д. СМИРНОВ: Я — не юрист.
В. ПОЗНЕР: Я понимаю. Чаплин ведь тоже не юрист.
Д. СМИРНОВ: Я придерживаюсь мнения, что это дело, которое, они давно уже практикуют (потому что я посмотрел в Интернете — Зоологический музей), нужно прекратить. Потому что такие фокусы, которые были характерны для Рима времен упадка, способствуют этому упадку. Поэтому в силу того, что они ничего не могут с собой сделать, нужно им в этом помочь. Нужно их ограничить в их деятельности. И всем тем, которые одержимы подобными недугами. И я думаю, что это было бы полезно для народа.
В. ПОЗНЕР: Уголовные наказания? Потому что есть административные. Есть серьезный штраф, например. Тут очень важно определиться, потому что многие юристы говорят, что хотя их, конечно, надо наказать, но никак по уголовному это дело не проходит. Другие считают, что проходит. Ваше мнение в этом смысле меня интересует. Никто не спорит, что надо наказывать — это очевидно.
Д. СМИРНОВ: Понимаете, если бы удалось с ними как-то побеседовать и убедиться, что административного достаточно, то я бы был удовлетворен.
В. ПОЗНЕР: Вы не пытались с ними побеседовать, кстати?
Д. СМИРНОВ: Упаси бог.
В. ПОЗНЕР: Еще один вопрос. Это касается недавно принятого законодательным собранием Санкт-Петербурга закона, подписанного губернатором Санкт-Петербурга господином Полтавченко, согласно которому штрафуется на разные суммы пропаганда гомосексуализма и также педофилии среди подростков. Во-первых, давайте договоримся, что никакой связи между гомосексуализмом и педофилией нет. Педофилия — они и девочки, и мальчики, у них здесь нет однополой какой-то вещи. Гомосексуализм, несомненно, существует. Согласно научным данным (я — биолог по образованию, интересовался этим), где-то от 2 до 13 % населения Земли рождаются с этим. Они такие, тут некоторые генные изменения у малой части населения. Вообще этот закон, на ваш взгляд, правильный? Я не очень понимаю, что такое пропаганда. Ходить с флагами или что? Но вообще этот закон вам кажется правильным?
Д. СМИРНОВ: Безусловно, правильный. И, на мой вкус, я бы его расширил до закона федерального.
В. ПОЗНЕР: Понятно. Для всей нашей дальнейшей беседы. Я вообще интересуюсь религией давно. Хоть я и крещеный католик, но не верующий. Читал Библию несколько раз, взад и поперек, потому что это совершенно замечательное произведение и важнейшее для человека, чтобы понять искусство, и многое другое. В меньшей степени понимаю Коран, но все-таки читал его.
Поэтому имейте в виду, что вы имеете дело с человеком, который хоть как-то, не на вашем уровне, разумеется, но начитан в этом вопросе. Ветхий Завет, как вы, конечно, знаете, но многие православные не знают, это на самом деле еврейская Библия, Танах, и там масса крови и уничтожения целых народов во имя неправильной веры. А Новый Завет, Евангелие — это учение Христа, который, кстати, был евреем, о чем тоже далеко не все знают, — призывает к любви, к пониманию, к прощению. То есть это совсем другой взгляд на жизнь, который евреями не принимается, не признается. Значит, терпение, доброта, прощение. Когда я читаю ваши высказывания, мне кажется иногда, что не очень-то вы склонны к этому. Например, вы говорите: «Если человек говорит, что он неверующий, это свидетельствует о том, что его душа заполнена грехом. Нет нерелигиозных людей, кроме психически больных». Значит, перед вами сидит психически больной, и к тому же душевнобольной. Вообще говоря, это оскорбление в мой адрес. И, во-вторых, вы считаете возможным так разговаривать с людьми? Я вам говорю: да, я — не верующий, я — атеист. И что, это сразу меня отбрасывает вот в эту странную группу людей, с вашей точки зрения?