– Договаривай.
– Он ни слова не спросил о тебе.
– Ни слова? – С надеждой.
– Ни слова. – Понуро и удрученно.
– Это же замечательно!
– Я всегда знала, что ты ненормальная!
Сестра швыряет трубку, а Андреа улыбается. Она, как никогда, уверена в здравости своего рассудка. Марат гордый, поэтому и не спросил. А не спросил, потому что ему не все равно. Я тоже люблю тебя, Марат!
– Вот. – Секретарь начальника Лидочка протягивает Андреа приглашения в демонстрационные залы двух французских фабрик. – С тех пор, как мы начали осваивать новые рынки, – сокрушенно жалуется девушка, – меня годами не бывает дома.
– Что ты жалуешься? Полмира с шефом объездила за полгода. Раньше только Испанию и видела.
– Я устала.
– А куда ехать-то?
– В Лион.
– Хочешь, я поеду?
– Ты?! Ты же всегда отказывалась.
– А теперь передумала.
Как знать, может, на одной из афишных тумб площади Беллькур ее тоже подстерегают слова «дирижер М. Айданкулов»?
– Как тебе Лион? – со знанием дела спрашивает Зоя. – Я там еще не была.
– Город как город.
– Что там интересного?
Афишные тумбы пестрят не теми фамилиями.
– Ничего.
– Ну, что-то там все-таки происходит? – Зоя растеряна. Обычно Андреа всегда оживляется, если речь заходит о памятниках архитектуры, музеях, достопримечательностях.
– Ничего особенного. Осень.
Осень лишь только осушила бокалы, поднятые в честь долгожданной победы над «бабьим летом», а зима уже наступает ночными заморозками. Первый снег выпадает, как всегда, неожиданно. Город просыпается, начинает суетиться, спешить, готовиться к новогодней лихорадке. Андреа живет в привычном для себя графике: работа, уроки с Сережей, заботы об Эрфане, встречи с подругами, воспоминания, воспоминания, воспоминания…
Раз в месяц расклейщики афиш меняют анонсы. На стенде, что на автобусной остановке возле работы, обычно рекламируют спортивные состязания и рок-концерты. Но сегодня там другой плакат. Андреа с волнением перечитывает: «Пако де Лусия и его секстет». На афише знакомый профиль, обнимающий гитару, смотрит на танцующую свою драму андалуску. Андреа не может оторваться от плаката, пропускает маршрутку.
– Я тоже хотела быть такой, – тихо раздается сзади.
Андреа оборачивается. Девочка не сводит взгляда с танцовщицы фламенко.
– Наташа! Где ты была? Почему не приходила? Я так ждала тебя!
Из-под надвинутой на лоб шапки Андреа сверлят колючие, недоверчивые глаза.
– А я, знаешь, переборола свой страх.
Взгляд немного теплеет, и уже через несколько молчаливых секунд черные раскосые бусинки буквально обрушивают на женщину жгучие искры надежды.
– А меня научите?
– Постараюсь.
– Как вас зовут?
И к юной балерине устремляется колокольное, звенящее колоратурное сопрано:
– Андреа.
Часть третья
1
«Герцогиня Альба небрежно держала драгоценный веер, почти закрытый и опущенный вниз… Она продолжала говорить и гладить собаку, когда правой рукой подняла веер, развернула его до конца так, что стал виден рисунок – кавалер, поющий под балконом, – снова закрыла и снова открыла». Вот так изящно Каэтана притворилась побежденной, а затем быстро и дерзко сообщила о том, что покорить ее невозможно.
Андреа откладывает роман Фейхтвангера. Удачный пример, но поймет ли его одиннадцатилетняя девочка? Андреа хочет помочь рукам юной танцовщицы, научить их разговаривать без уроков пластики. Пока получается плохо. Все, что понимает Андреа во фламенко, – музыка, танец она только чувствует, видит со стороны.
За последние две недели они с Наташей посмотрели фильм Сауры[51] пять раз, дважды ходили на выступления музыкальных коллективов, где рассматривали в бинокль неуловимые движения кистей рук, трижды посещали специализированные магазины, где накупили целый ворох кастаньет и пышных юбок.
Андреа ставит диск с фламенко и усаживается в кресло. Девочка подхватывает широкую юбку левой рукой и, выставляя вперед носки новых сапатеадо, начинает набирать темп, не переставая постукивать правой ладошкой накрученными на пальцы кастаньетами. Черно-красные фалды извиваются в бешеном ритме, на мгновение приоткрывая детские острые коленки и тут же опутывая их тяжелыми шелковыми оборками. Пурпурная гвоздика, закрепленная в распущенных волосах, медленно сползает к правому уху. Напряженные, сосредоточенные глаза улавливают ее движение, становятся растерянными и менее выразительными. Рука с зажатой кастаньетой испуганно мечется в такт музыке. Движения у девочки точные, четкие, ритмичные, но непродуманные. Бесхарактерные, бессудебные, немые.
– Ну как? – Наташа останавливается вслед за гитаристом, отпускает юбку, усаживается на пол, скрещивает ноги и, водрузив себе на колени Эрфана, с надеждой смотрит на Андреа.
– Не то, – вздыхает строгий судья.
Девочка поглаживает котенка и старательно делает вид, что отсутствие похвалы ее не волнует.
Андреа молчит, думает, вспоминает все, что когда-либо слышала о фламенко. Ребенок не выдерживает.
– Что же делать?
– Искать себя.
Прошло пятнадцать дней с момента их встречи у афиши с именем Пако. Там, у плаката, Андреа выложила малышке практически все, что случилось с ней за последние десять лет: рассказала про побег из дома, про жизнь с мужем, про его смерть, про игру на гитаре… Наташа уяснила главное: перед ней настоящая испанка, которая хочет и может помочь ей, которая привыкла существовать в ритме фламенко, забирая и отдавая все без остатка, которая, однажды выпав из привычного звучания, отчаянно хочет вернуться.
– Вы играете мою музыку? А мне сыграете?
– Только тогда, когда ты сможешь достойно аккомпанировать ей. Как только ты превратишься в настоящую андалусийскую деву, я возьму в руки гитару.
Это откровенный шантаж, но Наташа, несмотря на свой юный возраст, прекрасно помнит Андреа, стоявшую у окна танцевального зала, и понимает, зачем она приходила туда. Женщина смотрела на нее, питалась ее энергией, разговаривала с бабушкой, переживала, искала, нашла. Или это Наташа нашла ее? Нашла, чтобы встряхнуть, возвратить туда, где она должна быть, вдохнуть в рыжекудрую испанку новую жизнь? Вызов принят – и девочка протягивает руку Андреа.
Теперь все вечера заняты: дважды в неделю Андреа по-прежнему оттачивает аккорды, радуясь успеху своего гитариста.
– Сыграешь в следующий раз этот кусок безошибочно, я тебе кое-что подарю.
– Что?
– Не скажу. Работай.
В любом случае подарит. В тумбочке давно лежит билет на концерт Пако.
– Держи. Это то, что действительно называется музыкой.
Сережа прячет бесценный приз в карман и, спохватившись, спрашивает:
– А вы?
– Я не пойду. Не могу.
– Не можете? – Сереже сложно поверить. Билет недешевый. Вдруг Андреа лишает себя удовольствия ради ученика?
– Не могу, правда. Концерт в среду, а в среду я не могу.
По средам, как, впрочем, по понедельникам и пятницам, Андреа пытается найти себя в хореографии. Наташа приходит к ней, к себе не приглашает.
– Я сказала бабушке, что хожу в школу на факультатив. Занимаюсь испанским.
– Por que?[52]
– Потому что, – тут же понимает ребенок, – если скажу правду, она разволнуется.
– Мы можем заниматься у тебя.
– У нас места мало. У меня комната всего двенадцать метров, а в центре бабушкиной – обеденный стол, и еще у нас Мила.
– Мила?
– Да. Собака. – Наташа удивленно рассматривает улетевшую куда-то Андреа. – О чем вы думаете?
– Я думаю, надо познакомиться с твоей бабушкой, и у нее не будет поводов для волнений. И еще: говори мне «ты».
– Я тебя попозже с ней познакомлю. Давай устроим ей сюрприз. Пожалуйста! – тянет Наташа с детским кокетством, преданно заглядывая в глаза.
– Ладно. Придется тебя еще и испанскому научить. Чтобы хоть как-то оправдать вранье.
Андреа беспрерывно думает о том, как помочь девочке соединить неуемные, отточенные, поразительные движения ног с хаотичным, неуклюжим бегом рук: заставляет ее читать статьи, водит на представления, показывает кино. Безрезультатно. Андреа расстроена, подавлена, Наташа доверчива и оптимистична. Ждет наставлений и четкого указания, где и как искать. Поднимается с пола, сворачивается с Эрфаном клубочком на диване и хитро спрашивает:
– Расскажи, как мне найти себя? – Спрашивает не потому, что хочет услышать мгновенный, точный ответ, а для того, чтобы ей поведали что-нибудь интересное. Андреа столько всего знает.
«Если бы я только знала», – думает про себя Андреа, а вслух произносит:
– Хитрюга! Ладно, слушай. Эту историю рассказывают про великого физика-экспериментатора прошлого века Петра Леонидовича Капицу. И относится она ко времени, когда он жил и работал в Европе, в лаборатории у ученого Резерфорда.
Владелец одной фабрики был чрезвычайно обеспокоен. Паровой генератор, который обеспечивал светом и энергией весь его завод, сильно вибрировал. Это очень сложная проблема, общего решения которой не существует и сейчас. Множество экспертов пытались починить его, но все их попытки были безуспешны.
– Время – деньги, – повторял себе владелец фабрики, подсчитывая убытки из-за потерянной продукции, – время – деньги.
В этот момент человек в голубом комбинезоне заглянул к нему в контору.
– Я могу починить ваш котел, сэр, – сказал он.
Фабрикант был не впечатлен.
– Я приглашал лучших из лучших специалистов, чтобы они починили паровой котел, но никто из них не смог помочь мне. Посмотрите на себя, у вас только маленькая сумка с инструментами, да и инструментов в ней не так много, если я не ошибаюсь.
– Совершенно верно, сэр. Я взял только те инструменты, которые пригодятся мне для выполнения этой работы. Так вы позволите уладить вашу проблему?
Рабочий не произвел впечатления на фабриканта, но, поскольку терять ему было уже нечего, он повел его в помещение, где находился котел. В центре комнаты стоял сам котел. От него во всех направлениях тянулось огромное количество труб, сообщающихся с каждым помещением завода.
Покровительственным тоном фабрикант пригласил работника приступать к делу. Спокойно и без суеты человек в голубом комбинезоне вынул из своей сумки один инструмент, маленький резиновый молоток.
Аккуратно и методично он начал простукивать различные участки машины, внимательно прислушиваясь к звукам, которые издавала металлическая поверхность. За десять минут он простучал датчики давления, термостаты, подшипники и соединения, где, как он предполагал, находится повреждение. Наконец он вернулся к своей сумке с инструментами, положил на место маленький молоточек и выбрал большой молоток.
Он подошел к одному из коленчатых соединений в одной из секций труб и нанес несильный удар молотком. Эффект был мгновенным. Что-то сдвинулось, и паровой генератор перестал вибрировать.
Фабрикант был восхищен:
– Изумительно! Изумительно! Пришлите мне счет. Удвойте ваши расценки.
– В этом нет необходимости, сэр, – ответил работник.
Когда несколько дней спустя фабрикант получил счет, он был ошеломлен. Сумма намного превышала его ожидания. Десять тысяч фунтов стерлингов! Большие деньги по тем временам. Несмотря на то, что он заплатил намного больше тем экспертам, которые пытались исправить поломку, но потерпели неудачу, он знал, что они провели там несколько дней. И они были представителями компаний с отличной репутацией! А этот странный человек провел там всего десять минут.
Фабрикант дал секретарше поручение, чтобы она отослала ему запрос с просьбой подробно расписать стоимость оказанных услуг.
Вскоре с почты пришел ответ.
«За десять минут простукивания – один фунт.
За знание того, куда нужно ударить, – девять тысяч девятьсот девяносто девять фунтов.
Итого: десять тысяч фунтов».
– И что это значит? – не понимает Наташа.
– Это значит, что нам с тобой необходимо понять, где критическая точка твоего котла и куда нужно ударить, чтобы руки начали наконец работать!
– И как это сделать? – разочарованно спрашивает ребенок.
– Не знаю, – честно отвечает Андреа и, увидев, как расстроенная Наташа отвернулась и уткнулась лицом в диванные подушки, спешит добавить:
– Но я обязательно что-нибудь придумаю.
…Ваши стихи прошли экспертную группу. В редакции обещали дать ответ через месяц. Так что ждите подарок к Новому году…
Андреа пишет обнадеживающее послание, но мысли ее далеко, и в конце она неожиданно спрашивает:
…Движения испанской танцовщицы фламенко. Что это?..
Ответ поражает своей точностью. Как же она сама не додумалась?!
«Держа мулету, будто знамя, и медленно помахивая шпагой, Гальярдо неспешно двинулся навстречу быку… Он медленно развернул мулету, расправил ее и сделал еще несколько шагов. Гальярдо нетерпеливо топнул ногой по песку, вызывая животное к нападению». Угадайте, на что похожи движения тореро? Разве коррида – это не танец? Подумайте, Андреа. Я раскрою карты в следующем письме, хотя уверен, Вы найдете ответ гораздо раньше…
Конечно, найдет. Андреа бежит к книжным полкам, вытаскивает нужный томик Фейхтвангера, шелестит страницами и несколько раз перечитывает отрывок: «Герцогиня Альба небрежно держала драгоценный веер, почти закрытый и опущенный вниз… Она продолжала говорить и гладить собаку, когда правой рукой подняла веер, развернула его до конца, так что стал виден рисунок – кавалер, поющий под балконом, – снова закрыла и снова открыла».
Как же она раньше не догадалась?
– Нам нужен веер.
– Веер? – напрягается девочка. – Ты же знаешь, со мной заговорили про пластику рук именно после того, как я взяла в руки этот злосчастный веер.
– Веер прекрасный, а ты злишься, потому что не умеешь разговаривать на его языке.
Андреа цитирует разгадку, присланную поэтом.
– В общем, надо купить веер.
– Не надо, у меня есть. Целых два. Я принесу.
2
– Я принесу, – кивает Зоя. – Померишь. А зачем тебе шуба?
– Странный вопрос. Носить.
– Ты же всегда говорила, что тебе в пуховике удобнее и зверушек жалко.
– Короче, даешь шубу? Мне всего на неделю.
– А почему только на неделю?
– Боюсь замерзнуть.
– Но в Москве – плюс десять!
– А в Иркутске – минус двадцать.
В Иркутске даже холоднее, чем предполагала Андреа. Под Зоиным песцом – свитер и пуховый платок, но ледяной северный ветер давно привык пробираться под одежду, расставлять на задубевшем кожном плацу войско мурашек, щипать густо намазанные жирным кремом щеки, покрывать брови хрупкими полосками инея и оставлять на ресницах замерзшие и выступившие от постоянного сопротивления быстро летящему потоку воздуха капельки влаги. Андреа успевает замерзнуть за те несколько минут, что таксист тратит на борьбу с заевшей крышкой багажника. Наконец, он извлекает весь нехитрый скарб столичной пассажирки, и женщина, водрузив на пушистое, дорогущее меховое плечо небольшую спортивную сумку китайского производителя, исчезает за скрипучей дверью дешевого отеля.
Маленькая гостиница советского типа с еле теплыми батареями, холодная кафельная ниша с дырчатым ржавым отверстием вместо душевой кабины и с капающей из кранов холодной водой – все, что может позволить себе Андреа. Билет на самолет съел пятую часть ее относительно неплохой зарплаты. Кроме того, бессчетное количество тысяч она уже оставила в Москве в специализированных магазинах, где покупала одежду, диски, учебную литературу по фламенко для девочки; медиаторы, плексы, новые струны и песенники для мальчика; шлейки, ботиночки, шубку и пищащую мышку для котика. Ну, а пять давно отложенных зеленых иностранных бумажек с портретом Франклина осели в кармане участкового за справку о том, что Андреа состоит в гражданском браке с Бельским Николаем Антоновичем, данные которого она не без помощи директора издательства выклянчила в газете. Столько же банкнот и «рекомендательное» письмо от главного редактора Андреа привезла с собой для начальника колонии. Так что здесь, в Иркутске, Андреа ничего особенного позволить себе не может. Ей еще нужно купить сигареты, стандартный набор разрешенных продуктов для передачи, несколько пачек хорошей бумаги и пару наборов шариковых ручек.
Длинный перелет, непривычный мороз и неутоленный голод делают свое дело. Андреа засыпает в сырой кровати, завернувшись в свою пуховую шаль и высунув из-под когда-то шерстяного гостиничного одеяла кончик моментально покрасневшего носа.
Ночью ее будит беспокойный шум с улицы. Женские крики, детский плач, мужская ругань свободно проникают в оконные щели вместе с порывами ветра. Андреа открывает глаза, и ей кажется, что кровать куда-то плывет под скрипучее качание старой люстры и позвякивание мутного графина на журнальном столике. Через несколько секунд воображаемый корабль пришвартовывается, дребезжание предметов в комнате прекращается. Не вполне проснувшись, Андреа медленно движется к окну, опирается на подоконник, выглядывает. На улице полно народу, многие босиком, женщины держат на руках укатанных в одеяла детей, старушки в накинутых наспех пальто испуганно крестятся и прижимают к себе какие-то свертки, мужики нервно курят одну сигарету за другой.
Андреа слышит стук дверей в коридоре, голоса, топот… Она не успевает не то что оценить или проанализировать, но даже спросить себя, что происходит, – и тут пол начинает качаться, подоконник выскальзывает из рук, раскрывает и тут же захлопывает свое нутро ветхий шкаф. «Землетрясение!» – мгновенно осознает она. Андреа впопыхах хватает Зойкиного песца, документы, деньги и устремляется к выходу. Она выскакивает на улицу и молча стоит в голосящей толпе. После бесконечных сообщений из Индонезии, после недавнего Сахалина ей действительно страшно. Рядом двое мужчин обстоятельно обсуждают, выдержит ли толчки только что отстроенная двенадцатиэтажка на улице Лермонтова и действительно ли разрекламированная властями новая монолитная конструкция сможет устоять при больших баллах.