– Враки! – упрямо повторил тучный господин. – А если не враки, то и у нас не лучше. Декрета не издавали, а что кругом господа офицеры делают? Стыдно сказать!
Лидочка вспыхнула и снова потупила глазки, размешивая ложечкой простывший чай.
– Оставь, Федор! – вмешалась хозяйка. – Ты всегда что-нибудь… такое скажешь!
Она неодобрительно покачала головой. Сергей неторопливо грыз сухарь и слушал, как горячо доказывал субъект с козлиной бородкой.
– Нет, нет! Я не согласен, чтобы посягали на мои убеждения, на имущество… Я не могу согласиться… Я протестую, наконец!
– Ну и протестуйте! Сколько вам хочется! Да что толку-то? Это все равно, что кричать во все горло: «Я протестую против землетрясения». У меня вон фабрика! А так-то, впустую…
Хозяйка, заметив, что спор начинает принимать острый характер, снова оборвала разговор:
– Бросьте, господа! Всегда у вас политика. С чего бы ни начали, всё на нее свернете… Лидочка, ты бы сыграла что-нибудь!
Утром, когда Сергей вышел из дому, на переполненных улицах Новороссийска сразу же заметил необычайное оживление. Все бегали, суетились и шумели больше, чем обыкновенно. На лицах было возбуждение. Сергей направился к углу, возле которого толпилась кучка прохожих. Он протискался к забору, и в глаза ему сразу бросилось огромным шрифтом кричащее «Правительственное сообщение»:
КРАСНЫЕ БАНДЫ РАЗБИТЫ НАГОЛОВУ!
ВЧЕРА, 21 ФЕВРАЛЯ, ДОБЛЕСТНЫМИ ЧАСТЯМИ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ ВЗЯТ РОСТОВ
НАСТУПЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ…
Тут же стояли два щеголеватых офицера, сразу почувствовавшие себя героями.
– Может, опять как в прошлый раз? – усомнился кто-то. – Написать написали, а взять и позабыли?
– Нет, нет! Аэроплан прилетел, скоро будут все подробности.
А один из офицеров сказал небрежно, но авторитетно:
– Теперь покатятся…
«Неужели правда! – думал, уходя, Сергей. – Что бы это значило? Почему наши отступают?»
Однако уже после обеда стало очевидно, что Ростов занят.
Контрреволюция воспрянула духом. По кафешантанам, кабачкам и подвалам тыл сегодня шумно праздновал победу.
Все разменявшие состояния на иностранную валюту ожили, расцвели и замечтали снова.
Со станции Новороссийск загудел и сорвался вперед закованный в железо отдыхавший бронепоезд «На Москву». И его трехцветный флаг впереди паровоза, развеваемый ветром, гордо колыхался.
…А вечером в тот же день, в двух верстах от города, по Сочинскому шоссе зеленые захватили отправляющийся транспорт. Частью перестреляли, частью обезоружили его многочисленную стражу.
Глава 11
Между тем Сергей собирал где мог сведения, решив при первом случае убежать к партизанам. Он ежедневно слышал о том, что их в городе полно, что их переодетые шпионы снуют повсюду по улицам и базарам, всматриваясь и вслушиваясь во все.
– Но где же они прячутся? – как-то спросил он своего собеседника.
– Далеко! – усмехнулся тот. – Видите те сопки? – И он указал на горы, возвышавшиеся недалеко за рабочим поселком. – Так я ручаюсь, что если бы вы – один, конечно, – попробовали подняться туда, то попались бы живо.
– Но почему же не принимают никаких мер? Ну, отряд бы хотя послали.
– Посылали! – И тот безнадежно махнул рукой. – Да что толку! Кругом у них шпионы. Эти, – он указал на окраины, – сами полубандиты. Покрывают, предупреждают. А по горам гоняться удовольствия мало.
Сергей возвращался домой и шел задумавшись. Вдруг он заметил, что очутился посреди большой толпы, запрудившей улицу. Взглянул – впереди солдаты стоят и никого не пропускают. Почти у каждых ворот то же.
Квартал был оцеплен командой от коменданта города. Проверяли документы.
– Всем, всем, господа, предъявлять! Никто не освобождается. Военнослужащие тоже, – услышал он чей-то громкий голос.
– Константин Николаевич! – И кто-то тронул Сергея за рукав.
Обернувшись, он увидел госпожу Красовскую.
– Как хорошо, что я вас встретила. Пойдемте вместе, а то я паспорт из дома не захватила.
«Чтоб тебе провалиться!» – мелькнуло у Сергея.
– Вы постойте тут, пожалуйста, – торопливо освобождая руку, ответил он. – Тут очередь большая, а я сейчас все устрою.
Оставив ее удивленною такой поспешностью, он скрылся. Самое лучшее в таких случаях действовать как можно спокойней и решительней. Это уже несколько раз испытывал Сергей. Заметив, что возле одного переулка толпа слишком наседает на постового солдата, он подошел, ругаясь:
– Ты что, безмозглая башка, бабой стоишь? Тебя зачем сюда поставили? Смотри, тебе скоро на шею сядут. Не подпускать к себе никого на десять шагов!..
И пока растерявшийся солдат отгонял толпу, он спокойно прошел мимо и, очутившись по ту сторону, смешался с любопытными, завернул за угол и пошел прочь.
«Ну, – думал он, очутившись далеко, – теперь ворочаться домой нельзя. Куда же теперь идти?»
И он остановился раздумывая. Поднял голову, и перед его глазами встали сопки.
«Туда!» – решил он.
У самой подошвы гор кривыми, узенькими уличками раскинулся захудалый поселок. Маленькие домики низко вросли в землю. Плохо сколоченные заборы, через которые можно было заглядывать с дороги, шатались как пьяные. А деревянные крыши многих лачужек, точно отягощенные непосильной ношей, осели серединой книзу.
Народа не было видно вовсе, все как повымерли или попрятались. Но, проходя мимо, Сергей чувствовал на себе из-за ворот и из окошек недоброжелательные взгляды. Когда Сергей миновал крайний домик, то остановился возле старого сарая. Сорвал с плеч погоны и отбросил их в сторону. Гора казалась раньше очень близкой, но прошло еще немало времени, прежде чем он добрался до ее основания и начал медленно подниматься узенькой, изгибающейся тропочкой. Земля была сыроватая и скользкая; шел он долго, поднимаясь все выше и выше. Уже смеркалось, день подходил к концу, расплывались резкие контуры, сливался в одно кустарник, и леса затемнели впереди черными массами. Сергей шел и шел. Несколько раз останавливался перевести дух, но ненадолго. Только когда добрался наконец до вершины первой горы и увидел впереди поднимающиеся новые громады, он сел, тяжело дыша, на одну из широких каменных глыб. Прислонился, охватив руками покрытый мхом, торчащий из земли обломок, и взглянул, усталый, перед собой.
Зашло солнце. Бледными огоньками зажигался город и мерцал тусклыми звездочками по земле – далеко внизу. Широкий простор убегающего моря поблескивал темными полосками чуть заметно. Было тихо. Лишь едва слышный шум, смутный и беззвучный, доносился с порывами ветра из оставленного города и замирал растаяв.
С непривычки немного кружилась голова.
Странное ощущение, не испытываемое никогда раньше, охватило Сергея.
Засмеялся громко-громко. Отголоски покатились по сторонам, удесятерив силу его голоса. И, раскатившись, пропали за темными уступами.
– Ого-го-го!.. – широко и сильно крикнул Сергей, вставая.
Каждый камень, каждая лощинка, каждая темная глубина между изгибами гор ответили ему приветливо и раскатисто: «Го-о-о-о!..»
И вздрогнул Сергей, насторожившись. Тихо, но ясно откуда-то сверху донеслось до его слуха опять:
– Оо-ооо!.. Отвечает кто-то.
Он обернулся, всматриваясь, и увидел далеко перед собой впереди вспыхнувший огонек.
Пошел, спотыкаясь, опять. Долго шел. Два раза падал, разбил коленку. Огонек то мерцал, то пропадал за деревьями; вот вынырнул близко, почти рядом. Злобно залаяла собака. Он продвинулся еще немного, вышел на покрытую кустиками лужайку и остановился, услышав впереди у забора голоса.
Разговаривали двое.
– Давно ушел? – спрашивал один.
– Давно! – ответил другой. – Давно, а не ворочается. Может, попался?!
С минуту помолчали, потом один бросил докуренную цигарку и ответил неторопливо:
– Не должно быть, не из таких! Слышал я, как кричал кто-то внизу.
«Они!» – решил Сергей. И, выступив, окликнул негромко:
– Эй! Не стрелять! Свой, ребята. Оба повскакали, лязгая затворами.
– А кто?
– Стой, стой! Не подходи, а то смажем!
– Свой! Из города к вам, в партизаны!
– К нам? – подозрительно переспросили его. – А ты один?
– Один!
– Ну, подходи.
Сергей подошел вплотную.
– Ну, пойдем, коли к нам, в хату до свету.
Вошли во двор. Яростно залаяла, бросаясь, собака. Кто-то распахнул дверь, и он вошел в светлую, чистую комнату.
– Вот, Лобачев, – проговорил один из вошедших, указывая на Горинова, – говорит, к нам пришел, в партизаны.
Сергей поднял глаза. Перед ним стоял высокий, крепкий человек в казачьих шароварах, в кубанке, но без погонов. На груди его была широкая малиново-зеленая лента со звездой и полумесяцем.
Глава 12
«Какой странный значок! – подумал в первую минуту Сергей. – Почему бы не просто красный?»
Человек куда-то торопился. Он задал ему несколько коротких вопросов: кто он, откуда и как попал сюда.
– Я из красных, попал к белым и бежал…
– К зеленым?!
– Ну да! К партизанам, – утвердительно ответил Сергей и почему-то пристально посмотрел на спрашивающего.
– А вы не коммунист? – как бы между прочим спросил тот.
И что-то странное в тоне, которым предложен был этот вопрос, почувствовалось Сергею. Он взглянул опять на ленточку, на холодно-интеллигентное лицо незнакомца и ответил, не отдавая даже себе отчета почему, отрицательно:
– Нет, не коммунист.
– Хорошо!.. Зотов, возьмешь его, значит, к себе, – проговорил он, обращаясь к одному. И добавил Сергею – Завтра я вас еще увижу, а сейчас мне некогда.
И он поспешно вышел. В комнате осталось несколько человек. Сергей сел на лавку. Несмотря на то что наконец-то он был у цели, настроение на него напало неопределенное. Все выходило не совсем так, как он себе представлял. «Глупости, – мысленно сказал он. – Чего мне надо? Право, я как-то странно веду себя. Зачем, например, соврал, что не коммунист?»
Где-то вправо в горах раздался выстрел, другой, потом затрещало несколько сразу.
– Это кто? – спросил Сергей у одного из партизан.
– А кто его знает, – довольно равнодушно ответил тот. – Должно, красные балуются, они в тех концах больше бродят.
Опять Сергей почувствовал, что чего-то не понимает. «Какие красные… с кем балуются?» Он посидел немного молча. Налил себе кружку.
Присмотревшись, на рукаве у одного он увидел все ту же яркую ленту.
– Что она означает? – спросил он.
– Разное означает. Зеленый-лес и горы, где мы хоронимся; месяц со звездой-ночь, когда мы работаем.
– А малиновый?
– А малиновый? – Собеседник удивился. – Так малиновый наш искони казачий цвет.
«Что за чертовщина!» – думал Сергей.
– Ты у красных был? – опять спросил его собеседник.
– Был.
– Ну, нам наплевать. Хуть красный, хуть кто… А не коммунист ты?
– Нет.
– И не жид?
– Да нет же. Разве не видишь?
– Оно конешно, – согласился зеленый. – По волосам видно, по разговору тоже.
Вспомнив что-то, он усмехнулся:
– А то у нас история была. Прибежал как-то жидок к нам… такая поганая харя. Ваське Жеребцову как раз попался. «Товарищи, – кричит, – свой, свой!» Ворот рубашки распорол, а там документ, что комиссар, да партийный. Радуется сдуру, в лицо бумажку сует. Повели его, оказывается, белые к расстрелу, а он и удул, сукин сын.
– Ну? – спросил Сергей, чувствуя, что холодеет. – Ну что же?
– Как взяли мы его в работу! А, комиссар, песье отродье! Жидовская башка! Нам-то ты и нужен. Живуч, как черт, был: пока башку прикладом не разбили, не подыхал никак… – И, вздохнув, добавил рассказчик: – Конешно, ошибка у него вышла. Кабы он к Сошникову либо к Семенову попал, тогда другое…
Холодный пот прошиб Сергея. Он побледнел, содрогаясь при мысли о том, как недалек он был от того, чтобы разделить участь несчастного комиссара.
– Ложись спать, – предложили ему. – А то завтра вставать рано. Домой пойдем. Днем-то мы здесь не бываем – опасно.
– Оправиться схожу, – сказал, потягиваясь, Сергей и направился к двери.
– Постой, и я с тобой. А то на дворе собаки.
«Ах ты сволочь!» – изругался про себя Сергей, заметив, что тот захватывает винтовку.
Они вышли и остановились на высоком крылечке, оправляясь. Конвойный зеленый стоял на самом краю.
Сергей со всего размаха спихнул его в сторону. Зеленый с криком полетел в грязь. А Сергей рванулся через забор и помчался к деревьям. Вслед молниями засверкали выстрелы. Завизжали пули.
Что-то огнем рвануло ему плечо, и он пошатнулся, но, стиснув зубы, пересилив боль, прыгнул куда-то в чащу, под откос, и бежал дальше.
Всю ночь плутал Сергей. Взошла луна. Шатаясь, проходил он по рощам, полянам и кустам. Попал на какой-то скат и увидал далеко-далеко огни: «Должно быть, на море». Потом спустился куда-то и побрел снова. Уже когда рассветало, услыхал отголосок далекого выстрела. Бросился туда, бежал с полчаса. Остановился, прислушался… Никого… Измученный, обливающийся потом, изнывая от боли в плече, бросился Сергей на землю и долго лежал, жадно вбирая в себя освежающий холод.
Рассвело. Ночь прошла; звезды давно погасли. Бледным, призрачным пятном смотрел с неба месяц.
Вдруг близко, почти рядом, раздался звонкий, раскатистый выстрел.
«Неужели наши?.. – подумал, вскакивая, Сергей. – Или, может быть, опять какие-нибудь зеленые, голубые, розовые? Будь они все прокляты!»
Он бросился и закричал во весь голос:
– Кто-о там?
Прислушался. Не отвечал никто… Шумел по верхушкам деревьев ветер.
– Кто-оо?.. – закричал он уже с отчаянием.
– Чего зеваешь? – раздался вдруг позади грубый голос– Кого надоть?
Обернувшись, Сергей увидел выходящих из-за кустов трех вооруженных людей. У одного из них наискосок черной папахи тянулась тряпичная ярко-красная лента.
Их было трое. Один – невысокий, крепкий, с обрывком пулеметной ленты через плечо и с красной полоской на папахе – смотрел на Сергея хмуро и внимательно.
Другой – длинный, тонкий, в старой чиновничьей фуражке. На зеленом околыше была карандашом нарисована пятиконечная звезда. Винтовку держал наготове, присматриваясь к незнакомцу. Третий, который окликнул Сергея, – коренастый, широкий, с корявым мужицким лицом, обросшим рыжеватой бородой, – смотрел на него с любопытством.
– Ты кто такой? – уставившись из-под лохматых бровей и не двигаясь с места, спросил первый.
– Вы партизаны?.. Красные?
– Куда уж больше! С головы до ног, на левую пятку только краски не хватило, – усмехнувшись, ответил второй.
– Держи язык-то… брехало, – растягивая слова, перебил третий. И спросил Сергея грубовато, но не сердито: –Ты што за человек будешь? Пошто кричал-то?
– Я красный, – ответил лихорадочно Сергей. – Я убежал из города в горы, но попал к каким-то бандитам. Ночью опять убежал. Они стреляли…
– А не врешь? – хмуро оборвал его человек с красной лентой. – Может, ты шпион или офицер? – И, впившись в него глазами, добавил жестоко: – Смотри тогда! У нас расправа короткая…
Но, должно быть, было что-то искреннее в голосе и лице Сергея. И третий укоризненно ответил за него:
– Оставь, Егор, будет тебе… Не видишь, что человек правду говорит.
От усталости, перенесенных волнений и физической боли Сергей пошатывался и еле-еле стоял на ногах.
– Верно… – проговорил он тихо. – Верно, товарищи. Я врать не буду…
– Да у него кровь! – воскликнул молчавший до сих пор длинный партизан.
Забросив винтовку за плечо, он подошел к Сергею, у которого темно-красное пятно расплылось возле плеча по серой шинели.
– Откуда это?
– Я же говорю, что в меня стреляли…
Его обступили все трое. Прежняя недоверчивость исчезла. Даже Егор сказал мягче:
– Эк тебя, брат!
– Ах ты… штоб им, окаянным, пришлось! – засуетился мужичок. – Ты, парень, дойдешь? Тут недалеко. Там перевяжем.
– Дойду.
Шли недолго, с полчаса. Длинный шел впереди и тащил обе винтовки.
– Дядя Силантий, дядя Силантий! – проговорил он, оборачиваясь к мужику. – Ребята-то на нас накинутся сейчас. Белого, подумают, поймали. Даешь, мол, к ногтю.
Дорога подходила к концу. Они вышли на полянку, повернули за гору, и на небольшой площадке под крутым скатом Сергей увидал две прикорнувшие к скату землянки. Около них стояли и сидели, греясь на солнце, несколько человек.
Пришедших окружили кучею.
– Кого привели, ребята? – спросил невысокий пожилой партизан, с наганом за поясом. По татуированным рукам Сергей угадал в нем матроса.
– Наш, – коротко ответил Егор. И изругался крепко: – Чего, дьяволы, рты-то разинули? Федька, тащи чего-нибудь. Неужели не видишь, у человека плечо прострелено! Доктор хреновский!
Землянка оказалась довольно вместительной. Посреди стояла железная печка, а по сторонам, прямо по земле, лежали охапки сухих листьев. Стола не было.
Сергею поставили какой-то обрубок, и он сел. Прибежал Федька, маленький, черный, суетливый человек. В германскую войну он служил где-то санитаром и только уже здесь, в горах, был возведен товарищами в «доктора».
Притащил сумку, все содержимое которой заключалось в бутылке йода и нескольких мотках бинтов, и приступил к делу. С Сергея стащили шинель, гимнастерку и совершенно окровавленную нижнюю рубаху.
– Отойдите от света-то, черти!
Федька отогнал всех столпившихся от маленького окошка, долго осматривал рану, потом объявил, что «пуля прошла насквозь, ниже плеча, через мякоть. Кости, кажись, не задела».